Читать книгу: «Аллегро с Дьяволом – II. Казань», страница 5
– Не знаете?! И чему вас в учебке учили, спрашивается? Значит так, слушайте внимательно, рассказываю первый и последний раз. Запомнить трудно, но вы постарайтесь, – стал нагонять страху Перец.
(Так как оригинал речевки содержит ненормативную лексику, ее адаптированный вариант лишился рифмы)
– Итак, вечерняя речевка звучит так: я – «Духи, день прошел», вы – «Ну и черт с ним», я – «А завтра опять», вы – «ууу… блин!». Понятно?
– Да.
– Репетируем.
– Духи, день прошел!
– И черт с ним, – вразнобой ответили обучаемые.
– Я так понимаю, вы плохо поужинали, да? И говорить надо «Ну и черт с ним!», а не «И черт с ним». Я же говорил, слушайте внимательно. Так, еще раз, бодрей пожалуйста. Я вас очень прошу. Вы только вдумайтесь: я, целый «черпак» советской армии, прошу вас, духов вшивых, повторить правильно речевку. Всего-навсего. Я не понял, это что, так трудно? – голос Перца был трагический.
– Да нет.
– Духи, день прошел! – рявкнул Перец, резко поменяв тон.
– И черт с ним! – на этот раз ответ прозвучал достаточно громко и дружно.
– А завтра опять!
– Уууу… блин!
– Годится. По местам! – скомандовал Перец и, подождав когда они улягутся, продолжил:
– Отрепетировали, теперь премьера. Прошу всеобщего внимания и тишины! – попросил паяц и тут же выдал:
– Духи, день прошел!
– Ну и черт с ним!
– А завтра опять!
– Ууууу …блин!
Позвучали бурные аплодисменты, расчувствовавшийся Перец, намочив слюной глаза, стер воображаемую слезу и раскланялся.
– Я еще сделаю из вас десантников, елы-палы, – с гордостью в голосе закончил он представление.
Через несколько минут в палатку вошел Пастух. Присев на кровать, он снял полукеды.
– Перец, если после отбоя из палатки будут доноситься твои вопли, я тебя так буду загружать днем, что ты будешь засыпать, не долетая до подушки. Понял?
– Пастух, я занимался обучением личного состава.
– Без тебя справлюсь.
– Я хотел…
– Отбой, Перец. Отбой.
На следующий день Конюх, невиданное дело, устроил развод, где озадачил всех делами на день. Пастух должен был выделить людей из своего отделения, чтобы выкопать углубление под палаткой Конюха, и лично проследить, чтобы к вечеру было готово. Сам Малахов взялся заниматься с молодым пулеметчиком на БТРе. При этом Конюх был необычайно серьезен и даже суров. Взвод же посмеивался – похоже, вчерашние слова Пастуха всерьез зацепили лейтенанта.
– Чума, Перец, Куница и Кок, пока свободен от кухни, займетесь палаткой. Я вам тоже помогу малость, – распорядился Пастух.
Солдаты, убрав палатку и под чутким руководством Наташи переложив вещи, стали долбить камушки. Конюх ушел к БТРу и через некоторое время оттуда послышались короткие пулеметные очереди.
– Ты только не перестарайся, Пастух, а то если Конюх за службу всерьез возьмется – ой, боюсь, тяжко нам будет, – забеспокоился Перец.
– Это было бы хорошо, – рассеяно ответил Пастух, который почти открыто не спускал взгляд с Наташи.
Он чувствовал кураж: пока Конюх ударился в службу, надо найти способ хоть на короткое время уединиться с Наташей и попытаться для начала украсть у нее пару поцелуев. Вопрос, где? Ведь даже палатку Наташи с Конюхом сняли. Через некоторое время Кок отправился помогать ей чистить картошку.
– Сержант, ты всю Наташку глазами не съешь, нам оставь маленько.
– Заткнись, Перец!
Пастух был в напряженном ожидании. Он видел, что Наташа уже минут десять назад закинула в печь последнюю пару поленниц и должна была вот-вот отправиться за вагончик за новой партией. Он напряженно ждал, пойдет она сама или отправит Кока. Там, за вагончиком, Пастух и решил устроить встречу тет-а-тет. Когда Наташа в очередной раз посмотрела на огонь, Пастух решил: пора, и встав, не спеша направился к кухне. Наташа скользнула по нему взглядом и сделала вид, будто не видит. Поправив фартук, она отправилась за дровами. Пастух в это время поравнялся с чистившим картошку Коком и быстро осмотрелся. Тут же, словно желая подбодрить его, снова ударил пулемет – Конюх продолжал заниматься с Агрономом.
