Читать книгу: «Подумаешь, попал – 2», страница 2

– Афанасий, дорогой мой, наконец-то, хоть ты поведай, что в мире творится.

Тот опустил глаза, но все же, проговорил:

– Викторович, беда! С подачи представителя ставки Мехлиса на корпус временно назначен Ведерников.

– Ну и что? – спросил я, а у самого внутри аж все похолодело.

– Угробит он корпус, как свою бригаду. У него самые большие потери. Я-то знаю, кем служу, – поспешил сообщить Телепин.

– Какие у него в бригаде потери? – спросил я.

– За два дня треть состава, это не считая потерь во время прорыва.

– Много, – согласился я. – Чем же он командует?

– Я же говорю, на корпус метит. Вяземский пока ему не дает, грозится пристрелить, если увидит. Наши офицеры молодцы, слушаются только его приказов, а не Ведерникова.

– А что это Артур Николаевич так на него разозлился? – спросил я.

– Ах, да вы не знаете, это Ведерников в то утро увел роты

охранения, никого не поставив в известность, посчитал, что у него для прорыва обороны врага сил не хватает.

Я даже подскочил.

– Вот сволочь!

– Столько людей погибло, почитай только мы от штаба и остались, – продолжал Афанасий Петрович, оценивая мое состояние.

– Больше сотни? – уточнил я, свирепея, поняв, что нет больше штаба.

– Куда там, намного больше! Весь 152-мм гаубичный дивизион полег, когда немцы в тыл им зашли. Те пушки так просто не развернуть, пушкари своим делом были заняты. В общем, нет у нас больше дивизиона.

– Сволочь, я его сам пристрелю! – вскипел я окончательно, откинувшись на подушку. – Достань мне форму!

– Вот и Артур Николаевич так, за пистолет хватается, – произнес Телепин, усаживая меня на кровать. – И чуть тише добавил: – У него там пассия была, Зиночкой звали. Он её с бригады Воронина перевел, думал к себе поближе, да и безопасней, тяжелый артдивизион все-таки, чуть ли не в тылу находится. А тут из котла остатки немецкой дивизии решили прорваться. Были бы танки охранения, отбились бы.

Вон, один КВ-2 шороху навел, те сдаваться начали.

– Где эта гнида сейчас?

– У себя в бригаде. Наверное, в штаб армии победные реляции пишет. У нас-то штаба нет, а в армейском всем Мехлис заправляет.

Я вспомнил фильм о генерале Горбатове и о том, как к нему заглянул Мехлис. Результат – огромные потери, а пользы мизер. Так, срочно надо ехать туда и что-то делать. Ведерников угробит мой корпус, он же себя его командиром считает. Ну, пристрелит его Артур Николаевич, мстя за штаб, за артдивизион, за свою Зиночку, и что? Самого потом расстреляют! Жалко же, хороший мужик! Тут я вспомнил про Капралова.

– Где сейчас, подполковник Капралов?

– Так в штабе армии отирается, нашего-то нет. Он меня к вам и послал, узнать как вы там, и все это сообщить.

Понятно, Капралов тоже зуб на Ведерникова имеет, но из-за Мехлиса ничего тому сделать не может. Нужен я.

Вошла Ксения Михайловна и устроила нам взбучку. Мы сделали вид, что ничего не происходит, но как только она вышла из палаты, продолжили подготовку к побегу. Афанасий Петрович молодец, прихватил мою запасную форму с собой

Мы ехали на виллисе, который вел Лешка. Ему повезло, утром с моего разрешения виллис взяли Капралов с Лисицыным. Им по каким-то надобностям нужно было в штаб армии. Так, значит и Лисицын жив. Стоп! Командир – я, Вяземцев – заместитель, Телепин теперь будет моим замом по тылу. Значит, Лисицына теперь сделаю начальником штаба. Короче, были бы кости, а мясо, нарастет.

В штабе, армии отыскали Капралова. С помощью его грозной ксивы попали в армейский пункт связи. Оттуда я послал шифрограмму лично Сталину: «Срочно отзовите с фронта Мехлиса, а то будет как в Крыму в 1942. Танкист».

– Теперь, нужен взвод автоматчиков, – сказал я.

– Это зачем? – поинтересовался, Капралов.

