Читать книгу: «Жестокие женские игры», страница 5
– Что случилось? – схватив сына за руку, почти закричала она.
– Мам, да что с тобой? – удивился Максим. Ты на себя не похожа.
– Со мной всё в порядке, просто испугалась. Ты ведь никогда не приезжал ко мне на работу, вот я и подумала, не случилось ли чего.
– Но что может случиться? Что за ужасы ты напридумывала?
Елизавета Андреевна грустно улыбнулась. – В молодости, сынок, любая неприятность, даже самая большая, выглядит как маленький пустячок. Я ещё помню это состояние души, когда мне всё было нипочём. Но в моём возрасте, даже самая маленькая неприятность, таит в себе непредсказуемые последствия. Ладно, не обращай внимания, просто у меня день сегодня тяжёлый, вот и мерещатся всякие ужасы. Так что, всё-таки, привело тебя ко мне? – вновь спросила она у сына.
– Мам, мне деньги нужны, можешь помочь? – Только мне много надо. Я потом отдам, обещаю.
– А что за срочность? Кто-то заболел?
Зная свою мать, Максим прекрасно понимал, что стоит заикнуться о том, зачем нужны деньги, она как клещ вцепится в него и не отпустит, пока не узнает все подробности. Это совершенно не входило в его планы и поэтому, он решил подтвердить ею же сказанное:
– Да, и я обещал помочь.
– Ну, хорошо, если это действительно так важно и срочно, то подожди меня здесь – сказала она сыну – я вернусь минут через десять.
– Но что всё же произошло? – вернувшись, обратилась она к сыну.
– Мамочка, я тебе потом всё расскажу. А сейчас нужно бежать, меня ждут. Максим умоляюще посмотрел на мать. Отказать, когда он смотрел на неё таким взглядом, она не могла. В такие минуты Елизавета Андреевна готова была луну с неба достать. Ласково улыбнувшись, она потрепала его по голове: – ну, беги, спасай, добрый самаритянин.
Поцеловав мать, Максим помчался обратно в больницу, а Елизавета Андреевна вернулась на работу. Она уже вполне пришла в себя после всех сегодняшних переживаний, когда к ней в кабинет вошёл бывший Эдюсик, а теперь Эдуард Григорьевич Ключевский.
– Ну, здравствуй, Лиза – ещё раз поздоровался он.
Елизавета Андреевна чуть улыбнулась и ответила ему в тон: – ну, здравствуй, Эдик.
Ключевский рассмеялся: – А ты всё такая же, совсем не изменилась, даже ещё красивей стала. Всё что угодно ожидал сегодня, но только не встречу с тобой. Знаешь, я и в самом деле очень рад тебя видеть, а ты меня, скорее всего, нет.
–Почему? – удивилась она.
– Мне сказали, что на эту должность хотели назначить Ракитину Е. А.. Но я не знал, что это ты, и получилось, что, дав согласие, я отнял это место у тебя.
– Ерунда, выброси из головы. Я действительно немного расстроилась сначала, но потом муж и сын убедили меня, что будет лучше, если я останусь на своей прежней должности. Я и так домашних почти не вижу, а добейся своего, они вообще забудут, как я выгляжу.
– Ну, такую женщину как ты, вряд ли кто забудет. Мне вот, например, не удалось.
– Пожалуйста, Эдик, не смущай меня. Лучше расскажи, как жил все эти годы.
Эдуард Григорьевич сел в стоящее у окна удобное, глубокое кресло. Она видела, что он немного нервничает, но не стала ни о чём спрашивать, сделала вид, что не замечает его повышенной нервозности.
– Понимаешь, Лиза, – не тратя время на церемонии, начал он, – получается, что я два раза сильно обидел тебя. Один раз в юности, послушавшись свою маму, второй раз, отняв, правда, не подозревая об этом, должность на которую ты претендовала. А ты мой первый зам, нам работать в тесном контакте, вот, я и хочу расставить все точки над «i».
Глядя на его серьёзное лицо, Елизавета Андреевна в который раз подивилась мужской самонадеянности и самовлюблённости, но не подала и виду, насколько это её рассмешило. Напротив, ласково улыбнувшись, она ещё раз заверила, что никаких обид ни за прошлое, ни за настоящее на него не держит и тоже искренне надеется на нормальные, полные взаимопонимания, рабочие отношения.
