Читать книгу: «Магистр», страница 2

– Совершенно верно.

– Всем хороша ваша гипотеза, молодой человек, но среди пяти органов чувств homo sapiens такой способности, насколько я знаю, нет. Как прикажете быть?

– Да, это так… – Старков смутился. Он не был готов к тому, что его выступление на семинаре закончится прениями с самим профессором.

– Хорошо, – согласился Крупнов. – Тогда, может быть, есть смысл создать её искусственно и как-то вживить человеку. Надо же обеспечить его этим уникальным качеством, – настаивал он.

– Создавать заново ничего не нужно. Есть люди, которые обладают такими способностями от рождения. Необходимо просто найти их и привлечь к благородному делу лечения людей.

Весь зал внимательно следил за диалогом, похожим на спор, один из участников которого был лишь молодым человеком студентом третьего курса, другой же – убелённый сединами профессором университета.

– Вот как? Весьма любопытно. Тогда, может быть, вы скажете, где эти органы находятся у вашего сверходарённого индивидуума, в которых возникают такие необыкновенные ощущения?

– Думаю, что импульсы этих чувственных ощущений возникают в коре головного мозга при непосредственном участии центральной нервной системы. Точнее сказать не могу, пока не могу…

– М-да. Это скорее вариант умного ухода от ответа, чем полноценное объяснение. Но соглашусь, что мысли ваши работают на верном направлении. В завершение беседы хотелось бы задать вполне логичный вопрос: можете ли вы прямо сейчас назвать обладателя этих исключительных способностей?

– Да, такой человек мне известен.

В аудитории стало тихо.

– Прекрасно, и кто же это? Тоже слушатель нашего университета или кто-то из ваших дальних знакомых?

Старков немного помолчал и твёрдо произнёс:

– Этот человек я.

Потребовалось время, прежде чем зал осознал сказанное, и затем взорвался выкриками и свистом, что больше подходило театральному действию, чем учебному процессу, который был безжа-лостно сорван. Председатель долго не мог восстановить нарушенный порядок. После затянувшейся паузы, он, наконец, обратил

внимание на стоящего на подиуме Старкова.

– Будьте добры, Виктор, вернитесь в аудиторию.

Пошептавшись о чём-то с Крупновым, Иван Фёдорович постучал карандашом по графину:

– Прослушайте, пожалуйста, объявление: студента Виктора Старкова по окончании семинара просят подойти на кафедру биологии.

Только что успокоенный зал снова ожил.

– Ну, всё, пацаны! Щас Витьке представление на Нобелевку писать будут!

– Ясный пень! Он же провидец смерти!

– Повежливее с будущим светилом! Как хвосты сдаст – шуранёт с лекциями по Европе! – полетело со всех сторон.

– Вот балбесы, нет у меня никаких хвостов! – беззлобно отбивался Старков, поднимаясь к своему ряду.

– Ну, брат, и загогулину ты выдал! Прямо петарду бабахнул, жесть! – встретил его улыбающийся Золотов.

Окружающие смотрели на Виктора как-то по-новому интересом. Никто не ожидал от всегда сдержанного Старкова такого смелого выступления.

Сопредседатель семинара Крупнов тем временем покинул президиум и направился к себе на кафедру. Чтобы уйти с планового мероприятия двух групп, даже для такой важной персоны нужны были веские основания. Профессор разрешил себе такую вольность, чтоб привести в порядок неожиданно появившиеся мысли.

В перерыве Старков отправился в тот же кабинет:

– Можно?

Константин Прокопьевич находился на кафедре вместе с доцентом Симановым. Учёные стояли в центре кабинета на красной с зелёными рельсами казённой дорожке и оживлённо беседовали.

– Входите, молодой человек! Позвольте представить, Николай Егорович, – третьекурсник Виктор Старков. Взбудоражил сейчас, понимаете ли, всё молодёжное собрание своим необычным заявлением, каков молодец!

