Читать книгу: «Скитания Кота», страница 2

Глава третья

Встреча со злым человеком

Постепенно хвойный лес редел. Все чаще на пути встречались березы, клены, осины с дрожащими на длинных ножках редкими листьями, потом появились ряды калины с больными белесыми стеблями и крючковатыми ветками. Вскоре Кот вышел на узкую просеку, съел несколько зеленых и на удивление вкусных травинок, побежал вперед, туда, куда упирался край просеки, и где виднелась вертикальная полоса холодного утреннего неба.

Просека вывела Кота на поляну, откуда были видны крыши деревенских домов и возвышавшаяся проржавевшим столбом старая водокачка. Человеку от поляны до деревни можно добраться минут за пять, при условии, что идти придется быстрым шагом.

Для начала необходимо спуститься по крутому спуску, затем по тропе дойти до пологого берега тихой речушки с черной, похожей на нефть водой, пересечь довольно хлипкий деревянный мост, ступив на возвышенный берег, заросший травяными кочками.

Первый дом стоял в ста метрах от реки, он был огорожен шатким покосившимся забором, в нескольких местах подпертым вбитыми в землю ломами, а для надежности (скорее для успокоения души), ломики были скреплены с почерневшими штакетинами толстой медной проволокой. Калитка распахнута настежь, в захламленный дворик может зайти любой желающий, очевидно, гостеприимные хозяева рады каждому.

Коту хотелось миновать выставленную на улицу электрическую плитку, обежать высившиеся у самой веранды дощечатые ящики, подбежать к входной двери и мяукнуть. Может, пустят? А там, глядишь, накормят. Но нет, не рискнул. Испугался. А чего испугался, сам не понял, но внутренний голос упорно советовал бежать от крайнего домика подальше. И вообще, не мешало бы из деревни уйти, зря он сюда пришел.

Минут через десять добрался Кот до места, где замерзшую колдобистую дорогу внезапно перерезала дорога другая: широкая, гладкая, асфальтированная. Вела она в поселок с большими кирпичными домами, высокими решетчатыми заборами и серьезной охраной. Кот побежал по дороге в противоположную сторону. Слева опять показался лес, справа раскинулась ровная площадка со скамейками, высаженными в ряд конусовидными туями, фигурными клумбами, удивительно сочным для поздней осени газоном и петляющими дорожками, выложенными бордюрным камнем. Эдакий местный скверик в миниатюре.

На одной скамье сидел худощавый усатый мужчина. Откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу, он с любопытством поглядывая на присевшего на краю дороги Кота.

– Кис-кис, – позвал незнакомец. – На-на-на. Иди сюда, кис-кис.

Интуиция молчала. О возможных подвохах не предупреждала. Кот был голоден, а человек, столь настойчиво зовущий к себе, мог накормить. Вдруг у него с собой есть кусочек чего-нибудь съестного. Не зря же он его зовет. Даже со скамьи встал, на корточки сел, руку вперед протянул. Точно, накормить хочет.

И не придал Кот значение быстрым поворотам головы усатого незнакомца, странному блеску его глаз и всей той нервозности, которая буквально выплескивалась наружу. Мужчина звал Кота, протягивая вперед руку (для кошек это означает одно – подойди ближе и получишь лакомство), и Кот, поверив его голосу и искренности благих намерений, шел вперед по невероятно зеленой траве. Однако траве невкусной. По пути к скамье он успел прожевать пару травинок. Такой гадостью оказались травинки, врагу не пожелаешь. Пожалуйста – опять обман: на вид трава сочная, а вкус отвратительный. Странно как-то, даже удивительно.

– Давай, давай, – торопил мужчина. – Подходи ближе. Ну!

Кот едва успел принюхаться к растопыренным пальцам незнакомца (они неприятно пахли табаком и чем-то кислым), а мужик уже схватил его за загривок. Это произошло настолько неожиданно, что Кот от испуга издал дрожащий высокий писк, напоминавший тревожный лепет маленького котенка.

Мужчина повертел Кота перед лицом, пристально вглядываясь ему в глаза.

