Читать книгу: «Трое из офиса. Иногда они возвращаются», страница 4

Бабка расплатилась с Ашотом и отправилась в ресторан заедать стресс. Туда же пошли Алена с Маринкой.

Анна вела Антона и Валеру по коридору мимо центра массажа, омоложения лица и тела, все дальше и дальше. Остановилась возле соляной пещеры. Открыла дверь.

– Прошу.

За дверью была лестница вниз.

– Мы иногда используем ее в качестве вытрезвителя, – словно извиняясь сказала Анна. – Это случается редко, но сейчас именно такой случай. Пройдемте.

Внизу была еще одна дверь, за которой лежал связанный Виктор Андреевич. Он спал.

– А почему у него трусы во рту? – поинтересовался Валера.

– И запах, – добавил Антон, – как будто кто-то обосрался, что ли.

– Это соль, – мгновенно ответила Анна, – очень много соли.

– Белая смерть, – сказал почему-то Валера.

– И все же, – спросил Антон, – что произошло? Почему он в таком виде и в таком состоянии? Связан и воняет говном.

– Солью, – быстро поправила его Анна.

– Белая смерть, – почему-то добавил Валера.

– Понимаете, – начала рассказ Анна, – мы постоянно совершенствуемся и стараемся делать так, чтоб всем нашим постояльцам было комфортно, но при этом нескучно, и… ну, чтоб каждый получил свое.

– Ага, я свое получил, например, – перебил ее Валера, потирая скулу.

– И, стало быть, наши креативщики придумали прекрасный конкурс, лотерею в каком-то роде. На вечернем шоу позавчера из специального барабана вытягивали цифры, из которых сложились номер, в которых проживали победители – двух финалистов. Одним из них стал ваш друг.

– Приз, я так понимаю – сутки лежать обосранным в соляной пещере? – уточнил Валера.

– Не совсем, – улыбнулась Анна. Ее трудно было смутить. – Приз – годовой запас алкоголя. Но чтоб не доверять такое сокровище слепому жребию, лотереей выбрали двух финалистов, а обладатель приза должен был определиться в честной борьбе. Кто больше выпьет. Кто будет в сознании в тот момент, когда второй вырубится. Обычная алко-выносливость. Чтоб приз наверняка ушел в достойные руки.

Анна пожала плечами, ожидая вопросов. Пока все звучало вполне логично.

– Одним финалистом, как я уже сказала, стал ваш друг, а вторым некий господин Сидорчук. Им можно было делать все, что угодно, главное – не переставать пить. Да, наших креативщиков мы уже уволили.

– Выкладывайте, – Антон уселся на соляной выступ и закинул ногу на ногу.

– Сначала все было мирно, – вздохнула Анна. – Во время шоу иллюзионистов ваш друг вышел на сцену, снял штаны, отобрал у фокусника шляпу и со словами «я тебя вы…»

Анна покраснела.

– Выебу? – подсказал Валера.

Анна покраснела еще сильнее.

– Ага. В общем с этими самыми словами «я тебя … проклятый кролик», начал совершать фрикционные движения в шляпу. Затем на сценувышел господин Сидорчук, и они с вашим другом соревновались, кто дольше прокрутит шляпу на половом органе.

– Наш точно победил, – уверенно сказал Антон.

– В этом он всегда побеждает, – согласился Валера.

Анна подозрительно посмотрела на одного, потом на второго, но продолжила.

– Затем они переместились в вольер, где оседлали лам и устроили рыцарский турнир. Вольером они не ограничились, и ваш друг под девизом за сильную и независимую Шотландию, направил свою ламу в толпу. Господин Сидорчук тем временем блуждал по аллеям, зло вращая глазами и хотел сжечь еретика. После этого они отправились в кафе, где мастурбировали и предлагали всем желающим бесплатно сделать из эспрессо латте.

– Неплохо, неплохо, – со знанием дела кивнул Валера, – но это явно не все?

