Читать книгу: «Подарок. Приключенческая повесть», страница 7

– 2—

Рабочий день начался со знаменитого тенора моей директорши, которую мы уважали и восхищались ее неугасимым темпераментом, но тогда, когда она была в хорошем настроении. А вот не в настроении ее «монолог возмущенного руководства» начинался примерно так, как сегодня:

– Наталья Николаевна! Куда вы запропастились? Вы у нас искусствовед, или кто? – такие слова я услышала, только ступив на порог родного Музея.

– Вы же меня отпустили, и заявление подписали на преддипломную сессию, Варвара Николаевна.

– Подумаешь! Отпустила. Вы же должны были наведываться на работу, в перерывах между зачетами.

– Расписание занятий и зачетов было плотным, я не успевала, – оправдываюсь для порядка. Но поскольку Варвара была «в ударе» она никого не слышала, кроме себя. И, безусловно, продолжила свой монолог:

– Ничего не хочу слышать, о ваших расписаниях. У нас выставка именитых членов Союза художников. А вы знаете, какие они капризные. То «не хочу на той стенке висеть», то «я рядом с тем Членом висеть не буду», то «почему меня в угол засунули». А главное – почему я должна за вас экспозицию делать? Да еще и выслушивать их прихоти?

– Но они же – Члены Союза, – неосторожно заметила я и Варвара взвилась на высокие ноты:

– Не учите меня! Я знаю кто они! А вас терплю только потому, что вы умеете с ними разговаривать. Так сказать «наследство с детства». Вот и устраивайте здесь все.

– А когда открытие? – ляпнула я не подумав, и уже прикидывая, куда и кого разместить, и как организовать общую концепцию выставки.

– Как!!! Вы не знаете когда открытие??? Ну, дорогая!!!? Вы переходите все границы! Ничего себе, работнички! – разразилась Варвара Николаевна, свято веря в благородное величие своей ярости. И направилась в кабинет, измерив презрительным взглядом, это «безобразие», то есть меня.

– Санька, Привет! – поздоровалась я со своим коллегой, входя в маленькую комнатку, которая гордо называлась «Кабинетом искусствоведов».

– О! Ты уже пришла! Классно! А я здесь уродуюсь с этими «дедами».

– Чего ты с ними мордуешся? Просто закрой зал на смену экспозиции и никого не пускай.

– Да? Я закрыл. Но ты же знаешь Варвару. Она патологически боится этих Членов Союза, извини за слово. Потому что, они постоянно бегают в мэрию и жалуются, что их не уважают. Тогда ей несладко приходится, достается от начальства. Вот так и бегаем по кругу: я с картинами по залу, Члены Союза за мной и в мэрию, а Варвара за «дедами» и от мэрии.

– Классно, – радостно согласилась я, заваривая кофе и наслаждаясь его ароматом.

– Что тут классного? – сорвался мой младший коллега.

– Я, как последний дурак, бегаю, она отдохнула, и еще и заявляет, что «классно»!?

– Успокойся Санька. Кофе у тебя классный, вот я и замечталась, – А когда открытие выставки? – Это была моя маленькая хитрость, чтобы усыпить его желание побурчать, а еще больше панику перед Варварой и чрезмерную обеспокоенность работой.

– В том-то и дело, что через три дня, а «еще и конь не валялся»!

– Ага, «конь не валялся, овес не сеялся», – радостно поддержала я, допивая кофе, – Пойдем в зал, посмотрим на – бессмертные произведения наших великих», придумаем что-нибудь.

– Пойдём, пойдем. Только они не вызывает у меня такого восторга, как у тебя, – пробурчал Санька.

– Это почему? Что полный «отстой» принесли?

– Да нет. Просто когда я начинаю работать над экспозицией, начинается триллер ужасов.

– Почему это ужасов?

– А потому что, ты только вслушивайся в эти слова: «не хочу на той стенке висеть», «я рядом с тем придурком висеть не буду», «почему меня в угол запихнули наискось», «повесьте Марченко на ту колонну»! Это же крики из сумасшедшего дома, или с блокбастера, а известный авангардист вообще заявил, что хочет, чтобы его картина висела на потолке, – уже весело иронизировал мой коллега, зная, что работа будет сделана.

Катерина Ивановна, добрый день, – здороваюсь со смотрительницей, – Можно вас попросить, закрыть все двери в этот зал, и никого не пускать.

– Конечно можно. А если Игнат Игнатьевич придет, или Светлана Ивановна Дубова? Тоже не пускать?

