Читать книгу: «Российские истории. Служение. Любовь. Рыцарство»
© Юрий Дрюков, 2020
ISBN 978-5-4498-1616-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
…Румянцева победам…
Вы займёте в моем веке несомненно превосходное место предводителя разумного, искусного и усердного. За долг почитаю вам отдать сию справедливость и, дабы всем известен сделался мой образ мысли об вас и мое удовольствие об успехах ваших, посылаю к вам орден святого Георгия первого класса.
Из письма Екатерины II
П. А. Румянцеву. 1770 г. [июля 27]
(После императрицы Румянцев стал первым кавалером этого ордена, которым был награжден за победу при Ларге.)
Через две недели после победы при Ларге Румянцев одержит еще более блистательную викторию при Кагуле, в честь которой в Екатерининском парке Царского Села установят Кагульский, или Румянцевский обелиск.
В тени густой угрюмых сосен
Воздвигся памятник простой.
О, сколь он для тебя, кагульский брег, поносен!
И славен родине драгой!
Так написал об этом монументе Александр Пушкин.
На пьедестале обелиска надпись:
«В память победы при реке Кагуле в Молдавии, июля 21 дня 1770 года, под предводительством генерала графа Петра Румянцова Российское воинство числом семнадцать тысяч обратило в бегство до реки Дуная турскаго визиря Галиль-Бея с силою полуторастатысячною».
Читая эти строки, так и хочется вспомнить другие – из былины об Илье Муромце:
«… Заперлись черниговцы в каменный собор, плачут, молятся, смерти дожидаются: подступили к Чернигову три царевича, с каждым силы сорок тысячей.
Разгорелось у Ильи сердце. Осадил он Бурушку, вырвал из земли зелёный дуб с каменьями да с кореньями, ухватил за вершину да на татар бросился. Стал он дубом помахивать, стал конём врагов потаптывать. Где махнёт – там станет улица, отмахнётся – переулочек. Доскакал Илья до трёх царевичей, ухватил их за жёлтые кудри и говорит им такие слова:
…Разъезжайтесь-ка вы по своим местам, по своим ордам да разнесите весть, что родная Русь не пуста стоит, есть на Руси могучие богатыри, пусть об этом враги подумают»…
И насколько похожей на тот бой будет битва при Кагуле.
«…В это время десятитысячный отряд турецких янычар обрушился на каре Племянникова, нарушив общий строй и препятствуя действиям Олица… Вскрикнув: „Алла! Алла!“ – они бросились на нас в кинжалы, – вспоминал участник сражения. – Мы не то чтобы дрогнули, но некогда было спохватиться. Вдруг, откуда ни возьмись, на коне богатырском взвился граф Петр Александрович полетом соколиным, подскакал к нам и воскликнул: „Ребята, стой!“. И душа у нас встрепенулась, и ноги как будто к земле приросли, и ни одна чалма не выбилась из карея»…
Среди самых известных исторических личностей Российской империи второй половины XVIII в. граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский занимает одно из первых мест – выдающийся русский полководец и государственный деятель, генерал-фельдмаршал, кавалер российских орденов Святого Апостола Андрея Первозванного, Святого Александра Невского, Святого Георгия 1-го класса и Святого Владимира I степени, прусского Чёрного орла и Святой Анны I степени, почётный член Императорской Академии наук и художеств.
Он станет одним из организаторов русской регулярной армии. Убежденный в преимуществе наступательной тактики, Румянцев создаст новые формы ведения боя, изложенные им в «Правилах генеральных» и «Обряде службы».
Атакуя более многочисленного противника, полководец старался использовать особенности местности, сочетание фронтального наступления с ударами во фланг и тыл; разнообразные боевые порядки – каре (особое построение пехоты в форме четырехугольника, чтобы можно было обороняться против неприятеля со всех сторон и главным образом против кавалерийских атак), колонны и рассыпной строй. Он уделял особое внимание взаимодействию всех родов войск, а также армии и флота, организации блокады крепостей и разведке.