– Арестовать Ведерникова! Или ты думаешь, я ему прощу смерть сотен людей?

– А, что сами не можем, представитель СМЕРШа, и вы как его непосредственный командир, генерал?

– Во-первых, автоматчики нужны для безопасности, во-вторых, для солидности, – пояснил я.

– Наконец-то вспомнили, что и вы смертны, – усмехнулся Капралов.

– Молчи уж, – огрызнулся я и осторожно потрогал руку, висящую на перевязи, – Ксения Михайловна меня убьет, за то, что я сбежал. Вот, послушался тебя и влип в историю! А сидел бы в танке, все, глядишь, и обошлось бы, – попенял я особисту.

– Значит карма у тебя, товарищ генерал, в истории влипать, – пошутил подполковник.

– Может быть, может быть, – согласился я.

В этот момент, раздался голос:

– А вы что здесь делаете? – Это был Горбатов.

– Да, вот прибыл доложить вам, что готов дальше исполнять, свои обязанности, – отрапортовал я ему.

– Но вы же серьезно ранены! – изумился Горбатов. – Да и приказ я уже подписал, о назначении на должность ком-кора полковника Ведерникова.

В это время вышел лейтенант с планшеткой и направился к мотоциклу.

– Отзовите вестового! Это из-за Ведерникова был разгромлен мой штаб и погиб артдивизион! – попросил я командарма.

– А я думал, «котел» на вас не вовремя вышел, – ответил он.

– Этот кретин, без моего ведома, снял роты охранения и оставил штаб и артдивизион без прикрытия! Кроме того, как мне сообщают, угробил свою бригаду, а теперь хочет взяться за корпус! Я хочу его арестовать! – выпалил я в волнении.

– Лейтенант, отставить! Ко мне! – крикнул Горбатов.

И вовремя, вестовой уже завел мотоцикл.

– Приказ я отозвать могу, но вот арестовать Ведерникова у вас вряд ли получится, – сказал командарм, разрывая пакет. Мехлис симпатизирует ему и в обиду не даст.

– Посмотрим, – сказал я.

– Вот сейчас он требует бросить в бой последние, резервы, утверждая, что немцы выдохлись, и нам хватит сил дойти до Днепра. Может надо-бы и рискнуть? А вдруг… – произнося это, командарм задумался.

– Не спешите, есть сведения, что к немцам подходят свежие дивизии, переброшенные с запада, в основном из Франции, – сообщил я.

– Откуда такие сведения? – обеспокоился Горбатов

– Пленный немец проболтался.

– Где он?

– К сожалению, умер от ран, – придумывал я на ходу, зная, что насчет дивизий это правда.

– Мы прорвались к своим авангардам, и то хорошо, Подтянутся резервы, и тогда вперед, до Днепра, – добавил я с уверенностью.

      Горбатов все-таки сомневался. Соблазн был большой – продолжать наступление без задержки, пока враг отступает. Но я-то знал, чем все это закончится – бессмысленными огромными потерями.

И тут появился Мехлис, он куда-то спешил, но, увидев нас остановился.

– Товарищ Горбатов, меня срочно вызывают в Москву! Вы назначили полковника Ведерникова на корпус? Отличный командир, его часть, не смотря на потери, первая прорвалась, к нашим окруженцам. Я хочу внести предложение о присвоении товарищу Ведерникову звания генерал-майора и героя Советского Союза. Ну, так что там насчет назначения? – Мехлис ждал ответа.

– Но, – Горбатов замялся, – вот командир корпуса. Я не могу снять его с должности. Не за что и, кроме того, его назначал сам товарищ Сталин.

Горбатов указал на меня. Я постарался выглядеть бодрым и веселым, а что рука перебинтована, так это так, царапинка.

Мехлис посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд. Казалось представитель ставки, готов был сам добить меня, этим взглядом.

– Хорошо, что вы чувствуете себя нормально и готовы, не смотря на ранение, продолжать нести службу, – сказал Мехлис мне, направляясь к машине. Потом обратился к Горбатову: – Я слышал в вашей армии в результате бомбежки, погиб командир дивизии Шорохов. Так вот, назначьте на эту должность Ведерникова.

Эмка уехала. Я же в бессилии опустился на ступеньки. Мне было плохо, голова кружилась, все свои силы я потратил, чтобы не свалиться при Мехлисе.

