Читать книгу: «В закрытом гарнизоне. Книга 2», страница 4

«Сказ о косоглазом Штирлице и его кураторах»

История, которую я предаю гласности, имела место быть тридцать семь лет тому назад. Умеющий считать на пальцах, видимо поймет, что это был 1973 год. И произошла она с моим хорошим знакомым, заслуженным флотским адмиралом. Вот что он поведал.

«В ту пору служил я в штабе Тихоокеанского флота, в муторной должности первого заместителя начальника разведки флота. Стаж был невелик, поэтому я не был в курсе всех канонов и установлений.

На какое – то время оказался ВРИО начальника разведки, ибо штатный шеф куда – то убыл, то ли в отпуск, то ли по какой иной причине, не упомню. По существующей организации я был хотя и «первым», но общим замом, и не имел никакого касательства к информации по закордонной агентуре. Да и не стремился совать туда свой нос. В то же время понимал, что с «абелями, Штирлицами и штюбингами» там не густо.

И вот… приходит ко мне второй зам и кладет на стол бумагу, – прошу утвердить. Это был План вызволения провалившегося закордонного разведчика (китайца) в родное Советское Отечество.

После очередной доработки план подлежал отправке в Москву в вышестоящие инстанции. Я долго и внимательно вникал в суть столь непривычного документа и, наконец, изрек.

– Ну, а я… какое к нему имею отношение? План ваш, так и отправляйте.

– Это не совсем так, – вкрадчиво возразил второй зам. По нашим канонам план должен быть утвержден начальником, а Вы «ВРИО», следовательно и должны утверждать.

Путем наводящих вопросов и дополнительного изучения я уяснил, что, судя по резолюциям неизвестных мне чиновьих начальников из центрального аппарата ГРУ, сей план дорабатывается уже в седьмой раз.

Из них следовало, что каждый новый вариант документа лучше прежнего, но «подлежит доработке в 1,5,9, 13 и т. д. пунктах…», что влечет его «путешествие» в Москву и обратно поездом со спец курьером и оплатой солидных командировочных расходов. Отправлять же план самолетом категорически запрещено. Ферботтен.

Я прикинул: – туда, на поезде – полмесяца, точнее одиннадцать суток, «там» неспешное рассмотрение стратегами – недельки две, обратно – еще полмесяца. Семь доработок в своем штабе… Итого, планируют «вызволить» уже около полутора лет.

– И что? Этот документ гуляет по штабам полтора года? – удивился я.

– Считайте больше, два, – скромно потупился зам. Что поделаешь, таков порядок…

– А как же наш человек, ведь он там ждет помощи?!

– Да, мы делаем все от нас зависящее, почему Вам и следует утвердить план.

Суть же оказалась в следующем. Во времена оные, когда отношения между маоистским Китаем и брежневским Союзом были окончательно испорчены, (вспомним бои на острове Даманском) деятельная разведка ТОФа «засунула», (надо полагать, морем), этого разведчика – нелегала в Гонконг, так сказать, для ведения глубинной разведки. А для его материально – финансового обеспечения в указанном городе загодя заложила два тайника с валютой.

И вот… лихой разведчик Сунь-Хунь-Чай (фамилия вымышленная, но события реальные), почувствовав свободу, ударился в загул по кабакам и притонам, с «оттопыренным» карманом. Вскоре он был схвачен английской контрразведкой МИ-5. Ее ребята подержали Суня, как зайца за шиворот на весу и поняли, что для британской короны он опасности не представляет, после чего вытряхнули вон. Одновременно взяли «под колпак». Обретя свободу, Сунь вновь ударился во все тяжкое, благо честные британцы изъятый у него остаток валюты вернули. А когда карман с ней усох, наш незадачливый разведчик отправился ко второму тайнику. А там… о, боги! Не оказалось ни тайника, ни моста, под которым он был заложен. Оказалось, что в период бурного строительства после культурной революции, трудолюбивыми китайцами был снесен целый квартал.

И косоглазый «штирлиц» сел на мель, превратившись в бродягу. Однако, помня науку старших братьев о помощи в беде, повадился бегать в порт, где завидев судно с красным флагом подходил к трапу и жалобно скулил:

– Товалиса! Я есть советская стирлиса, лазветчик. Я холосый, Москва – шибко шанго, Пекин – пухао. Шибко хотю к своей куня.

А вахта у трапов: – Пошел вон, косоглазая харя!

Капитаны судов, однако, прибывая во Владивосток, неизменно докладывали:

– Там болтается какой-то. Говорит, что ваш. Примите к сведению. А дальше…, дело уж ваше…

– И крутится там уже два года?! – ужаснулся я.