– Кок, смотри в оба, как появится Конюх – загреми какой-нибудь кастрюлей, – прошептал Пастух и, не дожидаясь ответа от опешившего Кока, скользнул за вагончик.
Как только он увидел стоявшею к нему спиной Наташу, которая, наклонившись, собирала дрова, кровь ударила ему в голову. Материал плотно обтянул очень соблазнительные очертания. Аркадий тихо поставил к вагончику автомат, который, в общем-то, был не нужен в данной ситуации, но Афган приучил держать оружие всегда под рукой. Аркадий нежно положил ладонь Наташе на попку и окончательно потерял голову…
Что было дальше, вы уже знаете. Когда Кок чем-то загремел, Пастух перемахнул через дувал и прошел быстрым шагом по траншее к проходу, находящемуся на востоке, в противоположной стороне от кухни. Постоял с минуту, восстанавливая дыхание. Войдя на высоту, он увидел выходящего на южную сторону Конюха.
Не торопясь и уже почти совершенно спокойный, он подошел к копающим.
– Неужто успел? – заинтригованно спросил Перец.
– Что успел? Ты о чем, Перец? – сделал Аркадий удивленно-непонимающее лицо.
И Перцу пришлось самому отвечать на свой вопрос:
– А ведь успел! Долго ли умеючи, да, Пастух? – с восхищением и нескрываемой завистью спросил он.
О близости с Наташей мечтал весь взвод, и вот нате вам, Пастух только прибыл и сразу в дамки.
«Точнее, в дамку», – мысленно поправил себя Перец.
– Умеючи, Перец, долго. Ладно, забыли! Все забыли. Ясно? – Аркадий обвел всех взглядом и вернулся к Перцу:
– Тебя особенно касается!
– Да что я, не понимаю, что ли? – попытался обидеться Перец.
По его глазам Пастух понял: вечером весь взвод будет знать, что случилось, и не ошибся.
Вечером вся высота, кроме Конюха, знала о рандеву Пастуха с Наташей. Перец постарался, при этом рассказывал и о таких подробностях, о которых просто не мог знать. Правда, он благоразумно замолкал, когда в его поле зрения попадал Пастух, и всегда в конце рассказа добавлял, делая заговорщическую рожу: «Зуб даю, все так и было! Только это тайна, никому, понял?» – и не «слезал» со слушателя, пока тот не давал клятвы молчать до гробовой доски. В общем, повеселился Перец в тот вечер вволю.
Наташа же весь вечер была сама не своя, была рассеянной, нервной. Впервые за два месяца ее ужин явно не понравился бойцам: подгорела каша.
Вечером в палатке она села зашивать фартук, который порвала, когда… ну там. За вагончиком. Иголка плохо слушалась, и Наташа несколько раз укололась, обзывала иголку «заразой» и каждый раз лизала уколотый палец.
– Что с тобой, Наташ? Ты, часом, не беременна опять? – пошутил Конюх и поняв, что сморозил бестактность, попытался обнять жену.
Наташа вывернулась, сославшись на больную голову. Конюх не понимал, в чем дело: такой он видел Наташу впервые. Она словно не замечала его, а если точнее, он скорее мешал ей.
И тут вдруг Малахов вспомнил: перед обедом, когда он заходил в палатку Мазуты, он не видел ни Пастуха, ни Наташи.
«Черт, да неужели? – полыхнула огнем ревность. – Но где, черт меня побери?» – мысль казалась дикой: чтобы его Наташка с кем-то…
«Нет, не может быть! Хотя с Наташей явно что-то не так. Температуры нет, да и так видно – это у нее явно нервное.
Так, спокойно, что дальше, если где-то успели все-таки – например за вагончиком. А что тогда, что тогда? Да ничего, надо делать вид, что все в порядке. Вести себя по возможности естественно и наблюдать. Может, повезет и высмотрю чего. М-да… дела».
