Читать книгу: «Мир Зимы», страница 16
– Именно! Лена говорила, что снег может стать чем угодно. Нужно лишь узнать, как его изменить.
– Подожди-подожди, кажется, я понимаю, – глаза кота расширились, – Ты хочешь сделать локомотивы их телами? То есть придать их оболочке более человеческую форму?
– Да! Тогда они смогут коснуться друг друга без всяких проблем.
– Ну… это ты загнула.
Девушка и сама поняла, что перестаралась с оптимизмом. Проблемы в любом случае будут.
– Ты прав. Всё не так просто. Но уже гораздо легче, чем было минуту назад. Слушай, нам всего-то нужно узнать, как повара изменяют структуру снега. А дальше – разберёмся.
Вскочив из-за стола, воодушевлённая Инга помчалась на кухню. Миль на всех крыльях припустил за ней, скрываясь за алой портьерой, уводящей вглубь ресторана. На столе остался стоять недопитый бокал глинтвейна с наполовину обнаженной коричной палочкой.
Глава 13. Поезда.
Визит на кухню расстроил и обнадёжил одновременно. Угрюмый повар рассказал, что структуру снега тоже изменяет огонь. Они используют для этого костёр, что горит внутри ресторана.
– В принципе… – повар от скуки вырезал розы из огурцов, – …ты можешь справиться со своей идеей. Но… Нам, чтобы создать одно неживое блюдо требуется мощь целого костра. А в тебе всего один огонёк на шестьдесят ударов. Этого мало. Здесь нужна энергия посильнее.
– А если всё-таки получится?
– Если получится, то ты не сможешь поддерживать это изменение долго. Когда силы огня иссякнут, всё вернётся в прежний вид.
Эти слова одновременно и успокоили, и напрягли.
– Подождите… – девушка с силой укусила губу, – А как же Миль? Если моего огня не станет, он тоже… Вернётся в своё изначальное состояние?
Повар скептически оглядел кота, покачав головой:
– Не думаю. Ты же не меняла структуру его тела, ты просто оживила его. То есть… Твой кот всё ещё состоит из снега, из которого слеплен. Просто часть огня, отданная ему, поддерживает в нём жизнь. А с изменением структуры сложнее.
В целом Инга всё поняла. Если девушка превратит локомотивы в снежные тела для Душ, то взрыв при прикосновении просто вернёт всё назад. Гипотетически никто не умрёт. Хотя, конечно, уверенности не было. Но разве можно наверняка знать исход, когда хочешь совершить невозможное?
Девушка и кот распрощались с поваром. Прихватив термос глинтвейна, они отправились обратно в депо.
План влюбленной парочке понравился. Идти решили в период погрузки, когда работники максимально заняты. Запасные пути находились близко к Пустоши, так что в том, чтобы перелететь сугроб, проблемы не возникло. Кстати, вход в тоннели нашелся легко. Неподалёку от депо оказалась припорошённая снегом дыра в сугробах. Она и вела вниз… В царство вечного холода. Всё складывалось как нельзя лучше. Даже Нох и Грея загорелись опасливой надеждой на обретение счастья. И только Миль был против.
Всё время он пытался отговорить девушку от пути по тоннелям. Но причины никогда не называл. Инга пыталась его разговорить, но кот отмалчивался, шутил или переводил тему.
– Слушай, ну чего ты боишься? – однажды спросила она, – Что бы там ни было, мы справимся.
– Ну… Надеюсь, – скептически усмехнулся Миль.
Время настало. Девушка отпросилась у Левтины с погрузки под предлогом помощи поездам. Во взгляде начальницы читалось подозрение… Ей казалось, что девушка ищет повод увильнуть от работы. Но всё-таки она её отпустила.
Инга побежала к Душам. Миль пролетел над депо – убедиться, что все при деле и их ухода никто не заметит.
– Вроде, всё чисто, – кот опустился на пол кабины Ноха, – Все заняты.
– Отлично, – Инга высунулась наружу, ещё раз оглядываясь, – Тогда… Поехали.
Нох и Грея кивнули друг другу из кресел машинистов. И тронулись с путей тихо-тихо… Будто крались.