Мужчины поздоровались.

Коллега и товарищ профессора, доцент кафедры психологии Николай Егорович Симанов являлся ярким представителем петербургской интеллигенции в третьем поколении. Будучи ровесником Крупнова, он не относился к своей внешности столь же внимательно. Модные костюмы и стильные галстуки интереса у него не вызывали, а посещение оздоровительных салонов и массажных кабинетов он вообще считал не мужским занятием.

Это был немолодой худощавый господин среднего роста, с высокими залысинами на крупной голове, покрытой короткими седыми кудрями. Видимо, за них и мягкий покладистый характер студенты называли его между собой Каракулем. Солидные очки в крупной роговой оправе с толстыми стёклами украшали его переносицу.

Доцент был известен в университете тем, что мог тихим, спокойным голосом доходчиво и просто объяснить самому непонятливому студенту проблему любой сложности: от мелкой бытовой до глобальной геополитической.

Кроме свободного владения пятью языками, Симанов имел почти энциклопедические знания в различных областях науки и техники, политики и экономики, искусства и даже спорта, к которому был глубоко безразличен. «Примитивные мускульные усилия не должны вызывать такого бурного восторга у миллионов фанатов, это не логично и противоестественно», – считал он.

В своей же сфере – психологии – Симанов был выдающимся учёным и настоящим экспертом. Его часто приглашали читать лекции в известные учебные заведения за пределами страны. По университету ходили упорные слухи, что, кроме лекторской деятельности, Николай Егорович встречается там с видными европейскими специалистами в области мистики и эзотерики и якобы даже состязается с ними в применении разного рода психовоздействий. Что происходило на самом деле, мог знать только он сам и его старинный товарищ, и единомышленник профессор Крупнов. Оба они на эту тему, конечно, не распространялись, что вызывало дополнительный интерес к личности доцента. Совещания, собеседования и деловые встречи были расписаны у доцента на многие месяцы вперёд. Крупнова всегда удивляла широта кругозора коллеги, и как-то он поинтересовался:

– Есть ли что-нибудь, Николай Егорович, в чём ты вовсе не разбираешься?

– Наверное, нет… – сокрушённо развёл тот руками, но, спохватившись, вдруг обрадовано добавил: – Есть! Я плохо знаю астрономию!

Затем он битый час мучил Крупнова импровизированной лекцией о космических телах, образуемых ими системах и Вселенной в целом. После этого случая Константин Прокопьевич больше не позволял себе неосмотрительных вопросов.

В противоположность профессору потребности материализо-вывать свои научные достижения на банковских счетах доцент Си-манов не испытывал, но и не осуждал за это коллегу. Как человек крайне деликатный, считал финансовые вопросы сугубо личными, не подлежащими публичному обсуждению. Как все истинные интеллигенты, был порядочен и скромен, всегда пунктуален и аккуратен. Курение честно признавал своим недостатком, но никогда не расставался с футляром тонкой работы с дорогой для него трубкой и любимым сортом табака.

Именно Николай Егорович, товарищ и партнёр Константина Прокопьевича во всех его начинаниях, был наиболее частым гостем его дома. С далёкого студенчества они сумели сохранить добрые и уважительные отношения. Так уж повелось, что всегда и во всём ведущая роль доставалась профессору, однако ни одно важное решение не принималось им без совета со старым другом доцентом Симановым.

– Лучше моей гостиной нам, пожалуй, не найти… – вслух подумал Крупнов.

– У меня, Виктор, есть к вам предложение. Давайте встретимся и закончим нашу беседу вне стен университета. Здесь всё равно не дадут это сделать, задёргают звонками и визитами. Не найдётся ли у вас час-другой, скажем, завтра вечером?

–-Ещё бы! – подумал Виктор, а вслух произнёс:

– Конечно. Куда и когда явиться?

