Читать книгу: «Лучник. Любый мой. Книга четвертая», страница 6

– Гроза ночью будет. Утром и займемся. Но как обратно будете выбираться, не знаю. В ту сторону Лабиринт могу и не закрывать, а в будущее – придется. Но помни, во Времени Хранителей Лабиринта еще не было, – неоткуда вам будет заходить.

Такой грозы, как этой ночью, Лучник не припомнит, хотя Талия успокоила:

– Последнее время все такие. А при Са Тале тут ТАКОЕ творилось. Пошли-ка спать. Завтра рано вставать.

Она постучала в дверь еще затемно:

– Гроза закончилась. Пора и нам за дело приниматься.

Даугратинья «со товарищи» уже дожидалась на крыльце дома. Она нервно поглядывала на застилающую горизонт тучу.

– Эта-то мимо пройдет. – Успокоила ее Талия. – А вот следующая, если сейчас ничего не получится, устроит здесь то еще преставление света.

Деревья Лабиринта стройными рядами впивались в бездонное небо, но не образовывали непроходимую стену. Лес – как лес. Только, то ли видят не помнящие его глаза? Может случиться, что один шаг в сторону, – и окажешься ты в ином мире, а вот сумеешь ли воротиться обратно?

Вершинный камень – тоже все также первозданен, – «А чего ты хотел увидеть?», – уязвил себя Лучник, – он и в третьем тысячелетии от рождества Христова будет таким же. Только там будет еще и алтарь…».

– И то верно. – Подтвердила его воспоминания Талия. – Все собираюсь установить, да руки никак не доходят.

Талия критически посмотрела на Даугратинью. Та не выдержала ее взгляда и готова была вспылить, но Талия махнула рукой:

– Ладно. Вдвоем нам Горизонт не открыть, – придется и тебя подключать.

Она деловито расставила всех по лучам звезды, потом переставила по-новому, затем еще раз.

Последнее, видимо, ее удовлетворило, и она властно приказала:

– Всем стоять так, пока не скажу: «Ой-я». А вы не зевайте. Один раз скажу, на камень восходит один Лучник. Ты знаешь, что делать. На второй раз восходите вы двое. А на третий – Рамита и Маурита. Не мешкайте и не перепутайте. Рамита, держи амулет.

– Но это же амулет Арель. Ма. – Поправилась она.

– Нет, это другой амулет. Мой. Будем надеяться, ты успеешь вернуть его мне. А не успеешь, придется тебе стать Талией, опальной богиней. Шучу, шучу. Мне он больше не нужен. – И было непонятно, это приговор для Рамиты, или благая весть.

Рамита первая заметила, что сияние, кое их окружило, было похоже на сияние кокошника Богини Рожаны.

– Матерь божья. – Вскричал вслед за ее открытием Форпост. – Виновен я бесконечно.

– Конечно, виновен. – Услышали все проникновенный голос. – Никогда не след отвергать женское начало свое. Но время твоего материнства безвозвратно ушло, – и я прощаю тебя. Теперь у тебя иное Время – время защищать. И не будет тебе прощенья, если отступишь.

Я помогу тебе, Талия. Поднимай кокон.

Нельзя допускать, чтобы тобой овладевали страхи. Тем более, если ты владеешь Силой. Отвыкла от этого Рамита, отвыкла. И страх не преминул овладеть ее сердцем. А оно не забыло про Черный Морок и годы одиночества.

И кто бы мог подумать, что Черный Морок выживет. А он выжил и окреп.

Но, видимо, правильно выбрали отправную точку. На несколько шагов опоздал Черный Морок, – и успел только одно.

Лучник широко шагал впереди и не видел огромную тень, скользнувшую из ниоткуда, а вскрик, полный ужаса, застал его, когда он готовился уже нырнуть в узкое отверстие в сумеречной пелене.

К сожалению, он тоже отвык от борьбы, – и крик Рамиты «спеленал» давно нетренированное тело. А потерянных мгновений хватило, чтобы мощная лапа смогла ухватить Рамиту за ногу и уже потащила к себе в нору.

Лучник понимал, что потеря темпа передвижения может сорвать затеянное, но у него всегда сначала срабатывает сердце, а потом разум. А можно ли иначе?

