Читать книгу: «Избранное-1. Итого: из разных книг за четверть века», страница 3
Уходила наша лодка на «гражданскую войну»
«…Мы так подкованы,
что нам
копыта жгут подковы,
и остается только
грызть
стальные удила!»
Владимир Высоцкий.
1. Подписан в первый день мятежа
«ПРИКАЗ №580. 19 августа 1991 г.
Командиру в/части.
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Увольнение личного состава прекратить до особого указания. Выход в город всех категорий военнослужащих разрешить только в крайних случаях для решения задач боевой подготовки.
2. Организовать в частях круглосуточное дежурство из числа командиров и их заместителей. Силы и средства, согласно приказу №14 от 30.03.90 г. и приказу №81 от 9.11.89 г., привести в постоянную готовность. Доклад о готовности сил и средств производить ежедневно по телефону.
3. Усилить охрану частей, особое внимание обратить на охрану складов оружия и боеприпасов, хранилищ с боевой техникой.
4. Начальникам местных гарнизонов организовать постоянное взаимодействие с районными отделениями милиции.
Всем должностным лицам, указанным в приказе, привлекать силы и средства для фактического применения только с личного разрешения начальника (военного коменданта) Владивостокского гарнизона.
Начальник Владивостокского гарнизона генерал-майор А. ШЕРЕГЕДА.»
Хочется спросить тех, кто пытается сегодня пинать флот, вешать ярлыки и обвинять нас в пособничестве мятежникам: много ли преступного в этом приказе, обнародованном в самый первый день ГКЧПизма?
Отнюдь. Нормальный приказ, уравновешенный (чего не скажешь об исполнении). Таким он, наверное, и должен быть в условиях, когда обстановка остается неясной, информация – противоречивой, а ответственность – десятикратной…
2. Дезинформация
«Из достоверных источников редакции стало известно, что в ночь с 20 на 21 августа капитан-лейтенант Медведев, старший помощник командира подводной лодки, самовольно вывел ее в океан. Это произошло сразу же после интервью, которое давали путчисты…
…Медведев сошел на берег и обратился к морякам с призывом не подчиняться ГКЧП. Его поддержали четверо мичманов и два матроса… В 4 часа утра лодка отчалила от пирса и ушла в сторону острова Кремлева…»
Н. БУРБЫГА («Известия», 24.08.91).
«Отчаянный офицер… заявил по радио, что не вернется на базу, пока не будет освобожден Президент Союза ССР и восстановлен прежний порядок.
…Официальные структуры хранят глубочайшее молчание и ведут следствие.»
С. АВДЕЕВ («Комсомольская правда», 24.08.91).
«По другим сообщениям, которым можно верить, этот офицер был совершенно трезв.
…По неофициальной версии, офицер и экипаж лодки, не зная о том, что путч подавлен, решили таким образом выйти из подчинения мятежного маршала Язова.»
А. ЛЯЛЯКИН, Т. ЮДИНА(«Владивосток», 24.08.91).
3. Главный «герой»
Андрей Медведев (возраст 30 лет, выпускник ТОВВМУ имени С. О. Макарова), от бесед с представителями прессы отказывается наотрез. Особенно не нравится ему именно флотская «Боевая вахта».
– Тебя, Валера, – говорит он мне уже на следующий день после «происшествия», – я знаю давно (еще по лодкам) и уважаю, а вот газету, в которой ты теперь служишь, не уважаю вовсе! Поэтому извини, но даже с тобой ни о чем сейчас говорить не буду. Вот выйду с гауптвахты – тогда другое дело… К тому же, здесь я нахожусь по причине употребления спиртного на службе, выход лодки к моему аресту отношения не имеет, вот я о нем говорить и не буду.
– Ну что ж, дело хозяйское, тебе жить… Но все же – не раскаиваешься в том, что сделал?
– Нет.
– Считаешь: так и должно быть?
– Да…
…Вот такой получился, а точнее – не получился разговор с главным участником действа, развернувшегося на акватории Амурского залива утром 22 августа, на другой день после прекращения кремлевского мятежа, упорно именуемого почему-то путчем.