– Ну, зачем же «явиться»? Просто зайти в гости, скажем, на чай. Визитку я сейчас вручу. Это небольшое малоэтажное поселение на северо-западе. Вот и Николай Егорович составит нам компанию. Значит, решено? Тогда завтра в шесть.

– Спасибо, приду обязательно.

– Вот и хорошо. Обещаю, вам будет интересно!

«Надеюсь, вам тоже, господа учёные», – подумал молодой человек, возвращаясь на семинар по широкой мраморной лестнице.

Б

лизился весенний питерский вечер. Начинало темнеть. Холодный порывистый ветер метался по улицам, покрывая дневные лужи тонкой ледяной корочкой. Перед коваными воротами солидного особняка остановился жёлтый болид городского такси. Из него вышел молодой человек, сверил по визитке адрес и уверенно нажал кнопку входного звонка. Калитка бесшумно открылась, впуская гостя в ухоженный внутренний дворик.

В просторном загородном доме Константин Прокопьевич жил один. Супруга десять лет назад скончалась от онкологии. У взрослых сына и дочери были свои семьи, и они заезжали только по праздникам. Кроме редких гостей в доме несколько раз в неделю появлялась экономка, пожилая немка Карелия Эриксовна. Она решала все хозяйственные вопросы: убирала, готовила и делала необходимые покупки.

Дорожка из рифлёной керамики привела студента Старкова, а это был, разумеется, он, к парадному входу в двухэтажный коттедж из красного кирпича. Входная дверь отворилась при его приближении.

– Здравствуйте! Мне назначено… – начал было молодой человек, но смешался, встретив строгий взгляд Карелии Эриксовны, комендантши, как иногда называл её профессор. Жестом она велела вытереть обувь и показала, куда повесить куртку. Затем провела гостя через ярко освещённый холл и открыла перед ним высокие двери из дубового массива.

– Проходите, пожалуйста, вас ждут.

– Добрый вечер! Как добрались? Дом сразу нашли или пришлось покрутиться по нашей деревеньке? – широко улыбаясь, Константин Прокопьевич шёл навстречу, протягивая руку для приветствия. В свободном домашнем костюме из уютного велюра он выглядел приятным пожилым добряком. Слушатели университета не узнали бы в нём сейчас сурового «препода», безжалостно выгонявшего с экзаменов плохо подготовленных или замеченных со «шпорами» студентов.

Городок добропорядочных граждан располагался в экологически чистой зоне и имел строгую охрану. Попасть на территорию можно было лишь по специальной записке от домовладельцев. На Старкова она была, но куда-то подевалась и нашлась не сразу. Больше для соблюдения статуса, нежели требований порядка, его немного «помурыжили».

– Таксист попался бывалый, сразу в адрес привёз, – ответил Виктор, не упомянув про заминку с привередливой стражей.

Главной достопримечательностью особняка, несомненно, был раскинувшийся перед молодым человеком прекрасный каминный зал.

Его стены, обтянутые тиснёным китайским шёлком нежного персикового цвета, были украшены многочисленными образцами старинного оружия. Не грубыми галантерейными подделками, а подлинными старинными, но действующими экспонатами, знатоком и ценителем которых являлся хозяин дома. Располагались они в строгом порядке по странам и историческим периодам. Особо ценные экземпляры разместились на бархате стеклянных витрин, стоящих вдоль стен в почётном карауле.

Четыре высоких окна, защищённые со стороны улицы коваными кружевами решёток и украшенные изнутри вишнёвыми жаккардовыми шторами, открывали панораму величественного леса, бережно сохранённого при постройке дома. Вид могучих вековых сосен придавал вечерней обстановке некую мистическую таинственность.

На противоположной стороне зала находился огромный камин, поражавший не только своими размерами, но и незаурядной архитектурой. Искусная отделка точно подобранным по узору плиточным змеевиком в сочетании с каслинским литьём впечатляла. В его внушительном чреве ярко горели берёзовые поленья.