И снова, как и в случае с драконом, он поступил опрометчиво. Но теперь у него был только Меч-Одиночка, а Морок был гораздо шустрее Дракона, и опять на пути меча оказалась Рамита.

У Лучника оставалась только одна возможность, – изменить направление полета Меча за счет падения своего тела. Возможность – за пределами сознания. Ошибочная возможность.

Черный Морок невероятно силен и ловок, – и, когда Лучник снова вскочил на ноги, ни чудовища, ни Рамиты уже не увидел.

– Ну, что ж. Мне сегодня не помешает дополнительный ужин. – От отвратительного хохота, казалось, содрогнулся весь мир. – Я бы мог отпустить тебя, – зачем мне испорченное сознание. Но ты же, безумец, не уйдешь. А я не могу отпустить жрицу Храма Рожаны. – От отвратительного хохота как-то зримо сотрясались стены пещеры, и обильно осыпались на дно ее еле видимые светлячки.

– Ты прав, Черный Морок. Я уйду, но вместе с Рамитой.

А в ответ прямо перед лицом всколыхнула спертый воздух тяжелая когтистая лапа. Но в ней сейчас не было Рамиты, – и рефлекторное движение руки с Мечом достигло цели.

И уже не хохот, а не менее отвратный визг снова потряс всю внутренность все-таки пещеры.

А где-то вверху вспыхнул радужный свет.

«Рожана?».

Лучник бессознательно поднял голову.

«Не смотри ему в глаза!».

Крик Талии Лучник услышал, но радужное свечение уже попало ему в глаза.

– Поздно. – Захохотало чудовище, потрясая окровавленной лапой. – Он – уже мой.

Черный Морок уже родился извращенным созданием. Вечно голодное, вынужденное жить в опостылевшем Безвременье, оно не знало ни жалости, ни сострадания.

Но сегодня ему повезло. Дважды.

Все просто. Сначала – высосать сознание. Конечно, его. Все остальное – на потом. А жрицу – на десерт.

Все – до обидного просто. Черный кокон уже начал парализовать тело безумца. Уже чувствуется, как меч начинает выскальзывать из немощной руки. Только, не надо лишнего шума. Не люблю!

Не отводи глаза! Поздно это. Эти глаза – уже мои.

Черный Морок невольно отшатнулся, но было уже поздно. Вероятно, он поспешил назвать сознание Лучника испорченным. Испорченное сознание не способно сопротивляться. И не способно защищаться… чужим страхом.

Теперь сам Черный Морок отвел взгляд, но Чужой страх уже прочно вошел в его мозг, вцепился в него всеми лапами. И это был не какой-нибудь мелкий страх. Нет, это был первобытный страх змеиной расы, его расы. И, все же, и первобытный страх Черный Морок смог бы вытерпеть. Но над страхом нависла Смерть. Смерть, что уже забрала Время царственных особ.

И уже в глазах Смерти Черный Морок прочел, что перед ним стоит виновник их гибели, их извечный враг, потомок Белого Волка, или даже его воплощение.

Но Черный Морок – это же тоже смерть ….

Пусть удар здоровой лапы пришелся в пустоту, но Черный Морок здесь – хозяин. И никогда он не выпускал своих жертв. Н-И-К-О-Г-Д-А!

И, хотя боль не отпускала, но он вспомнил: выпускал. Сегодняшнюю первую жертву. Но это было не сегодня.

Что ж? Сегодня она не уйдет. И потомок Белого Волка не уйдет.

Черный Морок теперь не ударил, а широко, сколько мог, загреб здоровой лапой вокруг себя. Пусто.

У Черного Морока, всю долгую жизнь проведшего во мраке, более чем прекрасное зрение, – и даже сквозь чужой страх он увидел, что жертвы убегают, они уже у края пещеры. Глупо, – он – всегда был молниеносен: один прыжок – и смертоносная туша уже нависает над бегущими людишками.

«Лучник, луч!».

Знакомые слова, и глупые: в Безвременье нет ни света, ни лучей. Здесь даже молнии – черные.

«Как они посмели принести сюда отвратительный свет?».

Это же кричал не Черный Морок, а чужой, уже надоевший, Страх в его глазах.

Нет никакого света, это же отблеск молнии на мече, только меч оказался длинным, отвратительно длинным, хорошо отполированным мечом. И отвратительно острым.