– Спасибо, Лиза. Я всегда знал, что ты удивительная женщина. Если бы не моя мама, ни за что не бросил бы тебя тогда, но ты ведь знаешь, у неё всегда было очень слабое здоровье, а тогда ещё и с сердцем проблемы начались.
Сделав вид, что поперхнулась кофе, Елизавета Андреевна еле сдержала готовый вырваться наружу смех. Даже для Эдика это уже было слишком. Абсурд какой-то, подумала она, но, кажется, он и в самом деле до сих пор не понял, что, собой представляет его мамочка.
А он, пройдя неприятную для него фазу разговора, расслабился. Из глаз исчезла настороженность, и теперь перед ней был уже не большой начальник, а обыкновенный мужчина, радующийся возможности поговорить с красивой женщиной, в которую был влюблён когда-то, и вспомнить вместе с ней неповторимые студенческие годы.
– Несколько лет после института, я работал в «Агропромэкспорте», а потом, отец нашёл для меня местечко в нашем торговом представительстве в Канаде. Но чтобы уехать туда, нужно было жениться. Вот родичи и подсуетились, быстренько нашли мне невесту, а следом и свадьбу сыграли. Знаешь, когда мы с тобой расстались, я ни на ком жениться не хотел. Были, конечно, женщины, но не для совместной жизни. А с Милой всё получилось более чем удачно, я даже не думал, что такое возможно. После Канады мы несколько лет жили в Америке, там у нас родились близнецы, мальчики. Я, как ни старался, не смог до конца преодолеть языковой барьер, а они по-английски говорят лучше даже чем по-русски. В сентябре определил их в лучшую в Москве школу, так учителя за голову хватаются, мои «бандиты» их через слово поправляют. Ну, вот, собственно и всё. А как ты?
–У меня всё гораздо проще. Муж врач. Сын на следующий год оканчивает институт, тоже будет врачом, хирургом. Я как видишь, здесь. После института вышла замуж, ребёнок родился. Работала то в одном банке, то в другом, потом сюда попала. Всё просто и не очень интересно.
– А это случайно не твой сын приходил к тебе сегодня? Я видел из окна. Красивый такой, высокий парень? У Елизаветы Андреевны потеплело на душе. Максима она любила безумно и любая похвала в его адрес, была для неё самым лучшим в мире подарком.
– Да, это был мой сын, Максим. Похож на меня, правда?
–Очень похож. Мои мальчишки тоже на мать похожи. Только глаза говорят у них мои.
Услышав это, Елизавета Андреевна подумала, что дай Бог, чтобы у них были глаза Эдика-завоевателя, а не Эдика-сенбернара.
– Расскажи мне про Америку – попросила она его.
– Тебе о стране или об американцах?
– Помнишь, у Чехова: «Москва и москвичи? Давай по тому же принципу: «Америка и американцы», а то я не совсем представляю, как можно отделить одно от другого.
Он начал рассказывать, но она почти не слушала, вспоминала его маму.
Мамочка Эдика слыла грозой всех провинциальных невест в их институте, но такого приема, какого удостоилась Лиза, не удостаивался никто ни до, ни после неё. В принципе, ей было абсолютно всё равно, как мама Эдика отреагирует на её появление. Просто было любопытно посмотреть на женщину, о которой однокурсницы слагали легенды. Лизу, Мария Триадьевна встретила очень приветливо и даже пригласила выпить кофе с пирожными, но потом, услышав, каким, заикающимся от волнения голосом, разговаривает с ней её сын, схватилась рукой за сердце, которое у неё почему-то оказалось с правой стороны, и, рухнув в кресло, прошептала драматическим шёпотом: – Эдюсик, «скорую», скорее!
Всё это было ужасно наигранно, но к её удивлению, Эдик отнёсся к маминому полуобмороку вполне серьёзно, и что есть сил, помчался к расположенному через дорогу пункту скорой помощи. Она тоже хотела уйти вслед за ним, но, в этот момент, убедившись, что сына нет дома, Мария Триадьевна открыла глаза и заговорила нормальным, абсолютно здоровым голосом:
–Вы даже не представляете милая девушка, как я вас понимаю. Сама когда-то приехала сюда без гроша в кармане, и, вдоволь помоталась по Москве, снимая углы, пока не вышла замуж за Григория Ефимовича. Эдик, без сомнения, прекрасная партия для вас, но вы его не получите. Так что не тратьте время зря, поищите другую жертву.
