Читать книгу: «Великие музыканты-исполнители из «черты оседлости» России», страница 2
Самуил Файнберг (1890 – 1962)
Его концепции, его трактовки не
укладывались ни в какие рамки, ни в какие
каноны; он по-своему слышал музыку —
каждую фразу, по-своему воспринимал
форму произведения, весь его строй.
Соединение «Википедиии» и «Все пиансты» Л. Григорьева и Я. Платека дало удивительный результат: биография получается, с одной стороны верная, с другой – полная. Писал сам, так как нужно было объединить свдения чисто биографические с оценкой пианизма.
Самуил Файнберг родился 14 (26 мая) 1890 года в Одессе, в семье Евгения Ильича (Исрула-Эйгена) Файнберга, выпускника юридического факультета Новороссийского университета, и Анны Акимовны Рабинович. Брат Самуила – художник Леонид Евгеньевич (Эйгенович) Файнберг, племянники – поэт и переводчик Сергей Северцев и детская писательница и сценарист Софья Прокофьева. В 1894 году вместе с семьёй переехал в Москву.
Первым педагогом стала Софья Абрамовна Гуревич, учительница его сестры Беллы (Берты, в замужестве Майгур), впоследствии также известной пианистки. Затем учился музыке у А. Б. Гольденвейзера (фортепиано) и Н. С. Жиляева (композиция). Окончил Московскую консерваторию в 1911 году, подготовив к исполнению все 48 прелюдий и фуг из цикла И.С.Баха «Хорошо темперированный клавир» (спустя полвека Файнберг целиком записал это произведение).
После объявления Первой мировой войны был призван в армию (вспомнил, что Николай II – Император России, обращаясь к, просившему отсрочку М. Эльману, называет последнего «гением»), однако заболел брюшным тифом и в 1915 году был демобилизован, вернувшись к концертной деятельности. В 1920-х годах гастролировал в Италии и Германии – по отзыву Е.М.Браудо, «блестящая беглость Файнберга и очень высокая музыкальность произвели на немецкую публику, привыкшую к менее сложному и выразительному пианизму, впечатление чего-то небывало свежего». Концертная деятельность артиста продолжалась более сорока лет. В последний раз москвичи слушали его в 1956 году.
Эмоциональное и интеллектуальное начала как-то по-своему прочно переплетались в его музыкальном миросозерцании. Профессор В. А. Натансон, ученик Файнберга, подчеркивает: «Художник интуитивного склада, он придавал большое значение непосредственному, эмоциональному восприятию музыки. Отрицательно относился ко всякой нарочитой „режиссуре“ и интерпретации, к надуманным нюансам. У него полностью сливались интуиция и интеллект. Такие компоненты исполнения, как динамика, агогика, артикуляция, звукоизвлечение, всегда были стилистически оправданы. Даже такие стертые слова, как „прочтение текста“, становились многозначительными: он удивительно глубоко „видел“ музыку. Иногда казалось, что ему тесно в рамках одного произведения. Его художественный интеллект тяготел к широким стилистическим обобщениям: музыка Баха, 48 прелюдий и фуг, а также большинство оригинальных сочинений великого композитора» [48].
«Его исполнение Баха, – писал он 1960 году, – заслуживает специального изучения. Работая всю свою творческую жизнь над баховской полифонией, Файнберг-исполнитель добился в этой области таких высоких результатов, значение которых, быть может, не раскрыто до конца. В своем исполнении Файнберг никогда не „мельчит“ форму, не „любуется“ деталями. Его интерпретация исходит из общего смысла произведения. Он обладает искусством лепить форму. Тонкая, полетная фразировка пианиста создает как бы графический рисунок. Соединяя одни эпизоды, выделяя другие, подчеркивая пластику музыкальной речи, он достигает поразительной цельности исполнения».
