Читать книгу: «Не буди Лешего», страница 14

Глава 41

В другой раз, когда он пришёл, я спросил про мать, про её здоровье. Тишка мне пожаловался, что мамка не может сама поправить крышу, а от помощи отказалась. Ждала, что ей починят за лечение одного деда, а родственники не захотели – сказали, что пара пучков травы не может стоить такой помощи, когда работы много – сенокос и всякое прочее.

– А ты что думаешь? – спросил его.

– Ну мамка действительно этому деду заваривала травы и с собой давала толчёной.

– А ты знаешь, что именно давала за порошки и травки?

– Да я не спрашивал.

– И они не спрашивали. Или посчитали, что сами знают, но лень заготавливать и деда своего поить. Ну-ка, сядь. – мы на крыльце устроились у дома. Смотрели на полянку и на лес. Баюн у ног мурлыкал. Тишка его за хвост таскал. Уже пару раз получил за это лапой.

– Хороший кот, вот бы мне такого!

– Коты сами выбирают, где им жить. А мать твоя всерьёз решила сделать тебя знахарем?

– Да, пробует учить меня лечить людей.

Вот дура баба, нашла же, чему учить. Для мужчины мастерство не больно подходящее. То есть, может, и подходящее, если подходить с умом, а не как Гостята – лечить за кусок хлеба и за спасибо.

– Мама твоя… молодец, что всё, что сама знает, стремится передать тебе, да пораньше. Она всё, что может, для тебя делает, ты впитывай, – сказал, скрипя зубами. Отвык разговаривать много, а Тишка звенит как колокольчик. Не остановишь, если начнёт болтать.

– Ну вот смотри, растёт травинка, знаешь ей название?

– Не знаю.

– А вот я тебе скажу, запомнишь?

– Наверное. Я не жалуюсь, быстро схватываю.

– А таких трав в лесу сотни, даже тысячи, и есть и ядовитые. Всех знать не надо, но пригодится многое. От каждой хвори своя травка. Её найти надо в лесу, знать место. Дойти туда. Собрать в нужное время, принести домой, сушить в месте правильном – что-то в тени, что-то как-нибудь ещё по-хитрому. И это место надо ещё выделить и следить за ним, содержать в чистоте и сухости.

Мало понимал я в этом деле и шпарил по наитию. Больше предполагая, что Тишка многого не замечает, чего уж ожидать от людей чужих?

– А после травку каждую надо хранить. Порезать правильно, потолочь. Расфасовать – опять же где-то надо под всё это в доме угол. Зимой, наверное, сарай не подойдёт. А дальше – от любой болезни нужное найти и правильно заваривать или растирать или в равных пропорциях смешивать – дать столько, чтоб вылечить, а не на тот свет отправить. Всю эту науку мать твоя впитывала от какой-нибудь старой вредной бабки. Ну или сама смотрела на людей, замечала и запоминала – что лучше помогает, что хуже. Копилось знание то со временем и с опытом. А люди видят только то, что сунули им пучок какой-то травки или порошка какого-то. И за это хотят с них платы. А как же сострадание и добросердие? Трава – она в лесу и на лугу растёт задаром.

– Тогда пусть сами растирают своих стариков и делают им припарки, а не зовут мамку.

– Ну вот хотя бы, – я вытянул вперёд ноги, на них тут же устроился Баюн. Припекало солнце, в шкуре было жарко.

– Если хочешь быть лекарем, надо запоминать всё, что мать рассказывает, а потом уходить в края чужие. Чем больше ты узнаешь, чем за случаи сложнее будешь браться, тем будешь лучше как лекарь, больше будешь иметь достатка.

– Уходить? И ещё… А что такое сотни и тысячи?

– И учиться тебе надо счёту и грамоте. И многим другим премудростям.