Горбатов обеспокоено, глянул на меня и спросил:

– С тобой точно все нормально? – И сделал заключение. – Понятно, опять из госпиталя сбежал.

Я не успел ничего сказать. Прямо напротив нас остановился ЗИС с крытым кузовом, на брезенте которого, красовался красный крест.

– Вот вы где, голубчик! – с этим возгласом из кабины выскочила Ксения Михайловна, и, оправив форменную юбку, направилась к нам.

– Что, плохо? – А я предупреждала, с такой потерей крови лежать и лежать надо! Вы посмотрите на него! – Это было, уже обращение к Горбатову. – На нем лица нет!

– А что там? – ляпнул, я. И тут же пожалел об этом.

– Сказала бы я, да не при генерале будет сказано! – Ксения Михайловна грозно посмотрела на меня.

– Говорите, я разрешаю, – промолвил я.

Горбатов рассмеялся. Подполковник медицинской службы строго посмотрела уже на него. И тот моментально стих.

– Сейчас рядом со мной один генерал, и один больной, – сказала женщина. – И этот больной сейчас поедет со мной!

– Не могу, – сказал я, все же поднявшись со ступенек. – Поверьте, Ксения, если я сделаю это сейчас, то у вас пациентов окажется больше, чем вам бы хотелось.

– Все так серьезно? – подполковник взглянула на командарма.

Генерал-полковник только кивнул головой.

– Ясно, тогда я приставлю к вам Людочку, будете под постоянным присмотром! И во всем слушаться ее!

Она обернулась к машине и увидела Телепина, который старательно пытался укрыться за спиной Капралова.

– А вот еще один будущий пациент нашего госпиталя. А ну-ка идите сюда, товарищ капитан! Это значит, так называется: «Я только на минуточку загляну, командира проведаю, а вы пока девчата посмотрите, что я вам привез! Настоящий, парашютный шелк»!

Афанасий Петрович промолчал, да что он мог ответить, ведь, действительно, выкрал своего командира из госпиталя. Из кузова санитарной машины выпрыгнула Людочка. Сверху ей протянули сумку, и она тут же перекинула ее через плечо.

Ксения Михайловна, не дожидаясь оправдания Телепина, пошла ей навстречу.

– Ну вот, ППЖ, заявилась! – тихо, чуть ли не шепотом проговорил Афанасий Петрович.

Я все же услышал, и неодобрительно посмотрел на него. В ответ был взгляд полный осуждения. Чего это он, ведь раньше и виду не подавал, что знает о моих похождениях.

Людочка, получив инструкции, направилась к нам. Санитарная машина уехала вместе с докторшей.

– Ну, так что будем делать с Ведерниковым? – напомнил командарм о текущей проблеме.

Я уже понял, разрешения на арест полковника он не даст. Мехлис добьется своего и от нашего демарша ничего, кроме неприятностей не не выйдет.

– Вы как хотите, но в моем корпусе он служить не будет! – твердо сказал я.

– Тут вот еще, пришла директива, продолжил командарм, твоего замполита корпуса Брежнева отозвали приказом о переводе, на Кавказский фронт. Вчера улетел.

Вот как значит, все-таки попадет он на свою «Малую землю», подумал я. Даже не попрощались с Леонидом Ильичом. Но ничего, даст бог, свидимся.

Подошла Людочка, и, отдав честь, стала осматривать мою руку, заставив пошевелить пальцами. Что я и проделал, с улыбкой глядя ей в её карие глаза, стараясь в то же время, не заскрежетать зубами. Очевидно, она все же, что-то заметила в моем поведении. Потому что, раскрыв сумку и порывшись в ней, сказала:

– Товарищ генерал-майор, пройдемте в помещение! Вам необходимо сделать укол, а Вы ведь не будете прилюдно оголять свой зад?

Горбатов, не выдержав, от души расхохотался. Пришлось, подчиниться.

Корпус начал было закрепляться на захваченных рубежах, но подошли армейские части и сменили нас, заняв наши позиции, и тем самым давая возможность передохнуть, пополнить состав.

