Читать книгу: «Аллегро с Дьяволом – II. Казань», страница 13

Шрифт:

7

Третьего сентября он пришел домой рано, где-то в районе четырех часов. Работа не шла, и смысла торчать на объекте не было. Третий день, как захватили школу, Аркадий жил в постоянном нервом напряжении, порой до дрожи пальцев. Ни один из прокатившихся по России терактов не доводил его до такого состояния. Наверное, дело было в детях. В Бесланской школе их было много. Очень много. Слишком много, чтобы можно было спокойно ждать: а что дальше?

Едва войдя в квартиру, он первым делом включил телевизор и тут же обессиленно сел в кресло.

– Господи, неужели они пошли на штурм? Они что там, с ума посходили?! – выругался он вслух, хотя дома был один: Нурия приходила с работы в районе шести.

О том, что штурм был вынужденным, он, как и все, узнал позднее, а пока на экране бежали раздетые, с испуганными глазами дети Беслана. Голодные, измученные ЖАЖДОЙ бежали те, кому повезло. Тем, кого выносили на руках живыми, тоже повезло. Не повезло тем, кто остался навечно лежать в горящем спортзале и вокруг школы. Не повезло тем детям, кого расстреливали в спины «обдолбанные» дурью террористы. Повезло тем немногим из них, кого своими телами прикрывали бойцы спецподразделений, выскакивавшие под автоматные очереди и гибнувшие, платя за жизнь детей своими.

Но об этом тоже стало известно потом, а пока на экране бежали и бежали дети, спасшиеся и спасенные, испуганные и измученные дети Беслана.

Когда новости закончились, Аркадий прошел на кухню, открыл холодильник, взял почти полную, только вчера купленную «дежурную» бутылку водки и вернулся к «ящику». Кабельное телевидение, 30 каналов, он стал их щелкать, будучи уверенным: где-нибудь да идут новости. Долго искать не пришлось, и он вновь увидел раздетых, бегущих от смерти детей, практически те же кадры. Открутив крышку, Аркадий прямо из горлышка сделал большой глоток, потом еще. Закусывать он не стал, как всегда во время запоев, в который он безнадежно скатывался.

ЭТО началось наверное после четвертого или пятого просмотра новостей по разным каналам, он как раз почти допил бутылку водки. Сначала среди бегущих детей Беслана появился афганский мальчик – тот самый, что не давал ему спать столько лет, и только лет пять как оставивший его в покое. Аркадий закрыл глаза и замотал головой. Но ничего не изменилось. Среди раздетых, испуганных российских детей бежал, поддерживая уцелевшей рукой внутренности, афганский пацан, погибший много лет тому назад. И в его глазах был ужас – он, как и все дети, хотел жить!

Аркадий стал опять щелкать каналы, не помогло. Как только начиналась трансляция кадров из Беслана, среди бегущих детей появлялся безрукий афганский мальчишка с раздавленной гусеницей танка грудью. Сначала один, но очень быстро их стало десятка два – детей Афганистана, бегущих вместе с детьми России от смерти. А на заднем плане взбесившийся танк с дымящейся и повернутой на бок башней все давил и давил неведомо откуда взявшиеся афганские хижины.

А потом зазвучал голос депутата Мириновского, который, как и все политики, очень любил обещать и призывать. В начале своей политической карьеры он обещал каждому мужику вдоволь водки, каждой бабе по мужику – правда, не уточнил, что в каком порядке.

– За каждого убитого российского солдата нужно уничтожать чеченские аулы, откуда или рядом с которым было произведено нападение! – с легкой истерией провозгласил голос Мириновского.

Это он говорил под конец первой чеченской компании, когда страна порядком устала от войны. Аркадий был с ним согласен. Картинка на экране сменилась. Аркадий уже прекрасно понимал, что видит не те кадры, которые транслируют по телевидению. Он видел кадры, которые ему транслировал его собственный взбунтовавшийся разум.

Тем временем на экране появилась картинка большого и довольно богатого чеченского аула. Была весна, цвели сады, на улице играли дети, много детей. Этот аул, как и тот, его афганский кишлак, лежал у подножья горы. Невдалеке проходила трасса, по которой шла колонна российских войск.

