Читать книгу: «Я дождалась», страница 2

Глава 4. НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК

– Стоп! – неожиданно сказала Элеонора.

Мэри подняла на бабушку удивлённый взгляд.

– Ты хочешь выключить запись?

– Нет… То есть, наверное, да. Дело не в этом.

Марианна коснулась пальцем экрана телефона.

– Вот, выключила, – пояснила она.

– Я просто хотела тебе объяснить кое-что. Не твоим преподавателям, которые будут читать курсовую, а своей внучке, родному и очень важному для меня человеку.

– Я поняла, – Марианна убрала телефон со столика и положила в карман, чтобы не смущал.

– Что-то можно будет потом повторить под запись, – будто чувствуя вину, проговорила Элеонора.

– Да без проблем, ба. Мне интересно тебя слушать в любом случае.

– Вот про свадьбу. У меня не было даже платья, понимаешь? Ничего не было. Ни красной ковровой дорожки, усыпанной розами, ни торжественной церемонии, ни процессии. Как сейчас говорят, просто шлёпнули штамп в паспорте. Поменяла статус на «замужняя», только и всего. Но ты представляешь, что значат для восемнадцатилетней девчонки все эти свадебные атрибуты? Да за них жизнь можно отдать! Появиться на глазах родственников и гостей в роскошном белом платье в пол, расшитом блёстками – великая девичья мечта! Ну, может, сейчас в современном мире это слегка не так, но тогда! Я ведь потом бывала на других, настоящих свадьбах. Видела счастливых невест, у которых горели глаза. Видела, как родители дарят молодожёнам роскошные и дорогие подарки. А потом приходила домой и рыдала навзрыд всю ночь. Потому что понимала, что у меня такого никогда уже не будет. Понимаешь меня, Маруся?! Мне ещё нет двадцати – а чего-то у меня уже не будет! Поначалу-то, сразу после свадьбы мы как бы договорились с Патриком, что проведём ещё одну церемонию, как положено. Подкопим деньжат, то сё. И даже какое-то время верили в этот миф. Я лично – точно верила. А что оставалось делать? Ты представь – я на собственной свадьбе оказалась в поношенном синем платье, из гостей – только родители и пара родственников с обеих сторон, которые ничего нам даже не подарили! Чуть позже моя мама привезла нам «б/у-шный» перекупленный у кого-то кухонный гарнитур. И, разумеется, никакая отложенная роскошная церемония потом не состоялась. Во-первых, «лишних» денег так и не появилось, а, во-вторых, отношения наши с Патриком из разряда романтических очень быстро превратились в обязательно-равнодушные. Какие уж тут совместные празднества? Напяль я теперь белое свадебное платье – это выглядело бы клоунадой, если не издёвкой.

– Бабуль… – во взгляде Марианны проскользнуло сочувствие. – Но тогда… зачем всё это? Зачем ты так рано вышла замуж?

Элеонора некоторое время задумчиво молчала и внучка даже испугалась на миг, что задала слишком уж бестактный вопрос. Но бабушка, как оказалось, вовсе не обиделась.

– Ты молодец, – сказала она после паузы. – Ты зришь в корень. Что есть важное качество для будущей журналистки. Ты знаешь, я в этом разобралась. Не сразу, конечно, можно даже сказать, недавно. Такой мой поступок связан, как ни странно, с противоречиями. С одной стороны, моё воспитание. В те времена на моей родине правильным считался довольно консервативный уклад. А уж в многодетных семьях – тем более. Воспитывали нас строго, без церемоний и как бы «по линейке». Жизненный план чётко расписан. Учёба – работа – замужество – декрет – дети – работа – семья. В принципе – всё. Любой отход от такой вертикали считался кощунством. Причём, я ведь и сама так считала. Идеология «счастливой» трудовой семьи была в меня вбита накрепко. И столь сильны оказались эти убеждения, что значительную часть жизни я провела как бы по инерции, свято следуя этим самым заветам. Ускорил развязку и наш переезд: новая страна, новые люди, опереться толком не на что. А тут такой возраст. Я девочка привлекательная, вокруг мальчики и даже мужчины. Неудивительно, что я выбрала себе в «друзья» именно молодого человека, убедив себя в «чувствах» к нему. А когда мне стукнуло в голову «совершеннолетие», меня опьянила возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Ну это я так думала. А что – теперь же мне никто не указ! И вот тут проявилась та самая «другая» сторона. Как любой девочке в юном возрасте мне захотелось сделать что-то вызывающее, собственное, свободное, как мне казалось. И я не придумала ничего другого, как решиться выйти замуж! Вот так сразу. Вот так быстро. Чтобы якобы стать, наперекор всем, сразу самостоятельной! Только дурёха не понимала, что поступает-то как раз по той самой «линейке», что «заложили» в неё родители. Только сдвинув её зачем-то на пару-тройку лет вперёд, как минимум. Представляешь, Маруся, как глубоко во мне сидела потребность в создании классической семьи, как я стремилась родить детей, чтобы побыстрее стать как все. Подумать только – я мечтала стать «как все», хотя надо-то было стремиться к прямо противоположному – становиться индивидуальностью. Ни на кого не похожей личностью. Но до такого понимания мне было ох как долго. Неимоверно долго!

