Читать книгу: «Мальчик и Девочка. Очень большая любовь», страница 2
Февраль 2002-го. Московская командировка
– С нами едет Женька Ставрова. – Степаныч пил чай, шумно прихлёбывая и отдуваясь, он вернулся с совещания и докладывал мужикам судьбоносные решения руководства. – Палыч, небось, рад. Да, Палыч?!
– Я?! Чему радоваться? – Юрка вполне искренне пожал плечами, его это совершенно не касалось. – Женька так Женька, толку-то.
– Толку мало, согласен. Но от Светки не больше… Специфика!
Специфика. Картографы ехали на курсы веб-публикации пространственных данных, и руководство в лице Руслана настояло, чтобы они обязательно прихватили с собой представителя веб-группы, хотя веб корпоративного новостного сайта и веб публикации карт – два совершенно разных веба. Однако руководство высказало пожелание, а картографы не стали возражать, только попросили, пусть едет кто-нибудь из девчонок.
Светка сразу отнекалась в пользу Женьки: ей и дочь оставить не с кем, и вообще та недавно переболела. «Ага, – раздражённо выговаривала Женька Юрке, – мне есть с кем оставить: и Андрей Иваныча, и Аню, и Ваню, и двух котов с собакой…» Но помолчав, что-то прикинув про себя, вздохнула и добавила: «Ладно. Надо значит надо». Так Женька оказалась в учебной группе.
В конце второй декады февраля вылетели в Москву. По прилёте трое мужиков, Юрка, Бурков и Григорий, поехали жить к Ваньке Дьякову, а Женька – в знаменитую гостиницу «Россия». Тогда она ещё возвышалась на своём месте возле Красной площади. Это потом кому-то стукнет в голову её развалить, там теперь чудо-парк, и до сих пор неясно, что лучше. Наверное, парк, но гостиницу, честное слово, жалко.
Утром следующего дня все собрались на станции метро Калужская, дошли до конторы, и началась учёба.
Что рассказать про учёбу? Нечего про неё рассказывать, она везде одинаковая. Ни возраст, ни уровень образования, ни погоны не влияют на человека, ставшего студентом. Все всё понимают, нужно, сами выбрали, никто силком не заставляет, но мозг думает по-другому. И, как у настоящих студентов, объявляет боевые действия. «Вся жизнь борьба! До обеда – с голодом, после обеда – со сном». Люди быстро адаптируются.
Наши студенты, уже в первый день «втянувшись» в учебный процесс, прикидывали, как бы схалявить: учёба учёбой, но приехали-то в Москву!
Когда годами сидишь на Севере, каждая поездка в столицу становится событием. Намечается не только обязательная рабочая (учебная) программа, но и не менее обязательная культурная. Заранее подсуетившись, Юрка напряг Ваньку, и тот купил пять (пять!) билетов в легендарный «Ленком» на «Юнону и Авось». И во вторник командировочные вместе с Ванькой «Под Российским Андреевским стягом и с девизом „Авось!“» собирались на самую знаменитую российскую рок-оперу.
Если у вас намечаются романтические отношения, если гормоны страсти уже кружат голову, нет ничего более подходящего, чем запланировать совместный поход в театр. Уже готовясь, вы будете приходить в эдакое… как бы сказать… вдохновенно-возбуждённое, эмоционально приподнятое настроение. Ну и дальше… и потом…
Сразу после учёбы Женька рванула в гостиницу, переодеться. Театр же! Но она не знала, где «Ленком», и Юрка вызвался её проводить. Даже если бы знала – не только где театр, но вообще все культурные достопримечательности Москвы, – Юрка всё равно бы нашёл повод поехать с ней.
Время поджимало. Войдя в номер, Женька, не обращая на Юру внимания, не переставая говорить, стянула свитер, джинсы, кинулась в ванную комнату, что-то с грохотом там уронила, продолжая тараторить, ойкнула, налетев на что-то, но потом вдруг неожиданно замолчала, вышла в одном белье и, уперев руки в боки, неторопливо произнесла:
– Я тут перед ним в трусах бегаю… Кстати, трусы специальные надела… А ему как бы всё равно?