Несуществующая камера сместилась километра на три по трассе. В зеленке около трассы устроила засаду банда террористов человек в тридцать. Негры, арабы, чеченцев видно не было. Наверное они были – минимум один, проводник, должен был быть, но видно его не было. Показалась прошедшая через аул колонна. Под идущим первым БТРом и пятым грузовиком рванули фугасы. Солдат, сидевших на броне, раскидало как кегли. Тут же ударили пулеметы и гранатометы наемников. Солдаты выпрыгивали из прошиваемых пулями грузовиков и открывали ответный огонь, укрываясь за колесами и в придорожной канаве. Ударили пулеметы БТРов. Стрелял пулемет и из подорванного, объятого дымом передового БТРа. Ответный огонь нарастал, бородатый араб, снимавший нападение с первых секунд, прекратил съемку и пролаял команду на отход. Подобрав двоих убитых, банда скрылась в лесу.

Опять чеченский аул, некоторое время спустя – возможно, тот же день, но ближе к вечеру.

– За каждого убитого российского солдата нужно уничтожать чеченские аулы, откуда или рядом с которым было произведено нападение! – вынес приговор Мириновский, и над аулом прошла пара российских штурмовиков.

И встали кусты взрывов, и рушились дома, и гибли дети. После первых взрывов дети побежали по улицам прочь из аула. Только дети, ни одного взрослого. Очень много детей, больше, чем их могло жить в ауле.

Тот же бородатый араб снимал на видеокамеру бомбежку села. Он вновь что-то пролаял стоявшему рядом наемнику, как и в кошмарных снах Аркадий понял смысл сказанного, не понимая языка:

– Хороший урок для тех, кто еще захочет сотрудничать с русскими! – сказал наемник стоящему рядом такому же бородачу и рассмеялся. После этого, посчитав, что сняли достаточно, они ушли.

А по улочкам аула бежали испуганные близкой смертью дети. Дети Чечни и невесть откуда взявшиеся дети Афганистана – и с ними тот, «его» безрукий мальчишка. Он бежал со всеми вместе, подхватив уцелевшей рукой волокущиеся кишки. Как и все, с испугом в глазах, он спасался от смерти, летящей с неба, хотя уже почти двадцать лет как был мертв. И вместе с ними бежали раздетые, измученные жаждой и голодом дети Беслана, а к ним вслед за чеченскими и афганскими детишками присоединились русские дети. Только одеты они были не так, как одевались их сверстники на рубеже столетий, а так, как одевали ребятню в русских деревнях в начале сороковых. Бежали русоголовые ребятишки в грубых холщевых штанишках и платьицах, бежали и как все пытались спастись от смерти, которую несли им русские самолеты. Не очень успешно.

– За каждого убитого российского солдата нужно уничтожать чеченские аулы, откуда или рядом с которым было произведено нападение! – гнул свое Мириновский.

Его стал перекрывать другой голос, истерично орущий, куда там Мириновскому, на немецком. Голос, который Аркадий узнал без труда. Опять же не понимая слов, он прекрасно понимал смысл:

– Нужно уничтожить всех евреев, цыган, славян. Убивайте, я возьму на себя все ваши грехи!

На аул, истошно воя, зашла четверка немецких бомбардировщиков времен второй мировой, юнкерсы с крестами на крыльях. Заход, и на бегущих детей сыплются бомбы. Взрывы кидали детей как тряпичные куклы, разрывали на куски – это если повезет, невезучих взрывы калечили.

И полз мальчишка с оторванными ногами, плача, стараясь успеть со всеми. И бежали вместе со всеми немецкие дети, неизвестно откуда взявшиеся – как и русские, они были одеты по моде времен Второй мировой. У некоторых на рукавах были повязки со свастикой, впрочем, разница в одежде было единственное, чем они отличались от остальных. Бежали, спасаясь от смерти, кричали от страха они как все остальные – русские, чеченские дети и дети Беслана.