«Циклический» подход определяет отношение Файнберга к Бетховену и Скрябину. Один из памятных эпизодов концертной жизни Москвы – исполнение пианистом тридцати двух бетховенских сонат. Еще в 1925 году он сыграл все десять сонат Скрябина. Собственно, также глобально были освоены им основные сочинения Шопена, Шумана и других авторов. И для каждого исполняемого композитора он умел находить особый угол зрения, порой идущий вразрез с общепринятой традицией. Показательно в этом смысле наблюдение А. Б. Гольденвейзера: «Не всегда и не со всем в интерпретации Файнберга можно согласиться: его склонность к головокружительно быстрым темпам, своеобразие его цезур – все это временами дискуссионно; однако исключительное мастерство пианиста, его своеобразная индивидуальность, ярко выраженное волевое начало делают исполнение убедительным и невольно покоряют даже инакомыслящего слушателя». [32].
С 1922 года Файнберга пригласили в консерваторию. И с отого же года он стал профессором МГК имени П. И. Чайковского, а с 1936 года заведовал кафедрой.
Файнберг был близок к А.Н.Скрябину и стал заметным исполнителем его музыки. В его исполнении впервые прозвучал ряд сочинений С. С. Прокофьева, Н. Я. Мясковского и других отечественных авторов.
С. Файнберг сочинял музыку с 11 лет. Музыкант широчайшего кругозора и огромной культуры, пианист заметное внимание уделял композиции. Среди его сочинений три концерта и двенадцать сонат для фортепиано, вокальные миниатюры на стихи Пушкина, Лермонтова, Блока. Значительную художественную ценность представляют файнберговские транскрипции, в первую очередь, произведений Баха, которые входят в репертуар многих концертирующих пианистов. Конечно, наиболее значительные его произведения – три концерта для фортепиано с оркестром (1931, 1944, 1947) и 12 фортепианных сонат, датированных с 1915 по 1962 год. Концерт №3 записан пианистом В.В.Буниным, соната для скрипки и фортепиано – И. Тен-Берг и М. Шефером. Наибольший вклад в запись сочинений Файнберга принадлежит французскому пианисту Кристофу Сиродо, записавшему шесть сонат (остальные шесть записал Николаос Самалтанос), ряд других сольных пьес, альбом его песен (с финскими вокалистами Рииттой-Майей Ахонен и Сами Луттиненом), а также, в концертном исполнении, концерт №1 (с Хельсинкским филармоническим оркестром под управлением Лейфа Сегерстама).
Файнбергу принадлежит монография «Пианизм как искусство» (М.: Музыка, 1965, второе издание 1969) и ряд статей, собранных в книгу «Судьба музыкальной формы» (М.: Советский композитор, 1984).
Воспитанниками Файнберга в Московской консерватории были Виктор Мержанов, Владимир Натансон, Валерия Варшавская, Нина Емельянова, Виктор Бунин, Леонид Зюзин, Татьяна Евтодьева, Людмила Рощина, Зинаида Игнатьева, и многие другие. Пианист умер 22 октября 1962 года.
Александр Браиловский (1896—1976)
Отец Александра Браиловского, Пинхас Браиловский был неплохим пианистом. Он окончил Киевское музыкальное училище по классу директора – В.В.Пухальского [напомню – ученика Т. Лешетицкого. – Авт.]. Естественно, как только он понял, что ребенок наделен талантом, отправился к своему учителю и попросил его взять Александра в свой класс. Все это было в 1904 году, когда мальчику не исполнилось еще 10 лет. Через семь – в 1911 г. Александр окончит училище.
20 сентября 1904 года в канцелярию училища поступает соотвествующее прошение Петра Владимировича Браиловского [Гос. архив гор. Киева, ф. 176, оп.1, д. 285, с.5].
Вероятно, Александр получил хорошую музыкальную подготовку дома, поскольку уже в первый год учебы Браиловский выступает в ученическом публичном концерте: 18 марта он исполняет «Песню венецианского гондольера» Мендельсона, менуэт Шарвенки и «Zur Guitarre» Гиллера (обратите внимание на то, что Владимир Горовиц в свой первый год обучения у В.В.Пухальского играл те же сочинения. Видимо «мэтр» не особенно заботился об индивидуальности ученика.
