Читать книгу: «Древние. Том I. Семейные узы. Часть I», страница 3

Риц всё ещё стоял в боевой готовности, нацелив заряженный лук на поместье, в ожидании, что сейчас оттуда выйдет тот, кто разбил весь его отряд. Отступать было некуда, они находились сейчас одни, напротив гигантского пожарища. Когда же кроме звука господствующего пламени не осталось ничего, старик окинул взглядом юнца, что прятался позади него.

– Я не договорил.

– Вам н-не кажется, – Заикаясь, пробормотал Бавен. – … что, что сейчас не время?

– Ерунда! Если ты в себе уверен, то тебе не страшен самый жуткий зверь! Главное – думать головой, а не тем, что тебе нахально суёт паника и хаос в этот момент! Знаешь, малец, а ты напоминаешь мне меня в этом возрасте. Я когда-то тоже потерял родных. Моя благочестивая матушка, Рофалия её звали, как сейчас помню, было ей тогда 35 лет, красивая, все завидовали… А отец, он пахарем был, не помню, как они встретились… – Старик запнулся. – …но помню, как пришла гвардия этих собак… Чтоб они подохли все. И, как сейчас помню: облака побагровели, маги тогда всю видимую часть неба превратили в пылающий котел, накрыв им мою деревню. Я тогда по грибы пошёл, а когда вернулся, увидел, как горит почти всё наше поселение… Сколько криков было, боже мой, – старческие руки вытерли морщинистый лоб. – А знаешь, из-за чего? Из-за чего эти ублюдки сожгли несколько тысяч человек? – Риц замолчал. Его лицо покраснело, а глаза таращились в землю, словно из-неё вот-вот что-то вылезет. – Из-за того, что какой-то придворный мальчишка, принцем тогда был, спёр у короля мешок с золотом. Когда пропажу обнаружили, тот спихнул всё на нашу деревеньку, якобы, когда наш представитель отвозил золото, по пути пустил руку в казну. Ты представляешь? Ты вообще понимаешь, что это такое? Видеть, как горит весь твой род, твои соседи, друзья, старейшины? Как они просят о помощи, пожираемые пламенем, а ты ничего сделать не можешь. Вот что страшно. Не смерть, как таковая, а беспомощность. Самое страшное – это не иметь возможность помочь тем, кого любишь. – Пока военный говорил, пламя показывалось рябыми отголосками в разных частях обуглившегося дома. Рушившееся от дикого огня здание стало покрываться белёсым, илистым дымом, затягивавшим собою всю округу.

Напрягая единственный глаз покрасневший от жара и пыли, военный неподвижно целился в пустоту, всё больше покрываемую мглой, пока вскоре не стало видно ни единого объекта. Беспощадный запах гари ударил Бавену и Рицу в нос, а пелена мутного тумана резала глаза. Однако старик всё всматривался вперёд, не теряя ориентира, даже когда завидел справа от себя тёмную вспышку. «Помутнение рассудка» – подумал он. Его дряблые старческие руки тряслись от напряжения. Держать полутораметровую тетиву в боеготовности было трудной задачей для его лет. Темная вспышка появилась справа, шепотом отдалась сзади и выдала себя сверху. Обволакивающий дым изредка пропускал звуки трескавшегося дерева и падающих балок. Поначалу Риц не мог понять: галлюцинации, иллюзия или вражеский гипноз проецировали спереди от него зловещую фигуру. Мрачный силуэт плавно двигался, казалось, даже парил, расправляя части ободранной чёрной робы.

Бавен невольно попятился назад. Шаркая ногами по земле, он попутно натыкался на мечи и щиты, что остались от его товарищей. Риц всё так же безмолвно смотрел вперёд, направив лук на скрытого в тумане врага. Наступила абсолютная тишина: прекратилось тресканье брёвен, исчезли всякие человеческие голоса, и дым, всепоглощающий и беспроглядный, окутавший собою всё вокруг, стал новой реальностью для выживших Рица и Бавена. И не было конца и края этой беспросветной мгле, что заменяла собой землю и воздух.