Несмотря на все попытки успокоиться, Конюх явно нервничал. Тут еще солдаты весь вечер шептались да посмеивались о чем-то, особенно языкастый Перец – и смотрел так, как будто знал о чем-то очень значительном и неизвестном взводному…
«Одно из двух: или у них все же что-то было, или у меня паранойя начинается. Будем надеяться на первое».
Наутро Наташа подтвердила опасения лейтенанта неожиданной просьбой:
– Сереж, я сегодня с Коком за водой съезжу?
– Зачем? – удивился Конюх.
– Я хочу в лавку Али зайти, а то у меня косметики уже совсем не осталось.
Насколько Сергей помнил, Наташа по приезду на высоту ни разу не красилась. И вот после странного вчерашнего вечера и всех подозрений такая просьба. «Для Пастуха собралась краситься, – уверенно решил Конюх. – Ну-ну, давай, красавица».
Лавка Али располагалась в кишлаке, лежащем километрах в двух севернее высоты, там, где «горлышко» переходило в долину. Кишлак лежал метрах в ста от «бетонки». Там был небольшой базарчик, стоящий уже прямо у дороги, где и находилась лавка Али, напоминающий супермаркет в телефонной будке. Купить можно было почти все, от порножурналов до японской аппаратуры, магнитофонов и телевизоров. Была там даже французская косметика, по крайней мере так утверждал хозяин магазина. Жил Али тут же, и лавка была открыта практически до полуночи. Основными покупателями были военные из возвращающихся домой колонн, да и с базы нет-нет заглядывали. Сегодня было воскресенье, и на базар, как обычно, должны были съехаться дехкане из соседних кишлаков.
Два-три раза в неделю Кок с Перцем ездили с бочкой за водой к ручью, что протекал еще северней кишлака примерно на полкилометра. Третьим обычно был Куница.
– Она ведь у тебя давно уже кончилась, косметика-то, – напомнил Малахов и наклонился чистить сапоги, искоса наблюдая за женой.
– Ну вот, значит давно надо было съездить, да я все не могла собраться, – просто, но не вполне естественно ответила Наташа.
– Съезжу, ладно? А то я тебе наверное и нравиться уже перестала? – врать Наташка не умела совсем, да и притворялась плохо.
– Это опасно, придется тебе сопровождение дать.
– А Кок с Перцем что, не сопровождение что ли? Да и что тут может случиться?
– Они не будут ждать. Оставят вас и за водой уедут, на обратном пути заберут.
– Давай с тобой поехали, – предложила Наташа
«Вот и про меня вспомнила, раз деваться некуда. Спасибо большое».
– Нет! – резче чем следовало ответил Конюх. – Я не могу. Ты же слышала, что меня некоторые упрекают в невыполнении своих обязанностей. Вот и буду выполнять. Езжай если хочешь, купи что надо. Я дам людей.
– Хорошо, – искренне обрадовалась Наташа, – Кок как всегда перед обедом поедет.
Повязав фартук, Наташа ушла готовить завтрак.
После завтрака Конюх подозвал Пастуха и приказал:
– Значит так, когда рядовой Потапов поедет за водой, с ним поедет моя жена. Она заедет на базар. Потапов оставит ее, наберет воду и на обратном пути заберет ее и сопровождающих. Вы, товарищ сержант, выделите ей в сопровождение двух бойцов. Скажем, Чуманова и Борщова.
Идея послать Чуму в кишлак сразу очень не понравилась Аркадию.
– Товарищ старший лейтенант, может не стоит Чуму посылать? Сегодня воскресенье, на базар народ собирается, а он только-только из учебки, не знаком с обстановкой. Не случилось бы чего.
За внешним спокойствием они оба скрывали взаимное раздражение. У Конюха получалось лучше.
– Товарищ старший сержант, вам разве неизвестно, что приказы выполняются, а не обсуждаются? Чуманов поедет не один, а с Борщовым, который достаточно опытен. Пусть привыкает, к тому же вы сами говорили, что дерется он хорошо, разве нет? А во избежание недоразумений, товарищ сержант, лично проинструктируйте молодого бойца о поведении в данной, как вы правильно заметили, сложной обстановке. Пусть привыкает. Вопросы есть?
– Есть. Может, лучше я сам съезжу?
– У тебя свои дела есть. Больше вопросов нет? Выполнять!