В последующие годы в ученических вечерах А. Браиловским были исполнены: 1-я часть ре-минорного концерта Моцарта (18.01.1905 г.); 1-я часть до-минорного концерта Бетховена (ноябрь 1906), «Rondo capriccioso» Мендельсона (декабрь 1906). 27 февраля 1909 г. он выступает с переложением Листа «Органной прелюдии и фуги» И.С.Баха. 17 октября в его исполнении звучит концерт Э. Грига, а в марте 1910 года – жига си-бемоль мажор, прелюдия и фуга до-диез минор из ХТК И.С.Баха.
26 января 1911 года в присутствии С.В.Рахманинова А. Браиловский играет гавот Глюка-Брамса, скерцо Шопена (к сожалению тональность не указана) и 11 марта балладу Шопена фа мажор [7, с. 177—178].
На выпускном Акте 29 мая 1911 года Александр Браиловский исполнил в сопровождении оркестра концерт А.Рубинштейна ре минор и был удостоен аттестата 1-й степени.
В следующем году Петр Браиловский везет сына за границу для продолжения образования. Александр, шесть лет, занимавшийся у В. Пухальского (в списках 1907—8 уч. год пропущен – видимо, болел или не было денег на оплату обучения), берет в Вене уроки у его учителя – Теодора Лешетицкого. После трехлетнего пребывания в Вене – совершенствуется в Цюрихе у Ферруччо Бузони.
Дебют пианиста состоялся в 1919 году в Париже и сразу принес ему известность. Концерты в Европе, Америке проходят с неизменным успехом. В 1924 году Александр впервые в истории концертной практики в серии концертов, проходивших весь год, сыграл 166 произведений Ф. Шопена. Позже этот подвиг был повторен пианистом дважды: в 1938 году в США и в 1960 году, в связи со 150-летним юбилеем композитора, в Нью-Йорке и Брюсселе. Популярность А. Браиловского была так велика, что уже в 1936 году королева Бельгии, Елизавета основала премию его имени, которой награждались пианисты, лучше всех исполнявшие сочинения Фредерика Шопена. Его репертуар составляли преимущественно произведения Ф. Листа и Ф. Шопена и он вошел в историю фортепианного исполнительства как непревзойденный интерпретатор этих авторов.
В 1926 году, когда Горовиц приедет «завоевывать» Париж, он услышит Александра Браиловского, в то время уже известного пианиста – любимца Парижа. В своих беседах с Дэвидом Дюбалем В. Горовиц вспомнит своего соученика «… Браиловский тоже был очень популярен в Южной Америке» [4], – сказал Маэстро, не очень лестно отзывавшийся о пианистах.
Дюбаль утверждает, что Александр Браиловский был на пике своей карьеры в 30-е годы, и вместе с Артуром Рубинштейном был одним из соперников Горовица на фирме звукозаписи RCA.
А вот биография А. Брайловского из книги Григорьева и Платека «Современные пианисты»:
В начале нашего столетия Киевскую консерваторию посетил Сергей Рахманинов. (Сергей Васильевич был в Киеве в 1911 году. Никакой консерватории еще не было. Выслушав в зале училища 6 «номеров», Рахманинов поднялся и ушел. Когда спустя много лет, В. Горовиц, который был участником концерта, спросил: почему он не слушал его в концерте и сбежал, назначив встречу на следующий день, С.В.Рахманинов сказал: «С детства меня приучили говорить правду. Если бы ребенок был плох, что по Вашему я должен был говорить?». – Авт.) В одном из классов ему представили 11-летнего мальчика. «У тебя руки профессионального пианиста. Ну-ка, сыграй что-нибудь», – предложил Рахманинов, а когда мальчик кончил играть, сказал: «Я уверен, тебе на роду написано быть большим пианистом». Мальчиком этим был Александр Браиловский, и он оправдал предсказание.
…Отец, владелец небольшой нотной лавки на Подоле, давший мальчику первые уроки игры на рояле, вскоре почувствовал, что сын и в самом деле необычайно талантлив, и в 1911 году повез его в Вену, к знаменитому Лешетицкому. Юноша проучился у него три года, а когда разразилась мировая война, семья перебралась в нейтральную Швейцарию. Новым учителем стал Ферруччо Бузони, завершивший «шлифовку» его таланта.