– Не, не всё равно, что ты вот так в специальных трусах бегаешь, – улыбнулся Юрка. – Мне нравится.
– То есть хочешь нагло заявить, что только нравится?!
– А ты проверь, – предложил Юрка.
– И проверю!
Целовались они минут пять, при этом Юрка стоял с разведёнными руками, боясь коснуться Женьки. Знал: даст волю рукам – театра сегодня не будет. Вот не будет, и всё тут. Не оторваться ему от Женьки. Гори они огнём, все эти театры! Самым краешком сознания Юрка понимал, ох как они жалеть будут потом, ох жалеть…
– Опоздаем… – простонал он.
– Это мои слова! – возмутилась Женька. – Это я должна была всё обломать!
Через десять минут они уже неслись к метро.
Час пик, половина седьмого, центр Москвы. Целоваться в метро в Москве в час пик – это так принято и так приятно… Час пик в метро будто для этого создан. Никто на вас не обращает внимания, никому вы не нужны, лишь изредка можно поймать любопытный, а то и ободряющий взгляд, но большей части пассажиров глубоко по фигу, чем вы там заняты. Соберись вы пройти дальше – никто и не заметит.
– И целуешься ты трезвый тоже нормально. Нет, Юра, ты определённо мне нравишься! Знаешь такую дурацкую фразу – определённо нравиться»? Можно подумать, что можно нравиться неопределённо… Ладно, потерпи, теперь у нас всё будет. Я тебя выбрала!
В театр Юрка прибыл уже обалдевшим влюблённым дурачком. Степаныч и Ванька, глядя на него, ухмылялись, как коты, нажравшиеся сметаны, лишь Гриша Лацис оставался непоколебим и холоден, как всегда. Прибалтика!
– Ну-с, дамы и господа, приобщимся к культуре? Тяпнем по пятьдесят коньячку! – предложил кот Бурков.
– Да-да-да, – суетился Юрка, он чувствовал, что если сию минуту не тяпнет, то тихо сойдёт с ума. А может, не тихо. А может, даже громко.
Взяли пять по пятьдесят, пять бутербродов с сёмгой и употребили всё под шум публики, уже заполнявшей фойе.
– Я, пожалуй, ещё тяпну! – Юрка, дожевав бутерброд, решил закрепить успех.
– Ты бы не гнал, Палыч, – попытался его урезонить Бурков, но Юрка только рукой махнул.
Серову думалось, что в таком состоянии: сто коньяку, Женька рядом – такая близкая, такая доступная в мыслях и не только – он ничего не сможет воспринимать на сцене. Можно ли что-нибудь воспринимать на сцене, когда по уши влюблён?! Однако захаровская постановка и сверхъестественная игра актёров заставили его отвлечься от взболтанных чувств и включиться в спектакль. А когда запели про белый шиповник, Юрка и вовсе раскис. Женька, сидящая рядом и крепко сжимающая его руку, тоже шмыгала.
Их схоронили в разных могилах,
Там, где старинный вал.
Как тебя звали, юноша милый,
Только шиповник знал.
Тот, кто убил их, тот, кто шпионил,
Будет наказан тот,
Белый шиповник, вечный шиповник
В память любви цветёт.
Для любви не названа цена,
Лишь только жизнь одна,
Жизнь одна, жизнь одна…
В унисон, в унисон дышали и чувствовали наши влюблённые герои…
В антракте они снова приложились к коньячку, а потом, опять держась за руки, проплакали всё второе отделение.
В метро прижимались друг к другу уже безо всякого народа. Теперь они не могли не прижиматься и не целоваться не могли…
Вступили-таки они на скользкий мученический путь любовников… Вступили… Служебный роман! Никогда он не заканчивается хорошо. Ну или почти никогда. Но сейчас им всё равно, сейчас им на это наплевать.