– Тоже, уважаемая. Скажете, что у нас смена экспозиции и не пускайте.

– А как они в мэрию пожалуются? Или еще хуже – Варваре Николаевне?

– Не беспокойтесь, скажите, что это только на сегодня. Мы к вечеру справимся. И пришлите Клима Васильевича, чтобы помогал картины вешать.

– Кстати, Варвара Николаевна поехала в мэрию на совещание, – сказала Катерина Ивановна, ни к кому не обращаясь. Она знала, насколько легче работается без энергично-пристального взгляда начальницы. Особенно, когда та не в настроении.

– Спасибо, Екатерина Ивановна, а сейчас, выполните нашу просьбу? Хорошо?

– 3—

Работа по экспозиции захватывала, и трудные задачи решались сами собой. Ну, например, как совместить авангардное искусство с реалистичным пейзажем, чтобы каждая работа выглядела выигрышно и интересно. Работали, доложу я вам, вдохновенно. И вся экспозиция была почти готова, когда в зал, буквально ворвался, разгневанный Игнат Игнатьевич. Он был одним из старейших Членов Союза, и считал, что ему, как никому другому, надлежит присутствовать при работе над экспозицией. А то, не дай Бог, его бессмертный шедевр запихнут куда-то в угол. За его спиной появилась, обеспокоена смотрительница, разводя руками и жестами объясняя, что никак не могла не остановить. Бегу навстречу, радуясь, что все почти закончено.

– Игнат Игнатьевич! Как мы рады вас видеть!

Он опешил от такого радушия:

– А мне сказали, что у вас экспозиция еще не готова. Вот я и хотел убедиться, и вызвать своих коллег по Союзу, чтобы идти в мэрию.

– Конечно, Игнат Игнатьевич, зал еще не готов, но экспозиция уже скомпонована и вырисовывается очень хорошая концепция «Краски современности». Ну, как Вам? И самое интересное, что нам удалось совместить, так сказать, классику искусства с современными направлениями и тенденциями. А главное, что сделан акцент на ваших талантливых работах и они висят на центральной стене. Как вам такое решение? – Я трещала без умолка, не давая открыть рта озадаченному классику.

Наконец уловив в моих словах фразу «на ваших талантливых работах и они висят на центральной стене», он разулыбался и очень по-детски спросил.

– Так вы считаете мои работы талантливыми, и разместили в центре экспозиции? После недоверчиво подошел к центральной стене, глянул, что действительно его три картины уже висят и буквально «расцвел».

– Конечно! Ваши работы действительно заслуживают внимания, и мы не можем расположить их где-то в углу. Они хороши и талантливы. Прекрасно передано состояние рироды и сочные краски осени. Глядя на ваши пейзажи, хочется все детально рассмотреть и полюбоваться палитрой цвета, насладиться красотой этой поры года.

Я действительно так чувствовала его работы, и в этом ни мало не лукавила.

– Мне очень приятно, если вы так считаете. Я, пожалуй, пойду и не буду вам мешать. Да еще и другим скажу, чтобы не отвлекали.

– Спасибо, Игнат Игнатьевич! Не забудьте – открытие выставки послезавтра в пятнадцать ноль, ноль! – как по команде воскликнули мы с Санькой, зная, что это только первая ласточка.

Когда заканчивали экспозицию, располагая три последние работы, сильно выбивающиеся из общего контекста, в зал деловой походкой вошла Светлана Ивановна Дубова с мужем. Зная эксцентричность и мощь своей графики, она всегда опасалась, что этого не заметят другие, и не смогут выгодно показать ее достоинства. В таком случае, она заберет свои детища в мастерскую, пусть красуются там, чтобы никто не обидел их своим равнодушием. У Светланы Дубовой всегда было много претензий к экспозиции, но, учитывая талантливость этой хрупкой женщины, мы всегда шли ей навстречу. С множеством невысказанных вопросов, она начала осматривать незавершенную экспозицию.

– Здравствуйте Светлана Ивановна! Рады Вас видеть с Геннадием Николаевичем!

– Да здравствуйте. Ну, неплохо, неплохо справляетесь с экспозицией. А что, нашлось место моим скромным рисуночкам? Может их забрать? И как вам мои «потуги на тему Пушкина»?

«Скромные рисуночки» были примерно листами в полтора квадратных метра. Оформленные в несколько паспорту, с шикарными рамами, они, бесспорно, привлекали внимание всех истинных ценителей искусства и были украшением любой выставки. Но надо знать Светлану Дубову. Нам было понятно, что основной целью визита было стремление узнать мнение первых профессиональных зрителей.

