Читать книгу: «Любовь на каникулах», страница 14
Про прекрасные сны, и скупую на счастье реальность
Разлетаются две напряжённых вселенных,
И нельзя обернуться назад.
Волокут нас под локти,
как раненых пленных,
И о будущем что-то твердят.
Только мерить растущую скорость паденья,
Только смолкнуть и челюсти сжать,
Только в редком, синхронном больном сновиденьи
Нам друг другу навстречу бежать…
Ольга Горпенко
Когда это началось и что с ней стало бы, не случись этого события в её жизни, Катя подумать боялась? Кажется, теперь она по-настоящему счастлива.
Екатерина Витальевна родилась в обычной семье, где есть любящие и любимые ей папа и мама, получила приличное образование, работу хорошую нашла, замуж вышла по любви.
События, пёстрые, как павловопосадские платки, складывались потихоньку в довольно счастливую судьбу, пока она просто жила, просто любила. Неожиданно выяснилось, что ей не суждено иметь детей.
Врачи сказали, что, скорее всего это следствие перенесённой в детстве инфекции. Точнее определить было невозможно.
Екатерину Витальевну долго безуспешно лечили от бесплодия, даже прооперировали.
Тщетно.
Мало того, выяснилось, что она не сможет зачать, выносить плод и родить, даже если эмбрион введут искусственно. Причину объясняли долго, но она так ничего не поняла, потому что слушала на нервах, не могла вникнуть в суть патологии.
Катя была безутешна. Она рыдала каждый раз, когда удавалось остаться одной. Это занятие настолько её затянуло, что женщина стала искать уединения, упивалась им, получала удовольствие от меланхолии, пустоты и безмолвия.
Она мечтала о ребёнке, грезила им, выдумывала желанный образ, причём успешно.
Способность рисовать, создавать сюжеты и метафорические интерпретации чего угодно, даже в фантастическом контексте, у Екатерины Витальевны была развита с детства, но до момента одержимостью ребёнком она не часто пользовалась творческим даром. Лишь изредка брала в руки карандаш, кисти и краски, и творила.
Облик ребёнка и мысли о нём настолько завораживали, что она принялась делать наброски.
Катя рисовала девочку, даже придумала ей имя, Лариса.
Рисунки прятала от всех, в том числе от мужа.
Это была её сокровенная тайна, её личная вселенная, в которой не было места ни для кого.
С Виктором они довольно много говорили о желании и стремление иметь ребёнка. Собственно, довольно продолжительный период жизни все разговоры только к этому и сводились.
Подруги уже водили детей в школу, а они с мужем так и не смогли ни на что решиться. Собственно, выход был только один – суррогатное материнство. Катя вживую представила ситуацию, когда у неё забирают яйцеклетку, у мужа сперматозоид, где-то в лабораторной пробирке оплодотворяют, находят суррогатную мать.
В утробе совсем посторонней женщины девять месяцев живёт чужой эмбрион. Девять месяцев – время, за которое мать, которая совсем не мать, и питающийся всё это время её интимными соками зародыш, становятся единым целым.
Что у этого ребёнка, кроме генетического кода, малюсенькой клеточки, которую даже разглядеть без микроскопа невозможно, обыкновенной информации, будет от неё?
Даже кормить младенца будет чужая тётя, не говоря уже о том, что они сроднятся энергетически и духовно.
Ей стало страшно.
Вот и племянница подросла, настолько, что принесла приплод в свои шестнадцать лет.
Екатерина Витальевна уговаривала Виктора не мучиться с новомодными технологиями воспроизводства, не обманывать себя – просто усыновить… мальчика из дома малютки, к которому она сразу прикипела душой, как только увидела.
Супруг не согласился, сказал, что узнавал, что у ребёнка, скорее всего, дурная наследственность. Отец мальчика, по всей видимости (информация не точная, но дыма без огня не бывает) наркоман.