Риц прищурился единственным глазом. Пот каплями стекал с его морщинистого лба. Он кряхтел и был уже не в состоянии выдерживать напряжения. С большим облегчением он разжал пальцы и сверкающая, стальная игла со свистом улетела в пустоту. Он замер в изумлении. Темная фигура ловко увернулась и стремительным темпом направилась прямо на него, прорезая туман, как галлеон проходит сквозь водную гладь. В панике, Риц бросился к земле, ища последний шанс на спасение. Нащупав костлявыми пальцами кинжал, он моментально вскочил на ноги, где перед ним уже возникло нечто. От испуга, он замахнулся искривлённым клинком и вновь рассек воздух. Бавен же находился в нескольких метрах от старика. Сердце сжалось в жалостном приливе и от мыслей о побеге, Бавен бросился к земле, – найти что-то, что могло бы помочь Рицу.

Повстанец учуял, что за его спиной вновь возникло что-то, и это что-то вот-вот нападёт. Вспомнив своё боевое прошлое, он резко наклонился, полагая, что удар придётся в затылок и сделал молниеносный поворот в бок, выставив руку с орудием вперёд, и в это же мгновение ногу старика поразила страшная боль. Военный закричал во все горло и обратил свой взор на раненную конечность – его правая нога была разодрана до кости. Сейчас он едва мог держать равновесие. Рухнув наземь он вопил от боли, что пронзала всё его тело. На обнажённой плоти, которую старый военный невольно схватил, виднелась разрастающаяся чернота, словно плесень. Склизская гниль атаковала сейчас его тело, а мрачная тень всё надвигалась на старика, спускаясь с неба, точно паук на паутине. Отползая назад, в тщетных попытках спастись, Риц обнаружил сбоку круглый расписной щит, что когда-то принадлежал его товарищу. Из последних сил повстанец тянулся, чтобы добраться до заветного предмета. Из воздуха моментально возникло массивное деревянное копьё и насквозь проткнуло руку старому военному, пригвоздив его к земле. Скорчив лицо от боли, старик опустил голову на землю. Разум уже покидал главу «Возмездия», он начинал бредить, выкрикивать что-то невнятное, пока не увидел лицо того, кто уничтожил весь его отряд. Промелькнув перед стариком ещё раз, тень материализовалась у его ног. Риц мгновенно пришёл в себя. Вытаращив глаза, он жадно глотал воздух.

– Ты!

– За моих маму и отца! Сдохни! – срываясь, прокричала юная Эва, не снимая с головы капюшон. Мантия принадлежала её отцу и по рассказам самого Роммара, придавала сил её владельцу. Её голос дрожал, а глаза бешено скакали с головы до ног поверженного врага.

Ошарашенный Бавен попятился назад. Он хотел помочь старику, но осознавал, что ему нечего противопоставить волшебнику.

– Убирайся! Беги и спасай свою жизнь! Мне уже не помочь! Но у тебя всё ещё впереди. Я был рад воевать с тобой бок о бок!

 Юный воин был ошарашен. Столбом стояли ноги, не желавшие подчиняться разуму, что был в прострации, – никогда ещё в жизни мальчика не было такого тяжкого выбора. Но услышав очередной призыв старика бежать, Бавену пришлось взять себя в руки. В голове вновь стали возникать образы матери и младшего брата. Окончательно оправившись от шока, воин стремглав бросился прочь, не оглядываясь.

Пылая ненавистью, дитя убитых магов с упоением наблюдало за павшим командиром. Эва подбиралась все ближе, не обращая внимания на то, что пытался говорить Риц. Силой мысли юная волшебница подняла с земли второе копье и пока старик пытался вытащить предыдущее из своей руки, молниеносным движением вонзила стальную пику в судорожно двигающийся глаз. Глава был повержен.

