Читать книгу: «Ходящая по снам», страница 3

Глава 6. Сон

Амалфея, а по простому коза Милка, казалось, была довольна своей шуткой, как кошка, что притащила на подушку мышь. Все упреки, что дед старый и нервы его надо беречь, пропустила меж рогов, лишь довольно мекнув-мякнув, подставила козью морду для почесываний.

– Ну что хулиганишь, бестолочь ты такая. А так приснишься чужому или болтливому – уведут со двора, а нам такая коза самим нужна, – продолжала ласково увещевать питомицу Лиза.

– Да погоди ты, дай хотя бы рецепт запишу новый. Сегодня на очереди были вареные в меду огурцы с сушеной калиной и вороньим глазом. Помогали от подагры и ревматизма. Лиза так еще подумала, что для пенсионеров огурцы во сне видеть – это запросто. Да и ревматизм им болячка знакомая. Пока рецепт крайне полезного сонного десерта занимал свое место на страничке книги, коза задумчиво жевала одеяло, всем своим видом показывая, что если хозяйка с ней на улицу не пойдет и не обеспечит провиантом, то с постельным бельем может попрощаться раз и навсегда. Лизавета на провокации велась и аккуратно буква в букву выводила: «Варить три ночи подряд, не доводя до кипения. Помешивать против часовой стрелки можжевеловой веткой».

– Все, пошли на прогулку. Я готова.

Надо было навестить бабу Милу и узнать про Ольгу. Еще очень интересовала серебряная брошь, так и оставшаяся приколотой к пижаме. Милке надо было какой-нибудь живности наловить или предложить уже самой поохотится. Угодья теперь большие, может, какого кролика поймает, бестия рогатая.

К калитке химера протопала след в след за хозяйкой, а потом, прихватив зубами край кофты, выскользнула вслед.

– Эй, ты куда это собралась? Ты вообще-то дом должна сторожить!

– Меее, – издевательски ответила хищная и скрылась в тумане. Лиза чувствовала свою козу, как раскаленное маленькое светило. Она с легкостью могла указать, куда улетело непоседливое животное, и призвать ее силой одного желания. Все оказалось просто, как чувствовать собственную руку, копошащуюся в сумке. То, что ты ее не видишь, не значит, что не контролируешь. Белокрылая химера кружила за пределами их мирка, примериваясь, на кого бы поохотиться.

– Я за тобой вернусь, не улетай далеко, – крикнула неудачливая пастушка и поспешила сжать в руке бабушкины часики. Надолго эту гулену оставлять не хотелось.

Маланья сегодня ничего не готовила и не собирала из своих запасов. В доме отчетливо пахло мятой и ромашкой, но на столе лежала только белая рубаха, куда знахарка аккуратно наносила красным мелком геометрический узор.

– Проснулась твоя подруга, – вместо приветствия сказала Лизавете. – Посиди спокойно, не сбивай. Такие рубахи для рожениц хороши. Наденет на ночь, и ни один морок не привяжется. Грани-то тоньше паутинки становятся, когда человек в мир приходит или когда уходит, вот и приходится сторожка вплетать. Сейчас узор нанесем, а потом его ниткой и закрепим. Будет крепко держаться.

Лиза завороженно разглядывала незамысловатые ромбы и перекрестия линий. Что-то похожее она видела в музее Историческом.

– Милка из дому сбежала, – пожаловалась она бабушке.

– Ну так не на цепи ж ее держать. Полетает – вернется. Она кошмары теперь людские будет сама ловить. Они ей питательней теперича, чем веники-то из крапивы. Позовешь – вернется, куды ей бечь, у нее дом есть, с периною – хихикнула Маланья.

– Как там Ольга? – села перебирать нитки рядом, помогая распутать перевязанные клубки.

– Это хорошо, что ты сюда ее притащила, там у себя она так на воду бы и глядела. Здоровая она. Все помнит. Страхи ее кончились. Поговорить вам надо. Не нравятся мне те, кто ее поймать смог. Девка-то сильная, хоть и не нашей породы. Сама до всего дошла. Книжек умных прочитала. Я столько и в той жизни не видела. – стукнула по рукам за связывание разных красных клубков. – Не видишь что ли – одна нитка женская, а другая для старухи, что неплодна стала. Цвет-то различай. Учить тебя и учить. Чем сегодня потчевать собираешься? – резко перескочив с одной темы на другую спросила, посмотрев строго на внучку.

Та замешкалась, не поняв вопроса, а потом догадалась, что рецепты проверяют у нее.