– Ты попал! – сказал он, положив Кота на скамью. Руку не убрал, продолжая сжимать животному шею. Сам обернулся назад, засвистел: – Шэйн, ко мне!

Появившись словно из-под земли, к скамье подбежал крупный эрдельтерьер. Заметив Кота, пес начал лаять, пытался поставить лапы на скамью; мужик рявкнул в густые темные усы:

– Шэйн, сидеть!

Пес послушно сел, но в глазах продолжали бесноваться кровожадные искры, Кот вызывал ту самую неприязнь, которую большинство собак испытывают к семейству кошачьих на подсознательном уровне.

Эрдельтерьер Шэйн не имел ничего общего со своими хвостатыми собратьями Рамзесом и Таткой. Те, считай, интеллигенты животного мира, цирковые артисты, там воспитание, дрессура. А здесь… Нет, как раз с дрессурой у Шейна все в порядке, да только не та эта дрессура. Жестокая она, направленная в первую очередь на причинение боли.

Кот дернулся, мужик крепче прижал его к скамье.

– Шэйн, сидеть! – повторил он, сжав Коту шею настолько сильно, что животному пришлось открыть пасть и вытолкнуть наружу язык.

– Не нравится, да? – на лице усатого появилась ухмылка, вид беспомощного Кота доставлял удовлетворение, мужик буквально упивался потерянным взглядом огромных желтых глаз, ставших от страха и возбуждение черными.

– Шэйн, место! – новая команда заставила эрдельтерьера подойти ближе к хозяину, покорно заскулить и посеменить передними лапами.

Кота мужик на несколько мгновений прижал к груди, но лишь для того, чтобы удобнее схватить за загривок, и сразу после этого вновь вытянул руку вперед. Кот извивался, но мучитель настолько ловко и умело держал его в руке, что эту самую руку не удавалось, ни укусить, не оцарапать.

В подвешенном состоянии Кот пробыл секунд тридцать, эрдельтерьер начал поскуливать от нетерпения, мужик ухмылялся. И вот он оттянул руку в сторону, швырнув Кота на землю. И сразу резкий, какой-то дикий крик:

– Фас! Шэйн, фас!

От удара Кот на доли секунд растерялся, но кошачья сущность вкупе с пресловутым инстинктом самосохранение сработали вовремя.

Началась погоня. Пождав хост и прижав уши, Кот выскочил на асфальтированную дорогу. Эрдельтерьер, чье неровное горячее дыхание в прямом смысле обжигало Коту затылок, был близок к тому, чтобы вцепится зубами в горло противнику. И если вцепится – пиши, пропало.

Здесь даже вариантов нет, исход будет один. Но Кот продолжает бежать, он чувствует, что останавливаться рано. Не время. Надо попытаться убежать, а остановиться он всегда успеет, и остановится, если настанет тот самый крайний случай. А пока нет нужного сигнала – бежать. Пока есть надежда – бежать. Ни о чем не думать, сейчас первостепенное значение имеет скорость, любые мысли – балласт, нельзя перегружать мозг, Кот даже смог (был вынужден) избавиться от страха. Страх тоже балласт, он, как и мысли, способен замедлить скорость, что совсем непозволительно.

Бежать! Терпеть и бежать! Не оглядываться назад, не видеть пса, не чувствовать усталости. Бежать, чтобы выжить! Ради этого стоит постараться, и Кот старался. Рывок – и он немного оторвался от преследователя. Ещё один рывок. Пес вроде отстал. Это хорошо. И снова на затылке жаркое собачье дыхание и хрип. Нет, нагнал все-таки. Значит, нужен новый рывок – из последних сил, мощный, дерзкий рывок.

Бежать. Жить. Эти слова стали для Кота синонимами. Кот мчится по дороге, он хочет жить, он будет жить, потому что у него есть семья: Дениска, Марина и Дима. Они его ждут, и он их найдет. А для этого нужно жить. Жить и бежать! Новый рывок. Кот бежит, а вдогонку слышался крик усатого мужика:

– Давай, Шэйн! Давай!