– Вы гениальная мама. Никогда раньше не думала, что для достижения своей цели можно использовать такие вот дешёвые приёмы, и ведь Эдик кажется, безоговорочно верит в то, что вы и в самом деле тяжело больны.
– Вполне возможно, что когда-нибудь и у вас, милочка, родится сын, и ещё неизвестно, на что пойдёте вы, если на него положит глаз какая-нибудь смазливая провинциалочка.
Может из-за того, что её назвали «смазливой провинциалочкой», а может потому, что так жалко вдруг стало безоговорочно верящего матери, Эдика, Лиза разозлилась окончательно, и глубоко вздохнув, быстро выложила любящей мамочке всё, что думает о ней, и о её сыне. К её удивлению, мнимая больная не впала в истерику, не затопала ногами и не выгнала её вон. Мария Триадьевна внимательно посмотрела на Лизу и…пригласила бывать у неё, когда сына не будет дома. И Лиза бывала. Более того, между ними возникли довольно своеобразные дружеские отношения, и когда в институте началось распределение, именно Мария Триадьевна помогла ей устроиться на хорошую работу в Москве.
–Лиза, да ты, кажется, не слушаешь меня? – прервал её воспоминания Эдуард Григорьевич.
– Слушаю, конечно слушаю. Но давай об этом как-нибудь в другой раз поговорим. А сейчас лучше о маме своей расскажи. Как она, жива?
– Почему ты вдруг вспомнила о моей маме? Мне казалось, у тебя остались не самые приятные воспоминания о ней.
– Не говори ерунду, Мария Триадьевна удивительная женщина. Так что с ней?
–Да знаешь, всё нормально. Она круглый год живёт на даче. Папа умер три года назад, и с тех пор она не хочет жить одна в Московской квартире. Сейчас мои тоже там. А хочешь, поезжай к ней на выходные, бери сына, супруга. Я тебя с женой познакомлю. Думаю, и мама будет тебе рада. Она кстати часто меня спрашивала о тебе, но ты куда-то пропала, даже на звонки не отвечала.
Елизавета Андреевна улыбнулась: – Спасибо за приглашение Эдуард Григорьевич. Я действительно навещу как-нибудь Марию Триадьевну, но вряд ли получится познакомить членов наших семей. Мой муж не вылезает из больницы, а у сына своя жизнь. Да и вашей жене вряд ли доставит удовольствие, знакомство с былым увлечением супруга.
–Да, подумав, – ответил он, кажется, ты и в самом деле права. Ну, если уж не получится дружить семьями, будем надеяться, что, по крайней мере, на работе, наше прошлое не будет мешать настоящему. Елизавета Андреевна намеренно перешла на «Вы» и перевела разговор, а он с готовность подхватил её инициативу и теперь перед ней вновь был не бывший влюблённый однокурсник, а расчётливый, хладнокровный, уверенный в себе мужчина, её начальник. Поблагодарив за кофе, Эдуард Григорьевич встал чтобы покинуть кабинет. По его виду она сразу поняла, что он всё же немного уязвлён отказом, но с присущей практически всем мужчинам самоуверенностью, отнёс его на счёт женских обид.
О Господи, подумала Елизавета Андреевна, если бы он знал, что я о нём думаю, тут же меня уволил бы. Ну откуда в мужиках столько самоуверенности? Распрощались она довольно сдержанно и уже стоя в дверях, он попросил её поторопиться с отчётом. Услышав эту просьбу, Елизавета Андреевна поняла, что минута откровения прошла и вряд ли повторится. Это её обрадовало. Каким бы привлекательным мужчиной он не был сейчас, оба они помнили о неприятных моментах, что когда-то были в их прошлом, и будет лучше, если отношения между ними не будут выходить за рамки рабочих. Проводив, Елизавета Андреевна углубилась в свои бумаги, что целой горой лежали у неё на столе. На понедельник у неё были назначены два совещания, к которым нужно было подготовиться, а также необходимо было решить несколько производственных вопросов. Она работала, а мысли всё равно уносили её на двадцать и более лет назад, не давая сосредоточиться на работе. В жизни её всё складывалось довольно удачно. Она сделала прекрасную для женщины карьеру. У неё был хороший муж, который её любил, и которого она, быть может, и не сильно, но любила и, конечно же, уважала, и с которым её очень многое связывало. Чудесный сын, единственным недостатком которого, по её мнению, была лишь частая смена подружек. Но отчего-то тоскливо ей было сегодня. Даже работа не могла отвлечь, хотя раньше это было идеальным средством от грустных мыслей. Она вдруг почувствовала, что ни минуты не сможет больше остаться в своём кабинете. К счастью часы показывали конец рабочего дня и поэтому, она могла с чистой совестью уйти на все четыре стороны. Домой не хотелось. Муж предупредил, что, скорее всего, задержится, а на совместный вечер с сыном можно было даже и не надеяться. Поэтому она позвонила лучшей подруге Кате и пригласила её в ресторан, но в процессе разговора выяснилось, что Катерина никуда идти не может, так как покрасила волосы и сидит теперь с замотанной в целлофан, головой.