– Чуток поболее, – подтвердил второй зам, неопределенно пожав плечами.

– Ну, знаете ли! Не буду подписывать никакой план, – возмутился я. Это же издевательство над всем и вся! Свяжите меня с край управлением КГБ.

Спустя примерно неделю мне сообщили – согласовано. Начальник Управления примет. Поехали. Я представился и изложил проблему. Коллега подумал и нажал привинченную к столу кнопку. На вызов явился какой-то молодой джентльмен стиляжьего вида: грива, узкие брючки, остроносые туфли (что тогда было в диковину), немыслимо яркой расцветки галстук и носки.

– Вот. Займитесь с ним, – кивок начальника в мою сторону.

– Почему все я, да я, – возопил стиляга. Если хотите знать, товарищ начальник, у меня отгулов на два месяца!

– Ладно, ладно, – поморщился шеф. – Сказано, займитесь. Что неясного?

… Вышли в отдельную комнату. Я изложил суть проблемы.

– Ладно. Сделаем, – пыхнул душистой сигаретой стиляга.

– А как?

– Это уж наше дело, – засмеялся смежник.

* * *

Прошло примерно две недели. Звонят. – Поезжайте, возьмите вашего косоглазого. – Где? – В Ульинском леспромхозе, это возле Охотска…

Взяли. Доложили в Москву. Там возмутились. – Как это? без утвержденного плана!

– Да пошли они на…, – огрызнулся я.

Спустя некоторое время было принято решение – привлечь китайца к уголовной ответственности «за измену Родине и разбалтывании англичанам гостайн». Дело возбудили, расследовали и направили в Хабаровский краевой суд. А оттуда ответили, – ваш китаец не имеет советского гражданства. Судить мы его не имеем права. И не будем.

Вот и конец этой истории. Так сказать, хэппи энд».

«Куба, любовь моя!»

О том, что в начале шестидесятых годов прошлого века в мире случился Карибский кризис, не знает только ленивый. И в чем он заключался, тоже известно – СССР, тайно разместил на Кубе свои ракеты, а еще направил к берегам острова Свободы несколько подводных лодок с ядерным боезапасом.

А где ж тут юмор, удивится читатель? И зря, он везде, где появляется флот. И хотя в тот раз наши славные подводники на остров не попали, занимательные истории по этому поводу были.

Вот одна из них. Дело в том, что Кубу наши военные моряки раньше уже навещали. Но не в своем прямом качестве, на боевых кораблях и с помпой, а тихо, под видом гражданских специалистов. Осматривали заранее приготовленные к «дружескому визиту» лодок пирсы и другие элементы инфраструктуры, сооруженные кем-то на острове для базирования советских субмарин.

Все очень понравилось и хозяевам и гостям. А как не показать красоты дивного острова южных морей, которые описывали великие писатели?

Показали все и вся. Вот только по так называемой «культурной программе», то – есть с сопровождающими и избирательно. А русские моряки, особенно офицеры, все любят смотреть самостоятельно и вживую. Менталитет такой.

Вот и решили несколько из них, кто помоложе, понаблюдать кубинцев, а точнее кубинок в свободной обстановке, не роняя чести и достоинства советских офицеров, то биш без пьянки и мордобоя.

Встал вопрос где? В рестораны и другие увеселительные заведения ходить им было категорически запрещено. Вот и решили мореходы двинуть на один из пляжей, что был неподалеку от гостиницы, где их разместили.

Хозяева не возражали, а для возможного общения с аборигенами выделили им переводчика по имени Педро. Разбитного и смешливого парня.

Утром, облачившись в шорты и плотно позавтракав, вся компания в его сопровождении двинулась на пляж.

Боже мой! Что это было за место! Золотой песок, раскидистые пальмы, голубое теплое море! И… сотни, сотни молодых кубинок в неглиже, при виде которых экскурсанты даже несколько растерялись. Еще бы. Красота креолок, а женщины острова в основном были этой породы, широко известна в тропических широтах. Так же, как наших в северных.

Но ближе к делу. Преодолев несвойственную морякам растерянность, наши быстренько разделись (не полностью, конечно) и стали услаждать себя пляжными радостями купаться, загорать, а главное, созерцать юных кубинок.

И те отвечали взаимностью. Принимали соблазнительные позы, громко смеялись и махали парням руками.

А затем вдруг, некоторые из них, самые разбитные и веселые, стали показывать офицерам кукиши. Да-да, именно те кукиши, за которые в России можно нарваться на грубость, а то и получи ть в морду.

