Читать книгу: «О животных, людях и нелюдях», страница 4
Алое солнце пустыни
На основе мемуаров генерал-лейтенанта в отставке Петра Афанасьева
Солнце клонилось к закату. Неспешно озирая завершавшийся день, небесный шар медлительной черепахой подползал к горизонту. Но стоило ему ободом зацепить барханы, как алый круг стал стремительно таять в маревой дымке.
Сухов, Саид и Абдулла молча сидели на пологом песчаном склоне, каждый по-своему глядя на темневшее море. Поодаль возле старой шлюпки тесной стайкой сбились женщины Абдуллы. Они тихо шептались на песчаной косе, боязливо посматривая на мужчин.
– Однако, пора, – сказал Саид. Поднявшись, он направился собирать красавца-коня, мимоходом пребольно толкнув связанного Абдуллу.
– Может со мной пойдешь? – без особой надежды спросил Сухов. – В Самару доберешься, а там в ветеринарию устроишься. Кони тебе ведь как братья.
– Не могу я, пока пепел отца сжимает мне сердце. Убью Джавдета, тогда может свидимся или спишемся, – невозмутимо ответил Саид и, кивнув на прощание, растворился в наступающих сумерках.
– Так куда писать-то? – крикнул вдогонку Сухов.
Но ответом стал еле слышимый шелест волн и сухой шорох барханов. Бескрайняя серая пустыня в преддверии ночи укрывалась плотным безмолвием.
– Шакал паршивый, – немного погодя сказал Абдулла, огрызнувшись не столько от боли, сколько от унижения и от того, что Саид завладел его гордостью – арабским скакуном, красавцем Шахди.
– Смотри у меня. Если не прекратишь ругаться – буду звать тебя Абдулла Мохаммедовна, – лениво пригрозил ему Сухов.
Поправив ремень и гимнастерку, он зашагал к освобождаемым наперекор всем буржуям Востока лицам самого прекрасного пола.
Завидев бравого красноармейца, они моментально построились в ряд. Справедливо полагая, что наконец-то новый муж их покормит.
– Товарищи женщины! – начал Сухов хорошо поставленным для таких случаев голосом.
– Рад вам сообщить, что впереди у вас теперь своя личная и абсолютно свободная жизнь. Угнетать вас теперь никто больше не будет. В общем, поздравляю, гражданки! Вы свободны!
Женщины Востока поначалу радостно защебетали, а по окончании проникновенных слов Сухова горестно заголосили. Когда до них дошло, что теперь они никому больше не принадлежат, горестные стоны слились в один громкий душераздирающий вой.
«Радуются, наверное, – с удовлетворением отметил про себя Сухов. – Надо же, столько лет по пустыне мотаюсь, а все никак привыкнуть к восточным обычаям не могу. На поминках женщины пышные застолья устраивают, в бубны бьют, и громкие песни голосят про покойного. А при вестях о личной свободе – рыдают».
– Чудны дела твои, Господи, – сказал он вслух и перекрестился, несмотря на то, что был верным партийцем.
После чего Хафиза, Зарина, Зухра и другие гражданки в исступлении стали рвать на себе одежды.
– Отставить такую явную радость! – гаркнул на них Сухов. – Отставить раздевание без приказа начальника!
– Ночи холодные, – добавил он с отеческой добротой и чувством исполненного долга. Вой постепенно стал затихать.
– Сухов! Товарищ Сухов! Федор Иванович! – донесся до него крик.
Обернувшись, Сухов в крепнувшем свете луны увидел старика Верещагина. Тот, припадая на ногу, явно спешил.
– Случилось чего?
– Петька с Гюльчатай на баркасе сбежали, – приблизившись, выдохнул Верещагин.
– Зачем? И куда?
– В Новую жизнь, на землю обетованную, – пояснил Павел Андреевич. – Так Петька с баркаса крикнул, когда я их остановить пытался.
– Какую такую Новую жизнь? – удивился Сухов. – Мы уже строим такую – наше светлое коммунистическое будущее – убежденно произнес он, поглядывая на быстро черневшее небо.
Словно по волшебству темный небосвод враз заискрился мириадами ярких и до невозможности близких звезд, которые на первый взгляд было несложно потрогать рукой.