–Давай, дуй ко мне, – скомандовала подруга, – у меня коньяк есть греческий, обалденная вещь, Игорь привёз. Одну бутылку мы с ним уже выпили, а другую, я оставила на твой день рождения, но раз ты в таком паршивом настроении, то мы его сегодня употребим. Всё жду. По дороге к ней Лиза заехала на рынок, купила мяса и побольше зелени к нему. Раз уж будет коньяк, то не грех себя ещё и вкусным ужином побаловать, бормотала она себе под нос, разглядывая красиво разложенные на прилавке пучки укропа, сельдерея, петрушки и базилика, пытаясь вспомнить, что именно, Катя добавляет в свои кулинарные шедевры. Готовила Катерина бесподобно, ещё в институте они пользовались её умением приготовить что-нибудь потрясающе вкусное практически из ничего. В одной комнате их жило четверо: Лиза, Катя, Наталья и Саша. Сашку они практически не видели, она терпеть не могла их тесную комнатку в общаге и жила у очередного обожателя. Обязанности они тогда делили следующим образом: Катя их кормила, Наташка шила, а Лиза училась за троих. Они и после института не расстались, гуляли друг у друга на свадьбах, дружили семьями, а пару раз даже ездили вместе отдыхать. Теперь же, когда Наташка второй раз вышла замуж и уехала в Европу, у Лизы осталась только Катя. С Натальей они, конечно, перезванивались, посылали открытки к праздникам, но это было уже не то. В Катином же доме, была совершенно особая атмосфера, там она отдыхала душой. Здесь не нужно было, вести скучные светские разговоры или мило улыбаться собеседнику, выслушивая его занудство. Здесь можно было снять туфли и с ногами залезть на диван, забыть про диету и съесть кусок Катиного знаменитого торта, или перемыть косточки общим знакомым. Елизавета Андреевна ехала к подруге, с удовольствием предвкушая чудесный вечер, где будет и диван с тёплым пледом, и кот в ногах, и Катино удивленное лицо, когда она расскажет ей про Эдюсика. Может быть, она даже останется у неё ночевать, всё равно завтра суббота. Правда они с Володей собирались на дачу, но он может и отсюда её забрать, заодно и Катерину на природу вытащат. Когда она, наконец, добралась до нужного ей дома, было уже темно. Дверь в Катину квартиру была открыта, а самой хозяйки нигде не было видно. Вскоре, Елизавета Андреевна услышала шум фена в ванной и догадалась, что подруга там и пока Катя возилась со своей головой, успела разобрать сумки и сделать себе бутерброд. Наконец, Катерина вышла из ванной и вошла на кухню. Елизавета Андреевна обернулась и не в силах вымолвить ни слова, отступила к окну.
– Ну, ты даёшь! – только и смогла произнести она. Увидев потрясённое лицо Лизы, Катя даже засмеялась от удовольствия, радуясь произведённому эффекту.
– Правда, здорово?
– Нет слов – ответила Лиза. Катя любила менять свою внешность, но на такие кардинальные перемены, раньше, даже она редко осмеливалась. Подруга остригла свои чудесные, длинные, редкого пепельного оттенка волосы, и покрасила их в русо-золотистый цвет. Теперь у неё на голове было что-то короткое, но жутко стильное. И помолодела она при этом лет на десять. Эта новая причёска очень шла ей. Рост Катерины не превышал ста шестидесяти сантиметров, а весила она около пятидесяти килограмм. Ей никогда не давали её лет, и когда она, переведя сына Витьку в новую школу, впервые пришла туда на собрание, классная руководительница назвала её «деточкой» и попросила, чтобы в следующий раз пришла мама. Теперь же, с новой короткой стрижкой, ей можно было дать максимум лет тридцать.