Я определил базу моего штаба рядом с расположением бригады Воронина. Людей не хватало. Федорчук, мой водитель, взял на себя функцию ординарца вместо погибшего Павла Панкова. Вот еще одна смерть, которую я не мог простить Ведерникову. А тот заявился на доклад как ни в чем, не бывало.

– Почему мы прекратили наступление? – начал Ведерников с ходу кричать на меня. – Нужно продолжать его, а не устраивать врагу передышку, – возмущался он.

Я, посмотрел на него с огромным чувством неприязни.

– Бригадир Ведерников, – ни товарищем, ни по званию его называть не хотелось. – Вы по должности кто?

Тот с удивлением посмотрел на меня, потом произнес:

– Командир бригады.

– Вот. Наступление временно приостановлено по приказу командарма Горбатова, а он согласовал это с командующим фронта. Вам понятно? До подхода наших резервов и тыловых частей никакого наступления не будет. Тем более, что к немцам они уже подошли.

– Но представитель ставки, товарищ Мехлис, рекомендовал продолжить наступать, – не успокаивался полковник.

– Ведерников, сколько у вас в бригаде осталось танков и людей?

Тот молчал.

– И батальона не наберется, и это за два дня. Я вас, снимаю с бригады, – сообщил я ему. Приказ уже мною подписан и передан в штаб фронта.

–За, что?

– За невыполнение приказа! На каком основании Вы отозвали охранение штаба и артиллерии корпуса, прекрасно зная, что у нас в тылу до сих пор находятся окруженные немецкие части?

– Но после прорыва обороны противника мне нужны были силы для дальнейшего наступления, а резервы не откуда было брать.

– В результате вашего решения, несогласованного со мной, погибли сотни людей, в том числе начштаба корпуса полковник Травченко. Корпус остался без тяжелой артиллерии! К сожалению, я не могу отдать вас под суд, я лишь написал резолюцию, на каком основании снимаю вас с должности. Все, идите, вас отзывают в штаб армии.

– Ну, мы еще посмотрим, кто был прав, – выходя из комнаты, полковник с силой хлопнул дверью. За нею, донеслись слова. – Он еще пожалеет об этом, мальчишка, выскочка.

Такие слова я уже слышал от других, поэтому остался равнодушен к ним. – «Собака лает, а караван идет».

Из соседней комнаты послышался шум. В мою резиденцию ворвался растрепанный Вяземцев, с висевшими на нем Лисицыным и Телепиным. Позади виднелся Федорчук, ощупывавший свою скулу.

– Где этот выродок? Куда он делся? Дайте, я его пристрелю! – кричал, вырываясь, взбешенный Артур Николаевич, – Да отвяжитесь вы, от меня!

Полковник встряхнулся, и от него, как пушинки в стороны отлетели Телепин и Лисицын.

– Успокойся Артур Николаевич, – сказал я, сделав шаг назад от взбешенного зама, опасаясь за свою руку.

– Успокойся? А ты видел их, лежащих в гробах, сколоченных из снарядных ящиков? Травченко, Зиночку? С майором Бельниковым я два года в одном дивизионе служил! Храбрый, талантливый артиллерист, с первого залпа мог накрытие цели сделать!

Вяземцев, был на похоронах, а я нет – лежал в госпитале и не смог проститься с погибшими.

– Зиночка, ей едва двадцать лет исполнилось. Добрая, светлая душа, я с ней ни разу, ни-ни, относился, как к младшей сестре, просто оберегал ее от остальных! И вот, не уберег!

Полковник, присел на стул и, обхватив лицо руками, заплакал.

Лисицын с Телепиным вышли из комнаты. Я же стоял и не знал, что делать, что сказать. Вяземцев впервые по- настоящему был влюблен и потерял ту, которую любил, но до конца не осознавал этого.

Виллис с полковником Ведерниковым выехал из городка и по грунтовой дороге направился к селу, где расположился штаб армии.

Дорога была, почти пустой, только изредка попадались встречные машины и небольшие группы гражданских, возвращавшихся откуда-то домой. В основном это были женщины и старики, с какими-то узлами и тележками, загруженными разным барахлом для обмена на продукты в сельской местности.