Браиловский дебютировал в Париже и произвел такую сенсацию своей виртуозностью, что контракты буквально посыпались со всех сторон. Одно из приглашений было, впрочем, необычным: оно пришло от страстной почитательницы музыки и скрипачки-любительницы королевы Бельгии Елизаветы, с которой он с тех пор часто музицировал. Всего несколько лет понадобилось артисту, чтобы снискать мировую славу. Вслед за культурными центрами Европы ему аплодирует Нью-Йорк, а чуть позже он стал первым европейским пианистом, «открывшим» Южную Америку – так много там никто до него не играл. Однажды только в Буэнос-Айресе он за два месяца дал 17 концертов! Во многих провинциальных городах Аргентины и Бразилии вводились специальные поезда, доставлявшие желающих послушать Браиловского на концерт и обратно.
Триумфы Браиловского ассоциировались, прежде всего, с именами Шопена и Листа. Любовь к ним привил ему еще Лешетицкий, и он пронес ее сквозь всю жизнь. В 1923 году артист почти на год уединился во французской деревушке Аннеси. чтобы подготовить цикл из шести программ, посвященных творчеству Шопена. В него вошли 166 произведений, которые он исполнил в Париже, причем концертанту предоставили для этого рояль фирмы Плейель, к которому последним прикасался Ф. Лист. (Этому можно верить, т.к. и Гленн Пласкин и Гарольд Шонберг подчеркивают этот факт в биографиях В. Горовица, попутно отмечая, что когда последний приехал в Париж, то слава Александра Брайловского была в зените. – Авт.). Позже Браиловский не раз повторял подобные циклы в других городах. «Шопеновская музыка у него в крови», – писала «Нью-Йорк тайме» после его американского дебюта. А спустя несколько лет он посвятил значительные циклы концертов в Париже и Лондоне творчеству Листа. И снова одна из лондонских газет назвала его «Листом нашего времени».
Браиловскому всегда сопутствовал исключительно бурный успех. В разных странах его встречали и провожали долгими овациями, ему вручали ордена и медали, награждали премиями и почетными званиями. Но вот профессионалы, критики относились к его игре большей частью скептически. Это подметил еще Абрам Чезинс, писавший в своей книге «Говоря о пианистах»: «Александр Браиловский пользуется различной репутацией в среде профессионалов и у публики. Масштаб и содержание его гастролей и контрактов со звукозаписывающими фирмами, преданность ему публики сделали Браиловского загадкой в своей профессии. Отнюдь не загадочным человеком, конечно, так как он всегда вызывал самое горячее восхищение своих коллег как личность… Перед нами человек, который любит свое дело и заставляет публику любить его, год за годом. Быть может, это не пианист из пианистов и не музыкант из музыкантов, но он – пианист для слушателей. И об этом стоит задуматься» [23]
В 1961 году, когда убеленный сединами артист впервые гастролировал в СССР, москвичи и ленинградцы смогли убедиться в справедливости этих слов и попытаться разрешить «загадку Браиловского». Артист предстал перед нами в отличной профессиональной форме и в своем коронном репертуаре: он играл Чакону Баха – Бузони, сонаты Скарлатти, «Песни без слов» Мендельсона. Третью сонату Прокофьева. Сонату си минор Листа и, конечно, много произведений Шопена, а с оркестром – концерты Моцарта (ля мажор), Шопена (ми минор) и Рахманинова (до минор). И произошло удивительное: быть может, впервые именно в СССР публика и критика сошлись в оценке Браиловского, при этом публика проявила высокий вкус и эрудицию, а критика – доброжелательную объективность. Слушатели, воспитанные на гораздо более серьезных образцах, научившиеся открывать в произведениях искусства и их интерпретации прежде всего мысль, идею, не могли безоговорочно принять прямолинейности концепций Браиловского, его стремления к внешним эффектам, выглядевшего для нас старомодным. Все «плюсы» и «минусы» такого стиля точно определил в своей рецензии Г. Коган: «С одной стороны, – блестящая техника (кроме октав), элегантно отточенная фраза, жизнерадостный темперамент, ритмический „задор“, подкупающая непринужденность, живость, энергия исполнения, уменье так „подать“ даже то, что, собственно „не выходит“, чтобы вызвать восторг публики; с другой, – довольно поверхностная, салонная трактовка, сомнительные вольности, весьма уязвимый художественный вкус». Сказанное не значит, что Браиловский вовсе не имел в нашей стране успеха. Публика по достоинству оценила огромное профессиональное мастерство артиста, «прочность» его игры, присущие ей временами блеск и обаяние, несомненную искренность. Все это сделало встречу с Браиловским запомнившимся событием в нашей музыкальной жизни. А для самого артиста это была по сути дела «лебединая песня». Вскоре он почти прекратил выступать перед публикой и записываться на пластинки. Его последние записи – Первый концерт Шопена и «Пляска смерти» Листа, – сделанные в начале 60-х годов, подтверждают, что присущие ему достоинства пианист не потерял до конца своей профессиональной карьеры.