Шкура Черного Морока давно уже загрубела от времени, от холода и вечного лежания на голых камнях. Но сейчас она лопнула, словно кожа слабого человечишки, и меч, не встретив сопротивления, пошел дальше, разделяя Черный Морок пополам.

«Лучник, оставь его. Время уходит».

«Глупцы! Время здесь не имеет значения. Пусть уходит. Лишь бы не ушли…».

А жертвы уходят, убегают, у….

Черный Морок метнулся вслед за ними, и распался на две части, нет, на три. Здоровая рука метнулась вслед за беглецами, но, не выполнив последнего желания, упала в шаге от жертв.

И Первобытный страх Змеиной расы… уже отрывался от затухающих глаз.

5

Так порою бывает. Создатель Боевого Лабиринта сам впервые сознательно перемещается с его помощью. И это значительно отличается от перемещения с помощью Зеркал.

Лучник глянул вперед: далеконько до троицы, – и ему с Рамитой пришлось приложить немало сил, чтобы догнать их.

Лучник по инерции воткнулся в спину Тартара, едва не сбив с ног его и не уронив на землю Рамиту. Троица стояла, как вкопанная и растерянно озиралась: поскольку – так же не бывает? – пред ними внезапно выросла густая стена из саталовых деревьев, и пробиться через нее не представлялось никакой возможности. А где-то, недалеко позади, двигалось за ними нечто Чужое, но, кажется, давно уже привычное.

И время утекало. Возможно, как раз, сквозь эту непроходимую стену.

– Опоздали? – Все же устояв на ногах, замер в растерянности Тартар. – И что теперь? Обратно-то вернуться сможем?

– Куда-нибудь вернемся. – Это уже Даугратинья. – Ищите, как пройти вперед, то есть назад. – И вопросительно оглянулась на Рамиту.

Арель и Ола, как помнится, пели совсем другую песню, но у Лучника не было сомнений, что и эта, и та песни очень схожи.

У Рамиты снова отсутствовал взгляд, как и тогда, у острова. Но не та была песня, и не было сегодня ни шелеста листьев, ни шевеления деревьев. У сатала нет листьев, это же …. Наверное, это хвоя. Рука сама тянулась потрогать, но еще не пришедший в норму разум предупреждал: «Не след…». И уже проявился в стене метрах в пяти левее их серебристый овал, и это был нужный овал. По его дымчатой поверхности проскальзывали змейки разрядов, но Рамита негромко пела и словно слепая, пошла к нему.

– Это ловушка. – Протянула к ней руку Даугратинья, но Фэрростт решительно остановил ее.

– Не мешай. Это же сокровенная песнь Рожаны.

– А ты-то откуда ее знаешь? – Сильно удивилась ведунья.

– Не знаю. Слышал как-то.

А Рамита уже прошла сквозь овал, и он тут же начал медленно тускнеть, – и остальным не оставалось ничего иного, как броситься вслед за Рамитой.

Последним переступил овал Тартар. И только он услышал, как начало биться в закрывшийся овал Нечто, и тогда яркая вспышка коротко осветила зеленую стену.

Кажется, Даугратинья была права. За овалом оказалась еще одна такая же стена.

А у Рамиты закончилась песня. Взгляд ее «вернулся», – и она растерянно оглянулась на своих спутников.

Даугратинья, наверное, была права, но она не торопила Рамиту. Старая ведунья, волшебница, колдунья – все равно, была второй, а первой была …, но не это важно. Важно одно – то, что Даугратинья-то хорошо знала Силу своей Королевы.

И только один Лучник знал, куда они попали. Талия, кажется, называла это пространство энергетическим каналом Лабиринта. И он знал возможные последствия. Талия не напрасно боялась следующей грозы. Если гроза накроет остров, то канал легко выжжет все, что в нем находится.

А в «если» сомневаться уже не приходилось. Начинало быстро темнеть, и по кронам деревьев заструились редкие голубые змейки.

– Ключ малаи.

«Кто это сказал?» – только, Даугратинье не нужно было повторять. А порошки-то уж всегда при ней.

Но едва она замкнула пентаграмму, как ее контур вспыхнул зеленым пламенем. Даугратинья вскинула вопросительный взгляд к небу.

– Треугольник – на шее у моей жрицы.

Рамита решительно шагнула в центр быстро угасающей пентаграммы, и подняла амулет над головой.