Его стратегия потом будет блестяще развита великими русскими полководцами Суворовым и Кутузовым.
По свидетельствам современников, граф Румянцев был высокого роста, стан имел стройный, величественный; физиономию привлекательную, чуждую притворства, всегда спокойную; важная походка придавала ей некоторую гордость; отличался превосходною памятью и крепким сложением тела: не забывал никогда, что читал и видел, не знал болезней и на семидесятом году жизни своей мог проезжать верхом в день пятьдесят верст и даже подумывал о новой женитьбе…
Родился Пётр Александрович 4 января 1725-го – в год смерти Петра Великого.
Его отцом был генерал-майор Александр Иванович Румянцев – дипломат, военачальник и адъютант Петра I.
Мать, Мария Андреевна, из родовитой и состоятельной фамилии Матвеевых, долгие годы занимала почетное положение при дворе.
Возможно, не желая видеть единственного сына облаченным в военный мундир, отец отправил его в конце 1739 г. (т. е. когда тот достиг 14-летнего возраста) к дипломатическому представителю России в Берлине. Но накануне своего отъезда Пётр решительно заявил, что во что бы то ни стало добьётся своего быстрого возвращения. И действительно, вскоре в Петербург пошли реляции обескураженного попечителя о «лености, забиячестве и мотовстве» молодого Румянцева, который считает, что «…у него к гражданскому чину и обучению оному весьма склонности нет, но хочет солдатом быть, которым по его превращенному мнению, ничего знать или учить, окромя того, что к солдатскому делу принадлежит, не надобно».
Уже через несколько месяцев юноша отзывается из Берлина.
В результате хлопот Румянцева-старшего Петра определяют в Сухопутный шляхетский кадетский корпус.
При этом, так как сообщения о его «лености, забиячестве и мотовстве» стали известны Анне Иоанновне, в Указе из Кабинета министров сообщалось, что «Ея Императорское Величество указала генерала Румянцова сына, Петра Румянцова, определить в Кадецкой корпус и на оного и поступки его иметь особливое крепкое смотрение».
Но это «крепкое смотрение» было не особенно долгим, так как уже через 2 месяца приказом генерал-фельдмаршала Миниха Румянцев в чине подпоручика был отправлен в действующую армию.
Там он смог отличиться в сражениях русско-шведской войны 1741—1743 гг.
Отец посылает его, уже в чине армейского капитана, в Петербург с известием о заключении Абоского мирного договора.
Императрица Елизавета Петровна была настолько довольна прекращением войны со Швецией, подтвердившей условия Ништадтского мирного договора и признававшей за Россией её приобретения в Прибалтике, что пожаловала молодого Румянцева прямо в полковники, а его отца, Александра Ивановича Румянцева, принимавшего участие в составлении этого договора, – в графское достоинство вместе с потомством. Таким образом, и сын его, Пётр Александрович, стал графом.
Общая атмосфера елизаветинского царствования располагала к вольготной и беззаботной жизни, поэтому похождениям новоиспеченного полковника просто не было числа.
Он превосходил товарищей в удальстве и отчаянности, пламенно любил прекрасный пол, был обожаем женщинами и не знал никаких препятствий, а потому однажды даже устроил обучение батальона перед домом ревнивого мужа, находясь при этом в костюме Адама.
Молва о «худых поступках» и «продерзостях» Румянцева все чаще и чаще стала доходить до императрицы, которая однажды заявила: «Ежели б де я в те числа сведала, то б отцу велела сказать, чтоб он унял, а ежели б он того не учинил, то де я более власть имею, нежели он, его унять…».
Родители всеми силами пытались образумить сына. Отец шлет ему письмо за письмом, умоляя прекратить безобразия, «Ибо уже двадцать третей год Вам, то пора постояннее быть…»
А потом уже и в более резкой форме: «Знай же, что я уже в Ваши дела вступатца не буду: живи, как хочешь, и хотя до каторги себя доведи, слова никому не молвлю, понеже довольно стыда от Вас натерпелся.