И Шэйн хочет угодить хозяину, он жаждет не только удовлетворить свои животные инстинкты, эрдельтерьер преследует иные цели. Он ведь пес дрессированный, преданный, в первую очередь ему необходимо выслужиться. Чтобы хозяин похвалил, похлопал по боку и назвал хорошей собакой. И ради этого, ради угоды жестоким хозяевам некоторые псы готовы убивать. Через кровь, через боль и страдания других они получают похвалу.

Собаки – преданные животные, но не все люди умеют правильно распоряжаться собачьей преданностью. Кого сейчас винить в том, что крупная собака пытается поймать и растерзать Кота? Собаку? Навряд ли. Кто отдал приказ, кому нужна перепачканная кошачьей кровью морда? В чьем изощренном мозгу рождается жестокость? А собака просто пытается выслужиться, такова её природа, ничего не поделаешь.

На повороте Шэйну удалось схватить Кота за лапу. Боль ошпарила бедро, Кот взревел, несколько раз кубарем перевернулся и резко прижался к земле. Вот теперь момент настал, пришло время взглянуть в глаза обидчику. Из лапы шла кровь, Кот прижимал голову к земле, издавая с пятисекундными интервалами устрашающее шипение, столь неприятное собачьему слуху.

Шэйн залаял, вытянул лапы, опустил голову, сам дрожит: от нетерпения, от эмоций, от скорой развязки. Гавкнет – и назад отскочит, затем всем корпусом подается вперед, лает, черная кожа на носу морщинится, глаза наливаются злобой, пасть уже готова начать раздирать рыжего Кота на части. А все же боится псина, боится делать решающий шаг. Кошачье шипение не пустой звук. Эрдельтерьер попытался зайти с другой стороны, Кот зарычал, повернул голову, заметив краем глаза приближавшегося усатого.

Лай раздался над самым ухом, в морду Коту брызнула собачья слюна. И усатый почти подошел, и снова приказывает псу «взять» Кота.

Значит, пора вступить в схватку и пустить в ход главное оружие – когти. Кошачьи когти в два раза сильней, чем крюки, используемые альпинистами.

Во время очередного опасного приближения морды Шэйна к Коту, последний, на доли секунды пригнувшись ещё ниже к земле, вскочил, молниеносно замахнувшись лапой с выпущенными когтями. В серьезной схватке с собаками, когда дело доходит до когтей и зубов, кошки всегда целятся в самые чувствительные места на морде противника – глаза и нос. Кот не был исключением, его когти вонзились в верхнее веко Шэйна, а затем лапа, на которую оказывалось сильное давление, и возлагались большие надежды, прошлась по глазу, затронув часть щеки.

Эрдельтерьер завизжал, начал пятиться, порываясь передней лапой коснуться глаза. На шерсти появились капельки крови, Шэйн пребывал в неком замешательстве, левый глаз закрылся, по морде потекла клейкая красноватая слеза. Боль была невыносимой – жгло так, что казалось, глаз сейчас вывалится из глазницы.

Но несмотря на боль и временную дезориентацию в пространстве, преданный эрдельтерьер бросился за драпанувшим в лес Котом. Уже не догнал. Кот был далеко, он сорвался с места сразу, как только понял, нутром догадался – враг побежден. Напрасно Шэйн лаял ему вслед, непрестанно мотал головой, в этой схватке он проиграл. Хотя… У Кота тоже была рана, счет – один-один.

И чего, спрашивается, добился усатый живодер? Сделал калекой собственное животное, хотел почувствовать себя хозяином положения, а оказался за бортом. Теперь испугался сам, подбежал к псу, обнял, а что изменится? Утешай не утешай, проклинай Кота не проклинай – дело сделано. А собаку жаль. Нет здесь её вины, ни на грамм нет.

…А есть человек! И есть жалкий человечишка! Как мало осталось первых, как много появилось последних.

Глава четвертая

Мир не без добрых людей!

В лесу Кот провел ещё сутки. Все это время он практически пролежал под деревом, вылизывая кровоточащую рану. Боли как таковой она не причиняла, если ей не шевелить, а стоило встать и сделать несколько осторожных шажков, появлялись неприятные ощущения. Вскоре кровь свернулась, наверняка благодаря проведенной необходимой «санобработке»: кошки ведь отличные лекари, и когда рядом нет человека, который может оказать помощь, лечат себя сами. Вот и Кот усердно вылизывал рану, попутно прислушиваясь к голосам неспокойного леса.