Четыре громадных люстры из горного хрусталя искрились гранями подвесок на золотых нитях и освещали творения искусных мастеров давно ушедших времён.

Удивительный зал блистал сталью клинков и золотыми кружевами эфесов редкой красоты, сиял вензелями серебряных накладок и переливался каменьями рукоятей, поражая наблюдателя совершенством форм и изяществом линий. Несколько отдельно были представлены образцы первого огнестрельного оружия: аркебузы и пищали, мушкеты и пистоли, когда-то принимавшие участие в жарких боевых сражениях.

Студент был потрясён увиденным великолепием. Но больше всего удивило то, что всё это он недавно видел во сне. Такое с ним иногда случалось.

– Согласитесь, Виктор, здесь общаться будет спокойнее, чем в нашей университетской суете? – поинтересовался профессор, деликатно не замечая впечатления, произведённого на гостя убранством дома.

– Да, конечно… – смутился Старков.

– Добрый вечер! Надеюсь, я не опоздал? – в дверях показался доцент Симанов.

– Ну что вы, Николай Егорович, и разве такое возможно? –улыбнулся профессор.

Мужчины поздоровались.

– Проходите, пожалуйста, сюда, господа! – предложил профессор.

Компания расположилась в высоких кожаных креслах напротив камина. Доцент не спеша набивал трубку, придвинув к себе небольшой круглый столик на витой ножке. По всему было видно, что это его привычное место. Неторопливая Карелия Эриксовна прикатила по сияющему паркету кухонную тележку, снаряжённую для чайной церемонии.

Неугомонный колючий ветер шнырял за окнами, раскачивал колонны сосен-великанов и заставлял поднимать воротники пальто спешащих к ужину жителей элитного посёлка, а в особняке профессора было тепло и тихо. Лёгкий парок струйками вился от чашек из тонкого бело-голубого китайского фарфора. Исполинского вида камин, словно укрощённое чудовище, дышал на гостей ласковым жаром. Роскошь и покой обстановки действовали гипнотически и располагали к откровенности.

Предвидения Старкова начинали сбываться. Он догадался, понял, почувствовал, что здесь и сейчас произойдёт что-то очень важное для него, значительное. Почему же тогда его пронизывают уколы беспокойства? Ведь всё, казалось бы, хорошо: встреча в узком кругу с уважаемыми педагогами университета – не каждому студенту выпадает такая честь. Откуда же эта ноющая в висках тягостная тревога? Так и точит своим «зу-зу-у», а слышится «заманю в за-пад-ню-ю»…

«Наверняка ничего страшного, обычное волнение перед серьёзным разговором, не более того», – успокаивал себя Старков, пытаясь собраться с мыслями, как делал перед каждым экзаменом.

Старинные напольные часы в зале гулко пробили шесть раз, объявляя официальное начало встречи. Как и полагается, слово взял хозяин дома.

– Позвольте мне, господа, напомнить причину нашего сбора и тему, на которую хотелось бы поговорить, – профессор подбросил в камин пару поленьев. – Вчера на семинаре, Виктор, вы сообщили, что обладаете некими специфическими, точнее, паранормальными способностями. А именно, чувственными ощущениями состояния здоровья человека. Если так, то вы должны видеть, выражаясь вашими словами, его «жизненный потенциал» не только в момент прямого общения, но и в будущем, так сказать, перспективу. Возможно, на год и более. При отменном самочувствии пусть человек живёт себе и радуется. Если же болен, хотелось бы знать, как вы определяете запас его прочности. И, конечно, время оставшейся жизни.

Меня весьма интересует, как формируется понимание этого срока. И всё, что касается непосредственно самих ощущений. Как они проявляются, при каких обстоятельствах? Разумеется, эти вопросы справедливы и имеют смысл, если ваше выступление на семинаре не шутка и не розыгрыш.