Ведь старше он уже, какие там пять лет? Ну пусть не в два раза, а всё же много больше своего возраста вымахал, и лес его уже давно приметил. Пока он человек. Человек с нашей тёмной кровью, ну пусть, частично, с моей способностью лес слышать. Но Тишка может стать любой нежитью. Вот чуть не свалился в мёртвый источник. Лесу нужен Водяной. А тут бродит подходящий. Ещё совсем маленький, да больно ли разбирается нечистая сила?

– Я же не брошу мамку.

– Не будешь же всю жизнь сидеть у её юбки? Она права, конечно, что нужна там, где люди. Да только люди есть везде, а не везде есть лекари и знахари. Так что тебе как раз открыты все дороги. Люди строят корабли, в караванах ходят, торгуют, выстраивают города большие, красивые, много на свете диковинок и многие ты можешь увидеть, многим сам заняться. Нечего в лесу сидеть.

– А если мне люб лес?

– И любо жить в селении?

С кем я говорю? Ему пять лет. Ему пока надо быть с мамкой.

– Послушай, я не смогу научить тебя нищенствовать. Я не умею этого, так никогда не жил, хотя я свою жизнь не помню, но мне кажется, что и тогда не побирался. Так что знания, как быть побирушкой, у меня нету. Как работать за спасибо – я не знаю. Леший за всё берёт плату. Не берёт только тогда, когда сам брать не хочет. Могу научить только тому как работать и в достатке жить.

А он даже не спорит, сидит тихо. Пинает ногой Баюна в бок.

Глава 42. Тишка и Кощей

Как-то они встретились с Кощеем.

Тот прилетел, вылез из ступы. Обомлел, когда увидел, как на полянке я, волком обернувшись, играю с каким-то дитём.

– Это кто? – Кощей не ожидал. Обернулся человеком, подошёл. – Это же… – вслух говорить не стал. Дождался, когда я перекинусь в свое Лешачество и подойду. Тишка поздоровался и убежал в дом к Кикиморе – испить водицы.

– Это же… твой?

– Мой.

– А как? – Костейшество не верил.

– Ну вот успел как-то.

– А кто мать?

– Ну уж не Кикимора. Хотя она старается.

– В каком смысле? – Кощей снова не понял.

– Ухаживает за ребёнком, пока он здесь. Как бы не разбаловала.

– Так мать кто? Селянка твоя?

– Она.

– А она знает, что он тут?

– Да я не спрашивал. Спрошу. Прибегает парень часто. Не каждый день, но бывает. Уж поди, замечает женщина, что сына маленького где-то носит.

Когда Тишка выбежал, уже что-то на ходу дожевывая, Кощей спросил его:

– Звать как?

– Тишкой.

– Это Тихоном, что ли?

– Нет, Тихомир я.

– Имя какое занятное. А я Кощей. На ступе хочешь полетать?

– Хочу.

Кощей дождался, пока Тишка доест, что у него было с собой в руках и деловито вытрет руки о рубашку, а потом посадил его в ступу.

– Одного запустишь? – спросил я, наблюдая.

– Да не, вместе сначала кружок, потом пусть сам.

– Какое сам?

– Да всё нормально будет, – Кощей запрыгнул в ступу.

– Ты же не баба Яга и не к ней? Дитё вернёшь? – спросил я снова.

– Ты давно ли, Леший, стал курицей-наседкой? Вернёмся мы.

Они улетели. Вернулись когда, Кощей был какой-то позеленевший.

– Ну как, повадился с дитяткой? – осведомился я вежливо.

– Чуть не издох, – Кощей оставил Тишку в ступе, сам вылез, подошёл ко мне и сел на крыльцо рядом. – Сразу видно, что твой пацан.

– Любишь ты нас.

– Аж больше смерти.

– Больше жены любишь, выходит? Только ей не говори, она ревнивая. Что прилетел-то?

– Да просто так. Слухи ходят, вот, решил сам посмотреть.