– Катька, что случилось? – спросила её Лиза.
– Хочу поменять работу, – ответила она, – но, как мне потихоньку намекнули, там действует возрастной ценз. Если не учитывать мой возраст, то во всём остальном я им подхожу идеально. Вот будет весело, если они сначала подпишут приказ о моём назначении, и только потом посмотрят на год моего рождения.
– И куда ты хочешь пойти работать? – спросила Лиза.
–Да это не моя идея, Игорь всё придумал, но мне потом тоже захотелось. Это в Шереметьево. Финансовая часть. Работа с иностранцами. Он говорит, хоть видеться будем чаще. Да и вообще, там ритм другой: люди, самолёты. Радостные встречи, слёзы, расставания, люблю все эти страсти. В общем, в понедельник я их там наповал убью. Игорь мне костюм привёз, настоящая Франция, не подделка. Туфли к нему у меня есть, сумка тоже. Сейчас я тебе всё покажу, и ты оценишь.
Катя убежала переодеваться, а Лиза прошла в комнату и села в своё любимое кресло. Мебель в комнате была новой, она сама помогла Кате выбрать этот гарнитур, но, купленное ещё Катиными родителями кресло, осталось на своём старом месте. Его очень любил Витька. Маленьким, он сворачивался в нём калачиком и засыпал под мерный гул телевизора.
–Ну, как? – раздался Катин голос. Лиза обернулась и невольно заулыбалась. В новом, золотисто-песочного цвета костюме и в тон костюму на высоченных каблуках туфлях, Катерина выглядела просто потрясающе.
–Замечательно, – ответила она. – Теперь понятно, для чего нужна была новая причёска. Но я теперь чувствую себя рядом с тобой старухой.
– Лизка, прекрати, ты и через сто лет не будешь выглядеть старухой, характер не позволит. Это на тебя костюмы твои деловые давят. А когда ты на даче в джинсах и маечке возишься, никому и в голову не придёт, что ты у нас финансовый гений и мать потрясающего, взрослого парня. Лучше скажи, возьмут меня туда на работу или нет. Как ты думаешь?
– Если тебя не возьмут, то будут круглыми идиотами. Такие как ты на дороге не валяются: и умная, и красивая, и тремя языками владеешь. Да им тебя сам Господь Бог тебя послал, только они это ещё не поняли. Но ничего, твой Игорёк быстро им всё объяснит. Так, что, можешь не сомневаться, всё будет просто отлично.
Катя вдруг грустно улыбнулась: – всё и в самом деле будет хорошо, если Игорь сможет уломать одно очень ответственное лицо женского пола. Чем он, кстати, сейчас и занимается. А причёска, костюм – это так, для поднятия настроения, ну и чтобы любовнику нравиться.
– А у тебя как дела, с чего вдруг в ресторан потянуло?
– Захотелось посмотреть, реагируют ли ещё на меня мужики, а то сегодня один намекнул, что когда-то был так влюблён, что после расставания со мной, даже жениться не хотел ни на ком другом. Что воспоминания обо мне, до сих пор тревожат его нежную душу. Вот я и думаю, врал или нет, а если врал, то с какой целью.
– И кто этот законспирированный Ромео?
– Мой новый начальник, которого ты, кстати, тоже прекрасно знаешь.
– Лизка, не тяни, говори кто он, а то я сейчас просто умру от любопытства, и моя смерть будет на твоей совести.
–Помучайся ещё пару минут, пока я переоденусь. Такие новости на ходу не выкладывают, здесь особая атмосфера нужна. Да, кстати, я мясо привезла и зелень. Ты готовишь своё фирменное блюдо, а я говорю тебе, кто мой начальник.
– Шантажистка, – засмеялась Катя. – Ладно, уговорила, переодевайся и пошли на кухню, там всё расскажешь.
На кухне, Елизавета Андреевна села на своё любимое место у окна, подождала, пока Катя сварит кофе и, помолчав ещё несколько секунд для придания словам дополнительного эффекта, наконец, произнесла:
–Так вот, мой непосредственный начальник теперь – Эдуард Григорьевич Ключевский, или, как ты его когда-то называла – Эдюсик.
Произвести больший эффект было просто невозможно. Какое-то время Катя находилась в состоянии шока, а потом повалилась на стул и согнулась пополам от безудержного хохота. Лиза не отставала от неё и несколько минут, подруги хохотали как сумасшедшие.