Парни опешили. Такое доброжелательное, многообещающие поведение, и вдруг… русский кукиш? Что за хрень?!

Оглянулись на переводчика, а тот так и прыскает со смеху.

– В чем дело, Педро?!

И переводчик, в прошлом выпускник университета имени Патриса Лумумбы, что в Москве, рассказал, что столь обидевший наших моряков жест, у кубинок является знаком дружеского расположения и даже призыва к любви.

Вот такие, понимаешь дела.

Несколько озадаченные мореходы сразу же оживились и стали с еще большим интересом созерцать веселых красоток.

И о чем, интересно, они думали? Точно. Именно о том, что и ты.

Мораль для советского человека превыше всего. И никаких кукишей!

«Абдула и Тарапунька»

В подразделении морской контрразведки, где мне пришлось служить в конце восьмидесятых, многие офицеры отличались чувством здорового юмора и всегда были рады забавному случаю, шутке или розыгрышу. А, как известно, на флоте их всегда предостаточно.

Расскажу о двух.

Первый произошел с нашим коллегой из соседнего подразделения капитан – лейтенантом Сашей Лазебным, считавшимся лихим опером, но, как говорят «без Бога в голове».

Он постоянно попадал в различные истории, не все из которых приветствовались начальством.

В ту осень Лазебный готовился к выходу в свою очередную автономку и был в прекрасном настроении.

Экипаж ракетного крейсера, с которым ему предстояло идти в поход, был хорошо отработан и надежно опутан созданной Сашей конспиративной сетью.

К тому же адмирал, от которого он только что вышел, остался доволен докладом капитан-лейтенанта о проведенной на корабле перед выходом работе и прозрачно намекнул о повышении в звании после возвращения.

Как было не радоваться?

Даже погода в этот день удалась на редкость погожей.

По существующему правилу, на лодку оперработник прибывал за несколько часов до отхода, на начальничьем УАЗе.

Однако Саша не торопился и вместе с нами балагурил на площадке перед отделом, тем более, что было время обеденного перерыва.

– Не пора ли тебе на лодку, паренек, – поинтересовался пунктуальный в таких делах мой наставник капитан 3 ранга Петров.

– А куда мне спешить, без меня не уйдут! – смеется Лазебный. Старпома предупредил, чтоб позвонил нашему дежурному. Через пять минут после звонка я на борту. Вахтенный! – обращается он к стоящему на крыльце матросу, – с триста седьмой меня не спрашивали?

– Никак нет, товарищ капитан-лейтенант!

– Смотри у меня, не проворонь! – бросает ему Саша и начинает травить очередную байку.

В это время кто-то из присутствующих замечает лодку, следующую по заливу в сопровождении буксиров к выходу из базы.

– Не твои ли это уходят, Саня? – показывает он на корабль.

Некоторое время Лазебный пристально вглядывается в проходящую субмарину, а затем, матерясь и размахивая зажатой в руке шкатулкой с шифрами, бросается к стоящему на площадке дежурному УАЗУ. Как всегда в таких случаях, тот не заводится, и из машины слышатся вопли и стенания разъяренного капитан-лейтенанта.

Наконец двигатель запускается, и автомобиль, подпрыгивая на ухабах, уносится в сторону базы.

Через несколько минут, вслед за величаво скользящей по глади залива подлодкой, на всех парах несется разъездной катер. Поровнявшись с ней он сбрасывает ход, и по сброшенному с корабля штормтрапу, оскальзываясь и держа шкатулку в зубах, Саша карабкается на его борт.

– Это никак Лазебный снова чудит? – басисто раздается за нашими спинами.

Оборачиваемся. На крыльце отдела стоит наш начальник, контр – адмирал Худяков, с заместителем.

– После возвращения наказать! – бросает Василий Ефимович заму и величаво шествует мимо нас к своей «Волге».

Героем второго происшествия стал один из заслуженных ветеранов отдела, капитан 3 ранга Мариоз Галимович Габидулин, по кличке «Абдула»

Однако в отличие от Лазебного, который пострадал от собственной безалаберности, он стал жертвой розыгрыша своего близкого приятеля, капитана 3 ранга Василия Мефодьевича Гуменюка, имевшего прозвище «Тарапунька».

К слову, оба наших ветерана отличались неистощимой фантазией в такого рода делах и подшучивали друг над другом постоянно, причем иногда довольно жестоко.

В последний раз их «пикировка» закончилась в пользу Гуменюка и состояла в следующем.

Во время обеда в кают – компании Габидулин на несколько минут отошел к вестовым, и в это время Гуменюк высыпал ему в рассольник почти весь перец, находившийся в розетке со специями.