– А нельзя было, ну… – Мэри замялась. – Развестись «по-быстрому»? Ну, если уж вы перестали чувствовать друг к другу… притяжение.

– Опять же – тогда это не сейчас. Да и посуди сама. Семья-то у нас благополучная. Муж работает, на еду хватает. Не бьёт, не гоняет. Я беременна уже твоей мамой была, то есть вторым ребёнком. Вроде бы какого рожна ещё тебе надо? Кому интересны эти твои психологические рефлексии? Да, честно говоря, в то время ещё и рефлексий особых не наблюдалось у меня. Было некое отупение, погружение в болото, застой какой-то. Вроде бы всё есть, всё правильно, но, как в анекдоте – шарики, хотя и не сдуваются, но не радуют. А вот когда уже Аня появилась, через какое-то время меня и накрыло. Словно завод кончился. Я выполнила главные пункты программы «счастливой» семьи – вышла замуж, родила детей, устроила быт. И на этом всё завершилось. А мне только двадцать два года! А жизнь-то, по сути, закончилась! Я даже внешне стала выглядеть как матрона какая-то, лет на тридцать пять!

И ладно бы Патрик как-то поддерживал, так ведь нет. Выходные и праздники он или с друзьями, или с родственниками. Неинтересно ему со мной сидеть. Потому что с неинтересным человеком и вправду неинтересно. Страсть прошла ещё в предыдущем веке. По хозяйству или с детьми помогать – нет уж, увольте. Не для того я деньги зарабатываю на семейное содержание, чтобы с подгузниками возиться. Лучше я пива насобачусь до отключки в баре с корешами своими. Должен же человек как-то расслабляться. Вот он и расслаблялся. Когда я Аней ходила, помню, не раз приходилось его из злачных заведений на себе переть. Картина маслом – я беременная, поправившаяся на двадцать два килограмма пру на себе его тушу плюсом ещё в девяносто пять килограмм. Нет, он потом, конечно, просил прощения и обещал, что больше никогда. И даже держал эту клятву до следующей субботы…

– Да ужжж… – протянула задумчиво Мэри, поглядывая на бабушку с жалостью.

– Поэтому вот что я тебе скажу. Не лети впереди паровоза. Ты, конечно, уже не такая юная, и, судя по всему, не такая глупая, – Элеонора засмеялась, – но, тем не менее. Никто от тебя никуда не убежит! А если даже и убежит, то и скатертью ему дорога. Значит, так ему и надо! Не твой человек… Давай я тебе кофе сделаю, а то заговорила совсем…

– Да не заговорила, ба… Я же ничего этого, можно сказать, не знала. Нет, какие-то отрывочные сведения у меня были, но…

– Ну вот, а теперь благодаря своему заданию – знаешь! – Элеонора снова улыбнулась и, порывисто встав, ушла за кофе.

***

Через пять минут разговор продолжился. Марианна с удовольствием потягивала ароматный напиток, а бабушка, растворив настежь дверь, выходящую на большую террасу, встала у косяка и подожгла коллекционную сигарету – иногда она себе позволяла «лишнее».

– Через какое-то время, я осознала, что предаю себя, – сказала Элеонора, затянувшись, а потом выпустив голубоватую струйку дыма. – У меня как бы всё есть для того, чтобы существовать, но при этом нет самой себя. Я – фантом, я автомат для хозяйственных нужд. И не видно впереди никакой перспективы. Патрика всё устраивает. Он обстиран, одет, накормлен. И всегда может «оторваться» на выходных. Он никуда больше не стремится. А зачем?

– И что же делать? – тихо спросила Мэри, поглаживая пальцем ручку кружки.

– Ты будешь смеяться, но меня побудил к действиям несуществующий кот!

– Кто-то? – удивилась внучка. – Кот?

– Точно. Виртуальный, милый, роскошный и желанный. Мало мне было хлопот с двумя детьми, у меня зародилась в сознании крепкая идея-фикс: хочу ещё и кота!