– Не все, – согласилась Анна. – После они спустились на пляж, где ваш друг с криком «Что мертво, умереть не может!» выбросил в море единственный на весь отель экземпляр Конституции. Затем они поднялись в аквапарк. По дороге господин Сидорчук выкрал из клетки орангутана. Ваш друг и господин Сидорчук все приговаривали, что «покажут сраной обезьяне настоящую жизнь». В итоге они запустили орангутана в самый опасный закрытый желоб. У животного в пути остановилось сердце. Женщину спасти удалось, она в больнице.

– Какую женщину? – переспросил Антон Сергеевич.

– К которой они привязали орангутана перед тем, как запустить его в желоб, – тихо добавила Анна.

Антон и Валера понимающе кивнули.

– Затем господин Сидорчу закричал, что он – Кинг-Конг, и полез на десятиметровую вышку. Следом за ним отправился ваш друг. Господин Сидорчук уже наверху выхватил у вашего друга телефон и швырнул его вниз, в бассейн. Тогда ваш друг швырнул вниз самого господина Сидорчука. Тот приземлился в воду плашмя. С ним все в порядке, он в реанимации. Ваш друг порывался снять трусы, но трусов на нем уже часа два, как не было. Он свесил с вышки свой зад и начал дефекацию. Он достаточно щуплый, и все удивились, какой у него оказался богатый внутренний мир.

– Многих обосрал? – поинтересовался Антон.

– Всех, – прискорбно сообщила Анна. – Больше всего досталось спасателям, которые его снимали, и нашей медсестре, Владлене Каракатовой. Ей, наверное, даже дадим отпуск, и, возможно, понадобится помощь психолога.

В это время Виктор Андреевич начал приходить в себя. Живым он этим тварям точно не дастся. Смутные очертания сфокусировались, и он увидел перед собой Валеру и Антона. И никаких резиновых хуев.

– Мы возместим, если что-то нужно, – произнес Антон, томно глядя на Анну, накрыв ее ладонь своей. То же самое Валера делал с другой стороны.

– Спасибо, мы все удержали с креативщиков, – Анна высвободила руки и поднялась. – И да, я не даю первым встречным.

Она развернулась и направилась к выходу.

– Анал не считается! – попытался Валера.

Не сработало.

***

Друзья сидели на берегу, ужиная за столом прямо на пляже, и противные брызги то и дело залетали в пивные кружки. Сумерки доедали день, и красная солнечная дорога полностью растворилась в темнеющем море. Виктор Андреевич от спиртного отказался.

Динь-динь, звякнул телефон Антона. Пришло сообщение в мессенджере.

«Я тебя выебу!»

Коротко, от неизвестного абонента. Антон сохранил номер и зашел в профиль. На фотографии была женщина. Лица было не разглядеть – на голову надет бумажный пакет Макдоналдс, но фигура явно говорила о том, что это Лупа. Антон огляделся по сторонам.

– Что-то важное? – спросил Валера.

– Пока не знаю, – задумчиво произнес Антон Сергеевич, – поживем – увидим.

Февраль

Анжелика Писда обладала аналитическим складом ума, и гордо несла эту особенность по жизни. Проблема заключалась в том, что склад был очень скромной вместимости, оттого девушке приходилось полностью оправдывать фамилию.

Ее Анжелика получила от отца, Якова Валентиновича Писда, известного в узких кругах авиаконструктора, автора многих патентов и разработок. Главным своим детищем Яков Валентинович Писда небезосновательно считал компактный вертолет, названный в его честь «Пи-8», прозванный в авиационном обиходе «Пивасик».

На «Пивасике» его и постигла незавидная участь геройски погибшего испытателя. Кроме фамилии Яков Валентинович оставил дочери три квартиры в центре Санкт-Петербурга общей площадью около четырехсот квадратов. Выходило около пяти квадратных метров элитной жилплощади на каждую единицу ай-кью Анжелики, что можно считать весьма недурственным соотношением.