Золотые рельсы аккуратно потянулись вверх, над сугробом. Без разгона подниматься в горку было не легко, но машинисты ювелирно провели локомотивы над снежной насыпью. Мастерство… Оказавшись в Пустоши, они прибавили ход. Нох с котом и девушкой в кабине шел первым, Грея следом за ними.
Холод приветствовал их. Инга коротко вздрогнула, выпив глоток глинтвейна из термоса. Нужно экономить, а то не хватит…
Высунувшись наружу, девушка оглянулась на депо. В золотистых треугольниках фонарного света, жужжащее и кипящее жизнью… Они обязательно вернутся туда. Как бы там ни было, вернутся. Хотя бы потому, что хочется.
Тёмная дыра тоннеля встретила их черной неизвестностью. Нох остановился перед ней.
– Когда спустимся, назад дороги уже не будет, – выдохнул он, сильнее вцепившись в руль, – Мы точно идём?
Инга улыбнулась ободряюще:
– Это я у тебя должна спросить. Мы идём?
Мужчина поднял на тоннель тяжелый взгляд. Но тоска и напряжение заставили уронить голову между руками.
– Знаешь, на это… Трудно решиться. Я мечтал об этом всю жизнь. Но не думал, что такое возможно. Только пойми меня правильно, я… Я очень хочу, но и…
– …очень боишься? За неё, за всех остальных, да? – Инга подошла к машинисту, и, не имея возможности положить Ноху руку на плечо, опустила ладонь на спинку кресла, – Я понимаю. Бояться – нормально. Исполнять мечты бывает очень страшно. И всегда есть что-то, что будет останавливать. Но если не сделать шага, мечта так и останется мечтой. Ты сейчас должен решить…
Она коротко выдохнула, подбирая слова:
– …готов ли ты исполнить её?
Нох молчал.
Миль, вспорхнув на панель приборов, через лобовое стекло взглянул на дыру.
– Инга, может он прав? Порой мечтания доставляют больше удовольствия, чем их реализация. Если так, то сейчас самое время повернуть назад. А если нет… Сама посуди. Эта мечта исполнится. Мечта все-е-ей жизни. А что дальше?
Мужчина поднял на кота взгляд исподлобья:
– Дальше… Отправляться за новой, – он выпрямился, отрясая с плеч напряжение, – Ты права, Инга. Это может быть страшно и неожиданно, но мы должны это сделать. Нельзя больше просто мечтать.
Девушка победоносно улыбнулась. Миль издал сокрушенный стон.
Полосы золотых рельс плавно нырнули на дно тоннеля. Нох двинулся… Грея следом за ним. Теперь назад уже не повернуть.
Ледяные своды отливали в свете фар невообразимо красиво. Инга стояла за креслом Ноха, представляя себя в тоннеле снежного метро. Казалось, вот-вот из стены выглянет станция. Интересно, если бы в мире Зимы было метро, то какое? Девушка на секунду замечталась об этом.
Они шли неспеша. Коридоры петляли, поворачивая в неожиданных местах, где-то даже разделяясь. Но мужчина не менял курса, и на панели приборов отражалось, что локомотив медленно, но верно уходит дальше в Пустошь.
Все сосредоточенно молчали. Нох вглядывался в пещерную мглу, прорезаемую фарами. Девушка любовалась красотами, да периодически отхлёбывала из термоса. Лишь Миль метался по кабине. Он места себе не находил, и где бы не устраивался полежать, тут же вскакивал снова. Инга с подозрением наблюдала за его перемещениями.
Когда кот спрыгнул с боковой панели на пол, девушка опустилась на корточки рядом с ним.
– Если хочешь что-то сказать – самое время.
– Что? – напряженно рассмеялся тот, – Что ты… Вовсе я не хочу ничего рассказывать. То есть мне нечего рассказать! Вот. Да… Совершенно нечего.
Вдалеке что-то громко бухнуло. Звуковая волна докатилась до локомотивов, эхом ударяясь о ледяные округлые стенки.
Кот вздрогнул.
– Что это? – Инга поднялась на ноги, оглядываясь.
– Не знаю, – покачал головой Нох, – Может, ветер в дыру залетел. Судя по приборам, мы недалеко от места недавнего крушения.