Вечером, едва Коту удалось пройти пару сот метров, из раны пошла сукровица. Пришлось остановиться. Задняя лапа начала ныть. И вспомнилась Коту та несчастная птаха овсянка с раненным крылом, что стала ему легкой добычей. Ей было больно, а он её съел. А теперь больно ему, и он тоже легкая добыча… Вот так! Понимай, как хочешь.

Вечер пугал скорым появлением ночи. Темнота леса бросала вызов редким сероватым просветам угасающего дня.

Ночь Кот провел в ожидании утра, а стоило показаться рассвету, встал и медленно побрел по палой листве, волоча заднюю лапу. Рана нарывала, иногда боль «стреляла» настолько резко и сильно, что Кот вздрагивал, замирал на месте, осмеливаясь сделать следующий шаг, только когда лапа переставала подрагивать.

Он шел, и каждый шаг давался с трудом. Приходилось делать частые привалы, отлеживаться, пережидать боль, а затем снова идти. Вылизывать рану стало трудно, едва шершавый язык касался лапы, появлялась боль, но Кот все равно старался слизывать сукровицу и прилипшие к шерсти песчинки грязи. Очередная ночь настигла его недалеко от трассы. Удалось все-таки выйти из леса. Уже хорошо.

Ночь Кот провел в холодной канаве метрах в пяти от дороги. Опять не спал, мучила боль, место укуса заметно отекло, и дышать теперь приходилось с открытой пастью. Горячий язык вываливался наружу, при выдохе из пасти шел пар, Коту было холодно и жарко одновременно. Как удалось провалиться в забытье, он не помнил, но в себя пришел от промчавшейся по дороге машины. Утро! Уже светло. Кот открыл глаза, и все вокруг покачнулось, потом замерло, но стоило повернуть голову, начало раскачиваться сильнее.

Земля была покрыта белой простыней инея, заледеневшие травинки, словно облаченные в прозрачные скафандры, оказались единственным источником пищи. Безвкусные – это факт, но очень хотелось чего-нибудь пожевать.

Проехала вторая машина, затем промчался рейсовый автобус, прогудел дребезжащий трактор и постепенно дорога ожила. Кот встал на лапы. Стоять удобно, а если сделать шаг? Больно! Лапу ошпарило кипятком. Значит, надо постоять, подумать и решить, как действовать дальше. Не идти – нельзя. Идти больно. Кот сделал шаг, стараясь не наступать на поврежденную лапу. Так, конечно, лучше, боль уже не адская, но лапа жжет. И тело трясет в лихорадке, голова почему-то дергается, тошнит от съеденных травинок. Невеселая ситуация вырисовывается. А идти надо. Как угодно, хоть ползком, но надо.

Кот стал прыгать на трех лапах, метров через сто осмелился поставить больную лапу на землю. Болит, но не так яростно, можно немного похромать. Совсем чуть-чуть. И снова лапу обожгло жаром. Это сигнал, значит – пора прыгать. И чередовать!

Вот так, то прыгая, то хромая, то замирая в неудобной позе, чтобы перевести дух, Кот исхитрялся продвигаться к цели. К хозяевам его вела интуиция, вела столь же умеючи, как пес-поводырь уверенно ведет по оживленной дороге своего слепого подопечного.

Спустя два дня обессиленный, голодный с распухшей лапой и снова начавшей кровоточить раной, Кот оказался в городе. Он сумел добраться до панельного девятиэтажного дома, лег под балконом и начал мяукать.

Это был призыв о помощи к людям, последняя кошачья надежда, притаившаяся в мутном взгляде. На зов никто не реагировал, в подъезд постоянно входили люди, другие выходили на улицу, они все видели Кота, слышали его мольбу, некоторые даже останавливались, смотрели на рыжего страдальца, что-то говорили и… уходили по своим делам.

А он продолжал просить их о помощи, сипло мяукал, пытаясь доползти до подъезда, но боль стала настолько жестокой, что даже передние лапы двигались с большим трудом. У Кота остался только его голос и маленький кусочек надежды.