По пути машину Ведерникова обогнал одинокий мотоциклист на мотоцикле с коляской и скрылся в клубах поднятой им пыли. Виллис уже поднимался на пригорок, когда раздался выстрел, и полковник Ведерников, дернувшись, завалился на бок с образовавшейся красной точкой на лбу. Шофер и автоматчик в испуге выпрыгнули из машины и залегли за её колесами, но выстрелов больше не было. Очевидно, немецкий снайпер из блуждающего «котла», убив офицера, поспешил покинуть позицию.

В трехстах метрах от происшедшего из кустов вылез человек в танкошлеме, и бросив в протекавшую рядом речку немецкий карабин, направился к стоявшему неподалеку мотоциклу. Ну вот, еще одним «шатуном» стало меньше, думал он. Хорошая охота, однако.

Глава вторая

Ну почему так, думал Сергей, с завистью вспоминая отца и сержанта Федорчука, получивших за бой при обороне штаба ордена Красной Звезды, а он, за тоже самое, медаль «За отвагу» и звание ефрейтора. Правда, его переполняла гордость за отца, тот стал майором – замом командира корпуса, глядишь, и генералом скоро будет. Награды получили не только они – многие, кто с боями прошли от Белгорода, освободили Харьков, прошлись по немецким тылам. Двое, подполковник Гаврилин – командир кавалерийской бригады, и капитан – теперь уже майор Бровкин, стали героями Советского Союза. Ничего, у него, Сергея, тоже все впереди. Вон Иван Бровкин, тоже с медали начинал, а их командир корпуса Виталий Викторович, как рассказывал отец, два года тому назад был всего лишь сержантом и имел одну медаль. А как вырос!

Сергей мечтательно зажмурился. Вот закончится война, возьмут они Берлин, а это будет, пройдутся по нему, распишутся на стенах Рейхстага и сделает он надпись, как говорил Виталий Викторович, уж очень понравились эти слова: «Развалинами Рейхстага, удовлетворен, Сергей Телепин». И вот он майор, а он к тому времени будет майором, как сейчас его отец, входит в класс, где сидят на уроке его бывшее одноклассники. Они будут заканчивать девятый, или десятый класс. Директор школы торжественно объявляет: «А сейчас перед нами выступит наш бывший ученик – герой Советского Союза, гвардии майор Сергей Афанасьевич Телепин»! Выступить он, не успел…

– Куда прешь, малец! Глаза разуй! – это был парень в новенькой гимнастерке, под два метра ростом, судя по всему из нового пополнения. Сергей выходил из штаба, боец же наоборот собирался попасть в него.

– Рябинин, ты как разговариваешь со старшим по званию! – сделал замечание Федорчук, идущий следом за рядовым.

Тот сделал шаг назад и посмотрел на того, с кем столкнулся. Перед ним был солдатик едва дотягивающий ростом до его плеча. Солдатик нагнулся, поднял слетевшую с головы пилотку, отряхнул её, надев, задрал голову и пристально посмотрел на верзилу. Тот, наоборот, склонив голову, рассмотрел того, кого он чуть не смел с дороги. Если бы не форма, пацан пацаном, а так на погонах полычке, а на груди самое главное, медаль «За отвагу».

– Извиняюсь, товарищ ефрейтор! Не заметил. – Рябинин, козырнул и уступил дорогу. Ефрейтор отдал честь, и спустился по ступенькам.

– Иди давай, командир ждет, – поторопил Алексей здоровяка.

Тот все же обернулся и, глядя на уходившего солдатика спросил:

– А кто он такой? Ну, пацан, пацаном, а уже при медали.

– А, это наш Серега, действительно по годам еще пацан, но фору даст любому, а награду в бою заслужил. Мы втроем – я, он и его отец майор Телепин целый полк немцев сдерживали, спасая раненого командира, пока наши не подоспели.

– Втроем, целый полк? – не поверил Рябинин.

– Да у кого хочешь спроси! – возмутился Федорчук, – Награды просто так не дают, – сказав, он потрогал висящий на груди орден Красной звезды. Не один десяток немцев уложили. Ну, ладно! Хватит лясы точить, пошли! И ты, это, Семен, – Федорчук сделал паузу, – блатные замашки свои не выставляй, подумаешь, год по малолетке сидел, с кем не бывает. Ты себя сперва покажи, достоин быть ординарцем, али нет. Тебя, как самого расторопного старшина рекомендовал, из нескольких сотен новоприбывших. И, самое главное, не воруй, даже по мелочам. У нас этого не любят.