– А-а, – протянула Инга, – А вообще… Кто мог прокопать эти тоннели?
– Доподлинно неизвестно, – продолжил мужчина.
Звук не повторился, и притормозивший локомотив начал разгоняться:
– Об этих тоннелях давно ходят легенды.
– То есть про них всем известно? – удивилась девушка.
– Ну, не всем, но многим. Они – что-то вроде городской байки. Многие на них натыкались из тех, кто зачем-то приходил в Пустошь. Но, как сама понимаешь, люди здесь долго находиться не могут. Потому никто их не исследовал. Вот и получается – все знают, что они есть, но откуда взялись – остаётся загадкой.
– Интересно.
Звук повторился. На этот раз сильнее. Ощущение было таким, что где-то с грохотом упала ледяная глыба. Девушка забеспокоилась, не обвалился ли свод… Но не решилась высказывать предположение вслух.
– А может быть… – начала Инга, но её перебил крик Миля с пола:
– Ладно-ладно! Скажу! Может после этого вы повернёте назад, мечтатели упрямые!
Мужчина и девушка в едином порыве обернулись на кота. Тот с опущенной мордой запрыгнул на панель, садясь у лобового стекла.
– Я знаю, кто прорыл эти тоннели.
– Ты? – скептически вскинул брови Нох, – Ты живёшь не так давно, откуда же?..
– Я живу дольше тебя, – Миль суровым взглядом припечатал мужчину к креслу.
Но на Ингу не смотрел… Хотя девушка таращилась на него во все глаза.
– Эти тоннели прорыл Змей. Это ужасное чудовище, жестокое и очень опасное. Он живёт здесь много лет, и погубит всякого, кто вторгнется в его владения.
– Что ж ты раньше не сказал?! – вскричал Нох, но Инга перебила своим вопросом:
– Откуда ты знаешь?
– Вот потому и не сказал, – выдохнул кот, мотая хвостом из стороны в сторону, – Знал, что пойдут расспросы. А я не хочу об этом рассказывать, ясно?!
Миль озлобленно отвернулся. А Инга… Потянулась к нему, нежно поглаживая насупившегося кота по загривку:
– Даже мне?
– Особенно… Тебе.
– Почему? – девушка почесала кота за ушком, и лишь сейчас он перевёл на неё ярко-желтые глаза.
– Просто не хочу… Не хочу, чтоб и ты меня бросала.
– Миль, – Инга улыбнулась самой нежной улыбкой, – Я никогда тебя не брошу. И даже если мы расстанемся, я обязательно найду тебя. Понимаешь?
Он выдохнул с шумом… Протяжно… А в глазах было столько тепла, горечи и надежды.
– Да, пожалуй… Я просто… Боялся, что ты уйдёшь, узнав, что не создавала меня.
Девушка на секунду замерла от удивления. Кот аккуратно отстранился, вновь отворачивая голову.
– Меня изваял скульптор много лет назад. Тогда я был тигром. Создатель очень любил меня… А я его. Мы жили вдвоём в мастерской, и это было самое счастливое время в моей жизни. Но скульптор был мечтателем. Таким же упёртым, как вы! Он грезил созданием живого человека. Конечно, я догадывался, что он хочет воссоздать в мире Зимы вполне определённую персону, но не знал, кого именно. А экспериментировал он на животных. Мастер пытался вложить в свои творения огонь. Не так же, как сделала ты… По-другому. Он пытался создать существо, в котором пламя могло бы гореть. Как в вас, живых.
Инга непроизвольно посмотрела на грудь. И верно… Они с Милем отличались по степени жизни, если так можно выразиться.
– Я был его неудачным экспериментом, – в кошачьем голосе послышалась сталь, – Но он не сдавался. Всё пытался-пытался. Я застал много скульптур, что разлетались на части, когда он пытался вложить в них больше, чем одну каплю огня. Но однажды у него получилось. Уголёк вобрал в себя пламя… Мастер создал Змея.
Когти Миля со скрежетом прошлись по панели. Хвост задергался от раздражения.
– Этот… Монстр поглотил весь огонь из тела создателя. Скульптор погас, но был счастлив. Наконец у него получилось. Он сотворил по-настоящему живое существо.
