Нахмурившись, Васек толкнул меня уже сильнее, и я свалился на пол.
– Что происходит? – крикнул я и побежал на кухню, надеясь найти там маму. Но мамы на кухне не было. Вместо нее у плиты стояла огромная кошка, такая же рыжая, как я, то есть, как Васек.
Мой нос учуял приятный аромат, и у меня заурчало в животе. Я вскарабкался на стул, который тоже был гораздо больше, чем обычно, и заглянул на стол. На гигантской тарелке лежали котлеты. Я потянулся к котлетам, но кошка ударила меня по рукам, крикнула: – «Брысь!» – и столкнула со стула.
– Пойду, поиграю на компьютере! – сказал я самому себе и побежал в папину комнату. – Раз я уже не хозяйский сын, то и обязанностей у меня никаких. Буду делать, что захочу.
Прибежал я в комнату, влез на стол, и добрался до клавиатуры с мышкой. Огромной мышкой пользоваться было совсем неудобно, но я справился и запустил игру. Однако не тут-то было. Пришел большущий рыжий кот, – вероятно, папа Васька, – и посмотрел на меня со страшным негодованием.
– Это что еще за новости?! – прокричал он. – А-ну, брысь с моего стола!
Снял кот меня со стола и бросил на пол.
– Иди на свое место!
– А где мое место? – спросил я. – Но кот меня не понял. Возможно, вместо моих слов, ему послышалось: «миями», или что-то вроде того. Я и сам не знаю.
И тут я вспомнил, что вместе с Васьком, его любимый коврик у дедушки прихватил.
Лениво переставляя ноги, я добрался до коврика.
– Ничего мне не остается, кроме как свернуться клубочком и надолго заснуть, – сказал я.
Но, посмотрев на коврик, вмиг передумал. Оттого, что коврик был грязным. Когда я Васька домой нес, он на этом коврике в сумке лежал, а сумку я в лужу поставил, когда по пути отдохнуть остановился. Думаете, легко мне было Васька всю дорогу самому тащить? Он у нас с дедушкой кот не мелкий, а очень даже крупный. Как тигр. Ну, не абсолютно такой же, а где-то тигру по колено. В общем, когда я коврик из сумки достал, мы все увидели, что он совсем грязный. Но мама его стирать не стала, потому что ей итак Васька мыть пришлось. И я пообещал родителям, что сам коврик постираю. Только руки до стирки так и не дошли. Наверное, потому, что хожу я не на руках, а на ногах.
В общем, от скуки, мне скоро даже захотелось поиграть с ногами Васька, или хотя бы с его тапочками. Но, я вовремя остановился. – «Этак я окончательно в животное превращусь!» – подумал я, и снова пошел на кухню. На этот раз, кошка погладила меня по голове и бросила мне сырую рыбу.
– Лучше уж каша, – прошептал я. – Я все-таки – не кот.
– Ты же был голодным?! – удивилась кошка моему отказу от еды.
– Я и сейчас голоден, – ответил я.
После долгих скитаний, так и не найдя в огромном доме себе места и занятия, я вернулся к Ваську. Он сидел над моими тетрадками и что-то выцарапывал в них своим чернильным когтем.
И, вдруг, я поймал себя на мысли, что снова ему завидую. Мне очень хотелось теперь же, оказаться на месте дедушкиного кота. То есть, – на собственном прежнем месте. И, сидя на стуле, делать уроки. А потом, услышать мамин голос и пойти обедать. Причем обедать нормальной для человека едой, а не шоколадом с мороженым и уж, тем более, – не сырой рыбой.
– Василий, иди кушать! – как по моему заказу, послышался с кухни женский голос.
– Тебя зовут! – сказал я Ваську. Но тут же спохватился, вспомнив, что Василием обыкновенно зовут не кота, а меня.
– Кушать, Василек! – снова позвал голос.
– «Неужели, я не ослышался?» – я заволновался, ведь и Васильком кота никто не называл, – по крайне мере, раньше.
Все еще боясь верить своим ушам, я поднял голову выше, чтобы прислушаться и тут увидел, что сижу я за письменным столом на собственном стуле.
Я оглянулся. Васек лежал на своем месте, – на том самом грязном коврике.
От радости, я даже погладил школьные тетради. А потом погладил Васька, и пообещал в этот же день навести порядок в его домике, – ну, то есть, постирать его коврик. И даже тапочки ему свои дал, чтобы он на них полежал.
А, когда мамин голос послышался в третий раз, я побежал на кухню. Где с аппетитом съел обыкновенный обед и удивил маму, сказав, что она готовит лучше любой кошки.
Такая вот странная история приключилась со мной, когда я был еще очень молод и учился во втором классе. С тех самых пор, я уже никому не завидую, предпочитая оставаться собой и быть на собственном месте. Это нелегко, конечно, быть мной – обязанностей не мало. Но, ведь, и хорошего – тоже много.