А сквозь вой падающих бомб, грохот взрывов, крики и визг детей доносилось:

– За каждого убитого российского солдата нужно уничтожать чеченские аулы, откуда или рядом с которым было произведено нападение! – вещал Мириновский.

– Нужно уничтожить всех евреев, цыган, славян. Убивайте, я возьму на себя все ваши грехи! – кричал «истинный ариец».

– Мы будем вести борьбу с террористами до полной победы! – возвестил третий голос на иврите, и к кружащим над аулом самолетам присоединились штурмовики со звездами Давида на крыльях.

Современные самолеты, современные «сверхточные бомбы», которые так часто бьют мимо. Неизвестно, куда они должны были бить на этот раз, но разрывались бомбы среди бегущих детей.

На увеличение самолетов аул ответил увеличением числа детей. Теперь среди российских, афганских, немецких детей бежали и ребятишки с желтыми звездами на спинах, обозначающими: «еврей». Дети из еврейских гетто сороковых годов прошедшего века.

Самолеты различных времен и народов в воздухе вели себя довольно организованно, устроив слаженную смертельную карусель над тем, что было еще недавно чеченским аулом. Раз за разом они заходили на него, чтобы сбросить очередную партию смертоносного груза. Бомбы и ракеты падали на детей, не разбирая своих и чужих. И русские дети гибли от российских бомб, и немецких детей разрывали в клочья немецкие бомбы, и еврейских детей швыряли бомбы, сброшенные с самолетов с шестиконечными звездами на крыльях.

И вот выскочивший из-за забора смертник-шахид с криком «Аллах Акбар!» взорвал себя в гуще арабский детей, успевших прибавиться к этому потоку спасающихся и гибнущих. В гуще чеченских ребят взорвала себя «черная вдова». Где-то погибла ее семья, дети, и она решила, что вправе забрать жизнь чужих детей – ей еще придется держать ответ за это. Там, после смерти.

Но слаженно действовали не только самолеты. Дети помогали друг другу, невзирая ни на национальную, ни на временную принадлежность. Немецкий подросток нес на руках еврейскую девочку с окровавленной головой. Еврейский мальчик помогал русскому, которому не хватало сил в одиночку нести свою сестру с оторванной ступней – они вместе тащили ее, схватив за руки, а за ними оставался кровавый след. Вот арабский юноша с трудом успел выхватить из-под падающей стены немецкую девочку.

– Мы будем вести борьбу с террористами до полной победы! – настаивал голос на иврите.

– Мы будем вести борьбу с терроризмом по всему земному шару! – хором возвестили два голоса на английском: один на чистом, другой с американским, точнее даже с техасским акцентом. И в воздухе над бегущими и гибнущими детьми на свои первые заходы пошли самолеты США и Англии.

А дети разных времен и народов продолжали бежать и гибнуть, их становилось все меньше, самолеты явно одерживали верх в этой ужасающей игре. Дети разных времен и народов одинаково закрывали головки ладошками в безнадежной попытке спастись, а осколки одинаково пробивали насквозь и ладошки, и головки, не спрашивая, чьи это дети – свои или чужие. Дети разных времен и народов кричали совершенно одинаково, получая раны и умирая. Но дети не сдавались, бежали и прятались, борясь за жизнь с отчаянием обреченных.

Бежал афганский мальчишка, волоча кишки, упала еврейская девочка, которой осколком снесло полголовы, взрывом кинуло на стену русского и немецкого мальчишек, маленькая чеченская девочка закрыла с криком лицо руками… Не помогло.

– Нужно уничтожать!!!!

– Убивайте!!!!!

– Мы будем бороться по всему миру!!!

– Убивайте!!!!

– Уничтожить!!!