Нох не сводил с кота шокированного взгляда. А поезд всё шел по сияющим рельсам вглубь тоннеля.
– Какое-то время мы жили втроём. Змей… Притворялся добрым. Летал над городом, катал скульптора. Тот влюбился в своё новое творение, как ребёнок. Мне было… Обидно и одиноко. Я чувствовал, что меня заменили. Но хуже всего было знать, что Змей не тот, кем кажется. И не иметь возможности это доказать. Тогда в городе пропало несколько горящих… Да, нынешняя охота – не первый раз в истории этого мира. Я знал, что это он. Огонь тянется к огню, а этот хотел сожрать побольше.
Миль на секунду замолчал. Девушка видела, как больно ему вспоминать. У него была новая жизнь, новая любящая семья, пускай и состоящая из одной Инги. Но призраки прошлого настигли безжалостно.
– Однажды я… Не выдержал. Я позвал его на крышу дома, где располагалась мастерская, и пригрозил, что расскажу всё скульптору. Если тот не сознается. Змей рассмеялся. Он знал – наш создатель не поверит в то, что его любимое творение способно убивать людей. Я тоже это понимал… В общем, мы начали битву. В Змее было гораздо больше пламени. Огненным дыханием он разбил моё тело вдребезги. Осталось лишь несколько больших осколков. Довольный победой, он улетел. А я остался лежать на той крыше…
Кот поднял глаза к потолку. Инге на секунду показалось, что она не в кабине машиниста. Девушка вновь оказалась на крыше того дома… Внизу бесконечно живёт и суетится город, а наверху бескрайнее небо. Всевидящее и молчаливое.
– Я думал: «Ничего страшного. Я ещё жив… Скоро мастер заметит мою пропажу, придёт и соберёт меня». Но он… – кот с силой сжал острые зубы, – Он не пришел. Я ждал его… Лежал и ждал там очень долго. Всё надеялся… Но он даже не вспомнил.
Глаза защипало. В горле накрутился склизкий ком. Девушке сложно было представить, какого это… Много лет ждать и надеяться на спасение от любимого человека. А в конце понять, что он не придёт. Что он бросил тебя, заменил более совершенным, более прекрасным в его глазах творением. Эта высшая степень одиночества… Брошенность. И боль от предательства сильнее всей радости и света, что были. Ужасно, когда один поступок перечёркивает не только будущее, но и прошлое. Всё разом теряет смысл.
– Однажды я увидел… тем самым осколком глаза… как Змей улетает в Пустошь и ввинчивается в снег, – продолжал кот, – Не знаю, бежал ли он от кого-то, но больше я о нём не слышал.
Инга всё поняла… Вот откуда эти странные фразы Миля о людях, подколки про друзей. Он знал какого это, когда тебя бросают. И не хотел доверяться кому-то вновь, боясь нового обмана.
– Потом меня нашла ты, – кот вскинул тяжелую морду, и, встав на панели, шагнул передними лапами к девушке, – Слепила новое тело, дала новое имя. И я поверил, что могу быть счастлив. Но тебя за каким-то чёртом потянуло…
Он не успел договорить. Свод тоннеля впереди с грохотом обрушился. Тяжелый снег бухнулся в образовавшуюся дыру. Нох резко схватился за тормоз, и локомотив обиженно заскрипел по рельсам. Грея что-то закричала сзади. В воздухе стояли тучи ледяной крошки и сухих снежинок. Но никого не было… Никого.
– Вылетайте из тоннеля, – бросившись к лобовому стеклу, крикнул Миль, – Это Змей, я знаю. И я задержу его!
Он взмахнул крыльями, бросаясь к открытой двери, но Инга перехватила его на лету.
– Стой! Куда ты? – она держала вырывающегося кота, а тот всеми лапами отпихивал её руки, – Нам надо уходить. Вместе.
– Змей пойдёт за нами. Он уже начал охоту. Догонит – тогда всему конец.
– Может быть, но… Ты не забыл? Ты больше не тигр. Уж извини, слепила, как умела.
– У меня нет времени с тобой спорить, – прошипел тот сквозь зубы.