«Надо же, сколько ночей в этой пустыне провел, а все никак привыкнуть к красоте этого явления не могу», – опять машинально отметил про себя Сухов.
Но волевым усилием, стряхнув с души сантименты, взял себя в руки.
– Баркас ведь на 42 заминирован?! Как Петька уплыть умудрился?
– Да у него винтовка с третьего раза стреляет! А ты считаешь, что у Петьки баркас через 42 секунды взорвется, – сплюнул Верещагин со злости.
– Не дело это, на дезертирство похоже, – заметил Сухов.
– Если лодкой, то догнать можно. На баркасе в топливном баке солярки кот наплакал. Скоро заглохнет. Саида и Абдуллу бери и догонишь, – сказал Верещагин.
– Топливо из расходного бака я заранее слил. Как чуял что. Соляра в бочках под настилом в трюме, – добавил Павел Андреевич.
– Скоро говоришь? – с сомнением переспросил Сухов. – Саид поди и плавать-то не умеет. Только по горло в песке и может. Да и нету его.
– Павел Андреевич, поможешь?
– Куда мне старому? Жена, дом, да и павлины некормленые еще, – потупился Верещагин.
– Ладно, пойдем, пособишь тогда шлюпку толкнуть.
Спустя пару минут, загрузив в лодку Черного Абдуллу, Сухов и Верещагин столкнули ее в море.
Запрыгнув в шлюпку, Сухов крикнул: «За женщинами присмотри! Если не вернусь, в Ашхабад их отправь! Обязательно!»
– Да кому они там нужны-то? – проворчал вполголоса Павел Андреевич и махнул рукой Сухову в знак согласия.
Свободные женщины Востока, наблюдая сию картину, опять жалобно заголосили.
Лодка постепенно удалялась, временами совсем пропадая в лунной дорожке ночной морской ряби.
– За мной, – сказал Верещагин собравшимся поблизости женщинам. – Ужинать пойдем, бедолаги непримужние.
Сухов освободил Абдуллу от веревки и, располагаясь на корме шлюпки, добавил: «Тока не балуй. Я все равно быстрей буду».
– Вот почему вы, большевики, все стараетесь уничтожить? – спросил его Абдулла, растирая затекшие руки.
– У буржуев свой путь, а у нас свой – интернациональный. Как говорит товарищ Калинин – наш курс – построение нового общества.
– Ага, новое общество у них. Гарем мой вот забрали. Нажитое забрали. Это как понимать?
– Это называется демократией и экспроприацией. Теперь твои женщины смогут учиться и работать согласно марксистскому учению товарища Августа Бебеля.
– А ты у них спросил – надо им это? Это мои жены. Я их содержал, и все они были довольны.
– Да что ты понимаешь в новом типе социального устройства общества, – вздохнул Сухов.
– Я сам из бедняцкой семьи и сам всего в жизни добился!
– Да только как забогател, так бедных и за людей считать перестал, – усмехнулся красноармеец.
– А ты наших обычаев не касайся. Мы веками так жили. И вам наш мир изменить не получится!
– А у тебя, значит, получилось? Угнетать обездоленных, грабить и убивать – ты считаешь так жить правильно?
– Дураки вы, большевики, со своими идеями, – огрызнулся Абдулла, стараясь совладать с веслами.
– Прекращай трещать не по делу. Греби молча, давай! Разозлил ты меня, – нахмурился Сухов.
Абдулла замолчал и налег на весла, изредка оборачиваясь и посматривая в море.
Через некоторое время на морской равнине в ярком свете звезд и заблестевшей луны обозначился силуэт баркаса.
– Недалеко Петруха уплыл, километра три от берега будет, – проговорил Абдулла.
Спустя четверть часа шлюпка бесшумно подошла к левому борту.
– Петруха! Гюльчатай! Встречайте гостей! – прокричал Сухов, достав наган и стараясь не выпускать Абдуллу из виду.
Послышались торопливые шаги по деревянному настилу палубы. Затем над леером показался Петруха, а из-за его плеча и Гюльчатай.
– Федор Иванович? А вы как тут? И почему с Абдуллой? – растерянно произнес Петр.
– Давай на борту обсудим, паря. Сбрось трап и держи Абдуллу на прицеле. Он первым поднимется.
– Шевели задницей, – сказал Абдулле Сухов после того как с леера упал веревочный трап.