Много вариантов обсудили они за это время, но, ни до чего не договорились.
Однажды, когда отдыхали на море, Екатерина заснула под навесом на топчане. Ей отчего-то приснился страстный секс. Она так завелась, что испытывала оргазм за оргазмом, даже закричала во сне, отчего и проснулась.
На её счастье никто этого не заметил, Виктор тоже.
Остаток дня Катя только о сне и думала. К чему бы это!
Не сказать, что она была суеверна, но разве может подобное присниться случайно! Интимные отношения с мужем были стабильные, эксцессов, недостатка в эмоциях Катя не испытывала. В этом отношении им повезло, сексуальная совместимость была полной. И вдруг неожиданная страсть во сне.
Возбуждение, да какое неистовое, яростное, не прекращалось весь день. Взрывное наполнение органов малого таза кровью, а сознания насыщенным желанием немедленного слияния, заставляло напрягаться и грезить.
Что бы это могло значить!
Пришлось обескуражить мужа несвойственной её характеру просьбой, прежде чем идти на ужин, заняться сексом. Реальное совокупление, хотя на этот раз уровень страсти зашкаливал, не принесло облегчения.
Катя мечтала досмотреть сон, чтобы понять – зачем, почему, что она упустила, чего не поняла!
Когда муж заснул, она закрыла глаза и предприняла попытку напрячь эмоциональную и ассоциативную память, чтобы вызвать произошедшее во сне состояние ещё раз.
Как ни странно, войти в идентичный транс удалось довольно легко.
Страстный секс в иллюзорном пространстве продолжался бесконечно долго. Сколько именно, понять было невозможно, потому что интенсивность и насыщенность эмоций, странная для её сдержанной натуры восторженная эйфория, исключали возможность следить за временем. Видение так вымотало, так утомило, что она немедленно заснула.
Как оказалось несколько позже, сон ей тоже привиделся. При выходе из странного гипнотического состояния Катя почувствовала дурноту, сразу, как только принялась чистить зубы.
У неё так кружилась голова, что зубная щётка выпала из рук. Несмотря на потерю сознания, женщина всё слышала и видела.
Когда Екатерина Витальевна по-настоящему проснулась, трусики её были мокрыми, соски набухшие, сердце выскакивало из груди.
К чему бы всё это!
Рассказать мужу про то, что испытала и увидела, Катя не могла – стеснялась, что он может подумать. Сначала хотела разобраться сама. Что-то смутно беспокоила её в сюжете сновидения.
На пляже женщина изо всех сил старалась не заснуть, хотя ждала и хотела увидеть всё с самого начала.
Ночью, после романтического ужина в ресторане, после традиционных супружеских ласк, Катя с трудом дождалась, когда Виктор заснёт.
Галлюцинации повторились, причём более яркие и продолжительные, чем в предыдущую ночь. Появились новые детали, иные, более острые ощущения, иные, немыслимые в обычной жизни способы совокупления.
Екатерина Витальевна была уверена, что даже в иллюзии испытывала столь немыслимое блаженство исключительно с мужем. Не могла же она его спутать с другим мужчиной.
Но, отчего во сне процесс слияния был намного желаннее, приятнее и романтичнее, чем в действительности!
Она опять заснула во сне. При пробуждении её снова затошнило, даже рвало.
Что это за сны такие, в которых после лирического сюжета происходит нечто странное, неприятное. Кому захочется тошнить, мучиться рвотой, слабостью и падать в обморок?
Весь день Екатерина Витальевна думала о том, что не хочет больше видеть этот неправильный сон.
Увы, любопытство оказалось сильнее воли.
Муж, как мог, ублажал супругу, оказывал знаки внимания, он видел, чувствовал – что-то не так, как обычно, поэтому тратил без меры деньги. Секс был, как обычно, великолепный, но того, что она чувствовала во сне, не было даже близко.