Мне пришло до того, что или уши свои зажать и худых дел Ваших не слышать, или отречься от Вас…»
Но юношеским забавам и легкомысленному поведению вскоре приходит конец, так как начинается серьезная взрослая жизнь.
В 1748 г. Пётр жениться на княжне Екатерине Михайловне Голицыной – дочери генерал-фельдмаршала Михаила Михайловича Голицына.
После же смерти отца в 1749-м – он вступает во владение всей семейной собственностью.
В 1756 г., когда началась Семилетняя война с Пруссией, Румянцев имел чин генерал-майора.
Первое серьёзное столкновение русской армии с прусскими войсками произошло при селении Гросс-Егерсдорф 19 августа 1757 г.
Как писал участник этого сражения Андрей Тимофеевич Болотов, «Пруссаки давно славились тем, что они умеют пользоваться временами и случаями, и чрез самое сие искусство часто малыми людьми великие армии разбивали». Поэтому и здесь они прибегли к приёму внезапности, чтобы «воспользоваться нашим замешательством и, не выпустив нас вон из нашей норы, передушить, как кур».
Неприятель напал на русскую армию, когда та, покинув место стоянки и пройдя лесными дорогами, начала выходить на Егерсдорфское поле.
Лесисто-болотистая местность мешала быстрому развёртыванию, поэтому русским войскам пришлось биться отдельными группами.
«Храбрые наши полки стояли сперва, как непреоборимая стена, твердо; они отстреливались сколько было силы от неприятеля, и целые два часа удерживали его наглость и стремление».
Пруссаки атаковали всё напористей, русские же продолжали отбиваться от них и сражались так, что Фридрих II потом скажет: «этих людей легче перебить, чем победить».
«Иной, лишившись руки, держал ещё меч в другой и оборонялся от наступающих и рубящих его неприятелей.
Другой, почти без ноги, весь изранен и весь в крови, прислонясь к дереву, отмахивался ещё от врагов, погубить его старающихся.
Третий, как лев, рыкал посреди толпы неприятелей его окруживших и мечом очищал себе дорогу, не хотя просить пощады и милости, не смотря, что кровь текла у него ручьями по лицу.
Четвертый отнимал оружие у тех, которые его, обезоружив, в неволю тащили, и собственным их оружием их умертвить старался.
Пятый, забыв, что был один, метался со штыком в толпу неприятелей, и всех их переколоть помышляя.
Шестой, не имея пороха и пуль, срывал сумы с мертвых своих недругов и искал у них несчастного свинцу, и их же пулями по их стрелять помышляя…»
В это время резерв из четырёх пехотных полков, которым командовал Румянцев, находился за лесом.
Услышав звуки жестокого боя, Румянцев приказал солдатам бросить всё лишнее и налегке продираться через эту, считавшуюся непроходимой, чащобу.
«Приход их был самый благовременный…
Свежие сии полки не стали долго медлить, но, давши залп и подняв военный вопль, бросились прямо на штыки против неприятелей, и сие решило нашу судьбу и произвело желаемую перемену… прежняя прусская храбрость обратилась в трусость…»
В 1758 г. Румянцеву было присвоено звание генерал-поручика, и он возглавил дивизию.
1 августа 1759 г. в Кунерсдорфском сражении – наиболее кровопролитном сражении этой войны – его дивизия располагалась в центре русских позиций.
Именно её со всей яростью атаковали прусские войска после смятия ими левого фланга, где они захватили более ста орудий и несколько тысяч пленных. Торжествующий Фридрих II, уверенный в скором и окончательном успехе, даже отправил в Берлин гонцов с радостной вестью о победе.
Дивизия Румянцева, однако, несмотря на сильный артиллерийский обстрел и натиск тяжёлой кавалерии Зейдлица – лучшей силы пруссаков – смогла отбить это нападение неприятеля и сама бросилась в штыковую контратаку, которую возглавил лично Румянцев.