Симанов потягивал трубку, разглядывая пляшущие в камине языки пламени. Он хорошо знал, что за профессором с далёкой мо-лодости водилась привычка легко поддаваться первому впечатлению от любой необычной идеи, поэтому не особенно надеялся, что вечер будет потрачен с пользой. Однако выслушать автора смелого, хоть и сомнительного заявления ему было любопытно.

Старков попытался унять набежавшее волнение:

– Нет, это не шутка, всё сказанное действительно имеет место быть. Без всякого усилия я могу определить близкую кончину незнакомого мне человека при помощи физических ощущений во время обычного разговора. Стал замечать это, когда вся последовательность событий: встреча, беседа и последующий «уход» собеседника – неоднократно повторилась. Затем поставил целью получить от «объекта» более точную информацию. При общении стал максимально концентрироваться для усиления воздействия и принятия более чёткого ответного импульса. За год таких тренировок я как бы научился «видеть» не только состояние здоровья, но и примерное время его жизни.

Теперь о чувственных ощущениях. Они достаточно схожи, но разные по силе и длительности. К сожалению, я не смог установивить точную взаимосвязь между этими параметрами, а разобраться никто не помог. Все, к кому обращался, советовали не страдать ерундой и не морочить себе голову глупостями про смерть, пока умишком не тронулся.

Возможно, всё это на самом деле полный вздор. А если нет? Если эти способности можно как-то использовать на пользу людям? Например, быстро и качественно провести обследование десятков тысяч студентов нашего университета и выявить имеющиеся заболевания на ранней стадии. Здоровых обеспечить рекомендациями, а больных направить на лечение. Такая оперативная диагностика сохранит здоровье огромному числу людей и сэкономит колоссальные государственные ресурсы. Думаю, овладев управлением этими необычными качествами, можно даже научиться обманывать смерть, влиять на время её прихода. Пусть самую малость, но и этого бывает достаточно. Я не пытался, но думаю, что такое возможно.

Биодиагностика человека человеком может найти широкое применение в современной лечебной практике и спорных ситуациях с эвтаназией. Очень хотелось бы, чтоб эти своеобразные способности каким-то образом послужили на благо обществу… – не слишком уверенно закончил студент.

Учёные мужи слушали внимательно, вникая в смысл каждого слова. Это было ясно по тому, что один из них забыл про чай с алтайскими травами, а другой про трубку с любимым сортом кубинского табака. Наконец доцент отвлёкся от камина, поднялся из кресла и отправился на неспешную прогулку по гостиной. Своим молчанием профессор предоставил ему возможность высказаться первым.

– Во благо обществу, значит? Что ж, вполне допускаю. Но как же тогда известное суждение «благими намерениями путь в ад вымощен»? Понадеемся, что к нам оно не относится? Давайте-ка начнём с самого начала. Придётся вам, Виктор, подробно рассказать о вашем феномене с момента его появления. Приготовьтесь к долгому интервью, молодой человек. Только после тщательного препарирования явления можно разобраться, будет от него какая-то польза или нет. Думаю, что именно так следует продвигаться к пониманию природы ваших удивительных данных, – доцент вернулся к своему креслу.

– Да, Виктор, рассказывайте всё, что вам покажется важным, – поддержал профессор.

Ироничный тон доцента подействовал на студента успокаивающе и волнение отступило.

– Но это потребует времени.

– Для этого мы и собрались. Весь вечер в нашем распоряжении. В любом случае, для осмысления чего-то нового необходимо составить полную картину событий, – добавил Николай Егорович.

Виктор пригубил остывший чай.

– Думаю, начать следует с того, что я хорошо помню себя с очень раннего возраста. Наверное, с трёх-четырёх месяцев от роду. По всем правилам, такого быть не должно…

– И что же помните? – усомнился Симанов.

– Честно сказать, немного: вид из детской кроватки на часть комнаты, где какая стояла мебель и материнское кормление. В возрасте трёх-четырёх лет заметил, что некоторые цвета и размеры предметов вызывают у меня вкусовые ощущения.