– Больной какой-то, – сказала одна женщина, вышедшая из подъезда.

– Во разорался, жрать, наверное, хочет, – сказал старик, прежде чем набрал код домофона.

– Ни фига себе! Смотри какая лапа опухшая… И шерсть в крови. Гадость какая! – поморщилась девушка, держа под руку молодого человека.

– Господи, когда этих кошек перетравят, до чего надоели! Заразу разносят! – зло бросила бабка, выкатив на крыльцо сумку-тележку.

Прежде чем провалиться в зыбкую темноту, Кот издал сип, мало чем напоминавший кошачье мяуканье, положил голову на вытянутую вперед лапу и закрыл глаза. Он сделал все, что было в его силах. Теперь силы иссякли. Очередь за вами, люди! Кот уже вас не видит, он впал в полубессознательное состояние, но его видите вы. Помогите! Не проходите мимо. Коту нельзя умирать, у него есть цель – воссоединиться с семьей. Помогите ему выжить, сделайте доброе дело, и доброта обязательно вернется вам бумерангом. Быть человеком – значит, быть человечным.

Ваш выход, люди!..

***

Его погладили по голове, и Кот приоткрыл глаза. Рядом на корточках сидела женщина, от неё пахло Мариной, и Коту даже показалось, это она и есть. Он подался вперед, начал быстро моргать, сгоняя с глаз пелену, попытался встать на лапы и упал.

– Мам, что с ним? – спросил тоненьким голоском шестилетний мальчик. Он стоял на крыльце, держась за деревянную спинку скамьи, вытягивал шею, чтобы лучше разглядеть лежавшего под балконом рыжего Кота.

Кот всполошился. Этот голос! Детский голосок… Неужели Дениска? Но что же стало со зрением, почему все размывчато, словно в туманной дымке, и откуда в голове столько шума, а ещё звон и боль. Боль хозяйкой металась по всему телу, болела уже не только нога, стонала каждая клеточка, любое движение приводило к кратковременным спазмам, пустой желудок сжимался в режущих судорогах, в пасти настолько пересохло, что не получалось мяукнуть. А мяукнуть надо. Надо позвать Дениску. Это он! Он стоит на крыльце, а рядом сидит Марина.

Превознемогая боль, мобилизовав последние силы, Кот вскочил на ноги (боль в лапе взорвалась огненной бомбой перед глазами), совершил рывок, ударившись головой о локоть незнакомки. И все погрузилось во мрак.

Он уже не мог слышать, как Марик подошел к матери, качнул ее за плечо и произнес свою излюбленную фразу:

– Мам, давай все обсудим.

Марку всего шесть лет, но мальчуган уже настолько серьезный и ответственный, что Анастасия общается с сыном на равных. А когда выражение лица Марка делается немного суровым, задумчивым и сосредоточенным, на переносице появляется глубокая вертикальная морщинка, а взгляд становится пристальным и глубоким, Анастасия видит в сыне не шестилетнего беззаботного мальчика, а маленького мужчину. У него есть собственное мнение на многие вещи, умение отстаивать свою точку зрения (не путать с настырностью и эгоизмом) и обостренное чувство долга.

– Позже обсудим, Марк, у кота лапа в крови. Видишь, как её раздуло! Я сейчас Владу позвоню, в ветлечебницу нам надо, – женщина вернулась к подъезду, достав из сумочки мобильный телефон.

– Мам, я как раз хотел предложить отвезти кота в лечебницу. Только Влад нам не нужен. Давай сами отвезем.

Анастасия мотнула головой. Марик вздохнул совсем по-взрослому, даже обреченно, сел на корточки и коснулся ладошкой взъерошенной шерсти Кота.

– Влад скоро приедет, – Настя предложила сыну подняться в квартиру, взять сумку, куда можно будет положить Кота и немного перекусить.

– Мам, я не хочу есть, – возразил Марик, – ты забрала меня сразу после полдника. Но сама поешь. А можно я здесь останусь, вдруг кот убежит.

– Не убежит, – Анастасия потянула сына к подъезду. – Пошли, мы быстро вернемся. Марк, не отставай.