– С ума сойти, Эдюсик! Всё такой же помятый, с собачьим взглядом? Ты помнишь, как его дразнили? Лиза не помнила.
–Ну, как же, – теребила её Катя, – помнишь историю с очками? И тут она всё вспомнила.
Шла лекция по философии, лектор что-то тихо бубнил себе под нос, и на последнем ряду, где сидели Катя и Лиза, его почти не было слышно. Было жарко, подружкам хотелось уйти с лекции и отправиться куда-нибудь на пляж. Но, преподаватель славился своей стервозностью, и тот, кто осмеливался пропустить занятие, должен был, потом, из кожи вон лезть, чтобы сдать экзамен. К тому же он каждый раз требовал у старосты список присутствующих, и устраивал перекличку в начале и конце лекции. Эдик сидел через ряд от них, и девчонки забавлялись тем, что кидали в него маленькими бумажными шариками. Эдик нервничал и поминутно оглядывался назад, но ему и в голову не приходило, что это Лиза и Катя издеваются над ним, такой серьёзный и невинный вид был у обеих. Он то и дело вертел головой во все стороны, пытаясь определить, кто ему мешает, и в результате получил уже несколько замечаний от лектора. Сидевший же возле них Шурик, видя недовольную физиономию Эдика и серьёзные лица подружек, даже чуть слышно постанывал от смеха, уткнувшись носом в конспект. Потом им надоело это развлечение, и они занялись обсуждением нового платья Светки Фокиной, главной модницы в их группе, как вдруг к ним на стол упала записка. В ней было четверостишие, автором которого был, конечно же, Шурик:
«Встал Эдюсик в шесть часов, нет резинки от трусов. Вот она, вот она, на башку намотана». Сначала они не поняли, с чего вдруг Шурика потянуло на поэзию, но потом Катя ткнула Лизу в бок и указала на голову Эдика. Чтобы очки не падали у него с носа, Эдик не нашёл ничего лучшего, как стянуть дужки довольно потрёпанной бельевой резинкой, которая теперь красовалась у него на затылке. От смеха девчонки едва не сползли под стол, но тут на их счастье прозвенел звонок, позволив им вволю посмеяться, не боясь навлечь на себя преподавательский гнев. Елизавета Андреевна улыбалась, вспоминая тот случай.
– Господи Катька, какие мы были молодые и глупые! Кажется, всё это только вчера было, а столько лет прошло. Кстати сейчас ты бы его не узнала: шикарный костюм, рубашка, галстук, туфли – всё на высшем уровне. Но самое главное не это. Он внутренне изменился, у него сейчас взгляд не сенбернара, а скорее волкодава. Я сама оторопела, когда шеф представил его. Подумала, что это его полный тёзка, от того Эдюсика не осталось и следа. Он потом заходил ко мне в кабинет, и мы немного поговорили, так в общих чертах. Он женат, у них двое детей, мальчики. Несколько лет проработал в Канаде, потом жил в Америке, там у него и дети родились. И вот теперь, он так запросто становится заместителем директора банка. Ну, как, впечатляет?
–Не знаю, не знаю – протянула Катя. – Честно говоря не верится в то, что ты говоришь, хотя всё может быть. Мы ведь с ним в одном классе учились, так над ним и тогда все смеялись, но он никогда не злился. Снимет очки, глаза сразу такими беспомощными делаются, и смущенно улыбается. Это из-за своей мамочки он был таким нелепым. Она до шестого класса ему в школу портфель носила, и каждую перемену прибегала то с яблоком, то с бутербродом, то с кастрюлькой полной котлет. Мы иногда всем классом спорили, что она принесёт в очередной раз. В общем, доставалось ему по полной программе, и, наверное, где-то мы всё же перегнули. Когда Вовчик стал в очередной раз насмехаться над ним, Эдька первым бросился на него и дрался как сумасшедший. Ему тогда жутко досталось, но дразнить его перестали. Кстати, он так и остался единственным в истории школы, кто не побоялся драться с Вовчиком. После этого случая всё изменилось. Мамочка перестала носить сыночку портфель и прибегать каждую перемену с горами еды. Но она всё равно каждое утро провожала Эдьку до ворот, правда теперь уже по другой причине: следила, чтобы он не сбежал. И знаешь, хоть он шёл по одной стороне улицы, а она по другой, мне всегда казалось, что она его будто на поводке держит.