«Совсем обнаглел, уже в открытую с Наташкой просится на прогулку. Сейчас вот прямо и разрешу, ага», – думал Конюх, провожая сержанта мрачным взглядом.
А Пастуху ничего не оставалось, как только выполнять приказ.
– Чума, Трактор, давай сюда оба.
И хотя Чума был метров на десять дальше Трактора, он уже через пару секунд был рядом. Трактор же не спеша, вразвалочку подошел следом.
– Значит так, жена старшего лейтенанта сегодня в магазин поедет с Коком. Но Кок не будет ее ждать, а поедет за водой. Вы будете сопровождать ее в магазин, ну и на базар, если ей приспичит. Хотя так и так в магазин через базар придется идти, кажется? – вопросительно посмотрел Пастух на Трактора, тот кивнул в подтверждение его слов.
Аркадий повернулся к «молодому»:
– Значит так, Чума. Это не Союз, будешь ворон считать – тебе в пару секунд любой сопливый мальчишка глотку перережет. Внимательно смотри по сторонами, от Трактора ни на шаг.
Пастух говорил и видел, что Чума его вряд ли понимает. Слышит, согласно кивает головой, но не понимает и вряд ли поймет, пока пороху не понюхает. Он уже там, сопровождает Наташу, размечтался о чем-то, дурак!
– Чума, кончай мечтать! Что я сейчас сказал? Повтори!
– Ворон не считать, а то глотку перережут. От Трактора не отходить, смотреть по сторонам, – с готовностью ответил Чума.
– Внимание – самое главное! Понял?
– Так точно! – бодро ответил Чума, бодро и легко, а если точнее, то весело.
Его настроение совсем не нравилось Пастуху. Ну как человеку объяснить, что огонь – это больно? Все равно не поймет, пока не обожжется.
– Ладно, иди, – сказал Пастух и подождав, когда радостный, будто собрался в увольнительную, Чума отойдет, повернулся к Трактору: – Тебе придется за обоими присматривать – и за Наташей, и за Чумой, а то он, похоже, на прогулку собирается.
– Понятно. Не волнуйся, Пастух, все будет чинно.
Слова Трактора несколько успокоили Аркадия. В одиннадцать часов бочку подцепили к БТРу, и Кок с компанией оправился за водой, но на этот раз вместо Куницы поехал Заяц. Наташа в туго повязанном платке, в надежде спасти волосы от пыли, села со всеми на броню. Она мельком взглянула на Пастуха, только мельком, но этого хватило Аркадию, чтобы возникло острое желание, подхватив ее на руки, утащить за вагончик – и будь что будет. Он быстро отвернулся от БТРа, но успел перехватить взгляд Конюха.
«А ведь он, кажется, догадывается. И черт с ним!» – решил Пастух и пошел, как обычно перед обедом, заниматься с бойцами «рукопашкой».
Примерно через час, когда БТР уже должен был вернуться, из первой палатки, где стояла рация, выбежал радист Кузя и подбежал к Конюху.
– Товарищ старший лейтенант, там наши на связь вышли. Чума пропал.
– Что? Черт! – Конюх бросился в палатку.
Ни Пастух, ни другие бойцы, с которыми он занимался, не заметили этого. Через десять минут БТР вернулся. Конюх и Леший вышли его встречать. Пастух еще не знал о случившемся, но по напряженным лицам приехавших ребят понял: что-то случилось. Чумы среди них не было. Пастух обратил внимание на Зайца – у него был разбит нос и наливался свежий фингал под левым глазом. Ребята попрыгали с брони и направились к командиру. Наташу забыли, и Аркадий увидел, как она неловко спрыгнула с БТРа. Платье задралось, оголив ноги значительно выше колен. Наташа одернула платье, взяла пакет с покупками и растерянно направилась к мужу, который уже допрашивал Трактора.
– Рядовой Борщев, докладывай! Что там у вас случилось, черт вас возьми? – набросился он.
– Чума пропал! Все время был рядом – в магазине, на базаре тоже, там народу-то мало было, а он пропал. Вот только рядом был и смотрю – нет его. Ни звука, ни крика. Пропал и все. Ну, я вашу жену увел с базара к бетонке, от греха подальше. А там, как Кок вернулся за нами, мы на БТР и на базар. Кок пулемет на толпу, я ору – если парня не отдадут, будем стрелять. Они понимают, нет – черт знает. Дали пару очередей из автомата над толпой. Там крик началась, а тут вы приказали вернуться. Мы вернулись.