Фридрих в ужасе смотрел на отступление своих войск. В совершенном отчаянии он остановился в самом опасном месте боя, и воскликнул: «Ужели для меня не найдется ядра!» Под ним были убиты две лошади, мундир его был прострелен в нескольких местах, возле него пали три адъютанта. Наконец ядро поразило в грудь его третьего коня.
Офицеры осаждали его просьбами покинуть этот смертоносный участок. «Когда все бегут, я один останусь на месте», – ответил он и вонзил свою шпагу в землю.
Несколько прусских гусар насильно увлекли его с собой, спасая от плена.
Правда, на поле боя останется знаменитая треуголка Фридриха II, которая станет экспонатом Эрмитажа.
Вечером он напишет в Берлин своему министру Финкенштейну: «Из 40000 человек у меня осталось только 3000. Я не могу более располагать войском. Подумайте о безопасности Берлина. Я не переживу моего несчастья… Прощайте навсегда!»…
Победа в сражении при Кунерсдорфе, за которую Румянцев будет награждён орденом Святого Александра Невского, выдвинула его в число лучших полководцев русской армии.
Пруссия находилась на грани полного поражения.
В Берлин войдет корпус Чернышева, а корпус Румянцева заставит капитулировать мощную крепость Кольберг и добудет в качестве трофеев сто сорок шесть орудий, 33 тысячи ядер и бомб, 500 тысяч пуль и двадцать знамён.
Фридрих II уже намеревался отречься от престола и носил с собой яд.
Но тут из Петербурга пришло спасительное для него сообщение о смерти Елизаветы Петровны.
Русским императором становится Пётр III – сторонник и поклонник прусского короля. Поэтому Россия выходит из войны и заключает союз с Пруссией.
Русскую армию теперь готовят к борьбе за прусские интересы. Командование войсками поручается Румянцеву, которому Пётр III пожаловал звание генерал-аншефа и наградил орденами Святой Анны и Святого Апостола Андрея Первозванного…
И снова всё меняется, когда к власти приходит Екатерина II. Она принимает компромиссное решение: союз с Фридрихом расторгнуть, но всё завоеванное вернуть.
Румянцев, получивший уже новые указания, не присягал государыне до тех пор, пока не удостоверился в кончине Петра III, что сделало его отношения с императрицей довольно натянутыми. Он даже просится в отставку.
Но Екатерина II определяет его генерал-губернатором в Малороссию, президентом тамошней Коллегии и главным командиром малороссийских казацких полков, запорожских казаков и украинской дивизии.
«В новой должности Румянцев уничтожил злоупотребления, вкравшиеся в присутственные места; вселил в молодых малороссиян любовь к регулярной службе, коей они до того чуждались; строгою справедливостью истребил страх и недоверчивость, питаемые жителями того края к великороссийским войскам; доставил подвластному ему народу разные облегчения в повинностях; обратил особое внимание на сбережение казенных имений, посредством хозяйственного благоустройства; поспособствовал развитию торговли, открытию учебных заведений, благоустройству городов, дорог, связи и т.п.»
Начавшаяся в 1768 г. русско-турецкая война снова призывает полководца на поля сражений.
Еще живы воспоминания о неудавшемся Прутском походе Петра I против Османской империи летом 1711 г.
Тогда окружённая со всех сторон турецкими войсками русская армия оказалась в безнадежном положении. И только благодаря заключению мирного соглашения, по которому Турция возвращала себе Азов и побережье Азовского моря, войска Петра I были спасены от полного разгрома…
Кампания 1770 г. станет триумфом военной карьеры Румянцева, а победы русского оружия – образцовыми в истории военного искусства, ведь русская армия теперь везде разбивала мусульман, несмотря на их численное превосходство.
17 июня близ урочища Рябая Могила генерал Румянцев с армией в 38 тысяч человек выступит против 70-тысячной армии турок под командованием хана Каплан-Гирея.