У метро в круглосуточном магазине взяли бутылку красного грузинского, на входе в гостиницу Юрка купил белые розы. В фойе они продолжали упоённо целоваться, и Женька уже тянула Юру к лифту…
И тут между ними встала администрация гостиницы. «Молодой человек, посещение гостей до двадцати трёх часов, сейчас двадцать два тридцать. Вы уверены, что хотите войти?»
Господи, ну почему люди такие чёрствые?! Неужели по лицам Юры и Жени не понятно, что им сейчас разлучаться нельзя? Совершенно невозможно… Юрка кивал и безропотно отдал записать свой паспорт, а потом они как паиньки поднялись в номер… и быстро, стремительно быстро принялись стягивать с себя: шубы, куртки, обувь, брюки, юбки, пиджаки, галстуки, рубашки, блузки… и…
И тут зазвонил телефон.
Звонил Женькин муж, Андрей свет Иванович. Он вот прямо сейчас, прямо сию минуту хотел узнать, как дела у Жени. Как она учится? Что кушает? Как сходили в театр? С кем встречались? А с этими? Нет? А… Женька, в одном нижнем белье, серьёзно докладывала: какая у них учёба, где обедают, куда ходили, с кем она уже успела повстречаться. Нет, с этими ещё нет… Юрка стоял сзади, прижимаясь к Женьке и обнимая её, целуя веснушчатые плечи и спину, встопорщенную рыжесть на затылке, бродил руками по животу и небольшим аккуратным грудкам, Женька свободной рукой уже забралась к Юрке… Но Андрюха их не отпускал! Двадцать минут продолжалась изощрённая пытка. А когда он наконец наговорился и Женька в сердцах грохнула трубку на аппарат, в дверь постучали.
– Слушай… – Юрка уже осознал обречённость ситуации. – Не дадут они нам…
– А может, не откроем? – Женька прижималась к Юрке спиной, выгнув шею, чтобы ему удобнее было целовать.
– Я бы не открыл… Я бы даже твоему Андрюхе, сейчас не открыл… И Соне… Но солнышко…
В дверь продолжали барабанить.
– Иду! – Женька высвободилась из Юркиных объятий, накинула шубу и пошла открывать дверь.
– Ну что барабаните?! – раздраженно выговаривала она кому-то. – Да, мы знаем! Да, он сейчас уйдёт. Да, через десять минут! – Захлопнув дверь, она выругалась. – Уроды! Уроды… уроды… уроды! Вот чего она припёрлась?! Нет, Юрочка, не получится. И завтра, блин, я к Сундаковой… И послезавтра уже договорилась с родственниками… А в пятницу к Маринке… А потом уезжаем…
Расстроенная Женька прижалась к Юрке.
– Ну и ладно! – он поцеловал её в лоб. – Давай хоть вина выпьем.
Серов приехал к Дьякову ближе к полуночи и открыл дверь своим ключом, Ванька давно ему выдал. Мужики его не слышали, увлечённо болели, шёл третий период четвертьфинального олимпийского хоккейного матча «Россия – Чехия». На столе стояла початая бутылка коньяка.
– Счет какой? – поинтересовался Юрка.
– О! Палыч! А ты зачем вернулся? – Ванька удивлённо разглядывал Юрку.
Бурков плеснул в стакан коньяка и не глядя протянул Серову.
– Да. Мы тебя уже не ждали…
– Не ждали мы тебя, Палыч! – Ванька начинал резвиться.
Только Гришка увлечённо молчал.
– Да пошли вы… – не зло ругнулся Юрка, покачал стакан и залпом выпил.
Наши выиграли 1: 0.
Допили коньяк и стали укладываться. Гриша Лацис и Степаныч разложили кресла, а Юрка с Ваней делили большой диван, под одним одеялом. «Больше одеял нет, Палыч!» – каждый раз пояснял Ванька.