Абдулла стал молча карабкаться вверх. Дождавшись, когда он перевалит через борт баркаса, Сухов без промедления стал подниматься по трапу.
Послышался шум, девичий вскрик и выстрел.
– Не успел, – чертыхнулся Сухов. Но он уже зацепился за ограждение леера. Держась за него левой рукой, уперся ногами и, вытянув вверх руку с наганом, рывком приподнялся.
На палубе без движения лежал Абдулла. Петька продолжал держать его под прицелом. Гюльчатай, закрыв руками лицо, качала головой из стороны в сторону.
Сухов выдохнул и забрался на палубу. Подошел к Абдулле, осмотрел. Тот был мертв.
– Готов, – сказал Сухов. Гюльчатай вскрикнула, плечи ее затряслись.
– Он сразу кинулся, Федор Иванович. Я и стрельнул.
– Все правильно сделал, боец. Иначе беда могла быть. Винтовку опусти, и воды девушке дай, видишь не в себе она.
Петруха повел Гюльчатай в рубку. Сухов достал кисет, наскоро изваял самокрутку и с наслаждением закурил.
– С третьего выстрела стреляет, говоришь? – спросил он в пустоту и усмехнулся.
Спустя время Гюльчатай, свернувшись калачиком на груде ковров, уже безмятежно посапывала, чему-то улыбаясь во сне.
– Совсем ребенок еще, – вполголоса сказал Сухов Петрухе.
Тот, понуро сидевший рядом, от этих слов приободрился.
– Вы не подумайте чего, товарищ Сухов, – волнуясь, заговорил он, – я просто Гюльчатай уберечь хотел. Курбаши Черный Абдулла сами знаете какой зверь.
– Не ерзай, паря. Дело молодое. Понимаю.
– А сейчас давай спать, поутру зальем соляру и двинемся обратно в Педжент.
– Спасибо, Федор Иваныч! И за то, что боек у трехлинейки вчерась поправили, тоже спасибо.
– Пустое, – отмахнулся Сухов. – А про какую обетованную землю ты Верещагину заливал?
– Так, крикнул первое, что на ум пришло, – потупился Петруха.
– Учиться тебе, Петр Афанасьев, надобно как война кончится. А расписаться с Гюльчатай Рахимов поможет. Ежели желаешь, конечно.
– Желаю, очень желаю, товарищ Сухов!
На следующий день все сложилось донельзя удачно. Утром Петруха и Сухов вернули баркас Верещагину. К обеду прискакал с отрядом Рахимов, который долго и горячо пытался расспрашивать всех о прошедших событиях. Абдуллу похоронили согласно правоверным обычаям. Ставшие окончательно свободными женщины Востока с красноармейцами Рахимова и награбленным добром Абдуллы отправились в Ашхабад. А Сухов, сердечно попрощавшись с Павлом Андреевичем, по вечерней прохладе, бережливо придерживая полный чайник, неторопливо зашагал в глубь пустыни. На краю ближайшего бархана он ненадолго остановился и еще раз окинул взглядом глинобитные домишки на окраине Педжента. Затем, поправив усы и бородку, продолжил свой путь.
***
Из последнего письма бойца за счастье трудового народа Федора Сухова.
… Обратно пишу вам из горячих туркестанских песков, разлюбезная Катерина Матвеевна, поскольку дела наши интернациональные и житейские порешались успешно, хотя и не без сучка и задоринки. Поэтому хочу сообщить, что намерение свое в скором времени вас повидать я не оставляю и ближайшей оказией поспешать буду. А еще скажу вам, дражайшая Катерина Матвеевна, что видеться мне во снах стали грачи перелетные на пахоте нашей, а то знак верной близкой встречи с домом и с вами. С революционным приветом, преданно ваш Сухов Федор Иванович.
***
Снегопад
Постапокалиптическая сказка
Старику не спалось. Дождавшись когда в оконце прояснится предрассветная мгла, он поднялся с кровати и тихо оделся, стараясь не разбудить внучку, спавшую рядом на детской кушетке. Жена встала еще раньше и уже в домашних хлопотах шуршала на кухне. Пройдя в горницу, старик промокнул лицо влажным полотенцем, привел себя в порядок и засел за перенастройку вербального зерцала, которое в последние дни стало сильно капризничать. Спустя час, когда рассвет сменился полноценным декабрьским утром, зерцало было готово. Убрав комплект инструментов в заветный сундучок, старик глянул сквозь запыленные стекла окна и поспешил на двор.