Это угнетало. Разрядка после интимного общения с мужем так и не наступало. Хотелось продолжения, но Виктор этого не понял и не принял. Его энергии хватало лишь на один заход.
Екатерина Витальевна дождалась, когда муж заснёт, и пошла на улицу, оплакивать несостоявшееся счастье.
Выбор был невелик – успокоиться слезами или просмотром очередной серии эротических грёз.
Но, во сне, после страстного секса, опять придётся мучиться тошнотой. Как ни странно, после пробуждения она действительно чувствовала дурноту и недомогание.
Как не крепилась, отгоняя сновидение, как ни пыталась озадачить себя другими проблемами и интересами, романтической встречи в бессознательном состоянии избежать не удалось и на этот раз.
Обстановка встречи, интерьер, запахи, звуки – всё было прежним, но ощущения, ласки и эмоции совершенно иными. С каждой новой встречей становилось приятнее и жарче.
Дальше следовал сон, пробуждение, тошнота, рвота, боли в животе. Но, на этот раз в дополнение к прежним мучениям сильно болела грудь.
Проснувшись, Екатерина Витальевна с интересом потрогала молочные железы. Действительно больно.
Неужели, подумала она и закрыла рот. Не может быть! Врачи сказали, что это невозможно в принципе.
Но симптомы беременности невозможно ни с чем, перепутать.
Катя тайком от мужа сходила в аптеку, купила тест на беременность.
Увы, это был сон, только сон и ничего более. Тест ничего не показал.
С тех пор она смотрела новую серию захватывающего эротического триллера каждую ночь. Галлюцинация с каждым новым днём была ярче и наступала быстрее. Начиналось каждый раз с одного и того же места.
В этой альтернативной жизни, после страстной любви каждый раз следовал крепкий сон, в котором она мучилась ужасным токсикозом. Причём события не стояли на месте, они развивались в соответствие с течением настоящей беременности.
Екатерина Витальевна искала в интернете любые сведения на эту тему, посещала все, без исключения, женские форумы, посвящённые токсичной беременности и сложным родам. И рисовала, рисовала, рисовала, то, что видела и чувствовала во сне. Всё более увлечённо.
Старые рисунки она отнесла в аллею и сожгла. Это были фантазии, которым не суждено сбыться.
Теперь всё происходило почти наяву.
Екатерина Витальевна рисовала свою беременность в динамике. Изображала на рисунках детскую кроватку, малюсенькую одежду для новорожденного, и развивающийся плод.
Из событий, происходящих во сне, женщина знала, что у неё будет мальчик, Серёжа.
Несмотря на неудобства, двойная жизнь ей нравилась.
Днём женщина работала, общалась с сотрудниками и с мужем, готовила, прибиралась, любила, принимала привычную порцию интимного внимания, а ночью жила в альтернативной реальности, где испытывала настоящую, с сопутствующими ей сложностями, неприятностями и моментами блаженства, радость материнства.
Там она ходила на йогу для беременных, посещала женскую консультацию, шила ползунки и распашонки, занималась на курсах будущих матерей.
Больше всего на свете Екатерина Витальевна боялась, чтобы её и ребёнка не сглазили, поэтому тайну сновидений соблюдала неукоснительно.
Но что-то важное в её поведении видимо изменилось. Женщина стала замечать странные взгляды, которыми провожали сослуживцы. К тому же муж стал порой избегать не только общения, но и секса.
Екатерина Витальевна жила подобным образом почти девять месяцев. Беременность входила в завершающую стадию.
Однажды, это было утром восьмого марта, она проснулась, измученная болями в животе и навязчивыми мыслями о том, что к рождению Серёжи ничего в их доме не готово.
Оставалось всего несколько недель до родов.
От безразмерного счастья её так распирало, что после поздравления мужа, букета цветов и бокала красного вина Катя рассказала про сны.