– Кто дал команду стрелять в кишлаке? Там мирные дехкане! Кто, я спрашиваю?!
– Никто, – мрачно ответил Трактор.
– Что за самоуправство, под трибунал захотел?
– Он все правильно сделал, по-другому парня не вытащить. Надо немедленно на броню и к кишлаку, иначе Чуму больше живым не увидим, – вмешался Пастух.
– Сержант! Я обойдусь без твоих советов, – резко ответил Конюх, развернувшись. – Леший, возьми отделение Байкала, поедем, разберемся, – впервые за два месяца своего командования взводом Конюх называл своих подчиненных по кличкам.
Байкал со своим отделением заняли место на броне, ощетинившись автоматами. К ним присоединились Конюх и Леший. Дернувшись и выплюнув клубы дыма, БТР пошел в сторону кишлака.
Оставшиеся бойцы вышли за границу дувала, провожая БТР. Пастух не верил, что Конюх сможет вытащить Чуму. Подошел Трактор. Аркадий мельком взглянул на него и опять стал смотреть в сторону уходящего БТРа.
– Зайцу за что перепало?
– Мы там кишлак на уши ставим, а этот «дух» давай докладывать быстрей Конюху, что да как. Конюх орет «возвращайтесь немедленно». Я ему говорю, Чуму вытаскивать надо пока не упрятали совсем, а он свое орет – возвращайтесь и все. Мы и вернулись, а что делать?
– Снимать штаны и бегать! Что делать? Смотреть надо было внимательней, просил же, черт тебя возьми! – прорычал Пастух. – Эх, Трактор, Трактор, как же ты его прозевал-то, а? – добавил он уже спокойней.
– Да черт его знает, как. Рядом был все время. Я, как ты и сказал, за обоими смотрел. Там хибары около базара, когда от Али идешь. Вот там он и пропал. Я больше по сторонам смотреть начал, народ все-таки немного, правда, но был. Я его всего-то на несколько секунд из поля зрения выпустил.
Трактор явно чувствовал на себе вину за пропавшего парня.
– Может, Конюх с Лешим его еще вытащат? – без особой надежды спросил он.
Пастух оглянулся на Наташу, стоявшую растерянно в стороне. Она, как и все, провожала встревоженным взглядом БТР и растерянно теребила кончик платка.
– Сомневаюсь. Не станет Конюх на рожон лезть, а Лешему тем более не даст.
– Почему? – спросил Трактор, в общем-то, уже зная ответ.
– Потому, что он у нас шибко правильный, однако.
БТР вернулся примерно через полчаса. Чумы с ними не было. Конюх сразу ушел в палатку. Пастух молча подошел к Лешему.
– Да он ничего и делать не стал, и нам не дал, – не дожидаясь вопроса, начал рассказывать Сергей. – Мы подъехали, а там на базаре уже нет никого. Он к Гасану, он там председатель ячейки, сам и организовал ее. Мне велел остаться – «и чтобы никаких эксцессов не было». Не знаю, о чем они там базарили. Вышел он минут через пять и приказал возвращаться. Я спросил его, что к чему. Он ответил, что Гасан говорит, клянется, что это не местные. Мол, грех гостей обижать. Кто-то из приезжавших на базар, говорит, парня наверное уволок. Обещал, говорит, все узнать и поклялся – если сможет, то вернет парня. А может, говорит, солдат ваш сам куда-нибудь слинял, в самоволку. Короче, Конюх вроде как поверил ему и теперь будет ждать новостей от Гасана. Вот так вот, Пастух. Гасан наш ангел-спаситель теперь.
– Я примерно так и думал. Конюх долбаный! Его дед, с шашкой наголо, здесь больше бы пользы принес, чем этот слюнтяй на БТРе. Помяни мое слово, Серый, Чуму мы больше живым не увидим.
Аркадий ошибся – сегодня он еще раз видел Чуму живым. Всего на несколько секунд, правда, но видел....