Для нападения на хорошо укрепленный турецкий лагерь Румянцев разделил свои силы на четыре отряда. Первый, возглавляемый им, должен был нанести фронтальный удар. Два других – атаковать фланги, а четвертый, переправившись через реку Прут, напасть на неприятеля с тыла.
Все подготовительные маневры между отрядами Румянцев провел ночью, что для того времени было просто немыслимым делом.
Турки ничего не успели понять, когда на рассвете были одновременно атакованы со всех четырех сторон.
Уже через час турецкое войско обратилось в бегство.
Неприятель потерял около 400 человек убитыми и несколько сотен ранеными. Потери русских составили лишь 46 солдат.
Следующий бой произошел 7-го июля у реки Ларга.
Армия мусульман под предводительством трех пашей и хана крымского состояла уже из восьмидесяти тысяч человек.
«Неприятель с таковыми великими силами имел лагерь на превысокой и неприступной горе с обширным ретраншементом (внутренними оборонительными оградами. – Авт.) и его канонада командовала всею окрестностию», – писал Румянцев.
Правый фланг неприятельского лагеря прикрывался оврагами и рекой Бабикул, с фронта – рекой Ларга, а левый – примыкал к реке Прут.
Имея вдвое меньше сил, Румянцев принимает решение переправить основную часть войск – 33 тысячи человек и 90 орудий – на левый берег Ларги, чтобы атаковать правый фланг турецкого лагеря.
Чтобы скрыть от противника свои намерения, Румянцев построил эти силы в боевой порядок в 8 верстах от турецкого лагеря с соблюдением звуковой и световой маскировки.
Оставшиеся войска выстроились против центральной части лагеря в несколько каре. Они должны были привлечь к себе внимание противника и, таким образом, облегчить успех флангового удара.
Встревоженный неприятель тут же открыл по ним сильную пушечную пальбу.
Румянцев приказал атаковать основными силами правый фланг, а сам поскакал к войскам, бившимся по центру.
Храбрые гренадеры, воодушевлённые присутствием полководца, штыками и грудью ниспровергали укрепления, брали пушки, быстро неслись на крутую гору и в одно мгновение ока взлетели на высоту холмов.
Не выдержав ударов с двух сторон, турки и татары сначала отступили от лагеря, а затем, бросив артиллерию, обоз и знамена, бежали, потеряв около тысячи человек.
Наши потери убитыми и раненым – 91 человек.
Сражение началось в 4 часа утра и закончилось в 12 дня.
По утверждению турецкого хрониста, хан Каплан-Гирей, узнав о внезапном нападении русских войск, пожертвовал своей казной, велев рассыпать ее по всему лагерю, чтобы превратить полки неверных в стадо мародеров.
Он же, отступив недалеко, с отрядом верных всадников только ожидал подходящего момента, чтобы контратаковать «гяуров» и перебить их, когда они увлекутся дележом сокровищ…
Но ханская казна так и осталась лежать на земле. А русская кавалерия преследовала побеждённого неприятеля еще много-много верст.
Ведь Румянцевская армия «предпочитала славу оружия пред всеми земными выгодами».
Румянцев рапортовал: «Не только место лагеря, что под нашей теперь пятою, но и всеми пушками, коих с первого взгляду считаем до тридцати, артиллерийскими запасами, палатками, разною провизией, посудою, скотом и каков только был багаж, мы в свою корысть завладели».
За эту победу он получит высший полководческий орден империи – святого Георгия 1 степени.
Победы у Рябой Могилы и на Ларге приблизили русскую армию к решению основной задачи кампании – овладению устьем Дуная и всей территорией по Пруту и Днестру.
Но в середине июля турецкая армия под началом верховного визиря Халил-паши, численностью 100 тысяч конницы и 50 тысяч пехоты, имеющая 1810 орудий, вышла к реке Кагул и стала готовиться к ответному нападению.
«Я проникнул, что турки хотят меня атаковать, – писал Румянцев, – и пленные утвердили, что с тем приготовились они к вчерашнему дню».