Муж как-то странно посмотрел, обнял, поцеловал и тяжко вздохнул, – Катюша, ты просто устала, переутомилась. Попей Новопассит, успокой нервишки. Всё пройдёт. Пора уже оставить навязчивую идею. Она загонит тебя в гроб, чего доброго. Человек, несмотря на все научные достижения, не способен исправить природу. Завтра я позвоню Николаю Егоровичу. У него одноклассник в столичной медицине не последнее лицо. Покажем тебя специалисту. Помогут, будь уверена. Я тебя люблю, родная моя. Давай ещё по бокальчику вина.
– Давай, Витенька. Выбрось из головы. Это просто сон. Со мной всё в порядке.
Екатерина Витальевна засмеялась, муж обнимал и целовал. Всё было почти как обычно.
Но, его странное поведение озадачило женщину. Появились навязчивые мысли и предположения. Неужели он подумал, будто у неё с головой не всё в порядке?
Захотелось проверить, что по этому поводу думают подруги и сослуживицы.
Им она рассказывала сны в укороченном варианте, без особенных подробностей, делала вид, что ей до жути смешно.
Никто почему-то не смеялся. Вид у слушателей во всех случаях был растерянный, удручённый. Мама, та вообще заплакала.
Екатерина Васильевна начала паниковать. Она уже не могла жить без снов и сновидений. Та жизнь казалась ей теперь более реальной, чем настоящая.
От визита к психиатру Катя отказалась. Она точно знала, что не сумасшедшая. С подругами отношения прекратила. С сослуживицами вела себя корректно, но холодно.
Екатерина Витальевна взяла отпуск за свой счёт, купила путёвку в пансионат и поехала рожать.
Серёжа появился на свет бодрый и здоровый. Новые заботы поглотили женщину с головой.
Днём она вела обычный образ жизни, только отстранённый, несколько замкнутый, а ночью ухаживала за сыном, кормила его грудью, подмывала, носила на руках.
Муж ещё некоторое время делал вид, что ничего не замечает, но, в конце концов тихо исчез, чем только обрадовал Екатерину Витальевну.
Мама теперь приезжала почти каждый день, помогала по хозяйству, готовила. И всё время плакала.
Ничего не поделаешь – возраст.
Катя, придя домой, сразу ложилась спать.
От обычной жизни она слишком сильно уставала. Да и заботы.
Ведь её с нетерпением ждал Серёженька.
Думаете легко одной растить и воспитывать ребёнка!
Про послушную женщину, и тихую гавань
Закрой глаза и слушай тишину:
В ней больше звука, чем в концертном зале.
Закат. Стекает капля по окну.
Часы твои натикались, и встали.
Вера Сергеевна Бутко
Помотало Серёгу по белу свету. Чего только не насмотрелся в дальних краях. Везде побывал, всего помаленьку познал-отведал – сладкого и порочного, горького и волнующего, соблазнительного, желанного, омерзительного, даже жуткого.
Свободу и самостоятельность он ценил пуще самой жизни. Любовью не однажды поступался, безжалостно извлекая коварные осколки необъяснимо обволакивающего влечения из израненного настойчивой женской нежностью сердца, чтобы вдохнуть ещё один глоток свежего воздуха свободы где-то там, на пыльных тропинках далёких дорог, хотя знал наверняка – впрок не надышишься.
Одиночество очарованный новыми впечатлениями странник переносил довольно легко. Обеспеченное постоянство, напротив, переживал мучительно, испытывал на одном месте тревогу и беспомощность.
Наверно была у него изначально мечта-идея, желанная цель необъятной величины. Точно была, только вспомнить о ней после стольких дорог, событий и разнообразных впечатлений было непросто, да и нужно ли, когда столько всего произошло, что даже память не справляется с этим многообразием.
Сколько раз случалось с Серёгой такое, когда рассказывая в случайной компании очередную историю, вдруг понимал, что не никак может вспомнить, в его жизни это было, или от кого-то слышал. Всё перемешалось в его многострадальной голове – эмоции, воспоминания, чувства.