4. Главный «пособник»
Сергей Кравцов (возраст 23 года, мичман, на военном флоте с 1985 года, старшина команды рулевых-сигнальщиков, боцман) – единственный из мичманов экипажа, участвовавший в «демонстрации», да и то потому лишь, что оказался в то утро дежурным по кораблю, стоявшему в заводском ремонте:
– В половине шестого утра меня разбудил (до шести я должен, по инструкции, отдыхать) вахтенный центрального поста и сказал, что вызывает старпом. Вышел я на пирс, доложил, как положено: за ночь происшествий не было. Он говорит: «Все нормально, срочно снимаемся, уходим в нейтральные воды». Я спросонья еще не очень соображал, в чем дело.
После уже старпом рассказал, что в команде до трех часов ночи смотрели телевизор, но до сих пор ничего не ясно. Насмотрелись, хватит! ГКЧП начинает все рвать и метать, а Ельцин один им всем противостоит, на его сторону перешли уже три дивизии, надо и нам тоже выступить в поддержку: выйти, сказать, что мы тоже его ребята, что есть и на Тихоокеанском флоте герои!
Гирокомпас завести не смогли, выходили визуально. Когда уже вдогонку подошел к нам на полкабельтова дежурный тральщик и оттуда передали: «Приказ – остановиться. Уполномочен применять оружие» (никто ведь не знал тогда – что за лодка, почему выходит из завода без разрешения), старпом им ответил по рации: «Требую встречи с Президентом РСФСР или с вице-президентом. В противном случае, если требования не будут выполнены, мы угрожаем затоплением корабля».
– Это затопление Медведев как-то обсуждал с экипажем? Ведь если я, к примеру, собираюсь топить, кроме себя, еще 15 человек, то должен хотя бы спросить: а хотят ли они тонуть?..
– Да нет, это была его угроза в адрес тральщика… Вот с голодовкой, которая, в принципе, получила одобрение, переговоры по трансляции были. Мол, все равно на лодке есть нечего, можно устроить голодовку. Продукты и боезапас мы ведь с нее еще до ремонта выгрузили…
– Что происходило дальше?
– Задрейфовали. Потом подошли три или четыре корабля, взяли нас в полукольцо, выход в море перекрыли. Одна дорога оставалась – в базу, назад. Подошел катер с первым заместителем командующего А. Олейником, потом торпедолов с командиром лодки, комбригом и начальником политотдела, дали послушать «Маяк», новости культуры: где какая премьера, где что… НачПО говорит: видите, все нормально, если б заваруха была в стране, разве про культуру передавали бы?
Ну, развернулись тогда и пошли обратно своим ходом. Радио на трансляцию включили, песни слушаем. НачПО опять: вот, когда вы в последний раз песни слушали? Все дни – балеты да траурная музыка, а тут – эстрада.
Да я и сам не пойму, какого черта мы выходили. Если бы все это хотя бы на сутки раньше произошло, тогда – другое дело, а так…
– Тут вот командир лодки сокрушается, что за одну «героическую» ночь таинственным образом испарился из сейфа спирт в трехлитровой банке… Старпом был трезвым на этом выходе?
– Как сказать?.. Не очень. «Выхлоп» был, и вообще…
– Вы не пытались отказаться выполнять его приказания?
– Мне – нельзя, я ведь на вахте стоял, не бросать же корабль. Да и если бы остался тогда на пирсе и не пошел с ними – не знаю, что бы у них потом, дальше было.
– А удержать его не пробовали?
– Разве его удержишь?.. Да и не так серьезно я все это воспринимал, думал – перейдем из завода в базу и все. Недооценил немножко обстановку. Мы, вахта на корабле, с 19 часов прошлого вечера никакой информации не имели: лодка в ремонте – радио не работает, телевизора нет. А старпом предлагал тогда: выбирай, либо с нами идешь, либо остаешься.
– И что же определило Ваш выбор?
– Да понимаете, на лодке многие механизмы не в строю, многие разобраны, единственный рулевой еще молод, опыта мало, да и темновато тогда было… В общем, без меня даже из узкости выйти, может, не смогли бы. Да и в конце концов, что угодно могли сотворить, пока до открытого моря добрались бы. А ведь там 14 пацанов было! Их ведь мамки дома ждут, пятерым через месяц домой возвращаться…
– Но они ведь на это, как пишут газеты, добровольно пошли, в порыве патриотизма.