– Огурцы вареные на меду, в печке томленые. С сушеной калиной и вороньим глазом. Взять полфунта меда липового со спящего зимою улья да молодых огурцов, чья рассада у дачника не взошла, – забарабанила она, как пионер присягу.

– Верю, верю. Ты, Лизка, торопись. Тяжелые времена настают. Тревожат мертвых. Сны их баламутят. Есть в моей книжке и такой рецепт, чтоб спалось им крепко да сладко, да пока сама не дойдешь, помогать не стану.

– Я постараюсь. А как тревожат?

Но Маланья отвечать не стала, лишь скосила глаза на Лизину грудь и пальцами сцапала забытую с прошлого раза брошку.

– Это еще что такое? Ты б думала, чего цепляешь! Опять тебе этот ворюга притащил? Поинтересовалась бы у милого своего, откуда дрянь эту таскает, глядишь и не вешала бы память усопшую к сердцу-то.

– Снять? – испугалась Лиза, схватив приколотую серебряную безделушку.

– Да оставь уже, вреда-то не наделает. Нет в ней злобы, одна грусть только осталась. Сходила бы да отпустила плакальщицу, сколько лет мучается. Ни уйти, ни вернуться.

– Мы ее в старой бане нашли у соседей, а Кеша потом в сон притащил.

– Хорошо, что дохлых мышей тебе не таскает, добытчик, – продолжала ворчать бабушка. – Всю жизнь мусор в дом прет. Запомни, девочка моя. Вещи от хорошей жизни не теряются. Нет там счастливых историй, у твоего Иннокентия, не того полета птица. Ну коль притащил тебе заданье, то и выполняй. Ежели заблудишься, Милку свою зови – она домой по короткой дороге доставит, не то что этот, занесет еще куда. Иди уже иди, ночь коротка. В лес-то так и не собралась?

– Да куда там, у нас пожар был, чуть не сгорели.

– Дом крепкий, я его на Вербное воскресенье святой водой поливала с четырех углов, пожара не бойся. А сама сторожись, темное рыщет, тебя по свету ищет. Ну иди, иди, нечего глаза таращить, – и выпроводила Лизавету за порог.

Так, сжимая брошь, и шагнула со ступенек. Холодно. Ноги босые по промерзшей земле сразу остыли. На дворе конец ноября или декабрь бесснежный. Вместо мостика плита могильная. Идти тяжело, ветер навстречу поднялся, шага не ступить, не вдохнуть. Ступать страшно, обратно идти гордость не позволяет. Брошь на груди огнем горит, почти обжигает. Тянет за собой, как рыбу на крючке. Перескочила, едва коснувшись носком холодного камня. Стоит Лиза в поле. Небо серое, трава сухая под ветром шелестит. Земля серым пеплом припорошена. Ни души живой. Куда идти? Кого звать?

– Ну, веди к своей хозяйке, – сняла брошь и кинула перед собой. Покатилась серебряным клубочком перед Лизаветой чужая память, плетение только и мелькает. Чувствует совсем замерзать стала, еще чуть-чуть – и останется Елизавета Петровна, как спящая красавица, посреди мертвого поля. Смотрит, стоит девушка. Вдаль вглядывается. Ладонь прикладывает к глазам, а нет никого.

– Доброго дня, – Лиза отбросила навеянное настроение и хотела только поскорее закончить это блуждание по промерзшей земле.

– Милого я жду. Обещался, что и после края вдвоем будем, а вот нет как нет. Не видела ли его, суженого моего?

– А поподробнее можно? Как звали? Как выглядел? Где жил? Даты, адреса, пароли, явки. Как я вам, барышня, суженного вашего найду, если я про вас ничего не знаю.

Девушка в соломенной шляпке потупилась и произнесла почти шепотом:

– Повенчались мы тайно от отца. Сбежать хотели. Я, пока ждала у церкви, застудилась сильно, вот и сгорела в лихорадке. Евдокия Петровна, урожденная Всеволожская, дочь коллежского советника Петра Алексеевича из Фоминского уезда, – представилась та. – Муж мой, Алексей Николаевич Голлер, капитан лейб-гвардии Финляндского полка, ехал в расположение части своей. Смута у нас была, неспокойно. Отец хотел во Францию меня отправить, а я все Лешеньку ждала, – заплакала бесцветная девушка. – Вот ждала, ждала, да не дождалась.

– Ну, ну, как вас там, Евдокия Петровна. Поищем вашего Лешеньку. Если я эту брошку нашла, может и муж ваш найдется?

– Лешенька жив! Я всегда это знала, вот и не может прийти ко мне, а я тут застряла ни жива, ни мертва, – опять начала рыдать брошенная невеста.