– За тебя, мама… – отдалось в ушах Бавена. Оглушительный взрыв, заставивший землю содрогнуться, сбил мальчика с ног, он судорожно обернулся, ожидая худшего исхода, но мгла была по прежнему непоколебима. Он немедля вскочил на ноги и ринулся бежать, пока не услышал столь же спокойное, и столь же тревожное: – За тебя, папа…

Внезапная мощная вспышка сопроводила грохочущее, продолжительное землетрясение. Туман стал рассеиваться, и мальчик увидел, как исполинских размеров каменные глыбы опускались с небес, обратно на землю. Бавен не стал останавливаться. Падая и вставая вновь, он бежал. Бежал быстро, насколько мог. Он принял для себя решение, не оборачиваться, во что бы то ни стало.

Галопом мальчик нёсся по непротоптанной тропинке, рассекая высокую траву и минуя валуны. Он пробегал бесчисленные деревья и авралы, и задыхаясь, изо всех сил продолжал бежать дальше.

“Только бы попасть домой!” – твердил он себе.

Пролетев очередной перевал, Бавен почувствовал, как его ноги стали покрываться железом: они попросту отказывались бежать, когда вскоре руки и тело последовали за ними. Странное, неизвестное чувство, будто всё вокруг замирает. Мир вокруг застывал на глазах мальчика. Его взгляд, казалось, тоже был заторможен. Мысли скакали как бешеные, сердце отбивало боевой ритм, а зрачки до последнего метались в пределах глаз, пока тело замирало. Продолжая движение, казалось, застыв во времени, мальчик обратил взор на птицу, что повисла в воздухе, в попытке совершить манёвр.

– Что же происходит?

Но уже через мгновение все прекратилось, и мальчик как ни в чём не бывало, в привычной манере галопом добирался до дома. Путь юного воина лежал через ту же самую поляну, произведшую блистательное некогда впечатление, однако теперь, все прежние краски казались тусклыми, животные – агрессивными, а ветер – колючим.

Приближаясь к границе родной деревни, где-то сзади послышался протяжный, громкий кашель и гневное восклицание. Останавливаться было нельзя: Эва, движимая местью, расправилась со всеми повстанцами и сейчас гналась за ним. Необходимо было добежать до дома во что бы то ни стоило.

Не имея достаточно опыта и познания в наработках родителей, юная волшебница всё же пыталась реализовывать магию Великих Сих: будучи адептом огненной стихии она, тем не менее, не завершила обучение до конца даже в этом направлении. Стараясь продемонстрировать всю свою мощь, Эва бралась за использование не только сил природы, но и за ту магию, которую исследовали её почившие мать и отец: Энергию и Пространство, Время, а так же зачатки магии Души, совершенно не имея понятия, как этими силами пользоваться. Девушка вновь предприняла попытку заставить Бавена и все, что его окружало замереть, но издала протяжный вопль и схватилась за руку – всё же рана от битого стекла дала о себе знать. Волшебница не могла в полной мере применять магию, не могла в полноте своей концентрировать её в виду ранения, а её неопытность в этих вопросах только удваивала неудачу.

Бавену вскоре удалось достичь родного дома. Завидев издалека крупного мужчину на пороге, мальчик искренне улыбнулся. Его отец был суровым, грубым человеком, который не гнушался поднимать руку на своих детей. Бавен увидел родителя стоящим на пороге со скрещенными руками, со своим привычным хмурым взглядом. Он любил отца, и даже его привычная мина, что обычно пугала мальчика, сейчас была для него наивысшим счастьем.

– Папа! Папа! – задыхаясь, вопил Бавен. Он уже перешёл на шаг, до отчего дома оставались считанные секунды. Но тот безмолвно стоял на пороге, казалось, даже не моргая и сердито смотрел на сына. “Как же я ждал тебя, папа” – подумал про себя мальчик.

Мимолётную эйфорию разрушила приближающаяся угроза. Бавен услышал, как позади с грохотом неслась всё та же тёмная фигура, окутанная алым песком, в перемешку с мелкими камнями и землёй уничтожал дома и без препятствия срывал деревья с корнями. Огромный пыльный смерч замер за мгновение до столкновения с Бавеном. Сбив противника с ног, подчинённый Эве торнадо схватил мальчика за волосы и повернул лицом к отцу, ещё не успевшему среагировать.