– Время!

Первой к Рамите шагнула Даугратинья. А Лучник теперь замыкал.

Но, пожалуй, только Фэрростт знал, что сейчас будет. Даугратинья умеет столбы строить, но ни разу ими не воспользовалась.

И он знал, что мало назвать грядущие ощущения неприятными, Ох, знал ли? Но он догадался облапить всех, чтобы центробежные силы не разбросали их по Вселенной, или хотя бы по Времени.

Его поняли. Только Рамита не могла позволить себе дружеских объятий.

Столбы Даугратиньи действовали почти так же. Поток холода мгновенно раскрутил их до уровня потери сознания, но ему и этого было мало. Навстречу безумцам ударила снежная метель, – и через считанные мгновения они оказались одним огромным снежным комом. В коем нечем и незачем дышать. Потому что это Смерть. Абсолютная.

Богине не следует задавать пустых вопросов, да, и как задать? Но снежная корка спасла их в полосе огня. Нет, про огонь они узнали, когда, очнувшись, разыскивали друг дружку на заброшенном пустыре. Огонь, что постоянно порывался к ним, сейчас не смог причинить особого вреда, он даже не просушил одежду и не согрел занемевшие от Вселенского холода тела, разбросанные по всему пустырю.

Богине не задают вопросов, но ….

– Благодарю тебя, Всемилостивейшая Богиня, за то, что не оставила нас, не бросила на произвол судьбы …. – Лучник знал, что будет долгой благодарственная молитва Рамиты, но не торопил ее.

Жизнь в космосе принуждает к двум противоположным постулатам по отношению к богам. Богов никто не встретил, но следы богов имеются повсюду. Правда, это утверждение не относится ко всей этой пятерке, и Лучнику в том числе.

Не торопили Рамиту и остальные, немного ошалевшие от испытанных потрясений.

Глупо ожидать, что и короткий шок Пространства-Времени останется незамеченным Хранителями.

Сначала влетел на пустырь Кронос и, конечно же, прежде, чем закончилась молитва Рамиты. Он, разумеется, узнал бы Даугратинью и Фэрростта, и даже Лучника, но сначала узрел Рамиту с поднятыми к небу руками ….

Нет, чужаки тут давно не появлялись, если не считать таковым Тысячеликого, но и его давненько не было. Давненько – это после тех незабываемых событий. Это для Лилит – пять лет, а на самом деле – кто когда-нибудь мерил эти тысячелетия, или хотя бы столетия?

Та-а-ак! И, хотя в отношении остальных много сказано-пересказано противоречивого, но самосуда Кронос не потерпит. Кем бы она ни была.

Рамита растерянно и недовольно посмотрела на человека, прервавшего ее молитву. Но кокошник Рожаны, мелькнувший над неугасающим заревом усмирил ее гнев.

– Что тут происходит?

– Приветствую тебя, Великий Кронос! – Лучник, кажется, забыл кое-что, или только прикидывается?

– А я погожу. Повторяю, что здесь происходит?

– Уж больно ты грозен сегодня, Кронос. – Усмехнулась Даугратинья. – Плохо гостей встречаешь.

– Это еще надо посмотреть, насколько вы гости. – Презрительно посмотрел на нее Кронос.

– Так и смотри. Нечего громы-молнии метать. – Вот, еще с Кроносом церемониться!. – В дом-то пустишь? Разговор-от тайный предстоит, для чужих ушей не предназначенный.

– Где ты видишь чужие уши? – Недовольно спросил Кронос, и оглянулся на жену. А Ма уже обнималась с той женщиной. Или боролись они?

Кронос еще сомневался, но Ма он возразить не посмел.

Визитеры принесли весьма загадочные и тревожные вести. Но они же и оказались ключом к загадкам, что возникали в последнее Время. В принципе, Расщелины во Времени давно не являются тайной для Хранителей, но то, что одна из Расщелин отделила Хранителей Времени от самого Времени, неприятно поразила Кроноса. А он-то полагал, что во Вселенной все спокойно.

Если честно, то и в Начале Начал не все благополучно. Какие-то эльфы …. И это больно уязвило самолюбие Кроноса. Лилит же неоднократно рассказывала, что само Древо рождает эльфов, а он принимал ее рассказы за детские фантазии. Но теперь и взрослые рассказывают, что эльфы перенесли сюда загадочные мечи. А он и этого не заметил.