Тишка летал на ступе по двору. Вышла Кикимора, поднесла Кощею воды, пригласила на обед. Кощеюшка, разглядывая мою зелёную жену, вежливо отказался, поцеловав ей ручку.

– А что Кикимора-то похорошела? – спросил он, когда она скрылась в доме.

– Ты мне друг, но жену не отдам, даже Кикимору. А что, всех Василис разогнали? Ты чего на чужих жён заглядываешься?

– Да как ты отошел от дел, они все ко мне, а я один не справляюсь, а тут Мара ещё сильно недовольная – говорит, что не для того она меня собирала из костей, чтоб я гулял по бабам, – он почесал ногу.

– А нога-то до сих пор от косули?

– Да вроде уже как родная стала. Как своя, – Кощей выпрямился. – А ты, Леший, хорошо устроился. И детеныш у тебя, и кот. Тебе бы только рожу свою вернуть смазливую, и все девки твои.

– Не надо мне никаких девок, я женат, – ответил я, наблюдая, как Тишка запихивает Баюна в ступу.

– Ну это решение правильное… – Кощей вздохнул. – Я вот иногда думаю, что если б не женился, уже бы прогулял всё своё царство. А раз я теперь женат, то мне надо богатство наживать быстрее, чем Мара его тратит. Мара, кстати, косы отрастила обратно, уже не лысая. Но после битвы стала поугрюмей, ты с ней поласковей. Увидишь если, сделай комплимент. Скажи, что она красавица.

– Соображу как-нибудь. Тишка, куда ты с котом собрался?

Мне ответили, что они на речку. На какую ещё речку?

– Здесь сиди. Дядя Кощей до дома подбросит. И кота выпусти.

Тишка нехотя вытащил Баюна из ступы.

– Грамоте ему учиться надо, – повернулся я к Кощею.

– Будешь учить?

– Да где мне? – я показал свою лапу. – Как я буду перо в руке держать?

– Хочешь, я с ним позанимаюсь? – Кощей взглянул на Тишку. – Толковый, поди. Только давай я его лучше счёту буду учить? Мне это ближе. Я каждую монетку наперечёт в своём царстве знаю.

– Счёт и я люблю. Я каждое деревце сосчитать должен и каждую зверушку.

Нечисть вообще любит счёт.

– Ну как-нибудь разберёмся. В общем, я беру парня на поруки.

– Колдовать только не учи раньше времени. Пусть человеком побудет, – предупредил я.

– Может перекинуться?

– Если лес поможет, только так.

– А что мать его?

– Поговорить надо с ней. Теперь уже хоть как надо. Вот собираюсь заманить её в лес.

– Привести её к тебе?

– Силой, что ли? Не надо. Сам подкараулю, она теперь в лес выходит. Уже мельком видел. Обдумываю пока, что скажу, да думать долго некогда. И так уже пять лет пропустил, пока был в дальнем лесе. А у меня сын тут уже бегал.

– Кстати, что я рассказать-то хотел! – Кощей ударил меня по плечу. – Я же разговаривал с Радой!

– Она вернулась?

Да нет ещё. Но до царицы дошла. И, не поверишь, скоро на арене будет биться!

– Как это – биться будет? С воинами?

– Есть бои такие на потеху публике. В городах больших ареной называются. Народ собирается посмотреть, как бьются воины. Часто бьются насмерть. Рад вызнала, что где-то там её муж, и тоже записалась. У них сейчас ночь, а завтра утром она на бой выходит.

– Она не спятила ли?

– Да мне откуда знать? Но я помочь вызвался. Буду издалека наблюдать за ней и подсказывать. Через амулет и меч мой можно связь держать. Буду видеть её глазами и управлять её оружием.

– Ну что сказать… Быстрее бы она уже нашла мужа.

А то так и будем с ней водиться.

Мы посмеялись. Рада, конечно, нашла снова себе приключеньице не по зубам. Но ввязалась. Хорошо, что Кощей смог услышать.