Заходились, перебивая друг друга, голоса. И летели ракеты, и падали бомбы, и гибли с криками дети, и вставали кусты взрывов, которым, казалось, нет конца – в отличие от детей, которых становилось все меньше и меньше…

Сумев, наконец, с большим трудом преодолеть охватившее тело оцепенение, Аркадий запустил в телевизор опустевшей бутылкой. Бутылка влетела в экран по самое горлышко и остановила явно затянувшийся кошмар. Телевизор обиженно ухнул и зачадил. Дыма было немного, но он был очень едкий и в горле сразу запершило. Аркадий распахнул настежь окно и высунулся на улицу, прокашлялся. Прошел в ванну и сунул гудящую голову под холодный душ. Продержав голову пару минут под струей воды, что принесло некоторое облегчение, он лишь слегка вытер ее. Вернулся в свою комнату, открыл трюмо, взял из вазы две пятисотенные купюры и небрежно причесался. Потом взял чадящий телевизор и вышел из квартиры. Открыл электрощит и включил выбитый «автомат». Лифт не работал, да он и не рискнул бы воспользоваться им с дымящим телевизором и стал спускаться по лестнице.

«Мириновский, Мириновский. Вообще-то дело не столько в нем, сколько в нас. Мириновский что? Он политик, он сказал только то, что от него хотели услышать избиратели, электорат, елки-палки. И я тоже, как и большинство этого самого электората, уставшего от войны и ежедневных потерь, под конец первой чеченской компании готов был голосовать за самые драконовские методы, лишь бы там больше не гибли наши парни. Мне, как и остальным, для кого Мириновский тогда и сделал это заявление, было совершенно наплевать, что такие методы наведения порядка мало чем отличались бы от методов нацистов. Или кто-то считает, что от бомб умирать легче, чем от автоматных очередей или виселицы? Слава богу, что до этого не дошло и Мириновский не стал президентом.

Но! Кто-нибудь может сказать, сколько детей, чеченских и русских, погибло во время обеих чеченских компаний? Наверное можно посчитать, и были посчитаны искалеченные дети, но по погибшим точной цифры нет и быть не может. А каждый народ, чья армия вольно или невольно убивает ЧУЖИХ детей, должен быть готов к тому, что рано или поздно придется хоронить СВОИХ. Именно поэтому там, в его персональном кошмаре, вслед за самолетами, бомбившими аул, тут же появлялись дети этой же страны, чьи пилоты сбрасывали бомбы на ЧУЖИХ детей, в конечном итоге убивая СВОИХ!!!

Вот только американских и английских детей не было. Но американцы, чья армия огнем и мечом несет «демократию» по всему миру, не считаясь ни со своими, ни тем более с чужими потерями, должны быть готовы к тому, что 11 сентября может повториться. За все придется платить», – думал Аркадий, спускаясь по лестнице.

Выйдя на улицу, он под пристальными взглядами старушек, извечно сидящих у подъезда, выкинул все еще чадящий телевизор в мусорный ящик. Давненько он не шокировал старушек, не то что после Афгана. Тогда он постоянно подкидывал им темы для сплетен.

Да, как ни тяжело было пошевелить рукой во время кошмара, как все-таки он легко его остановил: всех делов – запустить бутылкой, и все закончено, дети перестали погибать. Как остановить этот кошмар в жизни? Гибель детей на больших войнах, при локальных военных конфликтах, в террористических актах, КТО и КОГДА это сможет остановить?

Когда, наконец, политики, отдающие приказы, начнут понимать всю ответственность, которую они несут не только за жизнь солдат, но и за жизнь детей, и не только СВОИХ, но и ЧУЖИХ?! Свои, чужие… Пока мы будем делить детей на СВОИХ и ЧУЖИХ, войны на этой земле не кончатся.

Но даже после Беслана Аркадий, задавая себе вопрос (Бог его знает, какой по счету раз) – а как бы он повел себя сейчас, если бы вернуть тот момент, когда на него свалился Гасан? – он лишь иногда, кривя душой, отвечал: «Не знаю». Это была ложь, он прекрасно понимал: повторись все вновь, он опять бы раскатал танком ненавистный кишлак. Это было выше его. Потому что на войне за жизнь друзей надо забирать жизни врагов, иначе только и будешь делать, что хоронить! Да и Гасан повторил бы все так же. Деваться ему было некуда, он погиб в надежде спасти семью, и другого ему было не дано. В такие моменты эта неизбежность произошедшего заставляла Аркадия особенно остро жалеть о том, что он слишком рано вылез тогда из танка… Хотя, если трезво судить, то за все зверства, творимые на войне, должны отвечать политики, принимающие решения о смерти тысяч (а то и миллионов) людей сидя в удобных креслах своих больших и теплых кабинетов. А не солдат, нахлебавшийся лиха войны, выполняющий приказ или самолично вершащий страшные суды в стрессовых ситуациях.