Ничего не подозревающий Галимыч вернулся к столу и поскольку был голоден, успел хлебнуть несколько ложек этой адской смеси, прежде чем почувствовал ее вкус. Глаза его вылезли из орбит, а из перехваченного спазмой горла стали вырываться нечленораздельные звуки, отдаленно напоминающие человеческую речь. Затем капитан 3 ранга рысью выскочил в умывальник и вернулся оттуда с красным как помидор лицом.

– В чем дело? – невозмутимо потребляя рассольник, поинтересовался Мефодьевич, – обжегся, что ли?

– Ну погоди хохол, ты еще не так ошпаришься, дай время, – просипел Габидулин, с опаской принимаясь за второе блюдо.

– Кхы, кхы, кхы, – захлебывается смехом Гуменюк.

Уже через час, как ни в чем ни бывало, приятели весело балагуря, допекают Колю Матяева за отпущенные им рыжие усы. Но мы знаем, что Габидулин в долгу не останется и с нетерпением ждем, как он расквитается с Гуменюком.

Происходит это через несколько дней, в момент, когда Мефодьевича неожиданно вызывает адмирал по какой-то срочной надобности.

Уходя, он забывает закрыть сейф, что немедленно используется Галимычем.

Капитан 3 ранга достает из ящика стола яркую новогоднюю хлопушку, запихивает ее под кипу лежащих в сейфе дел, а ее шнур укрепляет на внутренней стороне дверцы по принципу растяжки, после чего, подмигнув мне, невозмутимо занимается писаниной.

Через некоторое время в кабинете появляется что-то напевающий Мефодьевич с папкой в руках, подходит к сейфу и распахивает его дверцу. Следует оглушительный взрыв, сопровождающийся снопом огня, дыма и воплем перепуганного Гуменюка.

В кабинет вбегают ничего не понимающие сотрудники отдела Матяев с Минченко, за ними появляется начальник – капитан 2 ранга Лисицын.

– Что тут у вас за война? – спрашивает он, невозмутимо дымя сигаретой.

– Да вот, – указывает Габидулин на обсыпанного разноцветным конфетти приятеля, – разной херни в сейф напихал, а она взрывается, работать мешает.

– Ну, как же так, батенька, поосторожней надо быть, – назидательно произносит начальник и уходит к себе.

На несколько минут в кабинете воцаряется тишина, а затем все начинают хохотать.

– Твоя взяла, татарин, – хрипло произносит Гуменюк, стряхивая с лысины конфетти.

– Это тебе Вася за перец, ты уж не сердись, – ласково бормочет Габидулин, продолжая работать с документом.

И вот он уходит на боевую службу.

В отличие от Лазебного, Мариоз Галимович как всегда хмур и сосредоточен. Он несколько раз сам звонит на лодку и уточняет время выхода.

На доклад к Худякову ему идти к пятнадцати часам. Мы посещаем камбуз и, отобедав, возвращаемся в отдел. Там Габидулин еще раз проверяет содержимое своей секретной шкатулки, после чего запирает ее в стол.

– Миша, а чаю, ты взял? – обращается к нему Гуменюк. Мишей он называет приятеля в периоды благодушия, которые наступают между ними после очередной подначки.

Габидулин хмурит свои густые брови и на минуту задумывается.

– Взял, но запас не помешает.

– Ну, так докупи в кафе, туда как раз цейлонский привезли, – заботливо произносит Гуменюк.

Как только приятель уходит за чаем, он стучит кулаком в стену и в кабинете появляется капитан-лейтенант Дятчик с молотком и несколькими гвоздями, которые они быстро заколачивают в нижнюю планку стола, находящуюся под ящиком со шкатулкой.

После этого Веня исчезает, а Мефодьевич, напевая что-то про Галю, которую козаки увезли с собою, расхаживает по кабинету, время от времени поглядывая в окно.

Минут через десять появляется Габидулин с десятком пачек чая в пакете и на пробу сразу же заваривает одну из них.

– Миша, а ты не опоздаешь на доклад? – интересуется Гуменюк и смотрит на часы. Уже половина третьего.

– Не твоя забота, выйду без пяти, чего спешить, – бурчит Габидулин, прихлебывая чифирь.

Ровно в указанное время он отпирает ящик стола и пытается его выдвинуть. Ничего не получается. Капитан 3 ранга прилагает более значительные усилия и отрывает у ящика ручку.

– Заклинило, наверное, – участливо произносит Гуменюк из-за своего стола, еле сдерживая смех.

На мгновенье их глаза встречаются, и Галимычу все становится ясно.