Про одеяло Юрка знал. Как-то к Ваньке проездом в Санкт-Петербург заехала Светка Яблочкина. Вечер они просидели за бутылкой вина, а когда пришло время спать, Ванька, постелив на диване, достал одеяло и так же, как Юрке, сообщил, что одеяла больше нет… Нет так нет, кивнула Светка, разделась догола и улеглась… Но ничего у Ваньки не получилось. Когда он совсем уже подгрёбся к Светке, та, как бы сквозь сон, задала всего один вопрос: «Ваня, а как же чувства?» Фраза решила исход дела, у Ваньки временно приключилась слабость в организме.
Теперь Юрка лежал под легендарным одеялом и не мог уснуть, хотя уже порядком нагрузился и коньяком, и вином. Напряжённый, он лежал, по-всякому представляя себе Женьку, её тело, её рыжую мальчишескую стрижку, небольшую грудь и…
– Ты хоть её трахнул? – шёпотом поинтересовался Ванька.
– Не дала… – после некоторого молчания так же шёпотом ответил Юрка.
– Кто?! – Ванька аж привстал от удивления. – Женька?! Тебе?!
– Вот чего ты орёшь?! Администрация гостиницы не дала! – Юрка поднялся и ушёл в туалет курить. Там он как мог сбросил лишнее напряжение.
– Ваньк, а Ваньк, – уже засыпая, окликнул друга Юрка, – а оно мне надо? С Женькой-то?
– Надо, Палыч… – во сне ответил Ванька, – надо, Белый. Это теперь твоё задание.
Бредил, наверное…
*Про игры Чёрных и Белых
Игры Чёрных и Белых придумал Ванька. То ли перечитал лукьяненковских «Дозоров», то ли Толкиена переел, только стал он участником мировой войны Добра и Зла, безусловно себя причисляя к Белым, да и масть у него подходящая, Ванька – альбинос. Сам сошёл с ума и как-то незаметно заразил этим бредом Юрку. Хотя почему заразил? Юрка ему просто поверил, став убеждённым сторонником Белых. Позже Ванька даже посвятил его в рыцари.
А началась всё это года за три до описываемых событий. Как-то Юра с Ваней в начале ноября шли с посиделок по домам. Тихо падал снежок, переливаясь в свете фонарей, было ещё не сильно холодно, всего-то минус десять, не ветрено и сказочно красиво. Они о чём-то болтали, благо у них всегда есть о чём, вдруг Ванька резко остановился, развернулся, сделал шаг в сторону, повернул голову к Юрке и застыл с поднятыми руками, будто держал в них двуручный меч.
– Защищайся, сквайр Палыч! – выкрикнул он и напал…
Юра сам не понял, как так случилось, но он вдруг парировал «удар». И в тот же момент явственно почувствовал тяжесть Ванькиного меча и даже, ей-ей, услышал звон встретившихся клинков. Оттолкнув «мечом» Ваньку, замахнулся и ударил сам. Теперь Дьяков принял удар, и снова звякнула сталь. Ванька по дуге сбросил меч противника вниз, Юра чувствовал, как Ванькино оружие ускользает, и, замахнувшись, снова ударил.
Они прыгали, пока от обоих клубами не повалил пар. Увидь их кто, подумал бы, дураки пьяные… Но улица была пуста, да и они – так, слегка подшофе.
– Что, Палыч? – Ванька стоял напротив Серова, опустив оружие, и тяжело дышал. – Ты ведь почувствовал свой меч?
– Но как?! – Ощущение стремительно исчезало из Юркиных рук. – Как так получилось?
– Не ошибся я в тебе. Не все видят, ты видишь… И можешь пользоваться. Ударить можешь.
Юрка обескураженно смотрел на свои ладони:
– Но, Вань, сейчас-то у меня ничего нет… Но был же! Был!.. Я чувствовал!
– И я чувствовал твои удары. А теперь у тебя ничего нет. Ты ещё не умеешь вызывать меч, когда нужно. Я тебя научу. Пошли, на сегодня хватит.