– Не беспокойтесь, товарищ сержант! Все в прошлом, а тем более у своего брата солдата крысятничать – последнее дело! Тут мы в маршевой роте одного такого поймали. – В общем, до фронта он не дошел – руку случайно сломал, споткнувшись, ну и синяков при падении получил.

Федорчук, подтолкнул солдата, в широкую спину.

– Иди, потом поговорим.

И они, наконец-то вошли в штаб.

Я смотрел на своего будущего ординарца, решая, брать, не брать. Всем, вроде, детинушка хорош. И ростом бог не обидел, на полголовы выше меня. Подобрать ординарца поручил Федорчуку, ему я в этом деле доверял. Самому некогда, да и не мое это дело. Тем более Алексею машины хватает, хотя он и за ординарца успевал управляться. Натура такая, не был бы водителем, лучшего «денщика» и желать не надо.

– Семен Евграфович Рябинин, – представился боец. – И добавил: – лучше просто, Семен.

– Понятно, что же ты, просто Семен, на себя наговариваешь?

Я взял листок, переданный мне Капраловым, в обязанность которого до сих пор входило оберегать меня, а значит знать о людях, которые меня окружают, почти все. Вот и на Рябинина успел в короткий срок собрать досье. И там значилось: «Почему-то рядовой Рябинин стал выдавать себя за мелкого уркагана, отсидевшего год по малолетке. В разговорной речи стали появляться незнакомые слова, похожие на сленг, выдаваемый Семеном за феню. Но, со слов земляка, попавшего в ту же маршевую роту, Рябинин никогда к уголовной ответственности не

привлекался, а словечек нахватался у бывших сидельцев с которыми целую неделю ехал в одном вагоне на сборный пункт».

Семен молчал. И это мне стало надоедать.

– Так почему? – вновь спросил я. – Даже, если бы и сидел, но

исправился, ничего такого тут нет зазорного, но вранья я не потерплю.

Сказав это, я посмотрел на Федорчука, мол, кого ты ко мне привел.

Заговорил первым Федорчук:

– Чего молчишь, башка стоеросовая? Отвечай, когда командир спрашивает! – и сам же за него ответил: – Он, товарищ генерал, еще молодой, глупый. Сказали ему уголовники, что на фронте ихней братве живется получше, вот он и решил под них подделаться, чтоб авторитета нажить. А того, глупая башка, не знает, что авторитет на войне зависит от того, как в бою себя покажешь. И уголовники это поняли и потому воюют неплохо, сам видел.

Семен, заговорил:

– Вы правы, товарищ сержант, думал, уважать больше будут, если блатным прикинусь. Извиняюсь, товарищ генерал- майор, больше такого не повторится.

– Хорошо, на первый раз прощаю, но у меня к тебе еще один вопрос. Почему в ординарцы пойти согласился? Это же, как бы в услужение. Многое я и сам успеваю делать, но сапоги чистить придется, там чай, еще многое по мелочам делать.

– Честно, товарищ генерал-майор, жить хочу. Но, а на дядю я

привык работать и ничего в этом постыдного не вижу.

– Это где же ты на дядю работать привык? Тебе годков сколько? Восемнадцать? Советская власть давно батрачество отменила. Или в артели какой подрабатывал? – все это выпалил Федоррчук.

– Разное бывало, – ответил Рябинин.

– Так, хорошо, возьму тебя с испытательным сроком, – сказал я. – И да, насчет жить хочу. Это не на войне. Знаешь, что с моим предыдущим ординарцем случилось?

– Знаю, слышал, говорили так-то случайность, не каждый же раз под пули лезть. Вы не думайте, я не трус, но если есть возможность уменьшить риск погибнуть, зачем отказываться.

– На войне, Семен, случайностей не бывает. Бывает закономерность случаев и человеческий фактор, – сказал я и добавил уже Федорчуку: – Готовь машину, едем в штаб армии, обязанности ординарца, Рябинину потом расскажешь.