А через время какое-то, когда Тишка снова был у меня, и мы как раз обедали, Кощей ворвался, с глазами круглыми, сам горящий весь, чуть дом весь не спалил мне.

– Алеша! – взвыл он. – Быстро скажи мне, ты дарил что-нибудь Раде? Есть у неё какая вещь твоя? Лучше оружие?

Как оказалось, Рада прямо сейчас на арене бьётся и, видимо, она осталась без меча. А значит, и без поддержки Кощея…

Глава 43

– Нож дарил ей охотничий, – ответил я, наблюдая, как Кощей вытаскивает большое блюдо, гремя посудой, что тут же полетела на пол. Достал он блюдо медное, то самое, на котором голову мы вражьей нечисти допрашивали.

– Нож это хорошо, это сработать может! – он блюдо взгромоздил на стол передо мною. – Лапу дай, нужна твоя кровь.

– А по-другому никак, наш ты кровожадный? – я уже лапу ножом порезал и приложил к блюду.

– Никак… никак! – прорычал Кощей громче. – Не могу пробиться, нож не у Рады!

– Ну свяжись с тем, у кого нож! – прорычал я в ответ.

– Не могу… там душа чистая… Ребёнок… – Кощей вздохнул. – Даже если есть немного крови тёмной в нём, не свяжется он с нечистью. Слишком светлый дух, мне не закрепиться.

– Радогор наверное, Рады сын, – понял я. – То правда, это души чистые, их род охраняет белый волк.

– Ну так и что мне делать? – Кощей по сторонам посмотрел, развёл руками. – Где я возьму чистую душу, да ещё твоей крови, чтобы через твой нож связаться?

– Так вот же… – вдруг я додумался. – Ребёнок сидит перед тобой. Тишка! Сюда иди!

– Я не ребёнок, – промычал он, забираясь на лавку с моей стороны. – Что нужно делать?

Кажется, про кровь мою он не понял.

– Там где-то далеко, за многие земли отсюда, есть мальчик, примерно твоих лет, с ним связаться надо. У него в руках мой ножик охотничий. Так что мальчишка может тебя услышать.

Не спрашивая больше, что надо, Тишка сам чиркнул себе по ладони ножом и приложил ладонь к блюду. Я чуть не поперхнулся, но промолчал.

– Что-то надо говорить? – спросил малец, вглядываясь в блюдо.

– Нет, не надо, – Кощей тоже над блюдом наклонился. – Точнее, когда надо будет, ты поймёшь. Если ещё получится.

Кажется, у нас получилось. Мы увидели народу много, чьи-то ноги и спины. И забор высокий каменный, через щель в котором кто-то смотрел на… арену.

– Получилось, – Кощей вздрогнул и картина, что нам открылась в блюде, пошла рябью. – Тишка, мальца кличут Радогором. Попробуй у него спросить про матушку. Только не испугай. Ты сейчас видишь его глазами и нам показываешь. Сам не боишься?

– Нет, – прошептал Тишка, не отнимая ладонь от блюда. – Я… не уверен, но, кажется, он хочет перебраться через стену.

– На арену, что ли? – мы оба наклонились над блюдом.

– На арену… – Тишка замер, задержав дыхание. Потом зашептал. – Нет, не сюда, там, где выпускают из ворот, там можно выйти, там не следит никто.

– Ты что творишь? – Кощей зашептал тоже. – Ты ему подсказываешь?

– Он хочет выйти и не знает как, – Тишка оттолкнул Кощея свободной рукой. Кощей не сдвинулся, замер.

– Пробрался, кажись. Вон, картинка движется. Это Рада лежит на земле? – спросил я, вглядываясь. – Никак её сейчас зарубят.

– Малец к ней бежит, зарубят обоих, – выдохнул Кощей, по столу ударив. Снова рябь пошла.