Тут Катя подскочила к плите: – Что же мы сидим, у нас мясо сейчас сгорит!
Она мешала, подливала воду, колдовала со специями, а Елизавета Андреевна пила вторую чашку кофе. Несколько минут на кухне был слышен только стук ножа по разделочной доске.
–Послушай, – сказала, наконец, Катя, – а вдруг он теперь начнёт отыгрываться за то, что ты отвергла тогда его ухаживания?
–Иди, сейчас, докажи это. К тому же, это ведь ему мамочка не разрешила встречаться со мной, и он наверняка до сих пор уверен, что это он «не смог», а не я «не захотела». Так что, не чувствуй он себя виноватым, не пришёл бы ко мне в кабинет сегодня отношения выяснять. Я, конечно, отрицала, что обижена, но не очень-то он мне и поверил. В результате, мужское самолюбие не ущемлено, наоборот, это я в его глазах пострадавшая сторона, поэтому пакостить мне, господин Ключевский вряд ли будет. Вот увидишь, ещё начнёт меня опекать . Ладно, что будет, то будет. У меня муж, в конце концов, есть, в крайнем случае, брошу работу и сяду к нему на шею. А ещё научусь, наконец, вязать и заведу кота. Вечером буду сидеть перед телевизором, вязать своим мужикам носки, а на коленях у меня будет шикарный, пушистый кот. Ну, как, впечатляет?
– Впечатляет, кота, кстати, могу хоть завтра подарить, а сегодня можешь внести меня в список желающих на получение эксклюзивных носок.
– Ну и язва ты Катька, как тебя Игорь только терпит, не пойму. Нет бы, поддержать мой порыв, так ты издеваешься. А теперь, бессовестное ты создание, давай, корми меня, а то от этих запахов, скоро слюна потечёт, как у собаки.
Довольно хихикнув, Катя принесла бутылку обещанного коньяка и вытащила из шкафа свои любимые, тёмного, почти чёрного стекла, бокалы. Эти бокалы, как и многие другие модные новинки, привёз Кате из своих многочисленных командировок, Игорь. Он кстати и поведал ей, что наливать коньяк в рюмки, является верхом идиотизма, и что закусывать его нужно не лимоном, а кусочком копчёного мяса. Правда он говорил это про армянский коньяк и Катя не знала, можно ли это отнести к греческому, но такие тонкости её сегодня не волновали. Она была рада приходу подруги, её приятно будоражила мысль о возможной новой работе и чисто по-женски она была рада появлению новой, стильной шмотки в своём гардеробе. Всё это вместе взятое, вызвало ощущение, что внутри неё работает маленький, вибрирующий моторчик. Она и без спиртного уже была немного пьяна, но Лизе необходимо было расслабиться, а Катя знала, что одна подруга пить не станет. Жареное мясо было Катиным коронным блюдом, она никогда не скрывала своих кулинарных секретов, но как Лиза не старалась, у неё никогда не получалось ничего подобного. Положив себе на тарелку ещё зелени, Елизавета Андреевна наслаждалась вкусным ужином. Выпитый коньяк приятно кружил голову, а общество Кати, после такого трудного для неё дня, было самым лучшим в мире успокоительным. Перебивая друг друга, они вспоминали свои студенческие годы и, то и дело звучал смех, и слышалось: – «А помнишь..?»
Конечно же, она осталась ночевать. Две комнаты в Катиной квартире были закрыты, там уже полгода шёл ремонт, конец которого пока не предвиделся. Поэтому, ночевать они устроились в зале. Лизу Катя уложила на диван, а сама устроилась на раскладушке. Было уже поздно, около двух часов ночи, но они всё ещё продолжали болтать.
– А знаешь, – вдруг спросила Катя, – кого я видела недавно, когда ездила к Игорьку в Шереметьево? Елизавета Андреевна уже начала потихоньку засыпать, от выпитого, её тянуло в сон и думать о чём-либо ей вообще не хотелось.
– Кать, ну откуда я могу это знать? Ты могла увидеть там кого угодно. До утра можно гадать, а мне, между прочим, спать хочется. Не тяни, выкладывай.
– Ну, так вот. Я слонялась по залу, ждала, пока Игорёк освободиться, но он всё бегал куда-то, и тогда я решила выпить кофе в баре, а заодно и пожевать что-нибудь.