Отдав распоряжения своему начштаба Лисицыну, я вышел во двор и направился к ожидавшей меня машине. Подойдя к ней, я остановился. На переднем сидении, рядом с водителем сидел Рябинин. Передо мной стал вопрос, что с ним делать. Во-первых, я не собирался брать его собой, во-вторых, он занял мое место. Ну, с

первым ладно, пусть едет, привыкает – он ко мне, я к нему. Да и Федорчук, пока буду в штабе, проведет с ним в общих чертах беседу о том, что необходимо делать ординарцу. Жаль Павла, старой закалки был человек. Бывало, подумаешь, хорошо бы сейчас чай, или кофе попить, а он уже чашку несет. Впрочем, чего это я. Я стоял у машины.

– Ну…, – начал я, – и не закончил.

– Распоряжение подполковника Капралова, – отрапортовал Федорчук. Он сказал, что голову мне оторвет, если увидит, что я вас вожу на переднем сидении. Это после гибели полковника Ведерникова, – уточнил водитель.

– Понятно. Делать нечего, я умостился на заднее. Ко мне подбежал старший отделения сопровождения и уточнил путь следования.

– В штаб армии, – крикнул он мотоциклисту, рядом с которым в коляске сидел пулеметчик.

Мотоцикл рванул вперед, за ним тронулись мы, за нами такой же виллис с четырьмя автоматчиками охраны, с сержантом во главе.

Как только мы выехали из городка, Семен обернулся ко мне.

– Товарищ генерал-майор, вы бы фуражку сняли, а вот это бы надели, – он протянул мне свою пилотку.

Я озадачено, посмотрел на него, вот это да, Капралов и с ним провел беседу. Фуражку не снял, лишь только хмыкнув, произнес:

– Может, мне лучше каску надеть, так поспокойней кое-кому будет?

Семен, ничуть не смутившись, ответил:

– Желательно, товарищ генерал, но я так понял, вы этого делать не будете.

– Правильно мыслишь боец, – сказал я, отмахнувшись от его пилотки.

Я привык ездить в машине спереди, рядом с водителем, потому что всегда старался иметь перед собой полный обзор. Теперь, из-за широкой спины Рябинина, его не было.

– Что там? – вдруг спросил Семен у Федорчука.

Тот, полуобернувшись ответил:

– Пехота загорает, видать машина обломалась.

Я чуть приподнялся, чтобы увидеть, что там происходит. Впереди маячила полуторка, вокруг нее суетилось несколько человек. Следующий впереди мотоцикл, вильнув чуть в сторону, объехал её, тоже предстояло сделать и нам. Семен вдруг резким движением, дернул руль, на себя. Сработал и Федорчук, не понимая, что к чему, но инстинктивно нажимая на тормоз. Мы почти вылетели в кювет, но зато пулеметная очередь предназначавшаяся нам, прошла стороной. Раздался взрыв гранаты. Мы уже выскочили из машины и залегли в канаве. Вовсю разгоралась стрельба. Это наша охрана со второй машины завела перестрелку. Нам же невозможно было поднять голову. Левой рукой достав пистолет я пытался чуть ли не зубами передернуть затвор.

– Дайте мне! – Это был Семен, лежащий рядом. В руке у него уже был ТТ, принадлежащий раньше Павлу. Я протянул ему пистолет. Тот, схватив его, мгновенно передернул, так и не выпустив из огромной ладони свой.

– Эй, ты куда?

Не обращая внимания на мой возмущенный вопрос, Рябинин быстро пополз по канаве вместе со своим и моим пистолетом. Стрельба почти утихла. Почти, потому, что с нашей стороны ответных выстрелов не было. Я чуть приподнял голову, пытаясь оценить обстановку, но тут же спрятал ее. Сверху прошла очередь. Но все же я увидел, как от грузовичка к нам бежали люди.

– Хана, – проговорил я, – и встретил взгляд Федорчука, сжимающего наган.

– Эх, гранату бы мне, – с тоской сказал он. – А, была, не была!

Он, собирался вскочить, но в этот момент, раздались выстрелы, потом, с секундной задержкой, еще. Я все же, приподнял голову и увидел. – Рябинин, зайдя со спины к бегущим, пристав на колени, стрелял по-македонски, с обеих рук, почти не целясь. Четверым, бегущим к нам, оставалось метра четыре, и они не преодолели их, завалившись перед нами. Я приподнялся на половину, и понял, стрелять по нам больше некому. Возле пулемета максим, который был направлен в нашу сторону и стоял в кузове полуторки с откинутым бортом, лежал неподвижно стрелок.