Последняя снежинка упала на землю четыре года назад. Потом наступила жара и моря вышли из берегов. А когда, спустя время, вода понемногу начала отступать и мало-помалу стала возрождаться жизнь на ранее затопленных территориях, жара усилилась. И стало невозможным объяснить ребенку что такое очарование снегопада. Да и про сам снегопад объяснить, собственно, тоже. Нет, конечно, снег и лед еще покрывали Северный и Южный полюса Тридевятой планеты, да и в морозильных кладовых снега можно было набрать, но все это было уже не то.
Прикрыв дверь избы поплотнее, старик сразу же направился к колодцу. Растрескавшаяся земля под ногами взбивалась пыльными облачками. От давно засохших огородных грядок остались лишь жалкие комья. Старый колодец из мореного дуба уже с полгода как иссяк, но дед упорно каждый раз поутру приходил его проверять. У колодезного сруба он увидел жену, та на коленях неистово и довольно громко волхвовала мольбы-заклинания. Неподалеку играла внучка Ладушка, пытаясь оторвать детской лопаткой треснувший земляной пласт.
Старуха продолжала молиться на выжженной солнцем земле, не замечая клубившейся вокруг пыли. Иссушенная горестной неопределенностью, она казалась настоящей юродивой. И в ее словах с трудом можно было разобрать смысл. Глубокие душевные переживания и сумасшествие – порой невольные спутники, и даже колдуньи, не лишаясь рассудка, подчас разговаривают очень несвязно. Услышав шаги, старуха замолкла, затем повернулась к деду с внучкой и улыбнулась. И от этой ее улыбки старику стало не по себе. Он торопливо заслонил собой внучку.
– В колодце ничего нет, – неожиданно жестким, чеканным голосом сказала жена.
– На пару дней воды у нас хватит, потом ночью опять придется лететь к родникам в Беловодье.
И, тяжело поднявшись с колен, побрела к избе. Их старый дом располагался на опушке леса. Или того, что ранее было лесом, а сейчас скорее обгорелым и сухим буреломом с островками чудом уцелевших деревьев.
Несмотря на то, что солнце недавно покинуло линию горизонта, уже стало основательно припекать. Старик, собрав детские игрушки, взял Ладушку за руку и повел ее к столу под свинцовый навес. Эту постройку, примыкавшую к избе, дед соорудил сам и самолично обшил ее крышу и часть солнечной стороны свинцово-молибденовыми пластинами. На всякий случай.
– Здесь побудь, а я сейчас поесть принесу. Наверняка бабушка нам что-нибудь, да приготовила.
Вернувшись, он поставил перед внучкой тарелку кукурузных лепешек и стакан разведенного молочного порошка. Девочка с готовностью потянулась к еде.
– Сначала руки, – дед протянул ей мокрое полотенце.
Заслышав со стороны леса кукушку, он заторопился включить зерцало. Как раз передавали сводку погоды.
"24-е декабря. Западное побережье Гипербореи – плюс 12, Грюнландия – плюс 15, в Московии – плюс 35. Продолжается интенсивное таяние льдов на полюсах…"
Старик вздохнул и выключил раритетную вещь. «На днях Гамаюн пенсию должна принести, надо будет Горынычу оплатить за електричество и аренду зерцала. Как-никак Новый год на пороге», – подумал он, глядя на чистейшее голубое небо. Впрочем, с тех пор как их дети отправились в Тмутаракань на поиски перпетуум-мобиле для производства живой воды, у стариков пропало желание с кем-либо общаться. Хотя не только их коснулась беда. Времена для всех настали жестокие и суровые. Уже три года жители Тридевятой планеты погибали во множестве безуспешных попыток, пытаясь остановить безудержное излучение Солнца, которого коснулось облако Гиблой материи. Многие ведьмы и ведьмаки положили свои жизни в борьбе с чудовищным излучением. И не только они.