Валерий Робертович был без ума от Анжелики уже третий месяц, возбуждаясь от ее аналитических способностей, и от сисек, и от квартир. Каждый в окружении Валеры знал, что тот в совершенстве может укладывать три вещи: волосы, вещмешок и женщин всех возрастов в постель. С бабами он вообще превращался из посредственного аналитика в несравненного анализатора.

В постели Лика была сущей (да и ссущей) фурией, стонала, выкрикивала похабности, была порывиста в движениях и открыта для экспериментов. Валерий Робертович даже подумывал жениться, и, если бы не вчерашнее недоразумение в виде пальца Анжелики, неожиданно обнаруженного Валерой в кульминационный момент в собственной жопе, уже наверняка подал бы заявление в ЗАГС.

У Анжелики кроме отца была безусловно и мать. Потасканная взлохмаченная женщина средних лет и моральных устоев, она меж тем обладала приятными чертами лица и аппетитными формами, на которые и клюнул несколько лет назад уважаемый армянский миллионер Ашот. Валерия Афанасьевна ушла от Якова Валентиновича в богатую и счастливую жизнь с одним ридикюлем и чувством собственного достоинства.

В прошлом году Ашот разорился и уехал на родину, а Яков Валентинович закончил земной путь. В результате этой двухходовки у Анжелики было три квартиры, а у Валерии Афанасьевны зависть и заусенцы на ногтях.

Отношения между младшей и старшей Писдой и прежде не были идиллическими, а после этого вовсе испортились.

Валера до сегодняшнего дня не был знаком с мамой, и не то, чтобы жаждал познакомиться. Однако же мама вышла на него сама (из приехавшего лифта, подкараулив в подъезде).

– Валерия Кокосян, – протянула она татуированную руку для поцелуя, – в девичестве Шмарина, в промежутке – Писда. Мама Анжелики, и я готовлю ей сюрприз.

Жизнь не баловала Валерия Робертовича сюрпризами, но мать его женщины была тоже в какой-то мере Валерой, поэтому отказать он не сумел.

Теперь вот они сидели на кухне, опрокинув третий пузырь «Рейки», которую Валерия Афанасьевна по-хозяйски раздобыла среди запасов Валерия Робертовича, и твердой рукой стограммила по рюмкам.

– Хороший ты мужик, Валера, – сказала она, ухватив его пальцами за щеку, – только пить не умеешь.

Валера растерялся, что бывало с ним крайне редко. Цепкие пальцы, отметил он про себя, и ногти острые. Такими бы яйца пощекотать.

***

Антон Сергеевич внимательно смотрел на Люсю. Она растопырила ноги, скрючила руки, повернув еблет куда-то в верхний угол мастерской, предъявив художнику профиль Октавиана Августа и сиськи.

– Вот у вас сосок коричневый, а композиционно лучше будет смотреться розовый. А то он вне контекста получается, вроде как, – задумчиво протянул Антон.

Люся, занемевшая всем телом и зачерствевшая душой, сплюнула на пол и уселась на диван, полностью поменяв композицию. Взяла с тумбочки электронную сигарету и засунула в рот.

– Ну ебаная Люся, – огорчился Антон Сергеевич, но тут же спохватился, поняв неуместность каламбура. Лучшие натурщицы всегда оказывались своенравными и строптивыми. А Люся была лучшей – у нее сиськи разного размера и половину уха отгрыз соседский алабай. Такую рисовать – одно удовольствие.

Антон Сергеевич открыл академию художеств на Рубинштейна, предварительно закрыв турагентство на Лиговском. Ну а что, сейчас оптимальным маршрутом поехать можно было только кукухой, а вот искусство всегда в цене.

Люся втянула в себя электронный никотин и выдохнула электронный дым.

– Меня Нинель бросила, – будто между прочим произнесла Люся. Она была прожженной лесбиянкой и не признавала никаких людей с хуями.