– Папа… – прокричал мальчик сквозь слёзы. – НЕТ!

 Третий, не менее мощный, чем его предшественники взрыв, сейчас прогремел у входа в деревянную лачугу. Запах копоти и вездесущий дым в момент разнеслись по округе, создавая уже знакомую мальчику картину. Брошенный на землю, Бавен, будучи скованным песчаным торнадо, наблюдал за тем, как над ещё живым его родителем кружила свора чёрных паразитов, походивших то ли на воронов, то ли на летучих мышей. Они раздирали плоть мужчины, один за другим отрывая темнеющие под их тяжестью куски плоти.

 Тяжело дыша, изрыгая изо рта потоки крови, мужчина тянулся единственной оставшейся конечностью к сыну:

– “Ба-вен… Сы-сыннок…”

 Мальчик застыл, лёжа на животе. Смерч более не нависал над ним тяжелым грузом, но Бавен продолжал держать голову поднятой, вытаращив глаза на умирающего родителя. В нем возникали и исчезали тысячи эмоций, желаний, чувств, что сменяли друг друга со скоростью света. Он не мог поверить в увиденное.

– Теперь ты понимаешь меня, презренный. – раздалось сзади.

Мальчик бессознательно повернул голову вбок. Со всех сторон на него таращились глаза, прикрываемые полупрозрачными шторами. Он чувствовал на себе жалобные взоры, и молчаливые голоса, что криками отдавались у него в голове.

– Почему вы смотрите!? – вырвалось у Бавена. Он внезапно обнаружил, что все обитатели небольшой деревни сейчас скрылись в своих хибарах и наблюдали за расправой над ним и его семьей. – Почему вы смотрите и ничего не делаете!? – его голос срывался, он постоянно сглатывал подступающий к горлу ком, не в силах сдерживаться. – Мой отец, моя мама, мои братья… Все они боролись! Боролись за каждого из вас! Они боролись против рабства, за нашу свободу! А вы сейчас смотрите и ничего не делаете! – во все горло голосил Бавен. Слезы предательски застилали глаза, а терзающая боль, что затаилась в сердце, сдавливала грудь. Он задыхался, вытирая грязными руками лицо. Мальчик искренне не понимал, почему люди, которых он знал с рождения, что были рядом с ним всегда, не помогают ему перед лицом смерти.

Он оглянулся, сглотнул слюну и провел дырявым рукавом по лицу. Над ним, во всем своем ужасающем могуществе парила Эва. Он глядела на него помутнёнными глазами, её шатало из стороны в сторону, а ноги судорожно подёргивались. Презрительно осмотрев противника, девушка фыркнула, не промолвив ни слова. Бавен судорожно бегал глазами, более не обращая внимания на молчаливые фигуры. В этот момент мальчик осознал, что может рассчитывать только на себя, на свои собственные силы. Из окровавленной руки волшебницы, левитирующей над ним, по капле стекала кровь, бесшумно растворяясь в красном песке. Юный Бавен смотрел на распоротую конечность. В его голове всплывали сцены с родами, когда на свет появился его младший брат. Мальчика словно окатило ледяной водой: “Рокхид!” – прозвучало в его голове, затем последовали слова старого Рица. – Доверьтесь инстинктам! Вы знаете больше, чем думаете! – Наконец, он услышал слова своего отца, которые он однажды подслушал в разговоре со старшими братьями. – Никому и никогда не позволяй преградить тебе путь.

Ни секунды более немедля, мальчик схватил подвернувшиеся под ногами камни. Вереница пыли, грязи и мелкого мусора одним резким движением руки полетела в лицо парящей волшебнице. От неожиданности, изнеможённая Эва не успела защититься, поднеся лишь окровавленную руку к глазам. Попав на рваную рану, мелкий сор спровоцировал волну нестерпимой боли, и девушка невольно вскрикнула. Воспользовавшись беспомощностью врага, Бавен стремглав помчался в разрушенную хижину. Ему была невыносима мысль о том, что его младший брат, что единственный родной человек, кто у него остался, маленький Рокхид, мог пострадать. Преодолевая разломанные брёвна, упавшие балки и тлеющую мебель, мальчик молился только об одном, чтобы младенец не пострадал. Взобравшись на поваленную крышу, ногой Бавен пробил себе проход в дальнюю комнату, завидев ту самую трёхногую кровать.