И пока Ванька не уехал в Москву, они тренировались. Юрка научился вызывать ощущение меча в руках быстро, без каких-либо специальных приготовлений. Теперь он мог вполне осознанно отбиваться от Ванькиных атак, а иной раз и сам удачно нападал.
– Ты Белый, Палыч. Хочешь ты этого или нет, но ты Белый… Это даже не твой выбор… – Ваня после очередной тренировки стоял, опершись двумя руками на свой меч. – И ты рыцарь. Не паладин, не вождь, а простой рыцарь. На многое не способен, но в одиночку биться можешь. И делать это умеешь хорошо, только не забывай опускать забрало, а то так и норовишь… сунуться в драку с открытым лицом. Оно, конечно, «блаородно», но опасно!
– А кто мой враг?
– Сам разберёшься… Или мы покажем.
– А ты кто? Вождь?
– Я? Не-е-е-ет. Паладин… А теперь, мой благородный друг, – меч у Ваньки уже пропал, – бросай всё и пошли выпьем благородного вина, ибо почему бы… – он покрутил рукой в воздухе, подбирая фразу, – почему бы… благородным донам не скрестить бокалы и не выпить вина!
– Ваня, – «скрещивая» уже пятый бокал молдавского хереса, требовательно допрашивал Юрка Белого, – меня не покидает ощущение, что ты прикалываешься, благородный, блин, дон.
– Палыч, меч свой видишь?.. А мой? Чего тебе ещё надо? – Ванька пьяно качал головой.
«Действительно, – спутанно думал Юрка, – вижу, чего мне ещё надо?»
И уверовал!
А перед самым отъездом Дьяков посвятил Юрку в рыцари. Поставил на одно колено, легонько плашмя ударил мечом по Юркиным плечам, голове и произнёс: «Посвящается Белый воин в рыцаря Белого во имя борьбы Добра со Злом. Да будет во веки так – аминь».
– Всё, – сказал Ваня. – Будешь хорошо себя вести, станешь лейтенантом! – И, спрятав свой меч, вдруг заржал, совсем сбив Серова с толку.
Все эти игры про Белых и Чёрных придумал Ванька…
Или не придумал?
Март 2002-го. Первые встречи
Ручьи не потекли, и птицы не прилетели, и у мартовских котов ещё не появилось мыслей о крыше. Первые числа астрономической весны на Севере – верная зима, а у наших героев, прорвав оборону ледяного холода в сердцах («Давай всё оставим как есть?»), захватив господствующее высоты в беспокойных головах («У нас же семьи!»), пела и плясала весна. Пьяная, разгульная, бесшабашная. После Москвы Юра и Женя остановиться уже не могли. Их несло. Тащило юзом, как автомобиль с летней резиной на первом гололёде.
Так, чтобы наконец-то никто не мешал, не стучал в двери, не звонил в телефоны, не стоял над душой, они встретились только через две недели после Москвы. Но как!
Игорёк Рожков – Юркин коллега – собирался в командировку. Отношения у них были настолько хорошими, что Юрке не стоило никакого труда обратиться к Рожкову за ключом без объяснения причин.
Игорёк снимал квартиру ввиду своего неполного, так сказать, частичного развода. Что-то в семье у него не сложилось и треснуло… Они удивительно не подходили друг к другу, эти Рожковы. Она невысокая, полная, немного флегматичная домохозяйка, он длинный, худющий, неуёмный и неугомонный системный администратор (особый подвид мужчин). Возможно, несоответствие темпераментов и сослужило ребятам дурную службу, хотя обычно такие несоответствия укрепляют браки, как говорится, плюс на минус, но… Игорёк ушёл из семьи. Ушёл, как уходят нормальные мужики, «с одним чемоданом». Первое время мыкался по друзьям, а потом снял однушку.
Юрка зашёл к системщикам по «суперсрочному», явно надуманному делу и как бы невзначай поинтересовался у Игорька:
– Слышал, в командировку едешь?