– Наблюдалась ли при этом какая-то закономерность, что чему соответствовало? – поинтересовался профессор.

– Глядя на тёмно-зелёный забор, чувствовал во рту солёное, а играя трёхграммовыми гирьками лабораторного набора старшей сестры, – сладкое. Маленькие пластинки-навесы в двадцать граммов были кислыми. Поведение и эмоции взрослых тоже часто имели вкусовую окраску. Крики и ссоры были горькими. Временами фразы, реплики, имена непроизвольно возникали в воображении объёмными и цветными. При имени «Тамара», например, появлялся прозрачный голубой куб размером в человеческий рост. И так на большую часть слов разговорной речи. Иногда воздух вокруг взрослых, так называемая аура, становился легко окрашенным облачком. Бывало, что цвета смешивались или плавно менялись на другие, очевидно, в зависимости от эмоционального состояния.

Учёба в начальной школе казалась мне скучной. Многое из того, что преподавали, я как будто знал или слышал раньше. Листая случайно попавшие в руки потрёпанные «Азбуку» с «Арифметикой» с некоторыми подсказками взрослых, я выучил наизусть годам к пяти.

– Я давно говорил, что дети индиго были во все времена. Это общество не всегда было готово к их появлению и лицемерно отмахивалось от очевидного факта. Однако нельзя забывать, что любые способности без должного развития затухают, нивелируются. Прошу меня извинить, продолжайте, пожалуйста, – не удержался от реплики Константин Прокопьевич.

– Ещё один интересный факт. С раннего детства мне снится то, что скоро произойдёт. Даётся некая подсказка будущего.

– Хотите сказать, что предвидели и сегодняшнюю встречу? –вмешался доцент.

– Вы знаете, да. Где-то с неделю назад я видел во сне этот дом, но не мог понять, как и почему здесь окажусь. По-моему опыту это означает слишком малую вероятность события.

Буквально до последнего времени я был уверен, что предвидение будущего и вкус размеров, объёмные видения и цветные ореолы все люди чувствуют и видят одинаково. Но недавно узнал, что это не так. Раньше просто не обладал информацией. Когда был мальчишкой, родители почему-то запрещали даже думать об этом не то, что вопросы выяснять. В армии это совсем не к месту, могут принять за ненормального. В университете тоже как-то не сложилось. Начал осторожно спрашивать – сказали, что у меня от жизни в большом городе просто немного «крыша поехала».

Соглашусь с Константином Прокопьевичем, что без должного внимания некоторые ощущения теряют остроту восприятия и как-то замирают. Так, за школьные годы некоторые просто исчезли. Зато здесь, во время экзаменов при повышенном нервном и умственном напряжении, как бы запустились другие. Хотя, может быть, это активировались прежние. В результате случаются маленькие чудеса.

Как-то, засыпая в общежитии после трудного экзамена, я вдруг увидел класс, где он проводился, и что там происходило после моего ухода. Как бы откуда-то сверху. Состояние было весьма необычное, между сном и явью. Спал, но всё видел и сознавал, что это сон. Легко и просто будто смотрел фильм, потому что сновидение было управляемым! После этого случая я всерьёз задумался об использовании необычных качеств.

Профессор прервал Старкова:

– Вы достаточно точно описали экстракорпоральный процесс выхода сознания из физического тела во время сна. По учебникам, всё так и происходит. К тому же вполне вероятно, что дополнительная умственная нагрузка может вызвать определённый эмоциональный всплеск. Кстати, Виктор, а вы никогда не применяли гипноз к своим педагогам или товарищам по учёбе? – неожиданно строго спросил профессор.

– Что вы, Константин Прокопьевич! И какой из меня гипнотизёр? Пока я лишь дилетант с хорошими данными. Мне всегда не хватало знаний в этой области. Но самостоятельно изучать не стал, не отважился. Точнее, побоялся понять неправильно. Что такое гипноз, конечно, представляю, но работать с ним даже не пробовал. Честно признаться, такой откровенный разговор на эту тему у меня первый раз в жизни.