Ее намеренно пренебрежительное название работ выказывало волнение, потому что, так называемые, «потуги на тему Пушкина», поражали свежестью восприятия темы и виртуозности подачи материала. Мягкие тона монотипии подчеркивали и морозность Петербургского дня, а резкие штрихи графики подчеркивали одинокость гения, и предрешенность судьбы.

– Работы очень интересны Светлана Ивановна! Я каждый раз восхищаюсь, как вы в строгой графике, находите столь интересные и решения, соединяя известные техники по-новому, – высказала я свое мнение, и оно художнице понравилось.

Пройдя по залу, и разглядев, куда будут помещены ее работы, она осталась довольна. Но, надо знать характер Светланы Ивановны! Как это она уйдет, без какого-то подвоха?

– И что? Мы так себе рисуем и это никому не нужно? – начала художница издалека.

– Ну что вы, Светлана Ивановна! Вы гениальный график! И многие знатоки искусства придут полюбоваться именно вашими работами, – принял подачу мой коллега Санька, наивно полагая, усыпить ее внимание, простыми комплиментами.

Не тут то было. Именно это и нужно было гениальному графику.

– Вы говорите о тех невеждах с толстыми кошельками, молодой человек? Хотя отлично знала, что молодого искусствоведа зовут Александр Жулинский.

– Ну, почему невежд? У некоторых из них хороший вкус, – сопротивлялся Санька.

– У них неплохой вкус к деньгам, а не к искусству.

– Да, да! А художественный вкус, нужно воспитывать у них в принудительной форме, и не иначе! – это подал голос Геннадий Николаевич, выражая свое марксистко-ленинское отношение к проблеме. Экспроприация экспроприаторов – его любимая тема.

– Вы что, под дулами автоматов заставите их пригонять на выставку? – не выдержал мой коллега.

– Нет, не под дулами, но нужно, чтобы мэр приказал им всем приехать сюда и купить по две-три работы за приличные деньги, потому что в противном случае, будут проблемы с бизнесом.

– Господа, если вы планируете дальше развивать эту тему, то выставки вообще не будет, – решила я вмешаться в сплошную «маниловщину» Геннадия Николаевича.

– Как это? Почему не будет? – в один голос, как по команде спросили супруги.

– А потому, что сейчас Варвара Николаевна поехала в мэрию и приедет с представителем Отдела культуры. Если к концу рабочего дня картины не будут висеть на своих местах, Отдел культуры вычеркнет выставку из городских мероприятий. Вот тогда точно ни один бизнесмен сюда не придет, даже под дулом автомата.

Наши посетители поникли, и начали быстро прощаться, извиняясь, что отняли время. Интеллигентность в воспитании – ничего не скажешь. Мне стало их жаль. Ведь они действительно работают на энтузиазме, тратят последние деньги на материалы и краску, а покупателей не так много, но, что поделаешь – экономический кризис, кроме того, они сами не любят расставаться со своими шедеврами.

– Ничего себе, как ты их резко прервала! – не то с восторгом, не то с осуждением сказал Санька, – Я бы так не смог!

– Надо было кончать эту беспредметную дискуссию. А то дай волю Геннадию Николаевичу, он бы до вечера не ушел.

– Слушай, а почему Геннадий нам рассказывает про бизнесменов? И что нужно продать их графику подороже? Ведь Светлана дрожит над каждой работой? И начинает плакать, когда кто-нибудь спрашивает: «Сколько стоит ее шедевр?»

– Ох, Санька! Не понимаешь ты трепетной души гения! С одной стороны она Создатель, а с другой – ребенок, которому жалко расставаться со своими работами. Такие они – гении…

Давай уже работать, а то мы с тобой до вечера не управимся. Тогда точно влетит от Варвары.

Работа закипела своей привычностью движений, и знакомыми словами: «правый угол подними», «левый угол опусти», «всю выше подними», «ниже», «слушай, она зависла совсем».

Под вечер приехала Варвара Николаевна. Как всегда «накрученная» начальством с их «взглядами на нашу работу», но, увидев, что вся экспозиция готова, немного успокоилась.

– Видите. Умеем когда хотим. Наталья, подготовь аннотацию выставки и речь, ты любишь говорить.

– Варвара Николаевна, давайте я аннотацию подготовлю, а речь Санька скажет.

– Хватит спорить! Я сказала «ты» – значит «ты»! Идите, работайте!

Мы пошли печатать названия картин на компьютере, тихо переговариваясь между собой:

– Видишь Санька, какая несправедливость, хотела, чтобы ты тоже попал в водоворот событий и телекамер.