– И что? – хмыкнула Марианна.

– Сказала мужу, но тот отнёсся к идеи скептически. Сказал, что кот нам подерёт диван. Но я какое-то время не отставала. Патрик всё отнекивался и говорил: потом, потом. В какой-то момент я прямо припёрла его к стенке, что называется – мол, покупаю животное и всё тут! И тогда он, знаешь, что заявил?

– Что?

– Что у него аллергия на кошачьих!

– А это правда?

– Скорее всего, нет. Я никогда не замечала раньше, что он сторонится чужих кошек. Да и будь это правдой, отчего бы ему не заявить о таком сразу, а не тянуть столько времени того самого виртуального кота за хвост?

– Логично.

– Вот. И мне пришлось проглотить горькую пилюлю. Что тут сделаешь? Ни-че-го. Я помню, перед сном в тот день разрыдалась в подушку (спали мы уже в разных комнатах). Я ощутила себя какой-то настолько никчёмной, что даже отвращение к себе испытала. Если я даже не могу себе кота завести, так на что же я вообще годна? Готовить-убирать-стирать и следить за детьми? А, ну ещё мужа с вечеринок на себе тащить. Я провалялась без сна почти всю ночь, столько дум передумала. А на утро проснулась другим, новым человеком… Где твоя машинка-то, включай давай… – Элеонора сделала кроткую затяжку и загасила окурок в мраморной пепельнице. – Давай ещё с полчасика поработаем над твоей курсовой.

– Давай, – тряхнула блондинистыми кудрями Мэри и полезла в карманчик за телефоном.

Глава 5. ЛЕЖАЧИЙ КАМЕНЬ

Марианна не появлялась три дня. Элеонора даже стала волноваться, уж не бросила ли она затею с курсовой, а, может, нашла другого «рассказчика»? По телефону внучка сетовала на занятость, впрочем, заверяя, что в самом скором будущем обязательно заглянет «на огонёк».

А Элеонору как раз захватила идея этой совместной работы. Женщина ловила себя на мысли, что постоянно возвращается к фактам своей биографии в контексте интервью. «Вот об этом надо не забыть рассказать» – думала она, занимаясь какими-то хозяйственными делами. И даже делала иногда пометки в своём рабочем литературном блокноте. Сомнений тоже было достаточно: до конца ли поймёт внучка её психологические посылы, сумеет ли правильно оценить смысл сказанного? Всё же у современного поколения, как ни крути, свои законы. Но, с другой стороны, есть вещи слабо подверженные влиянию времени. Женщина по сути своей всё равно остаётся женщиной. И на изысканном званном балу XVIII века и на гремящей как двигатель реактивного самолёта дискотеке века XXI-го.

Элеоноре очень хотелось, чтобы внучка также горела этим творческим заданием. Но чтобы её заинтересовывать всё больше и больше, надо ведь излагать своё видение жизни в максимально занимательном ключе. Кому нужны скучные и нудные рассуждения?

«Как Маруся воспринимает наше сотрудничество?» – задавала себе вопрос Элеонора. И не могла однозначно ответить. Иногда ей казалось, что Мэри по-настоящему увлечена работой, а иногда, что в её энтузиазме превалирует стремление отличиться, выполнить «задание редакции», заработать на этом литературный авторитет. В принципе, в том не просматривалось ничего предосудительного. Просто Элеоноре хотелось, чтобы внучка при всём прагматизме исходного задания отнеслась к его выполнению неформально.

Поэтому неудивительно, что бабушка занервничала, когда Мэри день за днём откладывала свой следующий визит.

Марианна появилась на пороге особняка Элеоноры вечером в четверг. Она коротко улыбнулась бабушке и без лишних разговоров пошла готовить «студию». Как правило, над интервью они работали в кабинете Элеоноры, выделив для разговоров тет-а-тет журнальный столик.

От бабушки не укрылся немного рассеянный вид внучки, обычно Мэри вела себя по-другому. Поэтому новые иголочки беспокойства неприятно «кольнули» Элеонору. Уже усевшись напротив внучки, женщина внимательно посмотрела на хорошенькую «интервьюершу». И та, не выдержав «тяжёлый» взгляд, отвела глаза.

– Так, – решительно заявила Элеонора. – Или ты мне объясняешь, в чём дело и что случилось или никакого сегодняшнего сеанса не будет.

– Ба, ты что? – попыталась «прийти в себя» Марианна. – Я вон уже соскучилась по твоим рассказам.