– И чё? – Игорёк, не поворачивая головы, «топтал клаву».
– За цветочками могу поглядеть…
– Нет у меня никаких цветочков… – Он перестал стучать по клавиатуре и задумчиво посмотрел на календарь над экраном. – Так и скажи, потрахаться хочешь.
– Фу… какой ты грубый!
– А с кем? – Игорёк развернулся к Юрке.
– Ключ дашь?
– Куда же я денусь? Чистое бельё в шкафу, штопор в столе на кухне, остальное сам…
– Глубокое вам мерси! – Юрка дурашливо поклонился.
– Э! – уже вслед крикнул Игорёк. – Не курить!
– Не буду, – честно пообещал Серов.
В квартиру Юрка прискакал первым.
Два дня до встречи прошли в горячке. У Юрки всё валилось из рук. Он не туда посылал задания на печать, не тому писал письма, невпопад отвечал на вопросы на работе и дома. Зная его, никто не обращал внимания и не обижался, творческий же человек… водилось за Юркой такое.
Серов протиснулся в кухню и выгрузил кучу пакетов. К встрече они готовились основательно.
Во-первых, никто не собирался отмечать такой великий праздник «на сухую». Решили: Женька будет пить лёгкое молдавское (грузинское в Москве девушке не понравилось), а Юрка, не большой любитель вин, – армянский коньяк.
Во-вторых, вечер после работы, вино и секс (тут уже без дураков, хватит эрзацев!) – нужно что-то есть. Остановились на: сыре, слабосолёной сёмге, лаваше, свежих овощах и фруктах, зелени и оливках.
В-третьих, свечи! Обязательно! Всенепременно! Иначе какой к чёрту праздник?
Вывалив всё на стол, Юрка вернулся в коридор, снял куртку и ботинки, пощёлкал выключателями, проверил ванну-туалет, заодно вымыл руки. Напевая «Сулико», вернулся на кухню, достал из упаковок нарезку сыра и рыбы, разложил по тарелкам и утащил в комнату. Накрывал на журнальном столике – другого у Игорька не нашлось.
Пока суетился, пришла Женька и спряталась в ванной, крикнув из коридора: «Я занялась глупостями!» Юрка под дверью попытался рассказать анекдот про любовников «Начинай сама…», но был не услышан и отослан сервировать дальше.
О «глупостях» они договаривались отдельно.
– Жень, ты не хочешь устроить небольшой маскарад?
Они шли параллельными курсами по коридору родной «АСУнефти».
– В смысле?
Юрка сделал невинное лицо, навстречу цокала каблуками Алиса, сотрудница Юркиного отдела, жгучая брюнетка цыганского типа, блюстительница серовского морального облика.
– Ну… например, красивое бельё и всякое там такое? – шепнул он, повернув голову.
– Вон ты-ы-ы-ы… А ты затейник! Ага… Но идея мне нравится. Есть предпочтения?
– Чулки, – одними губами обозначил Юрка.
– Чулки?! – удивлённо вскрикнула Женька и тут же хлопнула себя по губам. – Про чулки я точно не думала… – зашипела она. – А ты хотел бы меня в чулках?
Юрка неистово закивал.
– Хорошо-хорошо, мой золотой… – Женькины глаза светились, она уже представила себя в чулочно-поясной комбинации. Природный талант. Совсем-совсем маленькие девочки, двух-трёх лет, наряжаясь, цепляют на себя мамины безделушки, надевают туфли на высоких каблуках, жеманно кокетничают с мужчинами. Генетическая предрасположенность! Сущность.
Когда Серов зажигал свечи, явилась Женька…
Не вошла в комнату из коридора в шубе с тяжёлыми продуктовыми сумками в руках.
Не пришла из ванной в плюшевом халате и тапочках.
Нет!