– Ничего, не расстраивайся. Ты же знаешь, я не умею говорить на камеру. Тем более, это обязывает – белая рубашка и все такое… А мне нравится моя – клетчатая, и непосредственное общение с молодыми художниками, которых всегда полно на открытии.

– Ага, больше с молодыми художницами и студентками, – рассмеялась я, – Вот только Санька, белую рубашку нужно будет надеть. Я слышала, на открытии будут иностранные гости, а ты, как тот гость, из негритянских кварталов.

– Ты думаешь?

– Не только думаю, но и считаю. Ты же знаешь, если тебяна открытии, в таком виде увидит Варвара – то!!!

– Александр Михайлович! Подойдите ко мне, – послышался голос Варвары.

– Я Вас очень прошу, одеться прилично на открытие выставки. У нас будут иностранные гости.

– Ну вот, видишь. Стой там, как дурак в белой рубашке. Не расслабиться, ни сесть на ступеньках при входе, – сердито ворчал Санька.

– Я тебя предупреждала.

– Ага, ты, а то Варвара!!!

– На этой минорной ноте и закончился наш рабочий день.

– 4—

На следующее утро, как всегда, перед открытием выставки, была сплошная суматоха. Я пришла нарочно пораньше, чтобы привести в порядок аннотацию, которую вечером писала дома. И на «свежий взгляд» она мне не понравилась применением штампов и обобщенным анализом. Хотелось чего-то более серьезного, глубокого, но не получалось.

Пока никого не было, решила немного принарядиться и надеть ожерелье, которое взяла с собой. Оно меня как-то притягивало, как будто грело, особенно резьбленный синий камень. Надев украшение, посмотрела в зеркало. Получилось красиво, и даже изысканно. Довольно взглянув на себя еще раз, села к столу, набирать аннотацию на компьютере. И сама не заметила, как исправила ее почти всю. Прочитав, подумала: «То, что надо! Будто ее писала не я, а кто-то другой», – и повесила на отведенное место.

Варвара пришла именно тогда, когда аннотация была на месте, и я довольно рассматривала плоды своего труда.

– Любуетесь Наталью Николаевна! А вам еще аннотацию писать, – возмутилась директорша, не заметив листа на стенде.

– Я уже написала Варвара Николаевна! – радостно сообщила я.

– Ну, тогда повесьте ее! Мне, что напоминать вам ваши обязанности!?

– Уже повесила Варвара Николаевна!

– Да? Тогда готовьте речь!

– Уже готовлю!

– Вот так маршируя по залу?!

– Варвара Николаевна! Мне так легче готовиться.

– Ой, делайте, что хотите, – махнула раздраженно рукой и пошла в свой кабинет.

Моя милая и дорогая директорша всегда очень волновалась в день открытия, особенно когда приезжали разные гости. Поэтому, не обращая внимания на ее тон, я разгуливала залами и думала обо всем на свете, только не о своей речи, наслаждаясь ощущением торжества и радости, которые звучали в воздухе. Мне казалось это странным, потому что чувствовала приближение чего-то необычного. И оно случилось…

Когда торжественные речи закончились, и зазвучала музыка академического струнного ансанбля, а довольные мастера кисти начали общаться с журналистами, ко мне подошли двое мужчин. Один из них представился как «гость из Южной Америки», другой был его переводчиком.

«Гость» похвалил нашу выставку, сказав, что он много нового почерпнул из моей речи.

– Интересно, что нового для знатока искусств мог рассказать начинающий искусствовед? – подумалось мне. Потом спросил, где я учусь, а напоследок:

– Ваше лицо напоминает мне старинный рисунок, который я видел в одном из музеев Испании. Самое интересное, что у девушки на рисунке, тоже были светлые волосы, а на шее – похожее ожерелье. Скажите, ваши предки не родом из Испании?

Я ответила, что никто из моих родственников там не жил. Он внимательно выслушал переводчика, удивленно посмотрел на меня, извинился, и снова спросил:

– Может, ваши дальние предки жили в Испании, или в Южной Америке? Ведь ваше ожерелье так похоже на изделия тамошних мастеров!

– Нет, я русская. А мои близкие и дальние родственники, никогда не были ни в Испании, ни в Южной Америке. И это ожерелье собирал мой прапрадед, как талисман любви для моей прабабушки, – сказала я первое попавшееся, чтобы закрыть тему.