Отец закутал малыша в несколько одеял, так плотно, что плач едва было слышно. Рядом с шевелящимся свёртком тлели немногочисленные дощечки, что откололись от падающих стен. Одним прыжком преодолел мальчик комнату и кинулся к младенцу. Его руки дрожали, глаза были застланы влагой и только желанию спасти брата он был предан всей душой. Приблизившись к комочку из тканей, Бавен трепетно раскрыл покрасневшего Рокхида и взял его на руки. Невольно из глаз полились слёзы.

Очередной ударной волной были снесены оставшиеся стены и вновь тяжёлое вскрикивание Эвы: невыносимой болью ей давался каждый удар. Мощным толчком был расчищен путь к беглецу. Шатаясь из стороны в сторону, чародейка неуклюже влетела в хижину, врезавшись в одну из прочных деревянных стен, – с грохотом девушка свалилась вместе с толстой перегородкой. Бавен прижал плачущего младенца к груди и попятился назад, в слепую обходя кроватку.

Истощенная применением столь могущественных сил, волшебница показала своё новое лицо: вытаращенные донельзя глаза и обтянутые тонкой, серой кожей выпирающие скулы на облысевшем черепе представили новую Эву, чьи внешность и душа уже были мертвы. С силой скинув с себя тяжелые балки, костлявой рукой она выбила ими вторую стену, окончательно разрушив остатки хибары. Волшебницей сейчас двигали одни импульсы и инстинкты.

– Не подходи! Не смей! – голос мальчика срывался, пропадал и вновь истерично отдавался в пространстве.

Младенец продолжал неистово кричать и шум стал почти невыносимым, когда Эва, наконец, выбралась из-под завалов.

Одежда чародейки зацепилась за корягу, при попытке взлететь и обнажила маленький, обтянутый серой кожей скелет, что воспарил ввысь над обломками разрушенного дома.

Бавен пуще прежнего забился в панике. Нечто невероятное предстало перед его взором. Уже не живое, но всё ещё продолжавшее преследовать его нечто, угрожающе повернула ладони на братьев, сверкнув длинными когтями.

– Нечисть! Чудовище! – выкрикивал он, прижимая брата к себе, пока тот неистово кричал.

 Пробормотав что-то невнятное, девушка из последних сил возвела руки к небу. Вокруг, с невероятно ярким свечением заиграла масса разноцветных огней, – мерцающих, ярких искр, что издавали звуки, походящие на томное журчание реки. Хрипя и трясясь, в последний раз юная волшебница применила магию.

Храбрый Бавен покрепче обнял укутанного младенца, повернулся лицом к углу родительской комнаты и сжался в клубок…

Мощный взрыв…

Тьма…

Безмолвие…

Глава 1. Всё или ничего

 Крохотная, черноволосая девочка лет семи была по голову в высокой траве. Её, местами порванное, ситцевое платье было украшено выцветшими картинками животных и было уже мало. Она увлечённо копошилась в земле и наблюдала за колонией муравьёв, не помня себя от радости, если ей удастся поймать одного жирного, больше прочих. Солнце уже клонилось к горизонту, призывая прохладу и взывая к ветру, холодному, летнему ветру, что помогал работягам после трудовых жарких смен. Розель нашла крупную особь с крылышками, осторожно взяла её и поднесла к своим большим, карим глазам и начала исследовать: насекомое отчаянно пыталось выбраться, забавно шевеля лапками и расправляя длинные прозрачные крылышки.

Розель оглядела муравейник – других таких больше не было. Слегка придавив насекомое, она убедилась, что оно точно не выберется и принялась резво отрывать насекомому лапки. Крохотное существо продолжало извиваться, дрыгая крылышками, пока не осталось и их. Теперь это была уже гусеница, над чем девочка и потешалась, тыкая в несчастное насекомое веткой.