Аркадий прошел к продуктовому магазину «Оазис», который спрятался за базарчиком, что на остановке Океан.

На углу какая-то бойкая женщина лет под пятьдесят зазывала:

– Подходим, мимо не проходим! Покупаем пирожки! Сосиски с картошкой, два в одном. Молодой-красивый, покупай не жмись, и все у тебя будет зашибись!

Запой был неизбежен «как победа мировой революции», и Аркадий взял три пирожка – закусить по дороге домой, а то потом будет не до еды. Взяв в магазине пять бутылок водки, он вернулся домой и скатился в свой первый и пока единственный запой с момента появления в его жизни Нурии.

Нурия… Она сначала пыталась его остановить. Когда водка кончилась, он стал просить ее купить еще. Она отказалась. Он пошел по проторенной дороге: стал названивать соседям-алкашам, которые в любое время дня и ночи готовы были «пилить» куда угодно за рюмку-другую «огненной воды». Тогда она пошла сама. Пыталась уговорить его хотя бы поесть, но как всегда во время запоев, он не ел ни крошки, только пил водку и воду. Потом, когда он стал приходить в себя и его три дня подряд выворачивало наизнанку, она безропотно выносила тазик с чем-то там. Это что-то там было жидким и резко пахнущим. Потом Нурия его лечила народными средствами. Сырое яйцо с добавлением нескольких капель уксуса, щепоткой соли и кетчупом. Ради рассола купила квашеную капусту. Заставила его принять контрастный душ. Аркадий стал понемногу поправляться.

Дождавшись, когда он придет в себя, она вынесла свой приговор:

– Честно говоря, ты меня удивил. Мне тоже очень жалко детей, но я никак не ожидала такой реакции от мужчины. Но!! Тем не менее, я должна тебе сказать одну вещь… Я очень люблю тебя, Пастух, и я не хочу смотреть, как ты себя убиваешь. Я боюсь, что Беслан стал только поводом. Я не хочу, чтобы отец моих детей был пьяницей. В общем, так: если ты еще раз запьешь, я уйду от тебя.

Сказала так, что он понял – уйдет, однозначно.

8

Аркадий остановился и вытер снегом лицо. После бесланских событий прошло уже полгода, но при воспоминании о них у него по-прежнему горело лицо и стучала кровь в висках. Вот уже полгода как афганский мальчик опять вернулся в его кошмары. Полгода как Нурия пригрозила уйти в случае запоя. Нет, первые четыре месяца обычного перерыва он прожил без труда, но последние два ему дались тяжело. Из-за постоянной внутренней борьбы он был в напряжении и часто срывался. Нурия прекрасно видела его состояние и, как догадывался Аркадий, уехала в деревню не столько ради бабушки, сколько ради него. Он был благодарен ей за это. Понимая, что вечно так продолжаться не может, не знал, как завязать с пагубной привычкой.

«Закодироваться попробовать что ли, действительно? – подумал Аркадий, входя в подъезд. – Блин, когда же этот чертов лифт сделают?» – выругался он и поплелся на восьмой этаж пешком.

Между третьим и четвертым стояло пять наркоманов: четыре парня и одна девушка. Живший на четвертом Кощей давно и практически открыто торговал дурью, а его не трогали. Похоже, он неплохо прикармливал местных ментов. Когда-то давно, лет пятнадцать назад его звали не Кощей, а Батон. Батон был авторитетом местного разлива, и у него даже была своя бригада. «Бригада, блин, ага, – усмехнулся про себя Аркадий. – Набрал типа "крутых" пацанов и бегал тут качал».