Цит. по: [33]
Розина Левина (1880 – 1976)
(Выписывая биографии педагогов (Розина Левина, Берта Рейнгбальд, Давид Бертье, Абрам Ямпольский, Адольф Лещинский), мы не можем не обратить внимание читателя на то, что все они, кроме того, что воспитали гениев исполнительства ХХ в., но и сами были блестящими исполнителями. Была еще одна цель – дать возможность ознакомиться с их наставниками, их педагогами – В. Сафоновым, С. Коргуевым, К. Флешем, Э. Гешелин-Чернецкой, Л. Ауэром. – Авт).
Всем памятен 1-й международный конкурс имени П.И.Чайковского в Москве и победа Вэна Клайберна. Педагога, встретившего Вэна в США, звали Розина Левина. Четырнадцать лет назад умер ее муж Иосиф Левин. Мало кто знает, но настоящая фамилия Розины – Бесси и родилась она в Киеве!
Дочь богатого ювелира, Розина Бесси брала частные уроки фортепиано, и очередным её учителем стал студент Московской консерватории Иосиф Левин, который был старше её на пять лет. В свою очередь и Розина поступила в Московскую консерваторию, в класс В. Сафонова, а в 1898 г. окончила её с золотой медалью, после чего они с Левиным немедленно поженились. С этого времени Розина Левина поклялась отказаться от сольной карьеры и выступать ассистентом мужа в педагогической деятельности, а в концертах выступать лишь в дуэте с мужем, в партии второго фортепиано, – этого самоограничения она придерживалась до смерти Иосифа Левина в 1944 г. Преподавание Иосифа в Тбилиси, затем в Московской консерватории, удачные выступления в Берлине, Париже (в дуэтте с мужем) и рождение сына – Дона, концертное турне по городам США – все это было, но неизменным было и решение способствовать карьере мужа – не играть соло.
В 1907 г. семейство Левиных уехало из России и обосновалось в Берлине, где испытало много тягот в годы Первой мировой войны. В 1919 г. они перебрались в Нью-Йорк, где Иосиф Левин преподавал в Джульярдской школе, а Розина Левина ему ассистировала. Наиболее известным учеником Левиной стал Вэн Клайберн, выигравший в 1958 г. Международный конкурс имени П.И.Чайковского. Победа Вэна связана, как считают специалисты, не в последнюю очередь благодаря любви к русской пианистической школе, которую прививала ему Левина.
Вслед за ним были:
Ральф Вотапек, – лауреат первого Конкурса пианистов имени Вэна Клай берна (1962)
Гаррик Олссон – лауреат первых премий Конкурса пианистов имени Бузони (1966), Монреальского международного конкурса исполнителей (1968), Конкурса пианистов имени Шопена (1970)
Эдуард Ауэр – лауреат Конкурса имени Лонг (1967)
Джеймс Ливайн – музыкальный директор Метрополитен-оперы, Мюнхенского филармонического оркестра, Бостонского симфонического оркестра
Урсула Оппенс – лауреат Международного конкурса пианистов имени Бузони (1969)
Джон Уильямс – кинокомпозитор, дирижёр
Сантос Охеда – пианист, педагог.