–Катюш, быстрее, – перебила её Лиза. – Если будешь перечислять, всё, что ты там съела и выпила, это продолжится до утра, а у меня глаза уже сами собой закрываются.
– Так вот, – как ни в чём не бывало, продолжила Катя. Смотрю, за соседним столиком сидит женщина с очень знакомым лицом, но кто она, я, как ни старалась, никак не могла вспомнить. Я хотела уже подойти к ней, но тут объявили очередной рейс, она вскочила, даже кофе не допила и побежала к выходу. И как только она ушла, я тут же её вспомнила. Помнишь фестиваль студентов в Минске? Там с нами на этаже жили две девчонки из иняза, так вот, это была одна из них: Лариса Лисовская. Ну, помнишь, худенькая такая, всё время молчала, я её только потому и запомнила, что у неё фамилия, как у моей тётки. Эта Лариса практически не изменилась, только тогда она какая-то бесцветная была, одни волосы её из толпы и выделяли, а сейчас, она очень даже ничего. Правильно говорят, у каждой женщины свой возраст. Да ты слушаешь или нет? – спросила Катя.
Елизавета Андреевна лежала, боясь шевельнуться, старательно делая вид, что спит. Катерина же, не услышав ничего в ответ, наконец, угомонилась и вскоре заснула и, только когда её дыхание стало тихим и размеренным, Лиза смогла, наконец, спокойно вздохнуть. Сна теперь не было ни в одном глазу. Ещё бы она не помнила Ларочку. Ведь это она тогда увела у неё Янека, тихоня чёртова!
Это же надо, досадливо поморщилась Елизавета Андреевна, столько лет прошло, и на тебе, аукнулось. Но я тоже хороша, другая бы на моём месте давно всё забыла, а я до сих пор краснею, вспоминая об этом.
Заснуть никак не удавалось, и она, лежа в тишине Катиной квартиры, перебирала в памяти давние события, когда столица Белоруссии была выбрана местом провидения слёта студентов. О том, кто поедет на слёт, решал комитет комсомола, и как же они с Катей обрадовались, узнав, что счастливчиками стали именно они. Программа была такой насыщенной, что у участников практически не оставалось свободного времени, но часть вечера и ночь были в их распоряжении. На сон им, молодым и здоровым, требовалось совсем немного, и они допоздна, а то и всю ночь, гуляли по просторным Минским улицам. Конечно же, они, студенты из Москвы были в центре внимания. Специально для этой поездки, Наташка сшила ей потрясающее, серо-голубое, под цвет глаз платье. Тогда она потратила на него почти все свои сбережения, и хотя ей грозило остаться без зимних сапог, ни о чём не жалела. В этом платье она чувствовала себя королевой, в нём даже походка у неё делалась иной, а глаза становились похожими на два голубых кристалла. Где бы она ни находилась, взгляды практически всех молодых людей были прикованы к ней. Это возбуждало, дарило хорошее настроение и позволяло надеяться, что жизнь и дальше будет сплошным нескончаемым праздником. У Кати тоже в первые дни не было отбоя от поклонников, но потом у неё завязался серьёзный роман, закончившийся через год свадьбой в Москве, и поэтому она была не в курсе сердечных дел подруги. А Лиза тогда влюбилась, влюбилась так сильно, как не влюблялась ещё никогда. Будто заболела. Янека она сначала услышала. Было темно, и она не могла разглядеть тех, кто разговаривал на соседнем балконе. Один голос был ей очень хорошо знаком, он принадлежал куратору их группы, зато другой, незнакомый, буквально заворожил, заставил задрожать всем телом только от одного звука. Она сразу поняла, что это кто-то из прибалтов, их акцент нельзя было спутать ни с чьим другим. Полностью очарованная, стояла она вслушиваясь в волшебные интонации, и очнулась, когда поняла, что собеседники прощаются. Не помня себя от волнения, она выскочила в коридор и едва не столкнулась с высоким, симпатичным молодым человеком, вышедшим из номера куратора. Молодой человек внимательно взглянул на неё красивыми, в окружении тёмных ресниц глазами и чуть улыбнулся, а она стояла как истукан, злилась на себя и ждала, когда он сам заговорит с ней. Так они молча стояли несколько секунд, пока он, наконец, не засмеялся чуть хрипловатым смехом, от которого её снова бросило в дрожь, и не произнёс своим необыкновенным голосом: – Мы знакомы пани?