Стихийная солнечная катастрофа застала всех обитателей планеты врасплох. От первой вспышки погибли миллионы, от второй еще больше. А интенсивность инфракрасного и ультрафиолетового излучений светила продолжала расти. Согласно прогнозам всех маститых волшебников скоро стремительно начнет испаряться вода океанов и тогда планета окутается плотной пеленой пара, создавая на своей поверхности невыносимые для жизни условия. Для защиты от излучения экипажи ковров-самолетов периодически выбрасывали на орбиту Тридевятой планеты массу волшебного мела, толченого магического угля, колдовского графита и других порошкообразных веществ. Но это мало помогало в решении проблемы. Просто-напросто элементарно не хватало производственных мощностей для изготовления требуемого количества материалов.
Старик вспомнил, что сын, отправляясь с невесткой в свою экспедицию, намекнул, что решение в борьбе с излучением найдено. И что ждать осталось недолго. Впрочем, они со старухой уже давно догадались, каким будет это решение.
– Пора в избу, – сказал он внучке, – пекло подступает.
– Не хочу в подземелье.
– Обгореть, как головешка, хочешь? Пойдем, милая, мультики будем смотреть.
– Надоели мне мультики.
– А тогда сказочные истории? Будем читать?
– Сказки буду, – ответила Ладушка и стала деловито собирать игрушки.
Не забыв прихватить с собой зерцало вербальное, они под навесом пробрались в избу.
Вечером после захода солнца старик со старухой и внучкой еще долго сидели в своем дворе под шуршание сухой пожженной солнцем листвы. Жена за дневными хлопотами душой малость смягчилась, и старики при свете волшебного фонаря по очереди читали Ладушке разные сказки.
– А дед Мороз всегда подарки детям приносит? – внезапно спросила девочка.
– Всегда.
– И только зимой?
– Да, зимой, – машинально ответила бабушка.
– Жаль, что теперь никогда не будет зимы. И деда Мороза тоже не будет, – сказала внучка.
У бабушки задрожали губы и она отвернулась. Чтобы разрядить неловкую паузу, старик взялся читать новую сказку, но девочку стало клонить ко сну.
– Пойдем-ка спать, Ладушка, – бабка кивнула деду, – возьми ее на руки.
Ночью старику опять не спалось. Он посматривал в бликах луны то на маленькую внучку, то на свою постаревшую от переживаний супругу. Вспоминал, как увидел ее впервые, когда она встречала его, молодого перспективного колдуна, на Красной Поляне. Он тогда прилетел на юг для участия в конференции на Лыске. А она его встречала. Как тогда взмахнула ему рукой. Неповторимо и грациозно взмахнула. Это только сейчас, уже на склоне лет, он отчетливо понял. А тогда, он и не подозревал, что ему с этой ведьмочкой так повезет.
На следующее утро все повторилось. За исключением одного. Сводку погоды дед слушал с замиранием сердца.
"В ближайшее время ожидается резкое понижение температуры до нуля градусов, а затем и до пяти градусов мороза…"
К обеду с севера потянуло неожиданно прохладным ветром. А вечером стало уже совсем холодно. Дед потеплее оделся и вышел во двор.
Потрескавшаяся пластами земля почернела и кое-где покрылась замерзшей атмосферной влагой.
– Однако же, конденсат, – озадаченно произнес старик.
Он поднял голову к небу. На быстро темнеющем небосводе все явственнее стали заметны точечные яркие вспышки. Их было много – десятки, сотни, а может и больше.
Со всех уголков Тридевятой планеты стартовали грузовые ковры-самолеты, небесные ладьи и даже малогабаритные бабаежкины ступы. Выйдя на стокилометровую орбиту, они целенаправленно взрывали тару с обыкновенной живой водой.
Тонны воды за несколько часов покроют орбиту пленкой, и она под воздействием солнечного излучения подвергнется ионизации, создавая живую защиту, – догадался старый волшебник. Вернувшись в подвал, он включил последние новости и не удивился тому, что его предположение оказалось верным.
А еще через день пошел снег. Поначалу изредка, поначалу сырой и липкий, но затем колючий и частый. Он оказался вполне безопасным. И тогда старик обрадовался. Пожалуй, впервые обрадовался за последние годы. Обрадовался изумленным глазам внучки.
– Это настоящий снегопад, деда?
Он утвердительно кивнул.
– Я знала! Я всегда знала, что ты дед Мороз!
***