– Ну, здесь я бы поспорила. Смутные времена – это 1917, наверно?

– 16-й был от Рождества Христова, – подняла на Лизу удивленные глаза девушка позапрошлого века.

– Вот, а на дворе 2024-й год, понимаешь? Сто лет уже прошло с гаком, потерялся твой Лешка в горниле Мировой революции. Брошь спрятал, а сам потерялся. Ну, не плачь, архивы есть. Имя есть. Поищем. Ты меня тут подожди, еще немножко, может, и придумаю чего.

– Спасибо вам, вы подарили мне надежду в этих зловещих сумерках. Отнесите мою память к его могиле, там мы и встретимся, – Лизу аж скривило от высокопарности речи этой экзальтированной барышни, но кивнула согласно, подхватила с земли брошенную брошку и закричала во все горло: «Милка! Милка, козью твою мать, неси меня домой уже. Я тут околела совсем!»

Химера появилась в сером небе, как уменьшенная копия Пегаса, если к рогам не приглядываться. Довольно юркнув, прихватила Лизавету за кофту зубастой пастью и дернула за собой в теплый полдень деревенского лета. Облокотившись о калитку, Лиза пыталась отдышаться от этого мгновенного перемещения из промозглого ноября в летнюю жару. Ноги ничего не чувствовали, по спине до сих пор бежали толпами мурашки, но она была дома.

– Это кто у меня умница? Ты моя хорошая! Давай ушки почешу моей козюлечке! У кого такие лапки красивые? – нахваливала и поглаживала свою хранительницу. Той только этого было и надо. Кто скажет, что козы не умеют мурлыкать, тот нагло соврет. Умеют! Просто это должны быть специальные модифицированные, с крыльями.

Глава 7. Явь

Ночью пошел долгожданный дождь. Тяжелые капли стучали в старое окно, на улице шумел мокрый ветер и просыпаться совершенно не хотелось. Дед с утра топил печь. На подоконнике скопилась лужица воды у старой рамы, а Лизавета валялась на кровати, лениво размышляя, что пора вставать. Очень не хотелось идти в деревянную будку, но организм требовал начать новый день именно с нее. Потоки воды текли вдоль непосаженных грядок, кругом разливалась серая мгла, и казалось, что май уступил пару дней октябрю.

– Не пойду никуда, буду лежать на кровати и ничего не делать, – за время своего отпуска Лиза не вспомнила ни одного дня, когда ничего бы не происходило. Все требовало ее внимания, движения и сил. А тут погода сама дала перерыв.

Стройка сегодня тоже никуда не двигалась. Сегодня был большой праздник – 9 мая, да и непогода не разрешит. После утреннего праздничного парада, просмотренного вдвоем по интернету, дед Василь засобирался в баню с мужиками. Приехали со всем почтением погрузили нарядного ветерана. Оставшись одна в теплом, протопленном доме, Лиза забралась в уютное гнездо из подушек и свернутого пледа. У кровати ее уже ждал ноут с не досмотренным еще в Москве сериалом и кружкой сладкого кофе. Отдыхать было скучно. Через полчаса глупые реплики героев уже наводили тоску, спина затекла, а около подоконника собралась целая лужа воды.

– Ну, так дело не пойдет, – свежеобретенное шило в нижней части спины подзуживало на какое-нибудь осмысленное действие. Остановив на полуслове главного героя, что уже минут пять размышлял о своих непростых чувствах, Лиза пошла за тряпкой. Вымыла подоконник и пол, разобрала завал из чистых и ношеных вещей, поменяла постельное белье.

– Нормально так отдыхается, – обнаружила себя на кухне, возле помытой посуды и сияющей плиты. Приехал Виталя. Получил сегодня выходной за отсутствием старшего и в довесок два пакета вещей в прачечную на завтра.

В холодильнике еще оставалась еда, нарезать салат на праздничный ужин времени много не нужно, и, покружив по дому в поисках занятия, опять оказалась у ноута. После небольшой встряски нашлось и дело интереснее, и место приятнее, чем мягкая перина.

К вечеру приехал распаренный Акимыч с Матвеем, а Лиза оторвалась от поисковых запросов, разгибая уставшую спину. Пора было менять табуретки на кухне на что-нибудь более удобное. Хозяин брошки после долгих поисков оказался реальной фигурой. В тематических сайтах и форумах рассказывали, что в Первую мировую войну он вступил в ряды Финляндского полка. Высочайшим приказом от 1916 года штабс-капитан Голлер был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени. Интересная личность. В Русской армии барона Врангеля служил в 1-м сводно-гвардейском полку до эвакуации из Крыма.