Нинель, она же Нинка-минетчица, была лысой татуированной студенткой и немного мразью, вытянувшей из доверчивой Люськи все деньги на подарочки и походы в рестораны. Она несколько раз бывала и в мастерской, больше того, даже отсосала Антону чисто из любопытства, когда Люся траванулась хот-догом и срала почти час, срывая тем самым производственный график.

– А я никогда не доверял людям с пиздой, – наставительно произнес Антон. Он тоже был голым – такой уж в академии дресс-код – за исключением ярко оранжевого берета. Таким образом в мастерской выстраивалась доверительная атмосфера, и натурщицам не было неуютно.

– Там это, приставы пришли, – заглянул в дверь дядя Коля, вахтер, охранник и респшен-менеджер, он же представитель колл-центра.

– Передай, что я сейчас буду, – бодро улыбнулся Антон, поправив берет, – только переоденусь.

Дядя Коля вышел. Люся отстраненно курила. Антон открыл окно и удалился на крышу. Кажется, недовольные клиенты турфирмы, эти несостоявшиеся путешественники, дошли-таки до суда. Держа это в уме, Антон Сергеевич и выбрал для своей академии мансардный этаж.

На крыше ворковали голуби и романтически настроенные школьники. Кисть, которую Антон захватил с собой, была перед этим макнута в красный, и не найдя ничего лучше, он мазнул ей залупу. Теперь его пах напоминал грустного уставшего клоуна.

– Это челлендж, ребята, – пояснил он охуевшим школьникам, – челлендж такой. Вы «Оно» не смотрели что ли?

***

– Молодой человек, вы не понимаете! – злостно ощерился старик, размахивая затхлой бумажонкой, что грозила вот-вот рассыпаться в прах.

Виктор Андреевич действительно перестал понимать еще несколько абзацев назад. Работа коллектора требовала недюжинных моральных сил и душевного равновесия, и Витя, проработав на ней две недели, собирался увольняться. Это был его последний клиент. И на сегодня, и вообще.

– Я понимаю, Юлиан Перламутрович, только то, что вы заняли пятьсот, вы слышите, пять-сот рублей на проститутку, и за две недели не удосужились вернуть проценты.

– Но я тут же, через час принес обратно эти треклятые пять сотен! – возмущался дед, – я же не виноват, что за пятьсот рублей уже никого не выебать. Раньше я за пятихатку мог трахнуть все побережье, от Кувейта до Мумбаи!

– Набежали проценты, еще пятьсот рублей, – невозмутимо пожал плечами Витя. Ему было неудобно кошмарить старика за пять сотен, хотелось поскорее уйти и немного срать. Но протокол требовал произнести все заготовленное.

– За час пятьсот рублей? – охуел старик. – Такое чувство, что это меня выебали, и я еще должен остался.

У Виктора Андреевича было точно такое же чувство. «Не поддавайся, – гнусавил внутренний голос, – это стокгольмский синдром!»

– Вот что, – горестно вздохнул старик, – я отдам вам это. И проваливайте, чтоб я никогда больше вас не видел!

В его раскрытой ладони была та самая бумага. По виду ей уже не раз вытирали жопу, но пиетет старика не был наигранным. Виктор Андреевич вздохнул:

– Что там у вас?

– Особое завещание, – благоговейно потянул старик, – неужели вы не узнаете почерк?

– Боюсь, что нет, папаша.

– Да это же Петер Карл Густавович Фаберже. Последний официально подтвержденный документ – особое завещание, написанное им в день смерти в Лозанне. Он знал, что умрет. Сидел, курил сигару и писал это! Сим он завещает свои яйца своей Родине, и просит после смерти вернуть их обратно в Петербург.

– Ога, ога, – ухмыльнулся Витя, – яйца Фаберже разбросаны по всей планете, и даже на тот момент большинство из них ему не принадлежали. Как он мог ими распоряжаться?