Ни к чему Серёга давно не привязывался, ничего абсолютно не ценил, разве что видавшую виды гитару, особенный, изготовленный за дорогую копейку по фигуре заказной рюкзак, да дневник в кожаном переплёте, который хранил воспоминания, которые необходимо забыть.
Потрёпанные страницы помнили самое-самое, отчего болезненно щемило в грудине и появлялось желание немедленно, прямо сейчас, раз и навсегда завершить земной путь.
Он и сейчас не знал, куда держит курс, ведь его нигде не ждали, да и вряд ли кто вспомнит. Главное – двигаться, твёрдо ступать ногами там, где находишься в данную минуту времени, и ничего не задумывать наперёд, что тоже бывает тем ещё испытанием. Упрямое сознание вновь и вновь против воли создаёт галлюцинации, строит планы, от которых чаще всего бывает лихо, потому что нет, и не может быть в его судьбе определённости, в которой он задыхается. Свобода и только свобода.
Абсурдно-навязчивые мысли то и дело беспорядочно копошились в голове, создавали непрекращающийся раздражающий фон. Нужно постоянно, каждый день, что-то есть, где-то бросить на ночлег бренное тело, кого-то, без разницы кого, время от времени обнять и поцеловать, чтобы не забыть, что всё ещё мужчина, что ничто человеческое тебе не чуждо.
Иногда приходится поступаться жизненными принципами, когда земные соблазны одолевают так настойчиво, что становится тошно. В такие минуты на зазевавшуюся психику наступают абсурдные мысли, предлагающие альтернативу неприкаянной жизни, по принципу бродячих артистов, у которых нет родины, нет мечты, “Мы по всей земле кочуем, на погоду не глядим. Где придётся заночуем, что придется поедим” в виде осёдлой жизни с удобной женщиной, которая не будет ничего требовать, а когда нужно – отпустит.
Серёга не был избалован ничем – ни любовью, ни едой, ни комфортом. Чтобы почувствовать себя счастливым, достаточно самой малости, если не искать смысла жизни, не погружаться в глубинные рассуждения, не философствовать зазря. Тайна жизни непознаваема, это необходимо сознавать на уровне древнейших инстинктов, которые диктуют направление движения, но никуда не торопят. Жизненная энергия должна течь спонтанно, следуя за душой и её порывами, которые изменчивы как погода на берегу океана.
Про фортуну и фатум он знал много, почти всё: азартные игры с судьбой – занятие для безумцев и полных идиотов. Для того чтобы везло всегда и во всём, надо быть незаметным и никогда не жаловаться на судьбу.
Знал Серёга эти невесть какие сложные правила, знал, что отступление от них чревато драматическими последствиями. Но каждый раз загорался новой идеей, чтобы хотя бы в конце жизни достичь просветления, понять, для чего ему нужна свобода, что неизменно приводило к очередной катастрофе, или ввергало в звенящую пустоту полного одиночества, когда даже поговорить, и то было не с кем.
Вот и теперь Серёга бежал, то ли от себя, то ли от неизбежности, не задумываясь, зачем и куда. Бессознательное вело по знакомому маршруту, туда, где всё началось – к отчему дому, от которого остался лишь адрес.
Родители давно переселились на погост, больше никого у него не было, кроме одного человечка, который ему обязан самой жизнью.
Жениться Серёга не успел, но точно знал – у него есть дочь. Фотография девочки, удивительным образом разыскавшая его в тайге на плато Путорана была вложена в заветный дневник в переплёте из кожи кабарги – малюсенького сибирского оленя.
Зачем он оставил эту совершенно бесполезную реликвию, память об предательстве, которое в конечном итоге и изменило всю его жизнь? Рука дрогнула, не смог выбросить. А возможно намеренно приберёг, на случай, если жизнь всё-таки заставит на склоне лет к кому-нибудь прислониться.