– Маленькая дрянь! Домой! – На всю округу разлетался протяжный, гулкий и басистый голос мужчины. Слин стоял на пороге покосившейся лачуги. Его местами поседевшие, сальные волосы блестели в лучах заходящего Солнца; вспухшие вены на тощем теле говорили о продолжительном голодании и постоянном приёме одурманивающих веществ, кои среди бедняков были повсеместно распространены. Он в очередной раз окликнул Розель, грозя “прибить” дочь, если та сейчас же не вернётся в дом. Но девочка, находясь среди густой травы, не спешила в дом, она притаилась, боясь, как бы её не нашли родители, однако с заходом Солнца, темнота всё сгущалась, ветер становился всё холоднее и даже муравьи и те разбежались, оставив Розель в одиночестве.

– Я тебе устрою… Тварь! Неблагодарная! – Доносились отрывистые крики Слина, которые стихли спустя несколько минут.

Деревушка, в которой жила Розель с семьёй, была одной из множества в Миазе, царстве, что находилось на Восточной стороне одного из множества островов Сарканского архипелага. То было большое государство, но как и все образования на Венере, переживало кризис после череды войн всех со всеми. В Миазе, в деревне Шабет, где жила черноволосая Розель, не хватало еды и воды. Рабочим не платили подчас месяцами, а ведение собственного хозяйства было запрещено – всё должно было принадлежать государству; люди были измождены постоянными нападками и поборами со стороны властей, которые их даже не защищали от пограничных набегов, диких животных и природных явлений, кои в этом регионе часто обрушивались на бедняков, не имевших в своих рядах волшебника, могущего совладать с силами природы. То была самая безнадёжная и пропащая точка на карте планеты. Всё было настолько плохо, что по Венере ходили слухи, якобы обитатели Шабета поедают своих детей и пожилых родных, чтобы прокормиться, а заболевших родственников и друзей, забивали до смерти с первыми симптомами.

Розель пришла в себя, обнимая гладкий булыжник, ещё помнивший тепло солнечных лучей. Шершавая трава колола тело, а от холодного ветра пробирало до костей; девочка внезапно закашляла. Что-то горькое сочилось изо рта, стекая по подбородку и шее Розель.

– Вонючий жук. Опять! – Скривилась она. Розель часто ловила и кушала разных больших и маленьких обитателей этой территории, но иногда ей попадались очень горькие и кислые насекомые, как этот. Её стошнило. Она поспешила опорожнить рот и закусила травой с толстыми стеблями, как часто делала в таких случаях. Прогорклый вкус уступил пряному и солоноватому, что было меньшим из зол. Розель поняла, что уже очень поздно и поспешила домой. Девочка вышла на опушку, откуда открывался вид на Шабет: разнородные ветхие, деревянные хибарки стояли одна позади другой, все в дырах, залатанные чем попало, построенные несколько сотен лет назад и уже непригодные для жизни; пустые будки для собак, давно употреблённых в пищу, разбросанные предметы обихода и рваные, пыльные тряпки валялись здесь тут и там. То была деревня без дорог и утопала в грязи, едва первые капли достигнут проклятой земли; у её жителей не было оружия или каких-либо средств самообороны, – трупы здесь встречались чаще, чем живые люди, а помои и испражнения, которые люди выливали себе под окна, распространяли нестерпимый смрад, к которому, впрочем, жители Шабета уже давно привыкли, как и мухи, которыми кишела одинокая деревушка. Розель вспомнила, как наслаждалась похлёбкой из подсоленной воды, корней ели и тех самых мух, которых Розель сама и ловила. То был настоящий праздник для девочки, ведь то, что она обыкновенно ела и были те самые жуки, корешки растений и дикие ягоды, от которых у неё болел живот.

От одного взгляда на злосчастную деревню, маленькой венере стало не по себе. Она хотела вернуться в траву, к спокойствию и безмятежности, к насекомым, которых она исследовала, но не могла. так как знала, что бывает, если ослушаться родителей, да и вой дикого пса и шелест в кустах, заставили девочку ускориться.