3
Взяв у Куницы, который был наблюдателем, бинокль, Перец рассматривал проходящую колонну. Он любил рассматривать возвращающиеся домой колонны. Обычно это поднимало ему настроение. «Люди домой возвращаются, мы тоже, значит, скоро вернемся». Вот и сегодня, после истории с Чумой, Перец пытался восстановить душевное равновесие испытанным способом. Да только ничего не получалось, на душе было по-прежнему гадко.
По трассе шли явно инженерные войска, было много вспомогательной и строительной техники.
– Нэ, я нэ понымаю, зачэм так дэлать, да? – спросил Цветочник, Гога из Грузии. Он не выращивал и никогда не торговал цветами, но на всех базарах Советского Союза можно было найти грузина, торгующего цветами. Он прослужил всего полгода и имел сильный акцент.
– Ну ладно, эсли я враг – убэй мэня, стрэляй, горло рэшь, а вот так издэваться зачэм, да? – вопрошал горячий Цветочник, сильно жестикулируя руками.
– А напугать нас хотят, вот и издеваются, – ответил мрачный Кок.
– Вашу мать!! – неожиданно выругался Перец и чуть не разбил бинокль о камни. – И так настроение дерьмо, а тут эти еще.
– Что лаешься? – спросил Кок.
– Второй грузовик с хвоста колоны, – пояснил ему Перец, протягивая бинокль.
Кок взял бинокль и направил его на колонну. Найдя второй с хвоста КамАЗ, Кок не сразу понял, что так взбесило Перца. Какие-то коробки, похоже, из жести, пара звездочек…
– Черт, обелиски, – упавшим голосом промолвил Кок и отдал бинокль, протянувшему руку Цветочнику.
– Вывозят, чтобы не надругались наверное, – высказал свою догадку Перец.
– Вах! – выдохнул Гога и отдал бинокль Кунице.
Они долго провожали взглядом колонну, в которой шел КамАЗ, груженный обелисками. И вдруг все четверо остро почувствовали, что это везут их обелиски, с их фотографиями и их именами. Казалось, напрягись и увидишь свои имена и написанные краской даты. Вот только напрягаться никому не хотелось. А может, просто страшно было…
Послышался шум приближающегося вертолета. Из вертушки, севшей чуть ли не на высоте, выпрыгнул комбат, майор Сизов. Не мудрствуя лукаво его называли Батя, как и многих других комбатов советской армии – если уважали, конечно. Неоригинально, но от души. Хотя солдаты и называли его Батя, ему только-только исполнилось тридцать пять, пять из которых он провел в Афганистане и еще два по госпиталям. Заработал четыре ранения различной степени тяжести, звание героя Союза, кучу орденов с медалями, а также язву и седую голову.
– Товарищ майор… – начал доклад Малахов, но Сизов прервал его:
– Где он?
– Сержанта Краснова заперли пока в каптерку, товарищ майор! – доложил Конюх и протянул рапорт.
– Я про Чуманова спрашиваю, – раздраженно буркнул Батя, посмотрев на Конюха как на умалишенного, и взял, не глядя, рапорт.
Конюх поежился и кивнул в сторону брезента, лежащего на «пятаке»:
– Вон там.
– Давай полюбуемся на ваши успехи, товарищ старший лейтенант, – сказал Батя и пошел к «пятаку», туда уже подошел весь взвод.
Конюху ничего не оставалось, как двинуться следом за комбатом.
– Разверните, – коротко приказал Сизов.
Леший откинул брезент. Весь взвод увидел, как по лицу Бати прошла судорога и явственно послышался скрип зубов. Он долго смотрел, не отрываясь, на Чуму.
– Прости, парень, – прошептал он чуть слышно и уже громче добавил: —Закройте и отнесите на вертолет.
Несколько человек бросилось выполнять приказ.
– Рапорт готов, товарищ лейтенант? – спросил он. Тут же вспомнив о бумажке, поданной ему Малаховым: – Ах, да. Посмотрим, что вы тут написали.
– Так… Так… Сержант Краснов… – пробежал он взглядом по рапорту и с недоумением спросил: – Что вы мне дали, лейтенант?
– Рапорт, – мрачно ответил Конюх. Он понял, что комбат явно не на его стороне.