Но как это «лечь под ножки Лилит»?

– Возможно, это отвлекающий ход. – Пояснила Даугратинья. – Мне кажется, у вас в доме висит картина, похожая на ту, что на «Ветре».

Такая картина, действительно, нашлась. И лунный луч был так же испещрен вязью письма. Иного письма.

Совсем права оказалась Даугратинья: ларец находился не под Древом, а на пустыре, том, куда и были переброшены гости. И, видимо, не случайно пытались прорваться туда языки чуждого пламени.

Проговорили они долго, потом почти весь день мечи искали, но не нашли. Пришлось на следующий день все перепроверять и снова искать мечи. Мечи-то нашли, но на этом все не закончилось. Новое проникновение в Начало Начал, снова не вовремя замеченное, принесло новые огорчения, от коих и несварение желудка не зазорно получить. И осуждающе покачать головой, когда Лучник стал выговаривать команде:

– Я же приказывал на месте оставаться. А теперь все тут можем на века закуковать.

Но и Милея не поддержал, когда тот пытался Лучника урезонить:

– Не в меру расшумелся ты, Ванюша. Я виноват, меня и хули. Не мог я наказ не выполнить.

Мог, не мог. Не о том речь. Даугратинья-то тоже здесь обретается, что и поразило Милея. Все перепуталось! Мозга за мозгу так зашла, что и калачом ее оттуда не выманишь. Кому сказать? Знать, Время совсем с катушек съехало. Это надо же! Позвать Лучника, отправившегося за Мечами, во времена Члуна-Икосаэдра, чтобы годом позднее отправиться за мечами, поскольку без этих мечей Мечники не остановят того, кто к Кристаллу Белого Волка рвется, а Лучник, то есть, Са Тал ….

– Хватит, Милей! – Взмолился Кронос, и совсем расстроился.

Но что его расстройство? У Хранительницы Ма – и лица нет. Речь даже не о Древе и не о Лилит, хотя это самая большая ее боль. Речь идет о том, что кто-то настойчиво пытается помешать созданию Лабиринта. Ма тоже не безоглядно поверила в то, что на Лучника замкнулось Время. Всего скорее, оно замкнулось на Лабиринт, а Лабиринт оберегает своего создателя. А что это меняет? Ровным счетом – ничего. Это если все идет, как шло.

Верь-не верь, но что делать со всем этим, Хранители не знали.

Кронос-то теперь тоже благосклонно к Лабиринту относился, – как-никак, а спас он его от вечного изгнания, но не в изгнании суть, а в том, что, если Время позволило Петлю «замутить», то и нечего на нее покушения организовывать.

Но, тем не менее, Кронос все еще не верил в абсолютную вину Тысячеликого. Вот, перестали Зло уравновешивать, так Зла больше и стало. Попробуй, опровергни?

Теперь вот, кто-то штурмует Время Члуника, – предпоследнего из Члунов. Нет, правильнее – Члун-Ика, или Члуна-Икосаэдра. Из этого-то времени вышел и Кронос, если он не ошибается в расчетах. Но тут вероятность ошибки пятьдесят на пятьдесят.

– Почему? – Вопрос был задан Кроносом вслух, и Даугратинья была готова на него ответить:

– Именно на это время приходятся первые упоминания о Са Тале А Корне.

– Логичнее было убрать его родителей. – Сразу же возразил Кронос.

– И это говорит Хранитель? – Усмехнулась ведунья, но он не дал ей развить мысль:

– Я не Хранитель, я – Садовник.

– Тебе виднее. Возможно, это и хотят они сделать. Хроники ничего не вещают про его родителей, словно их и не было. Всего скорее, это кто-то из Магов. История больно уж запутанная.

– Темнишь что-то, Маурита? Ты же – из Лучших. Лучшая. – Не сдержалась Ма.

– Время было сложное. – Уклончиво ответила Даугратинья. – Волшебницы были вынуждены скрывать своих детей, часто отдавали их в бездетные семьи. Члун-Доде не жалел ни детей, ни их матерей. Я полагаю, Арель не надо об этом рассказывать. Тебя ведь тоже скрыли.

– Мои родители были боевыми Магами.