– Миль! – девушка перехватила его под передними лапами, поднимая на уровень лица, – Я просто не хочу… Тебя… Потерять.
– Не бойся, – он коснулся лапкой её щеки, – Я с тобой. И даже если мы расстанемся, ты обязательно найдёшь меня.
Улыбка отчаяния расчертила губы. По щеке скатилась одинокая слеза, и девушка совсем по-мальчишески шмыгнула носом. Снова из-за неё столько неприятностей… Ведь она их сюда привела.
Коротко выдохнув, она… Разжала руки. Миль взмыл в воздух, вылетая из кабины и уносясь в боковое ответвление тоннеля.
Снежная пыль улеглась, и Нох вопросительно посмотрел на девушку:
– Куда?
Она утёрла нос тыльной стороной ладони:
– Наверх. Как Миль сказал.
Они выбрались на поверхность рывком, словно вынырнули из морской пучины. Уже над Пустошью мужчина остановил локомотив на рельсах, бросаясь к открытой двери – посмотреть, успела ли Грея. Ласточка со скрипом выбралась следом.
Город виднелся на горизонте. Далёкие огни отливали приветливым золотом в самом центре кромешной темноты.
Когда Нох вернулся в кресло, из проёма выглянула Инга. Ночь здесь была давящая, близкая… Она нависла над ними тяжёлым небом с гроздьями набухших звёзд.
– Мы всё ещё близко, – машинист щёлкнул переключателями, вновь трогаясь с места, – Нужно уйти дальше.
– У…угу, – неуверенно кивнула девушка.
Она смотрела на удаляющийся проём пещеры. Инге до боли не хотелось оставлять друга. Огненное сердце в груди щемило от волнения, пламя полыхало опасливо и тревожно.
На открытой местности локомотив набрал большую скорость. Поезда поспешно удалялись от пещер, Змея… И Миля.
С чего он решил, что девушка бросит его, узнав правду? Ну не она его создатель, так что с того? Главное, они друзья. Самые лучшие. О другом компаньоне и мечтать нельзя. Миль… Ласковый, смелый, весёлый, иногда зараза. Он настоящий фамильяр – хранитель. Тот, кто может заставить огонь разгореться жарче.
Сейчас она чувствовала, что угасает. Чем дальше в Пустошь, тем всё холоднее. Стоя в проёме, девушка плотнее закуталась в пальто. Вспомнила про глинтвейн и налила себе ещё кружку из изрядно опустевшего термоса.
– Может, уже хватит?
– Нет, – покачал головой машинист, – Отъедем ещё немного.
Они шли дальше на север. Пространство становилось чернее… Впереди уже нельзя разобрать, где небо, а где снег. Кавалькада звёзд с каждой минутой редела, и в какое-то мгновение исчезла вовсе. Теперь Инга могла различать лишь то, что высвечивали тёплым светом фары.
– Остановимся здесь? Нам ещё возвращаться.
– Ничего. Ещё немного.
Девушка возвратилась в кабину, вновь потянувшись к термосу. В нём оставались последние глотки. Ничего… Должно хватить. Нох тоже ёжился, поднял повыше воротник кителя. Грея упорно следовала за ним.
Свет фар потонул во мраке. Он рассеялся, словно вдалеке ничего не было – ни снега, ни неба. Один только холод. Вселенский холод. Инга в шутку подумала, что они достигли края мира. Самого северного края.
Лязгнули железом тормоза. Девушка перевела полный надежды взгляд на машиниста, и тот согласно кивнул – здесь.
Инга махнула Грее в проём. Машинистка правильно всё поняла. Дуги золотых рельс отделились от тех, по которым шли поезда. Грея свернула, заворачивая красивым полукругом. Они вновь встали дверь к двери. Мимо проёма кабины, опасно близко прошли сияющие пути. И, развернувшись другим концом к Вселенскому холоду, Грея поравнялась кабиной с дверью Ноха.
С шумом из-под локомотивов вышел воздух, и они аккуратно опустились на снег. Грея распахнула до того закрытую дверь.
Инга спрыгнула в сугроб. Даже сквозь одежду и сапоги он казался обжигающе холодным. Пламя сжалось внутри ледяной клетки, и вряд ли пожелало бы творить что-то по своей воле. Но она должна… И она сделает.