После 20-го эмигрировал во Францию, был участником сопротивления и умер в 45-м, не дожив до победы. Был женат. Остались двое детей. Стоило поискать кого-то на Лазурном берегу, из общества русских эмигрантов, может и подскажут, где этого вояку похоронили. Ехать во Францию ради несчастной Евдокии искательница не собиралась, а вот списаться и отправить брошь для захоронения вполне была готова.

Мужики тихонько сидели рядом, заглядывая через плечо на ветки форумов, стараясь не мешать. Лиза поняла, что больше из открытых источников ничего не вытащит, отложила вопрос на подумать и обратилась к деду с Матвеем.

– Раз у нас сухой закон, давайте просто поужинаем. У меня готово все.

За ужином больше молчали да вспоминали стариков, заставших наступление немцев. Недалеко от деревни был музей Веры Волошиной. Девушку казнили немцы в тот же день, что и Зою Космодемьянскую, но подвиг молоденькой разведчицы такой огласки не получил, хотя маленький музей и открыли.

– Жалко девчонку, совсем молоденькая погибла. Надо будет нам туда, Лизавет, наведаться, моя Марья там помогала чем могла, поди, и от наших рук не откажутся.

– Конечно, съездим. Подвиг этот забывать нельзя. Если есть чем помочь, то поможем. Не сомневайся. О чем вы поговорить-то хотели, с такими загадочными лицами весь вечер сидите?

– Так вот чего мы удумали. Дом наш, Лизавета, маловат, да и венцы нижние поменять треба. Вот мы с Иванычем и покумекали, что надо нам свайный фундамент не только для туалету делать, но и весь дом на него поставить.

– Сразу и обвяжем все, – поддержал деда прораб. – Расходы пока только на сваи будут, а дому потом с постройками на одном фундаменте стоять, все крепче, чем каждый раз свое городить.

– Подождите. Вы хотите наш дом разобрать и фундамент весь заменить? А жить мы где будем? – округлила глаза Лиза, не поняв и половины.

– Да тьфу на тебя. Куда разбирать? Фундамент нам поменяют, а дом оставят. Полы опять же утеплят. Уже придумали все. Надо еще только 40-50 свай, да обвязки чутка. Ну, с печкой еще покумекать. Она-то на своей опоре стоит, это только перекладывать

– Можно это без меня как-нибудь решить? Я вообще ничего не поняла. Главное, чтоб не в сарае с козой куковать, пока вы тут все сломаете, – Лиза потерла виски пальцами. – А без этого никак нельзя?

– Ежели по-правильному, то никак. А если кое-как, то можно и так, – хитро ответил дед, запутав окончательно свою хозяйку, но потом подмигнул и продолжил:

– Не боись, Лизка, такие хоромы нам отгрохают, что будешь у нас боярыня столбовая, а мы, значит, при тебе.

На том и порешили. Все найденные данные отправила Вениамину на почту с просьбой помочь найти наследников белогвардейского эмигранта. В голове носились мысли о перестройке дома. Представлялось такое французское шале с открытой верандой и лавандой в горшках, но в реальности мог получится монстр из кучи кубиков.

– Может, проект посмотреть какой? Но куда с нашими финансами – такие траты. Сама порисую, чего хочется, а трое из ларца пусть уже думают, возьмутся за это безобразие или нет.

Дедушка уже похрапывал на печи, за окном шелестел дождь, а Лиза все сидела на кухне в мечтах об идеальном доме, где всем найдется место.

Глава 8. Сон

Странное дело, каждую ночь приходилось куда-то по чужим сновидениям ходить, а недосып остался в Москве вместе с кошмарами. В просторном сонном доме Лиза ходила задумчива и только перебирала варианты, куда бы она что поставила. Если добавить пару комнат и большую веранду, то гостей можно оставлять в старом доме. А если еще и расширить кухню, то куда будут выходить окна. «Можно же сначала тут дом перестроить, а потом уже наяву его пытаться повторить», – посетила светлая мысль блондинистую голову.

Химера с ленивым интересом наблюдала за метаниями хозяйки. Она была согласна на переделки, если ее кроватку, занимавшую полспальни, никто не будет двигать. Козочка устала, ей отдыхать надо.

– Пойдем-ка прогуляемся, – предложила хитрой морде хозяйка. Все лежишь и лежишь, а окрестности мы так и не посмотрели. Вытащила уговорами и принуждением ленивицу на крыльцо и пошла на задний двор. В отличие от реального пятачка с парой грядок, яблонями и сараем, тут было просторно. За заборчиком начинались поля. Летний полдень остановившегося времени напоил зноем травы. Терпкий запах щекотал ноздри, и тропинка приглашала прогуляться все дальше и дальше.