Розель робко постучала в хлипкую дверь, что зашаталась от кротких стуков маленьких ручек, но никто не отвечал. Тогда она постучалась ещё раз, немного смелее, – по-прежнему тишина.

– Мама! – Розель увидела, как несколько теней забежали за соседский дом. – Собака! – Прошептала Розель в щель. Мать девочки сидела у окна, откинув голову на подратое кресло, отца же и вовсе не было видно. Никто не реагировал на крики девочки, даже когда та завопила во весь голос на всю деревню: каждый знали, что с наступлением ночи, дикие псы захватывают контроль над Шебетом.

В какой-то момент маленькая венера поняла, что ей не откроют.

Псы шерудили в бачках близ домов и было слышно, как когтистые лапы скребутся о деревянные домики, жители которых запирались балками изнутри. Громадные носы хищников жадно рыскали в поисках любой пищи и, казалось, учуяли малышку, которая отчаянно искала вход на задний двор. Рядом с хибаркой была высокая ограда, скрывавшая небольшие владения семьи. Неделей ранее, дикие собаки уже пытались проникнуть внутрь, оставив небольшой подкоп, который исследовала на днях Розель и куда сейчас, подгоняемая опасностью, успела шмыгнуть. Одна из шерстяных тварей уже учуяла девочку и кинулась ей вслед, едва не сцапав ногу последней. Розель успела просунуть последнюю ногу и с ужасом наблюдала, как пёс, согнав громким лаев своих собратьев, стал ворошить небольшой подкоп. В кромешной темноте, под жалобные взвизгивания, пугающий вой и клацанье клыков, Розель судорожно искала вход в дом. На месте, где, как помнила девочка, был вход в дом, находился заколоченный плотным слоем досок дверной проём. Пока псы во всю стремились внутрь, Розель металась из стороны в сторону, в попытках найти место, где можно было бы спрятаться. Не найдя такового, девочка схватила брус, оставшийся от старой двери, со вбитыми в него гвоздями и накинулась на пса, что уже прорыл себе путь, обнажив зубастый оскал. Дикий зверь успел заползти лишь наполовину, просунув голову и отчаянно роя массивными лапами сухую землю.

Девочка яростно лупила голову собаки ржавыми иглами, несмотря на скулёж, который зверь поднял после первого удара: Розель промахнулась, планируя ударить в центр, однако попала псу в глаз, отчего тот громко и протяжно заскулил, точно щенок, но выбраться не мог – половина туловища намертво застряла между землёй и забором.

Розель завершила начатое, оставив раскроенный череп на обездвиженном теле, словно в назидание другим хищникам. Те, убедившись, что проникнуть внутрь не удастся, вскоре, разбрелись в поисках пищи среди улиц.

Розель бросила балку и попятилась назад. Слёзы душили её, она боялась, что мёртвая собака поднимется и начнёт снова рыть подкоп, а потом набросится на беззащитную венеру, растерзав её прямо у собственного дома. Ей показалось, будто хищник шевелится, – Луна зашла за облака и не было видно ни зги; что-то копошилось во тьме, но что – Розель не видела. Девочка забилась в угол, спрятавшись под грудой досок и вскоре уснула.

В глаза забили первые лучи восходящего Солнца, прорывавшиеся сквозь стихийны шалаш из досок. Розель никто так и не искал, хотя было уже утро, никто даже не отпирал дверь. Розель протёрла глаза и потянулась, но тотчас почувствовала острую боль в руке – должно быть, она зацепилась за гвозди, что были тут всюду. В ночной тьме не было видно ни одного острия, которые сейчас кишели вокруг Розель. Девочка чудом не проколола себе глаз и не распорола живот, отделавшись лишь пораненной рукой.

По мере пробуждения, приходило осознание того, что произошло: смерть едва не настигла это крохотное существо. Её, этой черноволосой, невинной малышки, сейчас могло уже и не быть в живых; однако именно от рук маленькой венеры и погиб клыкастый зверь, она убила его, впервые убила живое существо.