– Вахта, скорее всего, стихийно пошла, по приказу, а некоторые и понять ничего не успели, уже в море проснулись… Да и те семеро, кого старпом из казармы привел, тоже не сразу с ним пошли. Мне моряки потом рассказывали, что он экипаж несколько раз строил, начиная с четырех часов ночи, призывал. Только потом, когда поодиночке стал с постелей поднимать нужных для выхода специалистов, вызывал к себе и персонально беседовал, тогда пятеро пошли, да еще он дежурного по команде прихватил и дневального.
– А флаг Андреевский над лодкой поднимали?
– Поднимали. Моряки соорудили его из простыни и обрезков синего одеяла. Потом пришлось убрать…
5. Один из «нейтралов»
Максим Кузьминский (штурман этой же подводной лодки, старший лейтенант) ту ночь провел дома, с происшествием знаком по прессе и рассказам сослуживцев:
– Он просто хотел выразить свой протест. Ну и что, что не сразу выразил, что три дня собирался, на такое ведь сразу не решишься… А я ему, старпому, потом сказал: если бы Вы прислали ко мне домой рассыльного, я бы вместе с Вами туда пошел бы!
P.S. От автора
Каюсь, и я хотел бы стать героем. Но – не за счет других людей…
Со многими пришлось поговорить об этом «пароксизме героизма» в бригаде подводных лодок, где сам я еще недавно служил… Намеренно не привожу здесь достаточно резких оценок поступка офицера А. Медведева командованием, списка предыдущих его грехов и достоинств, ироничных и скептических отзывов профессионалов-подводников, восторженных и не очень слов тех, кому эта «героическая» эпопея известна лишь понаслышке.
Думаю, и так все понятно… Sapienti sat.
25.08.1991.
Из книги «Бечева», 1998 г.
«Отмучилось скучное лето…»
Отмучилось скучное лето,
Подходит худая зима.
Последняя песня – пропета,
Заброшены птичьи дома.
Но в роще, за старым бараком
Которую ночь напролет
Какая-то птаха – со страха,
А может, от счастья – поет!
31.05.1986.
День Зимы
(элегия)
Стынет в небе поздняя звезда.
Свет растратив, без следа исчезнет
В этой придавившей землю бездне,
В этой мутно-синей глыбе льда.
Ей на смену, ртутно-тяжело,
Выползет озябшее светило.
Может, хоть ему достанет силы
Подарить земле зимой тепло?
Нет, скользнуло, инеем пыля,
За холодный обруч горизонта…
Чуть дыша, затихнет далью сонной
Безнадежно-добрая земля.
07.01.1984.
«Вдоль дороги простуженной…»
Вдоль дороги простуженной
В серебре тополя
И – размытыми лужами —
В желтых иглах поля.
Гарь травы умирающей —
В ветровое окно…
Отступать не пора еще
Лету щедрому, но
Холод осени вкрадчивый,
Горло перехватив,
Над пустынными дачами
Свой выводит мотив.
23.07.1983 – 15.09.1986.
«Пеленой – облака над Камчаткою…»
Пеленой – облака над Камчаткою,
Полуостровом соли и снов,
Над страной бесшабашных, отчаянных,
Не сносящих беспутных голов,
Доброту не считающих подвигом,
Не зовущих достаток «добром»,
Не сгибающихся под подлостью,
Неподатливых на излом,
Не скулящих, не льнущих, не давящих,
Не восславленных в песнях – пока.
Над страною моих товарищей —
Пеленой плывут облака…
09.10.1983.
Вечер
Слишком много желтого,
Слишком мало красного.
Фонари тяжелые.
Облака ненастные.
Пламя еле теплится.
Дует от окна.
И почти не верится,
Что грядет – весна…
06.08.1983.
Три стихотворения
I. Вопросы
Которые времена – рассвет или средневековье?
Злобой или любовью набухла моя страна?
Люди или зверье топчут земли этой травы?
Низости или славы ждать еще от нее?