Люди сентиментальны, разжалобить их совсем не трудно. Разве посмеет его дочь, если сумеет он доказать своё с ней родство, отказать беспомощному родителю в последнем приюте. Сколько раз за жизнь пользовался он безнаказанно людской добротой, считая способность вызывать безотчётное доверие едва ли не талантом.
Зовут эту девочку Юлька. Забавная такая: с тонюсенькими косичками, озорным взглядом и конопатым носом. Теперь ей должно быть… приблизительно шестнадцать. Взрослая совсем. Интересно, как она выглядит сейчас. Впрочем – какая разница: он никогда не видел её. Дочь, скорее всего ничего не знает о его существовании. Кому придёт в голову рассказать ей всю правду о том, кто таким циничным образом поучаствовал в её судьбе.
Пусть так и останется. Нечего бередить старые раны. Достаточно незаживающих шрамов, что хранятся в окаянном дневнике. Там столько всего – не отмолить.
Серёга с трудом протиснулся в центр вагона, думал, что придётся в толкотне дышать спёртым воздухом, но ему повезло – через несколько остановок освободилась добрая половина вагона. Успел сесть у окна.
Знакомый пейзаж навевал тоску. Непрошеные воспоминания давили на психику. Да, он так и не отыскал совокупности смыслов, не познал сокровенных тайн, не набрался мудрости, хотя старательно заглядывал во все щели скрытого от большинства людей существования пилигримов, к клану которых относил себя.
Вопросов и претензий к судьбе накопил целый ворох, а ответов – ни одного.
Чтобы отвлечься от назойливых переживаний, необходимы новые впечатления. Там, за окном, Серёга знал каждую кочку. Значит, нужно направить внимание на обыденные события, от которых отвык в вечных скитаниях.
Он начал пытливо изучать лица и поведение попутчиков. Каждый персонаж, вон их сколько, все разные, это отдельная судьба. У всех она разная. Многих из них можно разгадать по одежде, по взгляду, по манере держаться. А ведь и здесь, среди осёдлого населения, которое просто обязано быть счастливым, тоже практически нет людей, способных искренне улыбаться.
Переводя взор от одного пассажира к другому, Серёга наткнулся взглядом на девчонку, сидящую в соседнем купе, напротив, в компании таких же, как она, молодых людей. Судя по дате в календаре, скорее всего это были выпускники школы, или уже абитуриенты.
Пять девчонок и один мальчуган, бездарно тренькающий на гитарных струнах что-то романтическое, сентиментально-сопливое. Он бы сыграл куда чувственнее. Эх, сколько девчонок и молодых женщин были очарованы его голосом, скольких он после дружеских посиделок умело утешал. Увы, приласкать, посочувствовать, чтобы добиться желаемого, и действительно совершить по-настоящему добрый поступок, не одно и то же. Кто знает, сколько ещё оставил Серёга после сеансов поглаживания несчастных девчонок, которым пришлось принимать очень непростое решение – рожать или делать аборт.
Хорошо, что он про эти случаи ровным счётом ничего не знает. А то, о чём неизвестно, можно считать несуществующим. А ведь были среди девчонок и женщин такие, с кем можно связать судьбу, кто мог вылечить его раненую, скорее даже неизлечимо больную душу. И ведь сигналила интуиция, сколько раз сигнал
Не прислушался. Если с каждой, кто под тебя лёг да ноги раздвинул, судьбой делиться – себе ничего не останется.
Ни одна, увы, не задела душевных струн настолько, чтобы возникло желание раствориться, забыть обо всём. Если чувства мешают свободе, значит это не любовь, а так. Плюнь и разотри.
Серёга поморщился. Зачем врать! Случалось, и не раз, когда рвать приходилось по живому, с кровью.
Дурак! Может и жизнь сложилась бы иначе, если бы сумел поверить в любовь.