– Ну-ка не маши руками, ты связь поддерживаешь. Я так понимаю, не один же Тишка?

– Твоя правда, – Кощей прикоснулся к блюду.

– Тишка, что он делает?

– К мамке бежит. Не мешайте мне, – шепнул Тишка. – Он меня слышит.

– Вы что разговариваете? – не понял я.

– Вроде того… Я смогу! – вдруг выкрикнул он. – Надо вниз падать. Падай! – крикнул он снова, вытягивая руку.

– Под меч! – Кощей взвыл.

– У него нож в руке. Кощей, бей! – я зарычал, схватив обоих. Кощей же схватил Тишку за руку, придавив её к блюду.

– Держи крепче, – не знаю, кому сказал он, а Тишка кивнул. Я ощутил волну от сильной отдачи.

– Он нож не выпустил, – ответил Тишка, выдохнув. Мы только что увидели, как от удара ножом по мечу, воина, который тот меч держал, далеко отбросило и доспехи его оплавило.

– Малец, у которого нож в руках, жив? – спросил Кощей у Тишки.

– Да, – кивнул мой сын. – Только… темнота теперь. Он больше не видит.

– Сознание потерял наверное, – объяснил Кощей. – Главное, живой? Боль в теле есть?

– Да, живой. Болит вот здесь, – Тишка показал на запястье. – И он не испугался.

– А ты испугался? – спросил я.

– Я нет. Мы оба не боялись, – ответил малец. – А что с дядей сталось, который отлетел?

– Вопрос хороший… – Кощей потёр руки.

– Этот дядя свой меч остановил. Насколько смог, – Тишка продолжал держаться за запястье.

Кощей посмотрел на меня.

– Леший, ты хоть представить можешь, сколько в нас в троих силы?

– Ну и что? – не понял я.

– Убили мы наверное его. Воина этого. Мужа твоей Рады убили.

Глава 44

– Ну а что бы мы сделали? Он зарубил бы сына на глазах у матери, а потом и её зарубил, – продолжил Кощей.

– Или нет, вон Тишка говорит, что воин остановил меч. Узнал, значит, семью свою.

– Может и узнал, а что ты предлагал делать?

– Да… всё правильно… – вздохнул я. – Хорошо хоть, что получилось вообще через такое расстояние ударить, да рукою ребёнка.

Тишка снова насупился. Не любит, когда его ребёнком называют.

Все трое долго сидели мы понурые. Я даже и забыл, что Тишке домой пора, к матери. Вот так оставишь его, а она там с ума начнёт сходить.

Тишка, может, из интереса больше, или как почувствовал что, прикоснулся к блюду снова. Замер над ним.

– Слышишь что? – спросил я.

Он только кивнул. Потом зашептал. Слух у нас с Кощеем хороший, и мы поняли, про что он разговаривает.

– С Радой? С матерью того мальчонки говоришь? – спросил я.

– С ней, – ответил за Тишку Кощей, он, колдовская морда, видимо, разговор контролировал.

– Ну, значит, оба живы, – я успокоился. Рада и сын живы, а за Родьку я не скажу, что сильно переживал.

Оставил Тишку ночевать у себя. Можно было, конечно, со стаей волков его домой отправить. Но не хотелось по ночи, всё ж таки лес, сплошь колдовское место, жадное до новой нечисти. И была небольшая вероятность, что опять с сыном Рады связаться получится.

Кощей улетел по своим царским делам, а среди ночи вернулся. Ворвался снова в дом ко мне, кость поганая, весь полыхая, и сообщил, что Рада живая – связалась с ним сама через амулет. И вся семья её жива-здорова. Богатырь, видать, пришёл в себя, а как именно они все освободились от плена далёкой царицы, то Кощей так сам толком и не понял.

– Я вот так рассуждаю, Леший, – сидел он за столом, отчитываясь. – Кто на ней женат, тот пусть её домой и провожает. Они теперь всей семьёй соединились – совет и любовь, дойдут как-нибудь. А мне к царице Барсе соваться нечего. Чужие земли, чего границы нарушать почём зря?