Положение создалось наикритическое. Впереди – многочисленные войска визиря, который уже послал 80 тысяч татарской конницы в тыл русской армии. Для прикрытия транспортов с продовольствием и охраны тыла Румянцев вынужден был выделить 10-тысячный отряд, оставив в своём распоряжении всего 27750 человек, включая и нестроевых, 6 тысяч конницы, 118 орудий.
«Но дознавши не раз, что не числом, а храбростию и усердием приобретаются военные успехи, и в последнем полагаясь на войски, коими щастие имею командовать, решился я не дожидаться на себя везирской атаки, но упредить его оною с своей стороны».
В основу плана сражения при Кагуле был положен решающий удар в направлении левого фланга при подсобном значении фронтальной атаки, имевшей целью отвлечь и сковать силы противника, а затем развивать успех главного удара.
На рассвете 21 июля войска, наступающие по центру, построились в боевой порядок из пяти отдельных каре, расположенных в некотором отдалении друг от друга, чтобы крестообразным огнем не только удерживать в повиновении турецкую конницу, но и защитить свою собственную, поставленную в пустых промежутках каре, позади пушек.
Изумленные отчаянным мужеством малочисленных русских и их наглостью, турки открыли ураганный огонь из всех своих пушек. В атаку бросились янычары, но русские каре, поражая их со всех сторон, начали уверенно продвигаться вперед. Одновременно вышедший в тыл неприятелю корпус Репнина открыл по турецкому лагерю сокрушительный артиллерийский огонь.
Турки оказывали отчаянное сопротивление. Одна из турецких атак была настолько остервенелой и молниеносной, что построение каре Племянникова оказалось смятым.
И тут, среди всеобщей сумятицы боя, раздался громовой голос Румянцева, который влетел на коне в самую гущу схватки с криком: «В штыки!».
Каре Племянникова сдвинуло свои ряды и…
И янычарам уже оставалось только одно – спасаться бегством.
Через тройные рвы россияне взлетели во вражеские укрепления.
«И тогда увидел визирь и вся его армия, что не могут более держаться, стали они подаваться назад, а мы тем жесточае их потеснили, доколе выбили с укрепления и обратили всех в наглой бег к Дунаю…
Во время сражения визирь и Магометом, великим своим Пророком, и салтанским именем силился восстановить опрокинутых, но все кричали ему в ответ: «нет сил наших сбить с места россиян, которые огнем как молниею разят».
Сто сорок орудий, шестьдесят знамен, множество военных снарядов и две тысячи пленных достались победителям. Около сорока тысяч врагов погибло во время битвы и преследования.
Наш урон не превышал тысячи человек – 350 убитыми и 550 – ранеными.
За это сражение Румянцев удостоился звания генерал-фельдмаршала, а специально для нижних чинов была учреждена медаль на голубой андреевской ленте с надписью «Кагул, июля 21 дня 1770 года».
Очень скупой на похвалы Фридрих II нашел необходимым написать победителю при Кагуле: «Полная победа, которую одержали вы над турецкою армиею, приносит вам тем более славы, что успех ее был плодом вашего мужества, благоразумия и деятельности… Мое уважение и дружество к вам совершенны».
Румянцев считал, что «разбить с малым числом многочисленного неприятеля есть дело искусства и великой славы, быть побежденным многочисленностью весьма естественно, но при этом храбрость и слава на стороне того, кто решается презирать многочисленность».
Он смог создать такую армию, которая свято верила в него и просто боготворила своего полководца.
Как потом вспоминали его гренадеры, «…при батюшке нашем графе Петре Александровиче, хотя и жутко нам было, но служба веселая; молодец он был, и как он бывало взглянет, то как рублем подарит, и оживлял нас особым духом храбрости».
Именно дух храбрости и вёл румянцевских солдат от одной великой победы к другой….