Сколько еще веков – предугадать возможно ли?
Дробь – по кому – тревожная
черных товарняков?
Чьи – под чечетку шпал – головы васильковые
Скосит, сомнет по-новому
старый лесоповал?..
II.
Я не знаю на все ответа.
Ты – не хочешь слушать вопросов…
Чуть коптят мои сигареты,
Жарко пышат твои папиросы.
И слова мои – голы, куцы.
Не в пример твоим – гордым, правым,
Оперенным огнем революций,
Призывающим жар расправы.
Мы с тобой одинаково колки,
Мы с тобой – одного поколенья,
Но когда озираешься (волком) —
Чуть дрожат у меня колени…
III. Оттепель
Завтра – снег!
Упадет и выстудит
Ободренные солнцем поля,
Злые вьюги смелей зарыскают,
Будет ворон оглядывать пристальней
Горизонты твои, земля.
Только на две краски поделена,
Станешь – дикою и немой —
От бессилия,
От безделия,
Отвратительного самой.
Только – черное или белое,
И другому не быть вовек…
Вот что завтра с тобою сделает
Снег.
01.07.1987.
Псы
Пастыря
бросают на расправу
пастве,
улюлюкая «Ату-у!».
Правильно
все слажено,
по праву
топчут овцы эту срамоту.
Волкодавы, отбежав в сторонку,
щурят в небо рыжие глаза:
над отарой – пыль да гомон громкий,
никого сейчас сдержать нельзя.
Истоптав останки Полубога,
выместив свою слепую боль,
все
угомонятся понемногу
и пойдут
лизать все ту же соль.
И все так же, пастбища раскинув,
перед ними выгнется земля…
Слаще нет – травы в стране родимой,
крепче нет – родимого гнилья,
лучше доли нет,
чем дружно, стадом
продолжать движение вперед!
Волкодавы – ближе,
ближе,
рядом.
Охраняют, стало быть, народ.
10.08.1988.
Посмертный обыск
(– Василь Андреич)
«Бумаги, могущие повредить памяти Пушкина, должны быть доставлены ко мне для моего прочтения… По прочтении этих бумаг… они будут немедленно преданы огню в Вашем присутствии»
Граф Бенкендорф(из письма поэту В. А. Жуковскомуот 6 февраля 1837 г.)
Тусклая, седая синева.
Изморозь на мордах лошадиных.
Тихие, бессильные слова…
Талый, с грязью, снег и – «Наследили…»
Что – паркет? О чем я?! – Боже мой…
Пусто как!
И – ветер – двери настежь!
Где-то – шепот, всхлипы.
Ножевой
раной – свет в окне.
Февраль. Ненастье.
Кипами
выносят за порог
оттиски души Его – бумагу…
Собачонка мечется у ног
и скулит.
Сугробы – белым флагом!
Право ж, это
мудро решено:
дабы славы
лишним
не нарушить —
рассортировать:
к зерну – зерно,
и – в огонь! – плевелы
(сиречь – душу?..).
Корчатся упрямые листы —
плоть живая умирать
не хочет.
…Строки биографии – чисты.
Утро на дворе. Досмотр – окончен.
29.03.1985.
«Век нынешний…»
«Погоду – угадаешь по приметам,
Но запросто обманчив внешний вид:
Ты награжден, отмечен, знаменит,
Увенчан даже званием Поэта.
Свои расценки у лукавых Муз, —
Не тиражи, чины да гонорары…
Торопятся поэты в Генералы,
Мельчает поэтический Союз…», —
Державин грустно черный кофий пьет,
Молчит и реже из дому выходит
(В округе ничего не происходит,
И вряд ли что-нибудь произойдет), —
«…Все требуют печатных площадей —
Как в Вечность пригласительных билетов.
И принародно плачется Фаддей,
Что Пушкина не видно средь поэтов».
28.02.1987.
Новый Муромец
Брату Володе
Неромантическое время,
Пора практических забот.
Заброшены труба и стремя
И даже Флот
Давно не тот.
Рассвет не будоражит – будит.
Наивность – вызывает смех
(Всяк по себе другого судит,
Мол, общий грех:
«В пушку – у всех…»).