– Дак ты вспомнил, как её зовут, царицу эту?

– Я бы сам не вспомнил, Рада имя сказала. Алёша, знал бы ты, какая там царица!

– Даже не начинай, – я кивнул на Тишку, сопящего на лавке.

– Повезло Раде, что у тебя сын есть. Ещё и такой сообразительный, – Кощей посидел ещё, задумчивый, спросил дежурно про здоровье Кикиморы и улетел восвояси.

Тишку я утром отправил домой. Он потом долго не приходил, наверное, Гостята отругала, что ночевал непонятно где. Но если снова явился, видать, под замок посадить не смогла.

С Горяном его как раз познакомил. А в другой раз, когда Тишка был у меня, пришлось знакомить с Марой.

Она явилась, и нет бы хоть мне сказать слово приветственное, да где там… Начала сразу с вопроса:

– Алёшенька, а где? Вижу! – она рванула к Тишке.

– Ну-ка, стой! – я остановил её своею лапой. Оттолкнул. Она принялась сопротивляться.

– Ну Лешенька, ну дай хоть посмотреть на твоего сына! Ну я чуть-чуть поиграть с дитятей! – она хищно пощёлкала когтями. – Тебе что, жалко?

– Мара, помилуй, ты же смерть. Куда тебе к ребёнку?

– Ну я аккуратненько. Он же почти нежить? Переживёт знакомство. Жадным не будь!

– Буду жадным! Лети отсюда.

– Алёша! Знаешь, что скажу тебе? Вот ты как был скотиной, так ею и остался. Только больше твоё лицо красивое никого в заблуждение не вводит. Вот эта морда лешачья тебе подходит больше!

– Соответствую снаружи тому, что внутри? – я ей пастью своей зубастой улыбнулся. – А сама тогда чего?

– А чего я? – она показала на своё красивое лицо, откинула назад густые волосы. – Я уже всё, обратно замаскировалась. Так и не скажешь, что я Смерть, да?

– С ребёнком всё равно поиграть не дам.

– О, смотри! Сам бежит сюда! Ну здравствуй! – Мара шагнула вперёд, наклонилась и помахала ручкой.

– Тишка, это Мара, – представил я своему сыну смерть.

– Мара? – Тишка бегло взглянул на неё. – Красивая тётя, – и убежал.

– Ну что, довольна, красивая тетя? – поинтересовался я.

– Вот скажи мне, это что же, тоже как-то по крови передаётся? Такая наглость? – Мара на меня взглянула.

– Он тебе комплимент сделал. Хорошо выглядишь. А тебе лет тысяча, – успокоил я её.

– Женщинам не напоминают про возраст, – огрызнулась Мара. Что ей напоминать, как будто она сама не помнит?

Была ещё одна причина, почему мне не нравилось, что Тишка бегает по лесу. Ту тварь, что нападает на зверьё, калечит и убивает без разбора и без надобности, я так и не изловил. И как раз так получилось, что когда ждал Тишку в гости, почувствовал что-то неладное.

Погрузился в лес, начал пробираться сквозь дебри густые и чащи, увидел всё ж таки глазами звериными, что Тишка в беде. Та тварь как раз его выслеживает, идёт по пятам, охотится. А он, кажется, понял. Или лес подсказал – какой-нибудь зверь.

Я туда рванулся, себя не помня. Обдирая свою волчью шкуру в клочья. Успел вовремя. Вся жизнь пронеслась перед глазами, а она у меня долгая. В один момент увидел тварь в прыжке и своего сына. Я тварь топором запущенным сбил, умудрившись перевернуться в Лешего, а потом зарубил её. На глазах у Тишки.