Румянцев говорил, что «к их славе я присоединю ту только истину, что я прошёл всё пространство степей до берегов Дунайских пред неприятелем, не делая нигде полевых укреплений, а поставляя одно мужество и добрую волю их во всяком месте за непреоборимую стену»…
В честь победы при Кагуле в Екатерининском парке Царского Села по проекту архитектора Антонио Ринальди был установлен мраморный 4-гранный обелиск высотой 10,8 м.
Правда, в текст надписи на пьедестале вкралась небольшая ошибка – русских войск было не семнадцать, а тридцать восемь тысяч, а вот то, что они смогли обратить в бегство 150-тысячное воинство турок, как мы уже знаем, – истинная правда.
Рядом с Кагульским обелиском любила прогуливаться Екатерина II. Именно здесь с ней встретится Маша Миронова – героиня пушкинской «Капитанской дочки».
«…Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева. Вдруг белая собачка английской породы залаяла и побежала ей навстречу. Марья Ивановна испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздался приятный женский голос: „Не бойтесь, она не укусит“. И Марья Ивановна увидела даму, сидевшую на скамейке противу памятника. Марья Ивановна села на другом конце скамейки…»
В кампании 1771 года русская армия полностью овладела территорией по левому берегу Дуная в его среднем и нижнем течении.
Вскоре было заключено перемирие, но весной 1773 г. военные действия возобновились. Война закончится только в 1774-м. Румянцев с 50-тысячным войском выступит против 150-тысячной турецкой армии, которая, избегая битвы, сосредоточится на высотах у Шумлы. Румянцев с частью своего войска обойдет турецкий стан, отрезая визирю сообщение с Адрианополем. Это вызовет в турецкой армии такую панику, что визирь примет все мирные условия.
10 июля 1774 г. был заключен Кючук-Кайнарджийский мирный договор, по которому Россия получила во владение огромные территории, крепости Кинбурн, Керчь, Еникале и Азов. Была провозглашена независимость от Османской империи Крымского ханства, кубанских татар и др.
В указе Екатерины II Правительствующему Сенату от 10 июля 1775 г. будет сказано: «…Господину генералу-фельдмаршалу графу Румянцову всемилостивейше жалуется похвальная грамота с прописанием службы его в прошедшую войну и при заключении мира, со внесением различных его побед и с прибавлением к его названию проименования Задунайского; за разумное полководство алмазами украшенный повелительный жезл или булава; за храбрые предприятия – шпага, алмазами обложенная; за победы – лавровый венец; за заключение мира – масличная ветвь; в знак монаршего за то благоволения – крест и звезда ордена святого апостола Андрея, осыпанные алмазами; в честь ему, фельдмаршалу, и его примером в поощрение потомству – медаль с его изображением; для увеселения его – деревня [в] пять тысяч душ в Белороссии; на построение дома сто тысяч Рублев из кабинета; для стола его – сервис серебряной, на убранство дома – картины…»
Румянцев снова возвращается в Малороссию. Но в 1776 г. его вызывают в Петербург, чтобы он сопровождал цесаревича Павла Петровича в Берлин на помолвку с принцессой Вюртембергской Софией Доротеей (будущей императрицей Марией Фёдоровной).
Семилетняя война не принесла Фридриху II территориальных приобретений, зато доставила ему громкую славу по всей Европе. Даже во Франции и Австрии у него было множество восторженных сторонников, считавших прусского короля лучшим полководцем своего времени. Правда, прусская армия, снискавшая своему полководцу прозвище «Великого», не выдержала столкновения с русской армией, потому что, как говорил Фридрих II: «Русского солдата мало убить, его нужно еще и повалить».
Поэтому он, очень хорошо запомнивший штыковые атаки румянцевских гренадеров, встретил русского фельдмаршала с самыми высокими почестями. При этом король держал в руке уже новую треуголку, так как прежняя была потеряна им в Кунерсдорфском сражении,
«Приветствую победителя оттоманов, – обратился Фридрих Великий к Румянцеву, который преклонил перед ним победоносное чело свое. – Вы должны гордиться победами вашими, которые передадут имя Румянцева позднейшему потомству».