Явилась…
При свечах, в полумраке, в белой комбинации, с длинным белым шёлковым шарфом, в белых чулках, в белых босоножках на высоких каблуках, с огненно-рыжей капризной чёлкой Женька выглядела сногсшибательно… Волшебно… Обворожительно… Сексуально. У Юрки пересохло во рту и сердце гулко забумкало в затылке.
– Женька… – вмиг охрипший голос не слушался. – Ты… – Он попытался откашляться. – Ты такая… – Его рука не чувствовала зажжённой спички, хотя пламя уже почти касалось пальцев. – Такая…
– Осторожно! – Женька рванулась и с силой дунула на спичку. – Ты мне нужен целый и желательно невредимый! Хорошо бы, конечно, ещё с нормальными мозгами. Хотя с этим, похоже, сегодня не выйдет… Но, как я поняла, тебе понравилось? – Она покрутилась на месте, пританцовывая и замирая в наиболее выигрышных с её точки зрения позах. – Будем любоваться или начнём потихоньку снимать всю эту красоту?
– Женька… – Юрка подхватил её на руки.
– Это всё, что вы имеете мне сказать? – Она обняла Серова за шею. – Вы – любитель литературы и знаток театра…
– Женька!
– Я понимаю, вы обалдели, мыслей нет, язык отнялся. С остальным как?
– Женька! – кружил её Юрка.
– Поставь меня сейчас же на место, не то трое детей останутся без матери…
– Женька…
Нет, они не накинулись друг на друга. Конечно, первый раз, но они же не дети малые. Вместо бурных утех они взялись внимательно изучать друг друга. Необходимо срочно разобраться, как они устроены. Где у них те самые кнопки, которые включают механизмы безумной страсти и заставляют стонать и кричать от безумного наслаждения. В том, что такие кнопки есть, любовники не сомневались ни секунды… Но надолго их не хватило… И всё закончилось как положено: синхронным стоном, влажными опухшими губами, сплетёнными руками, вспотевшими телами, частым дыханием и гулко стучащими сердцами.
Потом они сидели за столом, не стесняясь наготы, пили вино и коньяк, закусывали сыром и всенародно любимой сёмгой, вспоминали Москву. Смеялись. Им было легко и свободно, ушло напряжение предыдущих дней, наконец-то они расслабились. То, чего оба так долго ждали и желали, произошло. И тут Юрка спохватился:
– Я же книгу принёс… Стругацкие. «Град обреченный»… Помнишь, я рассказывал? Там есть одно место… Такое… Давай почитаю?
– Прямо сейчас? – Женька замерла, не донеся вилку с сёмгой до рта. – Вот так, без штанов?
– А тебя напрягает? – Серов вытер салфеткой руки, поднялся и ушёл за книгой.
– Ну-у-у, нет… – Женька положила вилку, не прикоснувшись к рыбе. – С ума сойти можно. Серов, ты определённо ненормальный. Читай! Читай, мой хороший! Я ещё никогда в жизни так интересно не проводила время.
– «Но каково правило? В чем оно состоит? – начал вслух Юрка. — В чем его субстанциональная сущность, имманентная только ему и никакому другому предикату?.. И здесь мне, боюсь, придётся говорить вещи, не совсем привычные и далеко не приятные для вашего слуха… Величие! Ах, как много о нем сказано, нарисовано, сплясано и спето! Что был бы человеческий род без категории величия? Банда голых обезьян, по сравнению с которыми даже рядовой Хнойпек показался бы нам венцом высокой цивилизации. Не правда ли?.. Ведь каждый отдельный Хнойпек не имеет меры вещей. От природы он научен только пищеварить и размножаться. Всякое иное действие упомянутого Хнойпека не может быть оценено им самостоятельно ни как хорошее, ни как плохое, ни как полезное, ни как напрасное или вредное, – и именно вследствие такого вот положения вещей каждый отдельный Хнойпек при прочих равных условиях рано или поздно, но с неизбежностью попадает под военно-полевой суд, каковой суд уже и решает, как с ним поступить… Таким образом, отсутствие суда внутреннего закономерно и, я бы сказал, фатально восполняется наличием суда внешнего, например, военно-полевого… Однако, господа, общество, состоящее из Хнойпеков и, без всякого сомнения, из Мымр, просто не»…
На самом деле Юрка читал меморандум. Манифест неординарного человека. Примеряя его на себя и предлагая примерить Женьке («Попробуй! Как?» – «И как?» – «Тебе идёт…»). Серов объявлял: они с Женькой другие! Не такие, как все! У них есть право! «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Очередные с «правом». Очередные «избранные».