А песни? Песни! – в даль когда-то
Вели и звали: поспеши! —
Единообразны, как солдаты:
И хороши,
Да – без души.
…
Решив, что все – само – иначе
Пойдет,
Немного поворчит,
Потрет синяк да чуть поплачет
Илья,
В ночи
Упав с печи.
13.02.1984.
Полнолуние. Звезды. Ты
Только очень сильные
бороться
смеют с этой лунностью густой.
Слабый свет, истаявши, вольется,
канет
в сизый небосвод пустой.
Сильных
можешь перечесть по пальцам:
строгим одиночеством полны,
«умники», мечтатели, скитальцы —
дерзко
протыкают слизь луны!
Не смирясь, не жалуясь, не ноя,
не кидаясь в слезы от обид, —
видишь? – светят.
Светят! – над тобою.
Что же ты?!
Не слышит.
Крепко спит.
17.03.1984.
Последний отряд. Год 1239-й
Клочья копоти носит
ветер тихий, весенний,
по дорогам раскисшим
отползает орда…
Этой своре звериной – никакого спасенья, —
только месть,
только гибель,
только смерть —
навсегда!
…Жесткой желтой травой, из сугроба торчащей,
этой горькой травою, истыкавшей снег,
в вашу память ворвётся злая ненависть наша,
долгий вой полонянок, визг угрюмых телег,
вас разбудит урчанье дымящейся крови,
клёкот сабель голодных в бессильном бою,
и отчаянье жаркой, напрасной погони,
и звенящая мука
за землю свою.
Знаем: бой будет кратким (редеет дружина),
но иначе – не можем.
Не можем! —
когда
там,
на РУССКИХ просторах,
там, вдали – черным дымом…
там, в дали – не кострища! —
города,
города…
«Вот опять – все эта же морока…»
Вот опять – все эта же морока:
чай, веранда, вечер, болтовня…
За окном на дереве сорока
повторяет, кажется, меня —
трескотней, верченьем беспокойным
аккуратно-гладкой головы:
– Тра-та-та…
чтоб жизнь прожить достойно.
– Тре-те-те…
такие же, как вы.
– Три-ти-ти…
мы все – слепые дети
в крепко сжатом, жестком кулаке.
Споры-разговоры на рассвете
ветерок уносит по реке…
– Зыбко все, расплывчато, примерно;
нужно видеть цель – наверняка.
– Главное – избавиться от скверны!
– Вам подлить горячего чайка?
Подложить вареньица? Печенья?
– Нет, спасибо, я – по горло сыт!..
То же здесь сорочичье верченье,
тот же осторожный глаз блестит,
так же каждый нервно, суетливо
интерес выказывает свой.
…А река течет неторопливо,
Облака плывут над головой.
18.04.1988.
«Я из этой дряни и из этой грязи…»
Я из этой дряни и из этой грязи
славный и добротный, чистый
стих пошью.
Сразу не получится – переделать разве
долго? Раз! И – наново – молодость свою.
Чтобы стало – ветренно,
чтобы стало лиственно,
чтобы в даль далекую мчались поезда,
чтобы можно было бы (ну, хотя бы – мыслями,
легкими и светлыми) убежать туда,
все невзгоды – вытрясти,
все обиды – вынести,
песню недопетую – передать друзьям,
жизнь прожить – красивую, чистую —
без примесей
и без этой дряни с грязью
по краям!
10.06.1983.
«Не блага…»
Не блага
матерьяльные,
не
сытой жизни рай,
а – нам! – дорога
дальняя,
воли каравай,
чистый и студёный
глубокий
ковш небес,
берёзовые звоны,
озёрный плеск,
соль седьмого пота,
земная твердь,
добрая работа
да – короткая – смерть.
29.06.1983.
«Вот она и проверена…»
Вот она и проверена,
наша большая любовь:
поле – шагами – меряно,
не перемеришь вновь.
Вот она и испытана,
наша земная страсть:
вытоптана копытами —
негде зерну упасть.
Пусто, черно и голо.
Зубы сожми, но держись!
…Крохотное это поле —
долгая наша жизнь.
29.06.1983.