– Пойдем? – Лиза замерла у заборчика, вопросительно посмотрев на козу. Не то чтобы она боялась, но знакомый по яви мирок был точно безопасен, а тут трава по пояс и непонятно, кто в ее сновидениях еще может поселиться. Милка боднула трусливую хозяйку под мягкое место: мол, не бойся. Тут страшнее нас никого не водится. Обогнув застывшую Лизавету, потрусила вперед, раздвигая сложенными крыльями осыпающиеся метелки.

– Начало сотворения мира, – думала восхищенная Елизавета Петровна, царица полей. Над головой в глубоком, голубом небе звенел жаворонок и тонким серпом висела новорожденная луна, презирая космический порядок. Лиза лежала на смятой траве, раскинув руки – лучшего сна за свою жизнь она еще не видела.

Амалфея, вредная рогатина, ходила кругами, утаптывая спирали, как от прилета инопланетян. Сторожила хозяйку и мученически подхватывала травинки, всем видом показывая, что она нагулялась и пора уже возвращаться.

– Вот до края леса дойдем и вернемся, – из вредности предложила хозяйка, решив показать, кто в доме главная коза. Березки, казавшиеся такими близкими, отодвигались с каждым пройденным шагом. Они то казались нарисованными, то проявлялись, то скрывались в тумане.

– В лес, похоже, я тут не попаду. Придется Лешему наяву свидание назначать. Хотя идея казалась такой удачной.

Оставалось вернуться к дому не солоно хлебавши и пойти записывать очередную тарабарщину в кулинарную книгу. Сегодня у них на сон грядущий была постная гречневая каша, обернутая листьями капусты и желтой кувшинки. Представляя себе это сочетание вкусов, даже в лекарственных целях, Лиза содрогалась всем желудком. Впрочем, для лечения мозолей и натоптышей, может, ее просто прикладывать надо было. В рецепте об этом ни слова, но и готовить не заставляют. Запоминай и пиши.

Отпустив Милку за калитку в поисках новых, свежих кошмариков, сама собралась к бабушке. Надо было рассказать, что узнала про брошку, и посоветоваться, как Лешего в лесу ловить. Часики привычно прыгнули в ладонь – и вот она уже стоит у знакомой двери.

– Ну что, егоза? Замерзла поди от смертного холода? Пустила тебя преграда-то или ворона пришлось ждать? – выспрашивала Маланья сновидицу, налив полную кружку малинового взвара и выдав очередную ватрушку. В волшебной печке они, похоже, пеклись постоянно.

– Холодно, да. Я думала, околею, пока дойду. Девушка там, мужа ждет. Как в революцию умерла, так и ждет. А он, герой и белогвардеец, сбежал во Францию, там женился, жил и помер. Он про нее и не помнил, наверно.

– Последние желания уважать след. Попросила тебя душа чего исполнить, так не обещай или в лепешку расшибись, если слово дала, – Маланья припечатала последнюю фразу резким хлопком по столу. Лиза чуть кружку не разлила.

– Это я и сама поняла, – ответила примирительно. – Я его наследников постараюсь найти, может, им отправить, чтоб в могиле захоронили. Не готова я во Францию ехать, здесь дел полно.

– Да понятно, что ж делать-то. Я тебе, девочка, говорю, чтоб ты пустых обещаний не давала. Ни живым, ни мертвым. Во снах такое втрое взыщется, не то что в жизни твоей бестолковой.

Лиза постаралась свернуть разговор от нравоучений в конструктивное русло и взялась выспрашивать про Лешего. Что ему нести из подарков и как найти. Сама идея дойти до леса во сне бабушку больше рассмешила, но направление, где искать, указала примерно то же:

– Опять ты забыла, чего я наказывала. Вещь тебе нужна, что лесу принадлежит, тогда и в сон попадешь, куда надо. А из гостинцев хлеба с солью да сахару кускового. Хватит ему, старому. От меня привет не забудь передать, да на словах скажи, чтоб не озоровал. Болото какой год гниет, а он ни ухом ни рылом. Расслабился совсем, только и осталось мощи дачников пугать да по буеракам таскать. Будет чего просить – за спасибо не соглашайся. Есть чем отдариться скопидому этому, пусть уж раскошеливается. А коли должен останется, то считай – счастливый билет вытянула. Ну иди, иди. Утро вечера мудренее.