Оглядевшись, Рябинин направился к нам. Нет, он был кем

угодно, но не деревенским увальнем, которым прикидывался.

Рядом клацнул затвор.

– А автоматик-то наш. Можно я себе его возьму, товарищ генерал? – спросил, Федорчук.

Я поглядел на убитых, одетых в нашу форму, и ответил:

– Да забирай хоть все! – и добавил: – Больше без автоматов и гранат ездить не будем.

Подошел Рябинин и протянул мне мой ТТ. Я лишь только отмахнулся.

– Оставь себе, ты я гляжу с двумя работать профи. Глянул ему в глаза, которые мгновенье тому назад были жесткими, а теперь

излучали саму доброту.

– Спасибо, Семен! Потом поговорим. А сам думал, все-таки, умудрились особисты всучить своего. А интересно, сколько лет, его тренировали, как их сейчас называют осназовцы? Их подготовка.

Федорчук спешил к стонущему сержанту, тот один оставался в живых возле расстрелянного виллиса. Я глянул в другую сторону. Недалеко от полуторки, валялся опрокинутый, покореженный взрывом гранаты мотоцикл, возле него окровавленные тела двух бойцов.

Послышался гул моторов, и из-за просеки показалась танковая колонна. Это шла свежая бригада из резервного фронта, обещанное мне пополнение. Идущий впереди танк остановился перед перекрывающими путь разбитым мотоциклом и телами погибших. Из люка башни высунулась голова, потом и сам танкист. Вслед за первым танком встала и вся колонна. Откуда-то из ее средины вырвался автомобиль и помчался к головному танку. Танкист меж тем, спрыгнул на землю и оглядел побоище.

– Что братишки, налет? – спросил он, направляясь к нам. Разглядев меня, ойкнул, но сказать ничего не успел. Возле

танка притормозил додж, и выглянувший из него офицер проорал:

– Кривцов, почему встали? Немедленно освободить дорогу! Не хватало, чтобы и нас бомбами накрыли.

Почему-то и старший офицер решил, что это был авианалет.

– Подполковник, ко мне! – крикнул я, обращаясь к нему.

Тот, услышав командный голос, понял, что рядом кто-то в звании повыше его. Выбрался из машины и, определив взглядом, кто здесь старший, быстрым шагом подошел ко мне.

– Подполковник Баланов, товарищ генерал-майор, командир 23-й танковой бригады.

Ну, точно ко мне, только мы её вчера ждали.

– Генерал-майор Кропоткин, – представился и я. – Тут такое дело, подполковник. Это не налет авиации противника, а спланированное нападение диверсионной группы. И да, вы правы колонну задерживать нельзя.

Через двадцать минут мы вновь ехали по дороге к штабу армии. Нас сопровождал ЗИС с двумя отделениями автоматчиков в кузове, выделенными мне в качестве охраны из мотострелкового батальона бригады. По времени я уже опаздывал, мне было приказано явиться к двум, а уже была половина третьего. На месте происшествия, оставался особист бригады с десятком человек. Раненого сержанта отправили в корпусной госпиталь.

Генерал-полковника Горбатова на месте не оказалось, выехал в штаб Фронта. Я зашел к начальнику штаба. Генерал-майор Виконтов сидел у себя за столом и пил чай.

– А, Виталий Викторович, заходите, присаживайтесь! На чаек решили заглянуть?

Я присел напротив и хотел уже было извиниться за опоздание.

Но в этот момент мне подсунули стакан в серебряном подстаканнике, с горячим, ароматным чаем, который налил ординарец Виконтова из настоящего пузатого самовара, стоящего тут же на столе.

– Да, Виталий Викторович, на завтра назначено совещание на

двенадцать часов. Прибыть со своим начальником штаба или заместителем. Кстати, как насчет вашего штаба? Людей подбираете? Мы в свою очередь к вам несколько человек пришлем.

Генерал-майор допил свой чай, поставил пустой стакан в таком же подстаканнике на стол и продолжил:

– Сегодня утром к вам отправили нового адъютанта, старшего

лейтенанта Колкина. Как он вам? Лейтенанта Ветрова, представили к ордену Красного знамени, посмертно. Геройский поступок, закрыть своим телом командира.