– Знаю. – Поморщилась Даугратинья от ее упрямства. – Но при Доде я тоже ничего не ведала про них.

Этот спор мог бы увести далеко в сторону, и терпению Кроноса пришел конец:

– Это все, конечно, любопытно, но кто объяснит, что делать. Если они прорвутся сюда, то кто защитит Древо? Я так понимаю, что теперь даже мечи не смогут защитить его, хоть и не слишком уверен в их Способностях.

– Полагаю, не о Древе речь, а о Лилитке. – Сказала Даугратинья уже без всякого ерничества. – Как ее защитить?

А сердце Ма уже подсказало, что ведунья знает нечто большее, чем сказала.

– Что-то знаешь? – Не спросила, а прошептала Ма-ть.

– Я же говорила, что письмена часто направляют на ложный путь. – Снова отделалась иносказанием старая ведунья. – Звездочку надобно спросить.

– Что знаешь? – Заставила выкрикнуть сердечная боль матери.

– Ничего. Почти ничего. – Помрачнела Даугратинья. – Звездочка считает, с нами ей лететь надо, но я в этом не совсем уверена. Не готова еще Лилитка выйти в Мир.

Глава четвертая

Члун-Икосаэдр. Страсть и разочарования

1

Члун не оглядывался назад, – он догадывался, что стража потешается, глядя ему вслед. Этим зубоскалам, видимо, больше делать нечего. Воевода так еще и не оправился после ранения, – и распустились не только стража, но и дружина. Впрочем, это Члун только предполагает. Что же творится на самом деле, ему неведомо. Его, вот, тоже могут упрекнуть, что государственные дела на самотек пущены.

И про ущербную грань он вспоминал всегда не вовремя: чаще, когда гранильщиков возле него не было. А на сам-то кристалл когда в последний раз смотрел? То-то и оно. Не тем голова забита. И сам понимает, не тем, да, что поделаешь: если и сны, и мечты – все о ней. Не о грани, конечно, а о деве той.

Сердцем-то он понимает, что напрасно тешит себя надеждой. Не до того сейчас. То, что с градом после их визита начало что-то тревожное происходить, заметно и понятно не только ему. Своя городская стража и то каждодневно о граде нерадостно докладывает: и обозы стали редки, и под усиленной охраной всегда. И стражи на тех стенах больше стало, и теперь более тревожна она и бдительна, – не то, что в первые дни, теперь-то всякого, в град входящего, с пристрастием обыскивают. Пушки хоть и не стреляют, но пушкари там неотрывно виднеются. Оттого и своя стража про вольность свою забыла. Этим-то, признаться, немного обиделся Император, – больше на его попреки козыряют. Описанных тем «посольством» чужаков возле града пока еще не видели, но каждый человек на том берегу на счет поставлен. И, когда император на берег уходит, за податью якобы, вся стража в стойку стает, но откровенно не понимает, почему в одиночку, что совсем непозволительно Императору. А вдруг, если что …? Вот, если бы в сопровождении «свиты»? Но он и «свиту» с собой не берет, что еще более не понятно: девицы только и ждут этого. Члун вздохнул: понятно, что они себе вообразили, ведь почти сразу же заметили новое отчуждение между ним и «благоверной», – и теперь ему приходилось сталкиваться с ними на каждом шагу.

Но, разумеется, как он мог на берег их брать? Надежда на то, что дева увидит его и приплывет, была слабой. Он больше надеялся встретить Милея, – с ним сначала переговорить, но и Милей пропал, как в воду канул.

Немного не дойдя до берега, Члун остановился и огляделся по сторонам. Вот уже и лето – на исходе, а Милей так и не показался. Скоро зарядят дожди, – и про берег придется забыть. Но сегодня еще погожий денек: тепла прежнего, конечно, нет, но это и к лучшему, – меньше стала доставать надоедливая мошкара.

– Все подать ждешь?

Члун от неожиданности вздрогнул. Милей? Нет, конечно. Оторопь быстро прошла, – Члун понял, что за спиной стоит Воевода. Но чувствует Члун, что краснеет, как захваченный на месте преступления.

– Н-нет! – В попытке совладать с возникшим смятением Члун терялся все больше.

– Боюсь, не будет в этом годе подати. Тревожно у них. – Воевода по привычке мял свою бороду.