Король возложил на фельдмаршала орден Черного Орла, а своему генеральному штабу приказал явиться на квартиру к Румянцеву с почтением и с поздравлениями.
Войсками под командованием самого Фридриха на потсдамском полигоне будет представлена картина Кагульской баталии.
В Берлинской Академии наук в речи, произнесенной в честь наследника Престола Российского, особо отметят роль Румянцева: «Да будет герой этот долгое ещё время ангелом-хранителем России! Распространив ужас своего победоносного оружия за Дунаем, он ныне украшает берега Шпреи доблестями, не менее славными… Но чтобы достойно возвеличить мужа, который с храбростью Ахиллеса соединяет добродетели Энея, надобно вызвать тени Гомера и Виргилия…»
Во время этого приветствия Румянцев сидел подле короля, между тем как два принца Брауншвейгские и три Вюртембергские стояли…
Возвртясь в Отечество, граф Пётр Александрович снова вступил в управление Малороссией. Одновременно он продолжает обдумывать вопросы устройства российской армии. В мае 1777 г. в своем докладе Екатерине II он напишет, что мы должны «сразмерно способам и доходам своим ополчаться, и весьма уважать их источник, который мы поныне один к содержанию воинских сил имеем: я разумею народ, дающий для войска и людей и деньги, чтобы не размерным и бесповоротным взыманием оный не оскудить, и браться за средства такие, чтобы к поре грозящей и запас в деньгах иметь, и силы наши не чувствительно для самих умножать мы могли…»
Императрица продолжает благосклонно относиться к великому полководцу, но всё больше и больше уделяет внимание Потёмкину.
В русско-турецкой войне (1787—1791 гг.) Румянцев уже на вторых ролях. Потёмкин только один раз побывал у фельдмаршала. Изредка он посылал к нему дежурного генерала с приветствием. «Остальные генералы из подлости и раболепства редко посещали графа… Один только граф Александр Васильевич Суворов оказывал ему уважение; после всякого своего дела и движения, посылая курьера с донесением главнокомандующему, особенного курьера посылал с донесением и к престарелому фельдмаршалу так, как бы он еще командовал армией…» Война закончится подписанием Ясского мирного договора, который закрепил за Россией всё Северное Причерноморье, включая Крым.
Но Потёмкин умрет, и поэтому, когда национально-освободительная борьба в Польше достигнет наивысшего накала, Екатерина II снова обратится к Румянцеву, чтобы он возглавил войска, тем более что «всё войско самое любит вас и сколь оно порадуется, услыша только, что обожаемый Велизарий опять их приемлет, как детей своих, в свое попечение».
Оставаясь на Украине, Румянцев подвигал вперёд разные корпуса своей армии, снабдил Суворова словесным наставлением, сосредоточил полки под его знамена и благоразумными распоряжениями содействовал подавлению сопротивления восставших.
Хотя фактически во главе армии встал Суворов, но он преклонялся перед военным гением Румянцева и считал его приказания непререкаемыми.
За взятие Праги Суворов был удостоен высшего воинского чина фельдмаршала, а также пожалован имением в 7 тысяч душ и получил многочисленные награды.
Эти два великих полководца вместе представлены и на памятнике Екатерине II, и на памятнике «Тысячелетие России».
Учитывая же заслуги Румянцева, Екатерина II повелела 1 января 1795 г. «Сенату Нашему подвиги его [Румянцова] засвидетельствовать новою похвальною грамотою… сверх того пожаловали Мы ему в потомственное владение деревни; на вечную же память заслуг его воздвигнуть ему на иждивении казны Нашей, дом, с принадлежащими к нему внутренним убором и пред оным сооружить памятник, истребовав от него уведомление, в столице ли, или же в которой из своих деревень он предпочтет те строения, и представя Нам план и сметы, дабы Мы об отпуске потребной суммы могли учинить распоряжение».