Пока Юрка читал, обнажённая Женя, подобрав под себя ноги, поблёскивая в свечах голубыми немного волчьими глазами, тянула в кресле вино.
– …«Приманка! Глядит на вас Хнойпек и думает: это надо же, какие люди бывали! Вот я теперь пить брошу, курить брошу, Мымру свою по кустам валять перестану, в библиотеку пойду запишусь и тоже всего этого достигну»… – Юрка прервал чтение и мельком глянул на Женьку.
– А у меня ещё вторая комбинация… – сообщила она и вытянула ноги. – Чёрная… Кружевная такая, с красной подвязкой… С одной! Мерить будем? Или продолжим чтение?
– Мерить! Хочу мерить! К чёрту книжки! – Юрка захлопнул книгу, бросил её столик и, упав на колени перед Женькой, прильнул губами к низу её обнажённого живота. – Женя, я тебя съем! – Ставрова охнула, вцепилась длинными ногтями в Юркины волосы и сладостно изогнулась. Почувствовав движение, Юрка поднял голову и с восхищением взглянул на свою сумасшедшую подругу:
– Ты – кошка! Можно я буду называть тебя Кошкой?
– Тебе можно! Тебе всё можно… Только теперь пусти, пойду. А то прямо так отдамся… и мы… – она пробиралась между Юркой и столиком, – и мы, блин, не увидим, блин, моей второй комбинации, а я её так долго выбирала.
В чёрном она показалась Юрке ещё прекраснее и сексуальнее.
– Я с ума от тебя сойду, Кошка! – Серов с силой привлёк к себе Женьку и крепко прижался голым к голому, вдыхая аромат рыжих волос.
– А я уже… Знаешь, Серов, я ведь такая дура! Правда-правда…
– Неправда, – он гладил её волосы, – ты умница… Если бы ты тогда не придумала «проветриться», мы бы не скоро решились.
– Представляешь, уже больше двух месяцев, а мы только первый раз вдвоём. И никто! никто не мешает!
Юрка молча целовал её веснушчатые шею и плечи.
– А мы сегодня будем ещё читать? Мне понравилось…
– Будем, рыжее солнышко, будем!
Они долго мучили друг друга. А потом читали, пили, закусывали, целовались… и опять мучили…
В одиннадцать Серов вызвал такси, отправил Женьку домой, прибрался, поставил в холодильник бутылку водки для Игорька и ушёл сам.
Март в списке месяцев числится календарной весной, но на Севере это ещё полноценная зима. Морозило градусов на двадцать – двадцать пять, Юрка шёл домой, глубоко вдыхая ледяной воздух. Весь вечер он не курил, но и сейчас не было обычного желания затянуться, не хотелось забивать никотиновым привкусом аромат Женькиного тела. Юрка вспоминал свидание и легко улыбался.
Дома все спали. Серова встретил кот Василий. Он вышел в коридор, сел, вытянув хвост, и протяжно зевнул.
– Что, Василь? – шепнул Юрка, наклонившись и почесав кота за ухом. – Иди спать… Я сейчас… В душ только.
После душа Юрка забрался под одеяло, Соня невнятно забормотала во сне, потом очнулась, пошарила рукой, нашла мужа и потянулась к нему голым телом:
– Ты где так долго шатаешься? – капризно шепнула она. – Иди сюда.
Юрка вздохнул и прижался…