– Не ври! – Элеонора не собиралась миндальничать. – Ты сейчас вообще не здесь. Мысленно в другом месте. Меня не проведёшь.

– Да уж, – Мэри как-то слишком уж нарочито хмыкнула, тряхнула своими блондинистыми кудрями и «раскололась». – Ладно… Поругалась с Мишелем.

– Вот! – бабушка наставительно подняла палец. – Теперь кое-что становится понятным.

– Ага. Потратила на этого… не знаю даже как его назвать… – глаза Мэри зло сверкнули. – Столько времени. А он…

– А что он? – как можно деликатнее «подтолкнула» Элеонора.

– Он меня обманывает, ба! Я всё сильнее в этом убеждаюсь. Флиртует направо налево, да и… Не только флиртует!

– Ревность – очень опасная и деструктивная штука, – заметила Элеонора. – Не позволяй ей одурманить себя, милая. Ревность быстро разъедает душу.

– Ой, да переживу, – Марианна снова хмыкнула и как бы «переключилась»: черты лица её обмякли, во взгляде появились былые огоньки.

– Если тебе станет легче, можешь поделиться со мной своей… ситуацией, – предложила бабушка.

– Да что ты! В «ситуации», как ты её назвала, нет ничего исключительного. Скукота скучнейшая. Она, «ситуация», вовсе не стоит заострения на ней внимания. Жаль только зря потраченного времени. Мы бы с тобой за эти вечера… Но что теперь… Нет-нет, ба, только твои истории! Они гораздо, гораздо познавательнее, чем мои. Если бы мы решили описывать мою жизнь, первый же читатель повесился бы на суку от вселенской скуки.

– Скажешь тоже, – засмеялась Элеонора. – Не гиперболизируй порывы читателя!

– Не буду, – не стала спорить Мэри. – Итак… – она достала из сумочки телефон, водрузила его на столик и несколько раз прикоснулась к экрану. – Техническая запись, – продекламировала она. – Одиннадцатое мая. Тема – психология мотивации…

***

Иногда Марианна «превращалась» прямо в хрестоматийную интервьюершу, и Элеонора воспринимала девушку не как свою родную внучку, а как начинающую журналистку. Вот и сейчас Мэри профессионально задавала вопросы, и профессионально же ждала на них ответы. Что ж, так и было задумано.

– Раскрой, пожалуйста, такую тему, – обратилась к бабушке Мэри. – Бытует распространённое мнение, что многие наши комплексы «растут» из детства. Как ты считаешь, повлияло ли на твоё мироощущение в сознательном возрасте то, что ты взрослела в «крестьянской», если так можно выразиться, среде?

– Именно в крестьянской, – поспешила подтвердить Элеонора, заметив некоторое смущение Мэри. – Я никоим образом не стыжусь этого. А что касается твоего вопроса. Сложно ответить однозначно. Думаю, и да и нет. Разумеется, тот образ жизни не мог не сказаться в дальнейшем. Я ещё долго после замужества ощущала себя неполноценной в каком-то роде. Ну кто я такая? Колхозница, которая волею судеб попала в более цивилизованный мир, но внутренне осталась всё той же лохушкой. Той, рядом с которой гармоничнее смотрится грустноглазая бурёнка, чем мерседес S-класса. Не то, чтобы я так на самом деле считала. Нет, я упорно уговаривала себя, что во мне остаётся всё меньше того, деревенского, и всё больше впитывается «цивилизованного», «продвинутого», городского. Но до конца, пожалуй, я эту колхозницу из себя так и не выжала! – Элеонора засмеялась. – В моём случае аристократами не рождаются, а становятся. Хотя, даже в очень сознательном возрасте меня иногда преследовал синдром самозванки. Так, стоя с бокалом элитного шампанского на каком-нибудь званом приёме меня вдруг пронзала мысль, что я обманываю всех этих уважаемых людей. Что я притворяюсь, что во мне нет тех способностей и талантов, благодаря которым я попала на этот раут. И что под роскошным вечерним платьем на мне – халат доярки с фартуком в цветочек. Что это, как не комплекс из детства? Тут, наверное, дело не в самом отсутствии или наличии таких комплексов, – любых комплексов! – а в умении с ними справляться или хотя бы относительно мирно «сосуществовать». Ведь нет идеальных людей, у каждого из нас есть и скелеты в шкафу и тайные слабости. И, тем не менее, кто-то выбирается на первые строки Форбс или управляет целыми корпорациями. Чем я хуже?