Когда умер муж (1944) – Иосиф, руководство Джульярдской школы с трудом уговорило Розину взять его класс. Розина Левина иногда выступала и с концертами, а также осуществила ряд записей. В январе 1963 г. в возрасте 82 лет она дебютировала с Нью-Йоркским филармоническим оркестром под руководством Леонарда Бернстайна, исполнив первый фортепианный концерт Фредерика Шопена – тот же самый, который она исполняла в 1898 году на выпускном экзамене в консерватории.
В поздние годы Розина Левина иногда выступала и с концертами, а также осуществила ряд записей.
9 ноября 1976 года Розина Яковлевна Левина умерла в Калифорнии.
Ниже: записки самой пианистки, опубликованные после ее смерти.
Мак Харрел, известный певец, преподавал на вокальном отделении в Джульярде, а в летние месяцы – в музыкальной школе в Аспене. Однажды он зашел в мой класс №412 и спросил, не хотела бы я поработать следующим летом в Аспене. Затем он добавил, что это не обязательно, но вошло в традицию, что преподаватели Джульярда, работающие в летней школе, дают концерт либо камерной музыки, либо с фестивальным оркестром, и от меня ожидают того же.
Сначала это показалось мне невозможным, особенно выступление с оркестром. Мне было уже 75 лет и, начиная с 22-х летнего возраста, я играла с оркестром только в дуэте с Иосифом. После его смерти я всего один раз выступала с оркестром вместе с Вронски и Бабиным. Но Харрел знал, что сказать мне, и стал уверять, что такое выступление станет для меня своеобразным вызовом. Я люблю преодолевать трудности и быстро согласилась на его предложение, сказав, что буду играть Концерт Моцарта, который не играла сама и не проходила с учениками – мне хотелось сделать что-то новое.
В это время я увлекалась Моцартом и должна была решить, какой его Концерт хочу исполнить. В 1950-е годы они не часто появлялись в концертных программах, и я выбрала до-мажорный Концерт №21 (К.467), который, по-видимому, никогда не был записан. Я начала разучивать его, с волнением ожидая предстоящие выступления.
Я ничего не могла донести до рта, и поэтому Тони (Аббот Ли. – Авт.) стал учить меня, как пользоваться палочками, с такой же серьезностью, с какой я учила его игре на фортепиано. Оказалось, что между тем и другим много общего, если научиться сохранять расслабленным запястье.
Летом, по дороге в Калифорнию, я сделала остановку в Чикаго, и мама Аббота Ли приехала с ним сюда из Миннеаполиса. Ему еще не было шести лет, но играл он так, как ученики гораздо более старшего возраста. Я сказала маме, что у её сына – большой талант, но, мне кажется, что переезжать в Нью-Йорк и поступать в Джульярд в пять с половиной лет было бы преждевременно. В следующие два года по пути в Калифорнию я останавливалась в Чикаго и слушала мальчика. Когда ему исполнилось семь лет, я решила, что он готов к поступлению в Джульярд, где он стал моим самым молодым студентом. ***
Когда Олейна дала мне брошюру (условия конкурса П. Чайковского. – Авт.), я сказала, что, хотя считаю её очень талантливой, но, если кто-то из моего класса должен поехать в Москву, то это Вэн. Русская музыка всегда была близка ему, так же, как и романтическая манера исполнения. И я знала, что не только его игра, но и индивидуальность произведут впечатление на русских.
Вэн приехал в Нью-Йорк, и когда он пришел ко мне, я показала ему брошюру. Размеры премий лауреатов не произвели на него никакого впечатления, но когда он увидел изображение золотой медали, то очень оживился. Он знал, что Иосиф, я и Рахманинов получили золотые медали по окончании Московской Консерватории и почему-то подумал, что эта медаль — такая же. Затем он посмотрел список произведений, которые нужно было исполнить на конкурсе. «Простите», – сказал Вэн, «но я не смогу в оставшееся время выучить их». Я повторила, что ему будет полезно расширить репертуар, даже если он не поедет в Москву, и что я помогу ему всем, что в моих силах. В то время у меня было 22 студента, и я сказала Вэну, что не смогу заниматься с ним в будние дни, а только по воскресеньям, которые обычно провожу за городом, в Джонс Бич, и это дает мне силы работать всю следующую неделю. Моя готовность пожертвовать своим отдыхом ради него произвела на Вэна впечатление, и он решил заниматься со мной по выходным, чтобы побыстрее пройти весь конкурсный репертуар.