– Я же сказал, не подать жду. – Смущение не проходило, оттого и помрачнел Император. – Сам вижу, что неладно у них. – И сделал неловкую попытку укрыться от внимательного взгляда Воеводы.

– Ну, нет – так нет. – Миролюбиво сдался Аромей. Он не усмехался, но Члун теперь ощутил колючую неловкость.

– Давно хотел с тобой посоветоваться, но как-то не получалось. – Растерянно проговорил он, невольно пряча глаза. – Помнишь деву из града того?

– Это ту, что с нами была? – Снова принялся за бороду Аромей.

– Не, другая, та, что пришла из града ….

– Помню. – Прищурил глаз Аромей.

– Жениться на ней хочу. – Выпалил Члун, обрезая все пути к отступлению. – Что скажешь?

– Плохой я в этом деле советчик. – Сразу помрачнел и Воевода. – Непростое решение. Поймет ли народ? У тебя вот-вот наследник родится, а тут такое ….

– Против, значит? – Обидчиво уточнил Члун.

– С плеча, государь, рубишь? Я же говорю, непростое, стало быть, дело. – Как-то поник Воевода. – Дева знатная, – не заказано не влюбиться.

– Давно я ее люблю, с такого вот возраста, – Почти выкрикнул Члун и провел рукой на уровне пояса.

– Бывает. – Неопределенно проговорил Аромей. – Но не спеши пока, не руби, говорю, с плеча. Народ наследника ждет.

– Я тоже жду. Все время жду. – Вспылил Император. – А сейчас сомнительно что-то.

– Не поймет народ. – Вздохнул Воевода. – Времена, кажись, лихие грядут. Ему опора нужна.

В столицу они вернулись молча, словно порознь, но Император послушался своего Воеводу. А Члун?

Грань так и осталась неотшлифованной.

2

Обычно осень, а за нею и зима, пролетают, – или проползают? – слишком медленно. Но эта пришлась наособицу. Может быть, потому что Члуну привалило забот – и за год не расхлебаешь? Мало того, что присоединившиеся земли слали ходоков не реже, чем раз в десять дней, так еще и Воевода Аромей отставку запросил. Замену себе он сам назвал, но будет ли она равноценной – это как посмотреть.

– Чую, не вовремя ты это задумал. – Пытался увещевать его Император. – Окраинные землю – в большой тревоге. Защитят ли их молодые-то Воеводы?

– И я не вечен, Государь. – Гудел в ответ Аромей. – Сам видишь, не проходит хвороба-то.

– Хитришь, я думаю? – Члун чувствовал подвох, но понять не мог.

– Какое, хитришь? – Стоял на своем Воевода. – Не вовремя увечье получил, хотя, когда его время-то, как познать?

– Ой, хитришь, Воевода. – Сощурил глаз Члун. – Куда это податься решил? Али тоже кто-то на острове приглянулся?

– Какое – на острове? – Малось смутился Воевода. – Хворобу лечить поеду. Заедная, кажется, хвороба, – столько времени прошло, – а никак не отпускает. К ведунам поеду ….

– К ведунам? – Мгновенно рассердился Члун. – Никак нельзя к ведунам, – враги они.

– Не прими Государь за обиду. – Осмелел Аромей. – Долго я думал, – и решил: не менее половины бед наших – из-за того, что враждуем с ведунами.

– Во-во! – Заупрямился Император. – Сам и сказал, что беда от них.

– Не то я сказал. – Упрямо вскинул голову Воевода. – Не заключим союз с магами – новой беды не миновать.

– И кто это тебе напел? – Обидчиво спросил Члун.

– И не напел, а сказал. Милей сказал. Как есть, сказал.

– Милей? – Недовольно протянул Члун. – Нашел, кого в советчики брать? Вернулся что ли? – Но надежду так и е решился будить.

– Нашел. – Что-то смелым стал Воевода? – Не чета он твоему Новару-то. У Милея не гонором голова-то забита.

Члун промолчал. Да, и что отвечать: думали, сгорел Новар, ан нет, выкарабкался, только осторожнее стал.