– Понимаю, извините, но я хорошо разбираюсь в древностях и имею прекрасную память. Вы просто одно лицо с той девушкой на старинной гравюре. А главное это ожерелье!

Переводчик был очень старательный. Он тщательно, перевел то, чего я не должна была слышать. Видать в конце дня, он устал от своего подопечного. Это я поняла гораздо позже. А тогда я почувствовала неясную тревогу, но ответила дипломатично.

– Ну, что же, такие совпадения бывают, и я ничем не могу вам помочь.

– Наталья! Я тебя везде ищу, – скороговоркой проговорил Санька, отзывая меня в сторону, – К тебе там пришли, ну знаешь, такие знаменитости!!!

– Кто? Говори, а то к моему берегу сегодня, как не одно приплывет, так другое, – обеспокоенная предыдущей беседой, спросила я.

– Кто? Кто? – передразнил Санька, – Пойди и посмотри.

– Санечка! Пожалуйста, скажи? А то ко мне пристал этот иностранный гость. И я хочу незаметно уйти домой.

– Да там тебя ждут, Виталий Комаровский и Александр Шелестов.

– Ты не ошибся?

– Я что, похож на идиота? – Обиделся мой коллега.

– Ну не обижайся. Пойдем, пообщаемся.

Действительно, недалеко от главного зала небольшой группкой стояли, столичные знаменитости, а перед ними артистично «выпендривалась» одна из сотрудниц мэрии, представляя по очереди Членов Союза и пытаясь как можно лучше показать себя. Ребята вежливо кивали головами, делая серьезный вид знатоков, а в глазах «бегали чертики» и они красноречиво перебрасывались взглядом, понимая, что от «специалистки» не так легко будет избавиться.

– А! Вот, наконец, и наш искусствовед Наталья Левицкая. Она вам сейчас все и расскажет.

– Понимаете Валентина Николаевна! Мы хотим, чтобы Наташа показала ваш город, его достопримечательности завтра. Просим позволить ей провести эту экскурсию для нас, как для гостей, которые дали три благотворительных концерта.

– С точки зрения Отдела культуры, это неприемлемо, чтобы экскурсию по городу проводила искусствовед Художественного музея, – заупрямилась специалист, показывая, что у нее есть власть. Но в виде исключения, могу это позволить только для вас, и то, только благодаря благотворительным концертам.

– Искренне благодарны! – Начали льстить ребята, целуя ей ручки, и тихонечко отводя к выходу, давая понять, какую необыкновенную милость проявила «благодетельница» позволив такую экскурсию.

Санька стоял, раскрыв рот и оторопело повторял:

– Вот, артисты! И тебе на день отпросили, и Валентину Николаевну заверили в невероятной искренности и уважении. Она дура, думает, что они соловьями разливаются, ради нее стараются.

– А что, не так? – удивилась я.

– Мне кажется, что не так. Я бы лично, ради нее не старался.

– Ой, Санька! Не смеши меня! Можно подумать, ради меня, ты бы старался?

– А почему бы и нет?

– Слушай, оставь. Ты же знаешь, я этого не люблю. Мы коллеги, и все.

– Гм. Я просто объективно говорю. Ты себя недооцениваешь, я тебе авторитетно это заявляю.

– Да хватит уже, авторитет.

– Что за шум, а драки нет – спросил Саша Шелестов, подходя к нам.

– Да, так, мы о своем художественном видении, ответила я уклончиво.

– А что, вы действительно с Виталием хотите, чтобы Наталья вам о городе рассказала? – не выдержал Санька, – Или это только повод?

– Почему же повод? – удивился в свою очередь Виталий.

– Я действительно хочу услышать что-то новое о вашем городе. Но не штампы, вроде: «основан тогда-то», «жили такие-то», «новые микрорайоны заселены в таком то году.», А интересное по-настоящему.

– Наталья, извини, я просто поделился с Виталием впечатлением от твоих рассказов, вот он тоже захотел послушать, – вмешался Саша Шелестов в монолог своего товарища.

– По-моему, я как всегда, «побежал впереди паровоза», – смеясь, добавил Комаровский.

– Хорошо парни, я согласна провести для вас экскурсию, но сейчас давайте уйдем отсюда по-английски. Санечка! Передай, пожалуйста, Варваре, что я уехала по просьбе специалиста из мэрии.

– А если директриса не поверит? Может, ты сама отпросишься?

– Нет, Саня, не хочу лишний раз «светиться» перед иностранцами, которые с нею разговаривают.

Санька, пошел к Варваре, ожидать, когда иностранцы отойдут от нее, а я вместе с ребятами пошла к выходу.