Не хотел я, чтоб ему открылось такое зрелище, но выбора не было. Тварь пришлось мне порубить на части, вытащить на поляну и прикрыть ветками. Хоронить нельзя, как бы не переродилась тварь и не встала. Объяснил Тишке, что надо, чтоб её ветрами на солнце высушило, развеяло или просто чтоб стала она пеплом и просочилась в землю, смешавшись, но не растворившись. Не примет её земля, но задержит.

Тишка начал спрашивать, почему так? И зачем вообще напала такая гадина? И что поделом ей. Я ему ответил, что он не прав. Не виновата та тварь, что по земле нашей пришлось слоняться ей.

Привели её сюда силой, на привязи. Выпустили, заставили убивать. Пережила она большую битву. В огне выжила. Домой ей ходу нет и здесь ей места нет. И даже сейчас она не упокоилась. Ну разве только что отмаялась.

Спросил Тишку – понял ли он что-нибудь? Он ответил, что понял. Про ту пору и битву в селении до сих пор говорят много, мальчишки, до рассказов охочие, многому верят – и правде и выдумке.

Я бы не хотел, чтоб он был как я.

В тот раз мне надо было успокоить зверьё в лесу и заодно свои нервы. Обход я делал, обернувшись в волка, и Тишку на спине катал. Снова оставил его на ночь, чтоб по тьме не шастал. Кикимора уж как любила его ночёвки. Сказки садилась ему рассказывать и кормила сладким. А утром, когда Тишка уходил, он внезапно спросил у меня.

– Батюшка Леший, а ты ведь отец мне?

– Да, – проскрипел я, сгибая лапы непослушные, чтоб присесть и сравняться ростом. – Я тебе отец.

– А как я появился на свет? – так сосредоточенно, пожалуй, от меня никто и никогда не ждал ответа.

– Ты же знаешь, что Кощей и Горыныч людьми обращаются. И я когда-то мог. В ту пору мы с твоей мамой познакомились.

– Вы вместе жили?

– Да. Недолго. Три дня.

– А теперь не живёте, потому что ты не можешь быть человеком?

Всё ж таки дети умнее женщин. Рада донимала меня расспросами, пока её кое-как не выгнал, Тишка сам додумался.

– Так и есть.

Он как будто кивнул и собрался уходить, а потом повернулся и спросил:

– А мама об этом знает?

И точно дети умнее меня. По крайней мере, вот этот.

– С твоей мамой… нам в любом случае надо поговорить. Как только выпадет случай.

– Ты из леса не можешь выходить, батюшка?

– Нет, не могу. Дождусь, когда твоя матушка сама за чем-нибудь в лес сподобится.

Тишка кивнул понимающе.

– Она скоро пойдёт в лес – травы заготавливать на Купалу. Раньше она боялась в лес ходить, а потом как-то привыкла, и теперь иногда ходит. Когда надо очень. Мне предупредить, когда она пойдёт?

– Не надо, я знаю, когда у людей праздник Купалы, – я потрепал лапой Тишку по лохматой голове и усадил на волка. – Езжай домой, с матерью твоей мы свидимся.

И, может, не надо было этого ему говорить, как бы не вышло, что я его матушку любимую обвиняю, но, видать, наболело у меня.

– Я про тебя узнал только когда у источника мёртвой воды увидел, в который ты чуть не свалился.

Больше ничего говорить не стал. Тишка понятливый.

В моей постели чужая женщина с чужим ребёнком нянчилась, я видел, как чужой сын начал ходить. А своего не видел. Гостята меня этого лишила.

Какой с меня в то время был прок, правда? Что я делал? Как раз пьянствовал и буйствовал, или обустраивал дом для Кикиморы? А потом ушёл в дальний лес. Но я не знал.

Отправил Тишку восвояси, раздумывая, что скажу Гостяте. Нам с ней теперь не ругаться надо и не поминать былое, а решать про Тишку.

А вышло так, что свидеться пришлось нам раньше, чем перед Купалой.