Мальчишка вполголоса исполнял чувственную балладу, впечатлённые слушательницы млели от восторга, сопереживая вместе с исполнителем.
– Я несла свою беду по весеннему по льду. Подломился лёд, душа оборвалася, – сбиваясь с ритма, вдохновлял подружек на слёзы юнец.
Серёгу нервировали огрехи игры и примитивность вокала, это была его стихия, в которой он чувствовал себя как рыба в воде. Скиталец и не заметил своей жестикуляции, как мимикой и узнаваемыми движениями пальцев исправлял технику игры самодеятельного исполнителя.
Осознал своё вмешательство в чужое творчество оттого, что встретился взглядом с той, которую несколько минут назад так внимательно разглядывал, даже кое-какие литературные подробности относительно её персоны успел сочинить.
Девчонка была, если честно, так себе – ничего особенного, если бы не лучистые глаза, полные искренних эмоций и озорного, особенного какого-то, щенячьего восторга.
Она выглядела ослепительной, яркой в своём простеньком платьице, несмотря на отсутствие того, что теперь считается красотой. Понятно, что основное достоинство юных дев – молодость и свежесть, но было что-то ещё: необъяснимое, таинственное, что заставило выделить её из толпы.
– Хороша Маша… да не наша, – невольно подумал Серёга и немедленно смутился, хотя никогда не был застенчив, – э-э-эх, где мои семнадцать лет!
Наверно его мысли бегущей строкой читались на лице, иначе, отчего девушка так душевно на него посмотрела, улыбнулась, да как… просто песня.
Внутри зазвучали давно забытые романтические аккорды, что-то приятно заныло в области солнечного сплетения.
– Вот шалунья. Зря она так, первому встречному душу открывает. Обманут ведь, да и я непрочь обмануть! Такая непосредственная, такая искренняя, почти родная. Вот бы в такую на самом деле влюбиться. На всю оставшуюся жизнь
Он тоже улыбнулся, в ответ.
Девушка заметила, зарделась, смущённо закрыла ладонями рот.
Серёга обернулся в поисках того, кому могла предназначаться настолько эмоциональная реакция, но никого достойного внимания не обнаружил. Значит, ему улыбается.
– Лет семнадцать. Как моей дочери, – подумал он мельком, но тело отреагировало совсем не так, не по-отечески, иначе, по-взрослому.
Внимание шалуньи разбудили у Серёги весьма противоречивые эмоции, нечто ностальгическое, до жути желанное, и одновременно бесстыдное, настолько, что кровь мгновенно прилила вниз живота, туда, где дремало до этого момента мужское эго.
Серёга вдруг вспомнил слово любовь.
– Чудак на букву М. Она же ещё ребёнок!
Согласовать мысли и действия никак не получилось. Он ещё и ещё раз улыбнулся в ответ, подмигнул, послал шуточный, как ему казалось, а на самом деле провокационный воздушный поцелуй.
Девчонка изобразила удивление, жестом задала вопрос, – мне?
С этого момента пропал бесследно гул людского присутствия, гитарные переливы, мерный перестук колёс.
Безмолвный диалог продолжился.
Серёга забылся, впал в удивительно гармоничное состояние, в котором ничто, даже возраст, не имело значения. Так ведут себя глухари на весеннем току: поют и красуются в попытке понравиться самой лучшей, самой распрекрасной курочке.
Так и ехал, провалившись в изумлённо счастливое состояние, которое изменило до неузнаваемости мир вокруг.
Такого восторга Серёга не испытывал с тех удивительных дней, когда ему, выздоравливающему после ужасной травмы, призналась в любви молоденькая медсестричка, вчерашняя школьница, которой он пел по ночам чувственные баллады. Кстати, “Беду” тоже исполнял не однажды. А уж что она вытворяла в ответ! Вот бы с кем надо было остаться. Теперь уже поздно каяться.