Он даже как-то захотел проверить свою крутость на Аркадии. В результате на асфальте у подъезда остался лежать и сам Батон, и четыре его «торпеды». Потом Батон требовал с него три штуки зелени или грозился привести уже не четверых, а десяток, или на край выстрелить в спину.

Аркадий тогда только-только вошел в бригаду Мамонта, и недолго думая подключил их к этой проблеме. В результате все закончилось полюбовно. Батону пришлось лишь «накрыть поляну» для бригады Мамонта – «за беспокойство». После этого он по отношению к Аркадию был сама любезность.

Кто знает, может Батон и выбился бы в люди, если бы не подсел на иглу. Когда с Батоном это случилось – Аркадий не знал, но по возращению из Железноводска он застал уже половину от крепкого еще недавно парня. Еще через пару лет тот совсем растаял, и его стали называть Кощей. Зарабатывал он на жизнь теперь только торговлей наркотиков. Среди его постоянных покупателей были и бывшие члены его бригады, которых он так же заботливо подсадил на иглу, как, впрочем, и свою жену, которая продолжала жить с ним. Две тени когда-то цветущих и пышущих здоровьем молодых людей, которые теперь практически не выходили из дома. Постоянная война местных бабушек привела к тому, что днем покупатели не задерживались в подъезде, сразу испаряясь с заветной дозой. Но каждое утро на лестничной площадке между этажами находили одноразовые шприцы. Аркадия, как и всех жильцов дома, это конечно раздражало, но не так чтобы очень, т.к. он обычно миновал это место на лифте.

Когда он проходил мимо клиентов Кощея, он не старался быть аккуратным и довольно сильно толкнул одного из парней плечом.

– Эй, поаккуратней! – возмутился парень и уже тише добавил: – Шляются тут алкаши разные.

По лицу Аркадия скользнула дьявольская усмешка.

– Что ты сказал, щенок? – спросил он обернувшись.

По возвращению из Железноводска Аркадий, даже устроившись на работу, далеко не сразу стал законопослушным гражданином. Он слишком привык распускать руки, срывая злость и раздражение на других. Кулаки чесались, и он регулярно выходил «на охоту». Это случалось только когда он был пьян. Совсем необязательно это был запой. Некоторое количество алкоголя и плохое настроение было достаточным поводом, чтобы начать искать жертву, а лучше несколько. Охотился он в кабаках, в рюмочных и просто на улице. Для полноценной разрядки противник должен был быть серьезным: пара-тройка крепких мужиков, а лучше всего «крутых парней», которых он всегда бил с особым удовольствием.

Последний раз он выходил «на охоту» лет пять назад. То ли стал успокаиваться, то ли просто было лень, впрочем, в данном случае это одно и то же. А тут – ОБИЖАЮТ!!!

И где? В собственном подъезде! И кто? Наркоманы, которых вкупе с Кощеем ненавидит весь дом. Ай спасибо, ребята, ай молодцы, вот уж услужили так услужили, приготовьтесь получать аплодисменты.

Но Аркадий не успел обернуться, как хорошо поставленный удар, пришедшийся в нос, выбил целый сноп искр из глаз.

«Черт, а ведь действительно старею», – в очередной раз мысленно посетовал Аркадий. Ну не должен он был пропускать такой удар, даже в пьяном состоянии: не так уж сильно он был пьян. И «сторож» не сработал, впрочем, это была не смертельная опасность. А «сторож», как правило, пустяками не занимался.

Кровь хлынула из разбитого носа. Впрочем, падать, как того очевидно ожидал ударивший его парень, Аркадий совсем не собирался. Удара левой в челюсть парень, похоже, тоже не ожидал. Лязгнув зубами, он отлетел к стене, громко треснувшись об нее затылком. Даже после тесного общения с хирургом он еще не скоро сможет есть твердую пищу. Парень упал молча, зато девица, стоявшая рядом, огласив подъезд боевым визгом бросилась на Аркадия, выставив ногти. И сумела-таки поцарапать ему щеку, чертовка!