– Мне не интересны ваши взаимоотношения с сержантом Красновым. Меня интересует рапорт, где сказано, как во время выполнения вашего задания, не имеющего ничего общего с боевой задачей, поставленной перед взводом, у вас пропал рядовой Чуманов, – говоря это, комбат смотрел в глаза Малахову и медленно рвал его рапорт.
– Я не успел написать рапорт, товарищ майор. Сегодня напишу. Только рапорт о нападении на меня сержанта Краснова вы зря порвали. Я напишу новый, и если вы не примете его у меня, подам вышестоящему командованию. Вы не имеете права покрывать дебошира.
«Что ты там о себе думаешь, майор, да мой отец…», – говорил весь вид обиженного Конюха.
– Конечно я приму ваш рапорт, товарищ старший лейтенант – пока еще старший лейтенант. Только давайте подавать рапорта в хронологическом порядке. Сначала у вас пропал солдат, а уже потом возник конфликт с сержантом. Вот в этом порядке я и приму у вас рапорта, лейтенант.
Наклонившись к самому уху Малахова, комбат добавил:
– А как ты думаешь, если я спрошу, кто видел, как Пастух вмазал тебе – сколько человек выйдет из строя, а?
– Не знаю, – честно ответил, опешивший от такой постановки вопроса Конюх.
– Вот и подумай. Я ведь еще могу спросить, а не видел ли кто, как ты пьяный о камень споткнулся и упал. Сколько в строю останется, как думаешь?
Малахову ничего не оставалось, как вновь пожать плечами.
– Подумай, лейтенант, на досуге, а сейчас давай сюда Лешего и всех сержантов.
– И Краснова тоже?
– Я же сказал, ВСЕХ! – комбат тяжело присел на скамейку у обеденного стола.
– Есть! – ответил лейтенант и обернувшись скомандовал: – Леший, давай сюда со всеми сержантами, Краснова прихвати тоже.
Через минуту все стояли перед комбатом. Батя внимательно всех осмотрел, задержавшись на Пастухе.
– Значит так, ребятки. У нас произошло существенное изменение обстановки, причем в худшую сторону. Правительство Наджабуллы от просьб отменить или задержать вывод советских войск перешло к откровенным провокациям. Правительственными войсками были обстреляны мирные кишлаки, лежащие вдоль трассы. Вдоль нашей трассы, километрах в полста южнее нас. На просьбы командования прекратить провокации правительственные войска ответили новыми обстрелами. Командованию ничего не оставалось, как обратиться к старейшинам и разъяснить ситуацию, а так же УБЕДИТЕЛЬНО попросить не трогать наши колонны. В результате наши колонны прошли без помех, в том числе и та, которая прошла сегодня мимо вас. Правительственные колонны с войсками, участвовавшими в обстрелах, и идущие следом за нашими, подверглись нападению. Как сами понимаете, все это приводит к дополнительному росту напряжения обстановки вокруг трассы. Я не имел право все это вам рассказывать, но я хочу, чтобы вы реально представляли себе положение дел.
Комбат повернулся к Конюху:
– Товарищ лейтенант, можете написать рапорт о разглашении мной секретных данных. Куда писать знаете?
Красный как рак, готовый съесть комбата, Конюх кивнул головой.
Батя улыбнулся и продолжил:
– Вот и прекрасно. Но это еще не все плохие новости. Разведкой в горах замечен большой отряд моджахедов, направляющийся предположительно в нашу сторону. Их потеряли. В отряде ориентировочно двести-двести пятьдесят человек. Куда и зачем идут неизвестно. Вполне возможно, что это один из отрядов беспокойного «Панджшерского льва» Ахмад Шаха. Он уже несколько раз пытался устроить нападения на колонны, да без особого успеха. Похоже, что он еще не успокоился. Там в «вертушке» десяток ящиков с минами. Сегодня уже поздно, скоро стемнеет, а завтра с утра перекройте «горлышко» так, чтобы ни мимо вас, ни к вам ни одна тварь не проползла.
Далее. В связи с напряженной обстановкой приказываю: на связь выходить в два раза чаще. То есть, днем каждый час, а ночью, соответственно, каждые полчаса. Предупредительный залп артиллерии, «будильник», не через пять минут, а через три. Огонь артиллерии по ориентирам и выход группы поддержки так же еще через три минуты. Предупредите радиста, а то придется полбазы ночью по тревоге поднимать. Все понятно?