Сбежал, и от неё тоже сбежал, засранец! Испугался непредвиденных последствий. Она ведь ему полностью доверилась, а чем это чревато, он, опытный сердцеед, знал не по наслышке.
Если когда-нибудь ещё случится подобное…
Случится ли… а если это оно и есть, если эта милая девочка и есть судьба… разве так не бывает!
Какие изящные у неё ладони, как восхитительно девочка сложена, как юна, привлекательна, мила!
Сердце вело себя несколько странно для мужчины, у которого невест было больше, чем пальцев на руках и ногах. Оно трепетало, переполняя невесомостью, как в парной после купания в проруби при скрипучем морозе, когда и дым, и свет от костра направляются прямиком в зенит, к создателю.
Сладкая истома манила незавершённостью. Всё прочее не так сложно додумать, просчитать: песен не хватит, чтобы выразить милой девочке всё то, что он чувствует здесь и сейчас. На руках будет носить. Да что там… всё к её ногам, всё-всё-всё. Даже свободу.
Несколько бесконечных минут Серёгу безбожно корёжило, словно косяк дури выкурил, даже сильнее. Перед глазами пронеслись цветные картинки счастливого до безобразия будущего.
Житейский опыт поможет не делать ошибок. Он так будет любить… так… чертям станет тошно. Каждая тварь завидовать будет!
Девчонка наивно улыбалась. Кто знает, о чём она мечтала, о чём думала.
Серёга бредил, представляя в ускоренной динамике сцены безоблачного счастья: уже переживал и момент интимной близости, и первый поцелуй, даже признание в любви.
Ещё несколько минут и сердце не выдержало бы такого давления.
Вот и его остановка.
– Чёрт, чёрт, чёрт, – вопило всё его существо, вынужденно поставленное перед непосильным выбором.
Заскрипели колёсные пары, дёрнулся остановленный торможением состав, ёкнуло и упало что-то очень важное внутри.
Серёга засуетился, схватил гитару, торопливо пристроил на спину рюкзак. Отводя в сторону взгляд, начал спешно пробираться сквозь толпу пассажиров к выходу.
Не посмотреть в её сторону не было сил. Сдался.
Девочка привстала, сделала попытку последовать за ним.
Серёга неуверенным жестом остановил её эмоциональный порыв.
– А я… как же я, – кричал девичий взгляд, на глазах которой наворачивались слёзы, – ведь я тебе поверила!
Мужчина опять, в который уже раз, сбегал в самый ответственный момент. Может, ничего серьёзного и не случилось бы, может это иллюзия больного воображения, но ведь он даже не попробовал.
Выбравшись на перрон, Серёга чувствовал себя так, словно только что избежал удара лезвием ножа, ощущение, которое известно ему не понаслышке: внутренности противно дрожали, подкашивались ноги, по лицу стекал холодный пот.
– Неужели это я, – недоумевал незадачливый донжуан, – ишь ты, колбасит-то как, словно в самый первый раз! Пригрезилось что-то! Ничего, Серёга, ничего, прорвёмся. Вот Юльку отыщу, предъявлю на неё отцовские права, найду себе тихую послушную женщину, обустрою уютную гавань. Заживём! На работу устроюсь. А жить, жить-то где! Без бабы надёжной и верной никуда. Надо было пичугу эту приголубить. Глядишь и… она ведь сама…
Электричка тронулась. Мимо проплывало окно, сквозь которое на него с недоумением смотрела девушка, которой померещилось, будто встретила судьбу.
– Ну и дура! Какого беса улыбаться первому встречному. Вот и Жанка, тоже дура. Сами соблазняют, на рожон лезут, подставляются, а мы, мужики, переживай потом, расхлёбывай последствия их мерзких пороков. У-у-у, змеюки! Просил я её рожать, осчастливила прям! Найду родительские могилы, поклонюсь и обратно в тайгу подамся, от греха подальше. Таймень да медведь любви спрашивать не будут.