Знаю, что вы можете в эту историю не поверить, но у меня есть свидетель – Васек. Он вам все подтвердит. Вернее, подтвердил бы, если бы по-человечески разговаривать умел. Или, если бы вы по-кошачьему понимали. А иначе, что за разговор получится? – вы ему человеческие слова, а он вам в ответ – свое коронное «миями». С животными вообще нелегко общий язык находить, однако мне, кажется, это удается. Мы-то с Васьком друг друга хорошо понимаем, пусть и не всегда.
Долгая, трудная, но интересная неделя закончилось. А вместе с ней закончилось, – то есть, бабахнуло, – папино терпение. Прямо так взяло, и папиным кулаком по его же столу бабахнуло!
– Я над этими документами целую неделю работал! – очень громко сказал папа после того самого бабаха. – А ваш рыжий их до неузнаваемости загрыз! – Это он, конечно, не обо мне сказал, а о коте. Я папины документы уже давно не грызу. До годика со мной такое еще бывало, а сейчас я предпочитаю карандаши подгрызать. Впрочем, это папе тоже не нравится, хотя карандаши и не его, а мои.
Так вот, когда папино терпение бабахнуло, мне пришлось взять Васька на руки, и мы отправились к дедушке.
– Такой старый кот, а все глупости делает, – сказала мама по дороге.
Но я с мамой не согласился. Какой же Васек старый, если он всего на год меня старше? Ну, вот было бы ему, лет девяносто девять или тысяча восемьдесят, – как дедушке, – тогда бы и называли его старым. Правда, мама с папой утверждают, что дедушке моему вовсе не тысяча восемьдесят лет, а только восемьдесят. Но я в данном вопросе все-таки склонен верить дедушке. Если он говорит, что тысяча восемьдесят ему, – значит, так оно и есть. Ну, вот объясните мне, – откуда маме с папой про точный дедушкин возраст знать, если, когда он родился, их обоих еще не было? Они намного позже родились. Примерно тогда, когда дедушке уже тысяча сорок лет было, а то и больше.
А Васек нисколечко не старый. Ведь, иначе и я стариком бы считался. А какой же из меня старик, если у меня ни усов, ни бороды еще нет? И волосы, как огонь рыжие, а не как с нег – белые. Побелеем мы с Васьком от долгой жизни, тогда пускай нас старыми и обзывают.
Ну вот, пришли мы к дедушкиному дому, папа забросил нас с Васьком на крыльцо и, по привычке, за угол спрятался.
– Иди, Васек, открывай, к тебе теска прилетел, – послышался из дома дедушкин голос.
А Васек смотрит на меня круглыми глазищами и понять не может, что ему делать, если он вместе со мной прилетел и с той же стороны двери стоит, что и я. Хорошо, что дедушка сам догадался дверь отворить, как, впрочем, и всегда.
– Ну, что, рыжий похититель себе подобных, совесть замучила? – спросил дедушка, прямо с порога.
– Нет, папино терпение бабахнуло, – честно ответил я.
– А я и не сомневался, – сказал дедушка и впустил нас в дом.
Но он, конечно же, сомневался. Иначе, зачем бы про мою совесть спрашивал?
Кстати, с совестью у меня, по мнению родителей, вообще не все хорошо. Но я об этом не очень переживаю. Потому что у Васька с совестью дела обстоят еще хуже. Я бы мог привести вам аж миллион примеров, когда его совесть проявляла себя неправильно, или, точнее, – совсем никак не проявляла. Но, если я, и впрямь, стану приводить миллион примеров, то все мы за этими примерами дружно состаримся, – и я, и вы, и Васек. Поэтому, поведаю я вам всего одну историю о совести дедушкиного Васька. Точнее, об ее отсутствии.
Случилось это, опять же, давно, но чуть позже, чем история, описанная мной выше. Я тогда заканчивал второй класс. На улице уже даже тепло было, почти как в летние каникулы. Но, каникулы еще не начались и я, конечно же, каждое утро ходил в школу. Ну, не совсем каждое, разумеется. По субботам и воскресеньям я предпочитал долго спать и ходить на прогулку, а вовсе не в школу. Ну, а что мне было делать в школе-то в выходные? Если даже наша учительница по выходным школу пропускала.
Так вот, в одно утро, – школьное, а не отдыхное, – я сидел и спокойно себе завтракал. Спокойно, до тех пор, пока на кухню не заявился Васек. Как вы, вероятно, догадались, я тогда гостил у дедушки. Хотя, говорить «гостил», наверное, уже и неправильно. По моему мнению, частый гость – это уже и не гость вовсе.
Заявился Васек на кухню и все мое спокойствие разрушил. Как он это сделал? – Взял, да и украл мою колбасу, причем, украл крайне бесцеремонно, – прямо с вилки.
– Эй, так нельзя! – крикнул я.
– Почему? – спросил Васек. Спросил он, естественно на своем языке, но я же вам уже говорил, что мы с Васьком друг друга неплохо понимает. – Разве, это было не для меня? В этом доме – все мое! – Заявил он, уже облизываясь, – колбаса-то вкусная была.