– Так точно.
– Вопросы, предложения есть?
– Товарищ майор, есть предложение перераспределить броню. Старший лейтенант Малахов поставил танк с БПМ и БТРом на южную сторону. БМД на севере, а восточная и западная стороны остались без брони. Предлагаю БТР и БМП с южной стороны перераспределить на восток и запад. Так же считаю целесообразным полностью обложить технику камнем не только с фронта, но и по флангам, – предложил Пастух.
Ему не хотелось поднимать этот вопрос перед комбатом, получалось, что он в какой-то мере «стучал» на неправильные действия Конюха. А «стучать» он не привык. Но ухудшение обстановки требовало укрепления обороноспособности. А на мнение Конюха было уже плевать, поэтому на его «дружеский» взгляд Пастух ответил таким же. Батя сделал вид, что не заметил эту «перестрелку».
– Пойдем посмотрим, – сказал он, вставая со скамейки, и в этот момент заметил подходившую Наташу, которая попыталась косметикой хоть как-то замаскировать красные глаза – получилось плохо.
– Чаю не хотите, товарищ комбат? – предложила она.
– Нет, – резко ответил ей Батя и, повернувшись к взводному, добавил: – Да, а жену вашу я забираю на базу. Там ей будет безопасней.
И многозначительно посмотрев на Конюха с Пастухом, еще добавил:
– Да и вам спокойней. Собирайтесь, дамочка, – пренебрежительно сказал он, обратившись к Наташе.
– На каком основании? – немного смутившись, все же спросила Наташа.
– Это приказ.
– Я нахожусь здесь по приказу командира полка, и только по его письменному приказу покину высоту, – ответила она уже твердо.
– Будет вам приказ, завтра. В письменном виде. Собирайтесь.
– Вот завтра и поеду. А сегодня остаюсь.
– Наташа, тебе лучше уехать. Здесь становится опасно. В любой момент может вспыхнуть бой, – попытался урезонить жену Малахов, но не тут-то было.
– Тем более. Я, кажется, здесь единственная медсестра. И если завтра может начаться бой, как вы говорите, то кто же будет перевязывать раненых? – ответила горячо Наташа и уже совсем твердо и спокойно добавила: – Я останусь, пока мне не покажут приказ командира полка и не привезут смену.
Батя окинул Наташу взглядом с легкой смесью удивления и одобрения. Ни комбат, ни другие, ни тем более Конюх не ожидали от Наташи такого.
– Будь по-вашему. Будет вам завтра и смена, и приказ. А пока оставайтесь. До свидания.
– До свидания, – ответила, несколько растерявшись от легкой победы, Наташа.
Оглянувшись, она поняла, что поступила правильно. Во взглядах, которыми одарили ее бойцы, она прочла что-то такое, чего ей не хватало эти два месяца на высоте. До этой минуты на нее смотрели только как на в меру симпатичную женщину, которая была здесь единственной представительницей слабого пола и, следовательно, была вне конкуренции. Смотрели как на послушную жену, как на неплохого повара, но не более. Сейчас же на нее смотрели как на свою, как на бойца.
«Вот так. Все просто. Нужно просто принять самой решение и выполнить его. И не слушать, кто что там говорит. Ни маму, ни мужа. Самой принять решение и самой его выполнить, и люди будут смотреть на тебя так, как тебе хотелось бы. Вот только решение должно быть верное», – думала Наташа, смотря в спину уходящему комбату.
– Нахожу предложение сержанта правильным, товарищ лейтенант. Завтра перераспределите броню по флангам и обложите камнем по полной программе, – сказал Батя Малахову напоследок, – здесь достаточно и танка.
– Но товарищ подполковник, основная опасность идет с юга, а если мы обложим БТРы с трех сторон, мы лишим их маневра.
– Лейтенант, вас учили обсуждать приказы или выполнять? – в голосе Сизова сквозило явное раздражение.
– Выполнять, – коротко ответил Конюх.
– Вот и выполняйте, вы же не женщина, а офицер. Завтра с утра и займитесь. Все. Бывайте.
Козырнув, комбат направился к «вертушке». Все повернули назад.
– Пастух! – окликнул Аркадия отставший Конюх.
Пастух оглянулся и подошел к Малахову.
– Обо всем успел доложить, а, сержант?