– Да, пожалуй, всё так, – склонила голову Мэри. – Но ведь можно привести и обратные примеры. И полагаю, что таких примеров несоизмеримо больше. Тех, кто не предпринимает никаких попыток к дальнейшему развитию. Они доходят до определённой стадии, создают себе относительную зону комфорта и стараются остаться в ней навсегда. Как бы их оттуда не «выковыривали».

– Согласна. Но тут ключевое слово – относительная. Каждый ведь по-своему представляет своё счастье. В таком аспекте – это сугубо субъективное понятие. Сколько домохозяек останавливаются на этапе рождения детей! Как та лягушка, взбивающая лапками сливки в сметану, они «работают» над собой до тех пор, пока не создали с их точки зрения идеальный мир, ограничивающийся с юга холодильником, с севера – детской комнатой, с запада – спальней, а с востока – диаспорой родственников. Так получилось, потому что такие женщины ошиблись с целью. Они перепутали промежуточную цель с основной. И добившись её, остановились, потому что пропала мотивация. Они убедили себя в конечности счастья. Что ж, это их выбор, я не собираюсь их осуждать. Но они потеряли интерес к настоящему, невыдуманному миру и от этого стали неинтересны сами по себе. Помнишь, я тебе говорила, что стала неинтересной для мужа? Вот-вот, та же история. Я тоже пережила эту стадию. Только у меня после достижения семейной «цели» руки не опустились. Вернее, не так. Руки, может, и опустились, когда я с ужасом осознала – это что, всё? Вот к этому я стремилась всю свою жизнь?! Но тогда «заработала» голова. «Постойте-ка, – сказала я себе, – А что тут за похороны? Я – молодая, здоровая, стремящаяся к чему-то. С какой стати я должна останавливаться, упёршись в стенку? Может, стоит попробовать эту стенку на прочность? А ну, как она сделана всего лишь из картона?»

Но ведь чтобы проверить надо, как минимум, двинуть хорошенько по стенке кулаком?

– И ты двинула, – полуутвердительно заметила Мэри.

– Ещё как! Но в этом «движении» есть два важных момента. Один как раз тоже родом из детства. Я ведь всегда слыла непоседой. Мне всегда «больше всех было надо». Если есть дырка, то есть и Элька, которая быстренько эту дырку заткнёт. И вот наступило время вспомнить ту самую любопытную Эльку. Да вот только… Если бы всё «раскладывалось» так просто как пасьянс! Был ведь и второй «момент». Который заключался в том, что у меня по большому счёту ничего нет «за душой». Я ничего не знаю и ничего не умею. А принцессами по щелчку пальца становятся только в сказках. Когда я прикидывала, сколько мне потребуется времени и сил, чтобы получить хоть какие-то знания, на меня нисходила оторопь – это сколько же жизней понадобится, чтобы добиться хоть чего-то в какой-либо области?! Чтобы стать олимпийским чемпионом люди приходят в спорт с трёх лет. А у меня, мало того, что нет никакого специального образования, так ещё и тележка на постромках за спиной, на которой сидит муж с детьми. Не проще ли махнуть на всё рукой и спрятаться обратно в норку? Ну ведь не голодаем, всё «как у всех», праздники по выходным и недельный отпуск у моря раз в год.

– Не проще? – хитро прищурилась Мэри.

– Не проще, – серьёзно подтвердила Элеонора. – Потому что я вспомнила, что я-то как раз никогда не стремилась стать «обыкновенной». Эльку знали все параллельные классы и даже многие старшеклассники. Не какую-то там девчонку из восьмого «б». А именно что Эльку! И даже то, что переезд, замужество и рождение детей на время сделало меня «одной из», окончательно выгнать своенравную и особенную «Эльку» никакие жизненные повороты из меня не смогли. Для начала я решила заняться кое-какой доморощенной коммерцией; кое-что неквалифицированное я ведь умела. Делать маникюр, например. Или шить и вязать. Печь торты на заказ. Надо было пробовать, пробовать, пробовать. Но как же далеко я находилась от своей главной дороги! Я плутала впотьмах, раскорячив руки, но натыкалась только на гладкие и пустые столбы, встреча с каждым из которых оставляла на моём лбу отчётливую шишку.

– Под лежачий камень вода не течёт, – заметила Мэри.

– Правильно. И я подняла этот камень и озиралась, куда бы его половчее зашвырнуть.

– Хорошая метафора… Ой, прости, – телефон внучки завибрировал, высветившись входным звонком.

«Мишель» – успела прочитать бабушка, пока Марианна подхватила аппарат и, прижав к уху, быстро выбежала из комнаты.

– Эх и эх, – озабоченно вздохнула Элеонора и покачала головой.