– Думаю, вы просто ещё не представляете своих возможностей. А скажите, не возникало ли у вас когда-нибудь желание вмешаться в обычную окружающую жизнь и сделать что-то не совсем дозволенное?

Старков отвёл взгляд, и Крупнов это заметил:

– Не стесняйтесь, говорите как на духу, когда вас спрашивает преподаватель вашей родной кафедры!

– Даже не знаю, мой ли поступок стал причиной случившегося или это просто случайное стечение обстоятельств. Уверенно нельзя утверждать ни то, ни другое.

– Да что было-то? Выкладывайте, не тушуйтесь. Мы с Николаем Егоровичем теперь должны знать о вас всё, – настаивал Крупнов.

Виктор вздохнул.

– Мы с ребятами часто играем в футбол в манеже универа. Как-то в азарте, в пылу борьбы возник глупый, никчёмный конфликт. Я попытался его погасить, но, как часто бывает, сам же остался виноватым. Произошла мелкая стычка. Обошлось без последствий, слегка потолкались и разошлись. Но злость на одного вредного паренька всё же осталась. Сам он в заварушку не лез, но исподтишка подначивал, подливал масла в огонь. Неприятный тип. После игры он уехал на красном джипе, а на следующий день я заметил его машину у общежития.

– И попытались угнать? – поторопил события профессор.

– Нет, что вы. Это делать нельзя – из университета выгонят.

– Весьма мудрое замечание! И что произошло?

– Вышло как-то само собой. Подошёл к машине, закрыл глаза и мысленно приказал ей… сгореть… одной, без пассажиров.

– Вы только посмотрите, Николай Егорович, с каким добрейшей души молодым человеком нам довелось познакомиться. Угонять машины ему, значит, риск потерять учёбу в университете не позволяет, а спалить – да, пожалуйста, сколько угодно! Спасибо, что водителя пощадили. И чем же дело кончилось?

– Не знаю, как и почему, но джип сгорел, где стоял. Возможно, пожарные поздно приехали. Я не видел, ребята рассказывали. А вдруг он сам загорелся? Замыкание проводки, или бензопровод подтекал. Да мало ли в машине причин для возгорания.

– Ясное дело, сам! Намучилось иноземное авто на наших дорогах и совершило суицид. Если б такое было возможно, транспорта в стране стало бы намного меньше.

Крупнов энергично прошёлся по залу и вдруг резко повернулся к Виктору:

– А вы, господин студент, нам всё рассказали? Уточните, пожалуйста: когда делали кодировку джипа, время события тоже установили?

Старшекурсник покраснел.

– Не могу поверить, неужели тоже получилось? – почти безразлично поинтересовался профессор.

Виктор подавленно кивнул. Крупнов, насколько мог себе это позволить, взорвался:

– Вы, молодой человек, видимо, шутить изволите: «сам загорелся»! Или хотите нам с коллегой «замыкание» мозгов устроить? Так дело не пойдёт! Не советую принимать нас – заслуженных деятелей науки – за бестолковых двоечников. Эти фокусы не пройдут!

Виктор всерьёз испугался – сейчас выгонят и всё закончиться! Но по достаточно добродушному тону, которым делался «разнос» профессором, и по сдержанной улыбке доцента понял, что это больше проверка его честности, чем воспитательная накачка.

– Дорогой Виктор, пожалуйста, уясните раз и навсегда. С этого дня ответственность за все поступки ложится на вас двойным и даже тройным грузом! А нам, вашим педагогам, вы должны говорить только правду и ничего, кроме правды. Уверяю, это в ваших же интересах. Надеюсь, вы всё поняли и сделали правильные выводы. Думаю, разбирательству этого случая мы уделили достаточно времени. Как считаете, Николай Егорович?