Розель, не без труда перелезла через забор, и заглянула через щель в двери: мать сидела всё в той же позе со сложенными руками и откинутой головой у окна; отца по-прежнему не было. Девочка вернулась на место трагедии. Потыкав мёртвое животное палкой, Розель убедилась, что оно мертво. Тогда маленькая венера попыталась вытащить пса, потянув за задние лапы – безуспешно. Розель вновь вернулась во двор, легла на траву и вскоре уснула.

Солнце поднялось почти на середину неба, когда девочку разбудил протяжный скрип и последовавший затем крик:

– Да пусть тебя хоть разорвут там! Мне плевать! – Разрывалась женщина где-то недалеко.

Большой! – Крикнула Розель, видя из-за забора, как из дверей домика на углу улицы выходит сбитый светловолосый мальчишка. Она называла его так, потому что родители не дали ему имени. Он был нежеланным, как почти все дети в этой деревне. Большой воспитывался одной матерью; отца забрали на войну с Марсом, где тот и погиб, от чего в семье наступила тёмная полоса. Женщина часто била сына, морила голодом, запрещая есть и без того скудные запасы пищи и поносила самыми последними словами. От него запирали двери, не раз выгоняя из дома на ночь, и, бывало, вывозили далеко за город, но мальчик всякий раз находил дорогу назад.

Большой тотчас последовал к дому своей подруги и, увидев, как та вовсю ему машет, ускорил шаг. Вместе им удалось оттащить труп пса в один из заброшенных домиков на самом краю деревни. Два квартала тащили дети мёртвую добычу к обусловленному месту. Отперев сломанную дверь, они кое-как втащили животное через выступ на пороге. Розель подперла дверь камнем, а Большой доволок собаку до окошка и распахнул ставни. Оба встали, удовлетворённые работой и оглянулись: в их тайном логове было всего две небольшие комнатки, в которых, гонимые всеми дети были полноправными хозяевами. С тех пор, как предыдущие владельцы погибли от рук разбойников, дом пустовал, а его небогатую утварь уже давно растащили мародёры.

Ребята оставили пса под окошком так, чтобы солнце не попадало на тушу, а сами прошли во вторую комнату, где вновь лицезрели с довольным видом всех животных, что коллекционировали здесь неделями: здесь были полуразложившиеся лягушки, уложенные от малого, к большому; две уже сгнившие кошки, одна со светлой, другая с тёмной шерстью; три обглоданных скелета крыс, покрытых сажей, лежали поодаль, а так же разные виды змей, пара дворняг с освежёванной плотью и несколько рыбьих скелетов, что для той местности было диковинкой. Вонь стояла нестерпимая: затхлая хижина, насквозь пропитанная плесенью, заключала в себе запахи гнили и разложившихся трупов зверей. Всех этих животных Большой приносил в их общее убежище, словно трофеи, чтобы пощеголять умениями перед подругой, после чего они оба с удовольствием лакомились добычей.

– Он пытался меня съесть. – Бросила Розель, смотря на пса. – Но теперь это сделаем мы.

– Да, мы сегодня наедимся. – Ответил, потирая руки, мальчик. Большой был магом огня от рождения, и скрывал от родных способность вызывать пламя силой мысли, так как боялся реакции матери. Всё, к чему сводилось применение волшебства Большого – это создание небольшого костра для поджаривания пищи в этом убежище.

Они освежевали и разделали пса осколком стекла, поджарили наибольшие его куски и жадно съели, после чего отправились во второе секретное место: за сенью деревьев, неподалёку от поселения, находился уютный, окружённый травой, тайный уголок для двоих уголок. Сытые, довольные друзья, распластавшись на мягкой растительности, беззаботно наблюдали за проплывавшими в небе облаками, подчас находя в объектах знакомые образы или силуэты.

– А какое имя ты бы хотел себе взять, когда вырастешь, а, Большой?

– Не знаю, – отвечал тот, закинув руки за голову – смотри, слон!