Приближалась последняя дата подачи заявления для участия в конкурсе, и наша работа была столь успешной, что я посоветовала Вэну не упускать эту возможность. «Если ты все же почувствуешь, что не готов к Конкурсу, то всегда сможешь забрать свою заявку». Вэн согласился, и я по-прежнему не ездила по воскресеньям в Джонс Бич и занималась с ним в Нью-Йорке. Мы начинали работу после полудня, потом Вэн получал большой бифштекс, и занятия продолжались в вечерние часы.
За несколько недель до Конкурса я почувствовала, что Вэн к нему полностью готов и достойно представит свою страну в Москве. Мы окончательно решили, что он должен ехать. За день до отлета он пришел ко мне, сел на диван и сказал: «Розина, мне страшно, я ведь никогда не уезжал из страны. Что, если я заболею и некому будет меня лечить?» Я ответила: «Поверь мне, что если это случится, тебя будут лечить лучшие доктора страны. Русские не позволят себе другого отношения к приезжим из Америки».
Талант можно описать по-разному. Если после целого дня, заполненного уроками, Вы полностью выдохлись, и к Вам приходит студент и играет так, что усталости как не бывало _ это и есть настоящий талант.
Я сохранила самые приятные воспоминания об этом концерте, так как мои дети приехали на него из Лос-Анджелеса. Я играла на Стейнвее – лучшем инструменте, на котором мне приходилось когда-либо играть. После концерта состоялся большой прием с шампанским и тортом весом в 75 фунтов, почти равным моему собственному.
Обычно он двигался без остановок (речь идет о подъемнике – 2400 м. над уровнем моря – Авт.), но когда пожилой человек, как я, хотел занять место, подъемник замедлял ход. Когда он почти остановился в следующий раз, чтобы принять очередного пожилого пассажира, я взглянула вниз и обнаружила под собой зияющую пропасть…
…Это (три концерта подряд) случилось неожиданно. Эббот Раскин проходил прослушивание для участия в концертах молодежного Филармоничесеого оркестра, и мне захотелось послушать его. Леонард Бернстайн был рад повидаться со мной и, прощаясь, сказал: «Я знаю, что Вы снова концертируете. Почему бы Вам не сыграть с Филармоническим оркестром?» Я ответила: «Потому, что меня никто не просил об этом». Через несколько дней зазвонил телефон – это был Мосли, директор оркестра, который предложил выступить подряд в трех концертах – в четверг, пятницу и субботу, и провести генеральную репетицию в среду. Я ответила, что мне будет трудно играть так много дней подряд. «Я скажу Ленни об этом», – пообещал Мосли. Ответ Бернстайна был кратким: «Передайте Розине, что после трех концертов она не будет знать, куда деть себя в следующий вечер, и непременно захочет выступить еще раз». Так оно и случилось. Я выбрала Первый Концерт Шопена, который впервые исполнила еще в Московской Консерватории. Ленни спросил, сможет ли он прийти в Джульярд, чтобы мы сыграли его на двух фортепиано – это уяснит ему мои идеи и облегчит репетицию. Музицирование с ним доставило мне величайшее наслаждение. Когда я исполнила первую тему, он вскочил со стула, поцеловал меня и сказал, что никогда не слышал кого-то, кто бы играл это так, как я. Когда мы закончили, он спросил, не возражаю ли я, если генеральная репетиция будет открытой для публики – в этом случае мои студенты и его друзья смогут услышать исполнение, все билеты на которое уже проданы. Я, естественно, не возражала, и на репетиции зал был набит до отказа.
***
То, что он говорил – замечательно. Эмиль (Гилельс. – Авт) получил приглашение на моё девяностолетие и хотел сказать, как он восхищен мною, какой я замечательный музыкант и т. п. Когда до меня дошло все это, я подумала: неужели я так долго дурачила всех вокруг? [43]