Бешеным усилием он переворачивает массивный стол и несколькими ударами ноги разбивает нижнюю фанерную часть ящика, из которого выдирает злосчастную шкатулку.

На шум, как ни в чем не бывало, в кабинет заходят Дятчик, Воронин и Минченко, по постным лицам, которых ясно, что они в сговоре с Гуменюкам.

Хрипя что-то по татарски, Габидулин расталкивает их и рысью выскакивает в коридор.

– Кхы, кхы, кхы! – заливается своим непередаваемым смехом Мефодьевич, наблюдая как приятель резво мчится к Особому отделу флотилии.

– Все равно опоздал, щас ему Ефимыч вставит фитиль! Это тебе не хлопушка!

От адмирала Габидулин возвращается действительно не в лучшем настроении, и в кабинете разыгрывается вторая часть драмы, теперь уже в словесной форме.

Впрочем, ко времени убытия Галимыча на корабль, он остывает и даже прощается с Гуменюком за руку. Друг Вася им прощен. До возвращения из автономки.

«Наука Эдика»

В свое время, после флота, я учился в морской группе Высшей школы КГБ, которая в советские времена готовила бойцов невидимого фронта.

В период одной из сессий, на втором курсе, произошел довольно забавный случай, который многим из нас памятен поныне.

В числе прочих, мы сдавали экзамен по военной подготовке, которую у нас – моряков, вел капитан 1 ранга Эдуард Андреевич Иванов. Это был бессменный опекун и наставник всех без исключения морских групп, со времени их создания в ВКШ. При всей своей любви к нам, Эдуард Андреевич был достаточно строгим преподавателем и по флотским наукам гонял нас как Сидоровых коз.

Особенно доставалось бывшим сухопутчикам, которым они давались с трудом.

В числе последних был и бывший авиатор Володя Слепнев, по прозвищу «казак», поскольку он действительно был таковым и происходил из знаменитой станицы Вешенской, что на Дону.

Обладая взрывным темпераментом и недюжинной силой, Володя, тем не менее, был одним из самых доброжелательных слушателей нашей группы, всегда готовым прийти на помощь товарищу, за что пользовался уважением.

Накануне экзамена, в нашей комнате откуда – то появилось несколько литров медицинского спирта, скорее всего полученного кем-то из ребят из дому. Так как экзамен по военной подготовке был завершающим, мы решили спирт употребить после его сдачи.

Первыми «отстрелялись» мы с бессменным отличником Васей Нечаем и, вернувшись в общежитие в самом радужном настроении, наполнили веселящим напитком графин, в котором обычно находилась вода. Нашелся в общих запасах и солидный шмат сала, который приехавшие вслед за нами одногруппники Саня Екименко и Володя Мазаев дополнили привезенными с собою хлебом и овощами.

Наскоро организовав стол, мы без промедления выпили по четверти стакана, закусили и стали ждать остальных. Каждый вновь прибывший встречался радостными возгласами и той же мерой спиртного. Последним, весь в мыле приехал взъерошенный Слепнев, который заявил, что «Эдик» (так между собой мы звали Эдуарда Андреевича), мордовал и гонял его до седьмого пота, но поставил «хорошо».

В комнате раздались бурные овации и, поскольку Володя явно нуждался в допинге, здоровенному «Казаку» набулькали полный стакан. Едва он его взял, как открылась входная дверь и в комнату неспешно проследовал начальник первого факультета полковник В.Г. Кузнечиков, сопровождаемый начальником нашего курса полковником Н.М. Андреевым. Все вскочили со своих мест, а Слепнев застыл у стола с судорожно зажатым в руке стаканом.

– Сидите, сидите, – благодушно пророкотал Кузнечиков. Ну, как экзамен, надеюсь на уровне?

– Точно так, товарищ полковник, – проблеяли мы, с трепетом ожидая неизбежного разоблачения.

Однако начальники продолжали доброжелательно улыбаться, ошибочно отнеся наши раскрасневшиеся физиономии к трудностям военной подготовки.

– Слепневу наверное досталось больше всех, вон как вспотел, – включился в разговор Николай Михайлович, – чего тянешься, вижу, что в горле пересохло, выпей водички батенька, – кивает он на стакан.

– А-ага, – просипел Вовка и неотрывно глядя на полковников, высосал все содержимое из него.

– Ну, отдыхайте, ребята, заслужили, – подвел итог Кузнечиков и начальство покинуло нас, величественно направившись дальше.

Несколько минут в комнате стояла мертвая тишина, нарушенная заплетающимся голосом Слепнева.

– А все – таки, наука Эдика, это поэма…