Владислав – или просто Влад для Насти и дядя Влад для Марика – приехал минут через сорок. Его иномарка остановилась возле второго подъезда в тот момент, когда Анастасия с сыном пытались успокоить вырывавшегося из сумки Кота. Кот проснулся, увидел незнакомых людей (зрение было четким) и занервничал. Где Марина, где Дениска? Они же были здесь, он помнит, но сейчас их нет. Надо найти хозяев. Пустите!

– Это и есть та зверюга? – улыбнулся Владислав. Он открыл заднюю дверцу, помог Насте с Котом на руках сесть в салон, потрепал по волосам Марка, но мальчик быстро отстранился, обежал машину, юркнув внутрь с другой стороны.

Когда машина выехала со двора и Влад с Анастасией начали переговариваться, Марик, стараясь отключить слух, сначала гладил Кота, а потом, повернувшись к окну, закрыл глаза. Он думал о странном поведение мамы. Изменилась, конечно, она за последние месяцы, и эта перемена Марику не по нраву. Раньше как было, жили они вдвоем и не знали забот, Марк ходил в детский сад, мама дома занималась своими переводами. Вечера проводили вместе, гуляли, ходили в кафе, в кино на мультфильмы, дома играли в многочисленные настольные игры, а как смеялись заразительно. Скажет что-нибудь Марк – и заливаются оба. Весело было, беззаботно, и казалось Марку, будет продолжаться эта веселая беззаботность целую вечность. А почему бы и нет? Хорошо ведь ему, хорошо его маме, чего ещё надо?

И вдруг полгода назад, откуда ни возьмись, появился Владислав. Домой стал к ним приезжать, подарки Марку дарил, маме цветы привозил, конфеты, коробочки какие-то в яркой бумаге. Веселый вроде он, Влад этот, но непонятно Марику, чего ему от них надо? Зачем нарушил их уединение, испортил идиллию?

Вечерами мама стала другой, неинтересной, все чаще просит поиграть Марика одного. Сама или по телефону с Владом разговаривает, или стоит у окна с чашкой кофе, размышляет о чем-то. Одним словом – странная. Опять же, с появлением Влада разучилась принимать самостоятельные решения. То все сама и сама, а теперь чуть что – надо с Владом посоветоваться. Вот, например, как сегодня, с рыжим котом. Недалеко от дома есть ветеринарная клиника, и Марик с мамой запросто могли отнести туда кота без посторонней помощи. Так нет, позвонила Владу. А тот примчался, конечно, куда ж он денется. И зачем-то повез их в совсем другую ветлечебницу.

Марик вздохнул. Какие же все взрослые загадочные люди. Его маме и Владу по тридцать семь лет, а они ведут себя как дети, честное слово. Спрашивается, чего сейчас улыбаются? Марк посмотрел на мать. Держа на коленях сумку с утихомирившимся Котом, Анастасия улыбалась краешком губ, когда замечала в зеркале заднего вида взгляд Влада. И он тоже улыбался и подмигивал Насте, отстукивая пальцами по рулю в ритм льющейся из динамиков тихой музыке.

– Как дела в саду, Марк? – спросил Влад, обернувшись назад на светофоре.

– Нормально.

– А чего такой грустный, если дела нормально?

– Кота жалко.

– Не вешай нос, парень, сейчас доставим его врачам, подлатают вашего пирата, будет как новый.

– Мам, мы возьмем его себе?

– А вот этого делать не советую, – Влад выключил радио. – За ним уход нужен, зачем вам лишние хлопоты. В лечебнице оставим, подлечат, на волю выпустят. Правда, Настен?

– Мам, пожалуйста!

Анастасия переглянулась с Владом, тот снова ей подмигнул и улыбнулся.

– Посмотрим, – ответила она сыну.

Марик погладил спящего Кота по спине. Посмотрим – не ответ. Это слишком пространно и может означать как да, так и нет. Раньше мама согласилась бы сразу, теперь прислушивается к Владу. А почему он должен решать, кто будет жить в их квартире, а кто нет? Марик перевел взгляд на мать и пришел к выводу, что все-таки сможет уговорить её не оставлять Кота в лечебнице. Так ему подсказывал его внутренний голосок.