«Я не верю, что все изменится…»
Я не верю, что все изменится.
Я не верю, что будет тепло.
Видишь? – Снова возле поленницы
Вьюгой дикий сугроб намело.
Снова снег за окошком мечется,
От него даже ночь – бела.
Задувает, под самую лестницу
Загоняя остатки тепла.
Стены все – как в побелке – в инее.
Вьюга стонет в кирпичной трубе.
Ей из печки огонь не выманить,
Как из сердца – тоску по тебе.
Ком обид давно перемолот,
Ни к чему нам теперь слова…
Разгоняя собачий холод,
В печке дружно трещат дрова.
Вьюга, словно голодная пленница,
Из трубы завывает зло.
…Все равно ничего не изменится,
Даже если и станет тепло.
04.03.1983.
«Я тебя – обреченно и бережно…»
Я тебя – обреченно и бережно,
Чтобы в памяти все сохранить —
Отпускаю к чужому берегу,
Продолжаю – жалеть и любить,
Продолжаю на что-то надеяться,
Жду, тихонько дверь отворив.
Отзывается звоном в сердце
Звук шагов – увы! – не твоих.
Холодком из-под двери тянет,
Разгоняя табачный чад.
«Никогда весна не настанет!» —
На снегу вороны кричат, —
«Никогда не спадут морозы,
Никогда не вернуть мечту,
Не согреться душою – возле…»
Грай вороний летит в высоту,
Отразившись от сопок синих,
Он лавиной рушится вниз:
«Нет покоя тебе отныне —
Плачь, юродствуй или молись!..»
22.03.1983.
«Темное окно станет – светлым…»
Темное окно станет – светлым,
Стоит выключателем щелкнуть.
За окном опять – холодное лето,
За окном – ленивый вечер
И долгий,
За окном моим – угрюмое небо
Низко так нависло
И давит…
Что же мне теперь с собой делать?
Кто тебе теперь цветы дарит?
Кто тебя сейчас до дома проводит
И застынет
У закрытой калитки?
…За окном моим, опять – к непогоде,
Океан вздыхает – Тихий, Великий.
04.06.1986.
Письмо
Осень – не осень, зима – не зима:
Мереть и стынь, непокой и хвороба…
Ты бы сейчас подивилась сама
Злому лентяю отчаянной пробы,
Ты бы, наверно, сумела понять
(Легче, вернее понять – в одночасье),
Как это больно – надежду терять,
Веру
В обещанный краешек счастья.
Как не хватает нам в этой судьбе
И доброты, и тепла, и покоя!
Что бы такое – на память тебе…
Что бы на память оставить такое?
Что же, прощаясь, от сердца отнять?
Чем отплатиться – мечтой или раной?
Ветер над рубкою… Нет, не унять
Вой его – долгий, тягучий и странный…
Лодки повыгнала на якоря
Нудь штормового холодного ветра…
Блеклого неба худая заря
(В смысле погоды) – плохая примета.
Долго вгрызаться им якорем в грунт,
Вытянув по-ветру тело тугое…
На берегу нас, конечно же, ждут
(Счастье моряцкое – вот ведь какое).
Сколько еще провисит колесо
Злого циклона над бухтой моею?..
Как бы тебе объяснить это все? —
Вряд ли сумею… Да – вряд ли сумею.
Разве расскажешь, как цепи дрожат,
Лодку удерживая под шквалом,
Как экипаж – «стариков», «салажат» —
Море в единую силу сковало.
Как на ветру, на знобящем ветру
Люди живут ожиданьем покоя:
Может, уляжется шторм поутру?..
(Счастье моряцкое – вот ведь какое).
Так и с тобою у нас – холода,
Сумрачный ветер, размолвки глухие…
Знать бы – что с нами случилось? когда?
Как захватила нас эта стихия?
Видимо, все же придется
Корабль
Нашей любви – на разбой злого ветра
Бросить:
Глухой непогоды пора
(В смысле надежды) плохая примета…
Стихнет ли ветра напор до утра,
Иль – дохлестнет
убегающих —
в спину,
Но – удержусь,
до-стою,
до-иг-ра-…
(Я свой корабль – до конца! – не покину).