«Все. Превращаюсь в мешок – бьют кому не лень», – опять проворчал про себя Аркадий. Впрочем, он сумел перехватить руку девицы при повторной попытке выцарапать ему глаза. Увел руку, изменив направление движения, и дав шлепок пониже спины, отправил ее пробежаться вниз по лестнице. Судя по тому, что девушка, сбежав вниз, упала и схватившись за лодыжку закричала уже от боли, спуск был не очень удачным. Пока Аркадий занимался девушкой, он пропустил еще пару ударов. Хорошо хоть, что из четверки парней только двое внушали уважение, и один из них уже лежал без движения у стены. Коротким ударом в живот и тут же в нос он вывел из строя второго. На оставшихся двоих, явно наркоманов со стажем, хватило по одному удару. Аркадий был даже несколько разочарован: слишком быстро все кончилось. Но как только он стал подниматься по лестнице, на него скатился еще один, из бывших Кощеевых парней. Похоже, это он привел сюда новых покупателей. Он попытался ударить Аркадия ножом, но разогретый пусть и короткой дракой Аркадий на этот раз среагировал безукоризненно. И оставив свой нож в его руках, парень через секунду присоединился к валяющимся на площадке клиентам. Но и это было еще не все. Из дверей Кощеевой квартиры на шум выскочил довольно солидный дядя лет под пятьдесят пять. Его можно было вполне принять за «нового русского». Дорогая одежда, холеное, хорошо откормленное лицо. Будь Аркадий чуть потрезвее, он бы на всякий случай обошелся бы с этим «дядей» более бережно.

Но «дядя» начал с хамства:

– Ты че, козел?! – зарычал он, махая кулаками.

Но едва успел закончить вопрос, как получил прямой снизу в свою массивную челюсть, которая как-то нехорошо хрустнула. Аркадий дернул его вниз за дубленку, и «дядя» присоединился к лежащей на лестничной площадке груде тел. Вслед за ним выскочило два «быка», судя по всему телохранители «дяди». По крайней мере, увидев его падение (впрочем, самый финал оного) они, взревев, бросились вперед. Тут у Аркадия впервые зашевелилось беспокойство, что не стоило, пожалуй, «дяде» челюсть-то ломать, но менять что-либо было поздно, и он мгновенно прогнал беспокойство прочь. С «быками» пришлось повозиться, и когда они наконец скатились в общую кучу, у Аркадия к разбитому носу прибавилась разбитая губа и ссадина у левого глаза.

Он уже успел подняться на этаж, когда из квартиры вышел-таки Кощей: «Уф, успел». Увидев Пастуха, а также кучу слабо копошащихся тел, он округлил глаза и собрался было прокомментировать сию картину. Не успел, так как, щелкнув зубами, влетел обратно в квартиру затылком вперед.

«Действительно Кощей, весу как в мальчишке», – подумал Аркадий, аккуратно прикрыв дверь в квартиру.

Потом повернулся назад и некоторое время молча смотрел на результат своих трудов, промакивая носовым платком кровь с лица.

– Куда катимся, а? Куда? Такой толпой одного алкаша завалить не могут! Падать! – Аркадий многозначительно поднял и затряс обвиняющим перстом: – Падать правильно и то не умеют! Поколение покемонов, блин! – проворчал он с горечью.

– Сам урод! – раздался снизу девичий голосок.

– Умолкни, поганка, а то ведь спущусь! – интеллигентно пригрозил ей.

– Нет, не понять… Не понять им всю тонкость и ранимость моей души художника и музыканта, – скорбно проворчал искренне расстроенный Аркадий.

Он подул на разбитые костяшки – сказывалось отсутствие практики, раньше такого не было – и тяжело вздохнув, продолжил путь наверх, домой.

Вернувшись домой, он разделся, бросил испачканную кровью одежду в стиральную машину и умылся. Потом затолкал вату в левую ноздрю, из нее продолжала сочиться кровь, и заклеил медицинским клеем губу.

Пройдя в спальню, оделся, выпил залпом стакан водки и запил водой. Но после прогулки по свежему морозному воздуху этого было мало. Минут через пять он добавил еще один, на этот раз просто привычно занюхав кулаком, и снова вернулся в Афган…