К слову, об обузе. Наверное, только для Члуна зима пролетела быстро. Никто не был готов к таким морозам и снегопадам. Хоть и коротки, но больно уж яры они были. Что греха таить? – многие обвинили в этом Град таинственный, но вини – не вини, а доказательств нет – как нет, хотя вот он Град-то, и подать привезли достойную: зерно, муку, и многое другое. А главное – чудо чудное – рыбу копченую, каковой испокон веков не пробовали. Оружия, правда, мало поставили, но никто ведь и не оговаривал размер и суть подати.

Но, как бы то ни было, зима закончилась. Ни войны, ни голодных бунтов не приключилось. Воевода Аромей пока еще – не в отставке. А прибавь к тому, что у дружины – справное довольствие, то получается, что есть, кому границы защитить. Одна незадача: не идут из головы слова Воеводы по поводу магов. Тема-то щекотливая. Маги – своенравный народ, – Члуну, кстати, во многом непонятный. Но, как ни спорь, а было в речи Воеводы, о чем задуматься. Может, родители и в самом деле не менее виноваты, нежели маги: сначала его дед отдалил их от государства, а затем и отец сделал новую ошибку, пойдя войной на земли совсем ему ненужные, – и потерпел позорное поражение. А после поражения «посыпалась» Империя. И до сих пор можно услышать, что таково было проклятие магов, но снова ни доказательств этому, ни воли идти новой войной на магов больше не было.

«Если не заключим союз с магами…». Легко сказать. Члуны никогда не шли на поклон. И маги тоже.

– Милея-то давно не видел? – Спросил Члун, еще не осознав, что, кажется, находится путь к решению.

– По осени.

– Как думаешь, не в граде он?

– Не ведаю. – Но сам догадался уже, что Милей отправился мечи загадочные искать. – Надеюсь, скоро вернется.

Не следовало говорить последние слова. Но слово – не пташка ловчая, а Император тут же ухватился за них.

– Это почему ты надеешься? – Хитрая бестия, но и Аромей – не промах:

– С градом-то тем не все утрясены дела. И у нас ясности нет, и у них – неспокойно.

Императора ответ, похоже, устроил, и новых вопросов не последовало. О Милее, разумеется. А дела государственные без вопросов не бывают.

– Ладно ли сделал, что дружину пополам поделил?

– Ладно, думаю. – Ни мига не сомневаясь, ответил отставной Воевода. – Тесно двум Воеводам, да и вои не в Стольном граде нужны, а на границах.

– А магам путь не закрыл. – Тут же упрекнул Император.

– Говорю же, с ними союз нужен, а не война. И не Новара союз, а твой. Если Новар с ними раньше тебя столкуется, ….

– Ты – снова? – Но в голосе Аромея послышалась Члуну нескрываемая тревога. – Известно что-то?

– Всего не известно. Но его ходоков на границе трижды перехватывали.

– И зачем? – Заволновался Члун.

– Что, зачем? Зачем перехватили?

– Зачем он посылал?

– Затем и посылал, что он-то давно уже в них союзников ищет. От стражи-то стольной его отворотили, и дружина от рук ушла, – как только воям его вольная вышла, они тут же и ушли из-под него.

– Казне нагрузка. – Загрустил Император.

– Не велика потеря. Новар и пятеринки положенного на них не тратил. Сравняй казенный сбор с него с другими – кон на кон и выйдет. Зато, ножа в спину ждать не надо. А с магами не тяни.

– Я чего про Милея-то спросил? Не подсобит он нам в этом деле?

– Нет, думаю, его сейчас на острове. Да и на остров не попасть.

На остров не попасть, это точно. Озеро словно взбесилось. Сильные морозы по ночам схватывали водную гладь, бывало, и по три дня лед намерзал. Но потом «волны вставали колом» и превращали все это в непроходимое месиво.

– Сам к магам поеду. – Решился вдруг отставной Воевода. – Если ты согласен.

– Ты? – Но сомнение вспыхнуло и угасло. – Разумно решил. Тебя они послушаются. Но многого не обещай. Большой вольности не дам.

– Поглядим. Такие дела одним днем не решаются.

3

Прав был Воевода. Такие дела одним днем не делаются. Нет, маги зла не держали, да, и приняли его весьма уважительно. Но, толи испытывали Воеводу на прочность, толи сами не были готовы к переговорам, но разговоры о союзе ловко обходили стороной.

Аромей умел вести осаду, но осада здесь не годилась, да и ему тоже ни обороняться, ни натиск вести не было смысла. Спешка тоже была пока ни к чему.