Доцент согласно кивнул.

– Прекрасно. Что ж, должен признать, что всё услышанное в высшей степени интересно и познавательно. Пришла пора углубиться в суть явлений, понять, так сказать, внутреннюю механику процессов. А именно, перейти к рассмотрению тонкостей, определяющих близкий финал «объекта».

Учёные мужи снова приготовились слушать.

– Думаю, начать следует с необычного сна, который просто преследует меня с малых лет, – начал Виктор. – События там развиваются следующим образом. Осенний, скорее всего октябрьский, пейзаж где-то в чернозёмной полосе России. Раннее утро, светает. Прохладно и тихо. Над распаханным полем плывёт густой туман. В нём постепенно начинают проявляться фигуры людей, идущих цепью. Вот становятся слышны их шаги по подмёрзшей земле, видны надетые на них шинели и винтовки в руках.

– Прошу прощения, в каком же возрасте вы разобрались с шинелями и винтовками? – не удержался Симанов.

– Точно не знаю. Сон видел с раннего детства, но всё понимать начал, конечно, позже. Он так часто повторяется, что я выучил его до мелких деталей, – Виктор вопросительно посмотрел на доцента.

– Ответ принимается.

Николай Егорович с интересом рассматривал малахитовую шка-тулку с каминной полки. Константин Прокопьевич слушал Виктора, откинувшись на спинку кресла.

Старков продолжил:

– Перед шеренгой бойцов идёт командир, рослый мужчина лет сорока, славянской внешности, с худым, измученным лицом. Он несколько раз смотрит в мою сторону, как будто видит меня, находящегося вне сна. Затем поворачивается, вскидывает руку и кричит в полную силу лёгких: «Ура-а-а!». Бойцы подхватываю и бросаются вперёд. Где-то вдалеке слышится хлопок и быстро нарастающий шум.

Через мгновение в середину солдатской цепи падает снаряд, и оглушительный взрыв сотрясает окрестности.

Но дым рассеивается. Становится видно командира, который тя-жело ранен и пытается встать, опираясь на винтовку, но клонится всё ниже к земле. Из последних сил он поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза.

В этот момент происходит что-то необъяснимое. Вместе с его взглядом меня пронизывает энергия поразительного свойства. Трудно предположить, что она представляет собой по физической природе: магнитное или электрическое воздействие, гипнотическое или какое-то иное. Можно допустить, что это действуют силы неизвестные сегодня науке.

В результате я как бы перехожу в новое измерение и становлюсь другой сущностью. Картина мира в моём сознании меняется. Тревоги и сомнения исчезают. Приходят внутреннее озарение и убеждённость в справедливости и неизбежности всего происходящего в окружающей реальности. Вместе с этим появляется ощущение абсолютной гармонии бесконечной Вселенной и парящего в невесомом полёте растворённого в пространстве нематериального «я».

Боец-командир роняет винтовку, тяжело валится на спину, вытягивается во весь рост и замирает.

Далее следует обычный сон, без тревог и волнений. Через день-другой наступает ощутимый прилив всех жизненных сил. Легко и просто выполняются самые сложные учебные задания, без особых усилий переносятся значительные физические нагрузки. Предвидения будущего в этот период становятся точнее и на более длительный срок. Мозг словно подключается к неизвестным дополнительным ресурсам. Все когда-то полученные случайные, отрывочные и системные знания выстраиваются в ряды полезной информации, и самые сложные вопросы тут же находят правильные ответы. Ясно понимаешь, что всё в жизни закономерно и имеет обоснованные причины и конкретную цель. За что ни берусь, делается быстро и хорошо. Я настолько изучил действие этой стимулирующей терапии, что даже попытался извлечь некоторую пользу для учёбы. Как правило, результат превосходил ожидания.

– Скажите, пожалуйста, как часто вы наблюдали это необычное сновидение? – осведомился Николай Егорович.