Души встали в полный рост в проёмах дверей. Девушка смотрела на них сверху вниз, и… Набиралась сил. Одно то, как они глядели друга на друга, внушало умиление.
Волнение, трепет… Будто дети в церкви. Для них эта минута была сакральной, ведь вся их жизнь, все многие прожитые годы привели в итоге в эту точку. Сколько нитей должна была сплести Судьба, чтобы всё получилось.
Девушка налила и допила последние глотки глинтвейна. Оказавшись в чашке, напиток мгновенно потерял тепло, но задачу свою выполнил. Огонь в груди разгорелся жарче.
«Будто дров в камин подкинула» – пошутила девушка. Но сейчас ей нужны эти дрова.
Она стояла между локомотивов. Протянула к обоим руки. Нох и Грея встали так близко, что Инге не пришлось выпрямлять локти, чтобы дотянуться до них.
Девушка закрыла глаза. Она слышала биение сердец. Их пульс, частый, взволнованный, стучал в ушах. Их огонь был много сильнее её собственного. Но нет… Сейчас не о нём. Ей нужно тело, а не пламя.
Она сосредоточилась. Заиндевевшие стальные корпуса. Девушка чувствовала под пальцами их холод. Сейчас она ощущала их до последнего изгиба, со всеми винтами и переключателями. Она чувствовала гладь лобового стекла и шершавую кожу кресел. Перед глазами тянулись многочисленные механизмы. Она… Проникала в них. И ей нужно было всё это изменить.
Огонь сочился в холодные руки. Инга чувствовала его кончиками пальцев, и старалась, чтобы он разгорелся жарче. Она вспоминала… Миля. Как они лежали, обнявшись, в бытовке. Вспоминала чай Часовщика и красные диванчики ресторана. Вспоминала взгляд Зимы… Долгий и печальный. Вспоминала смех сестры… Улыбку мамы.
Прочный, несгибаемый металл начал поддаваться. Он корчился со скрипом, без желания, и всё равно не мог противиться воле огня. От усилий стало жарко. Девушка в напряжении сжала зубы. Ей казалось, что она руками гнёт и сминает листовую сталь.
Лобовое стекло становилось глазами. Стены сжимались по бокам, крыша укрывала спины мужского и женского тел. Колёса, сплетаясь с сиянием золотых рельс, превращались в руки и ноги. Инга не видела ничего, но чувствовала изменение. И наконец кабина… Панель приборов, руль и кресло. Всё уместилось в груди, в сердце… Где пылало пламя.
Напряжение спало резко. Девушка перестала чувствовать под пальцами металл, и открыла глаза.
Они стояли посреди Снежной пустоши. Совсем как люди. Нох и Грея… В груди каждого горел огонь. Исчезли локомотивы, оставив их одних на всю огромную пустыню.
Они совершенно не изменились. Лишь руки машинистов покрыла золотая рельсовая пыль. Они смотрели друг на друга, едва в состоянии дышать. Никто не оглядывал себя. До своих тел им не было никакого дела. Каждый смотрел на другого, и не мог поверить в счастье.
Инга отошла на шаг. Огонь в груди ещё волновался. Она чувствовала, что в нём осталось напряжение. Верно… Она поддерживает изменение, но не сможет продолжать долго. Хотелось поторопить влюблённых, но она не смогла. Взглянув на них, девушка не проронила ни слова.
Благоговейный трепет… И огромная, всепоглощающая любовь. Вот что было во взглядах Ноха и Греи. Они утопали друг в друге. Бросались в омут с головой, доставали до самого дна, и растворялись. Каждый был всем для другого. Не осталось больше иной жизни, не было людей, депо, войны. Всё куда-то пропало, потерялось за ненадобностью. Были только они. Даже Инги для них уже не существовало.
В одну секунду… Не сговариваясь, не подавая знаков, оба сделали шаг вперёд. Они знали, в какой момент должны приблизиться. Чувствовали. И шли… Потому что это не дорога для одного. Каждый должен пройти свой путь к встрече.
Они стояли томительно близко. Одно неловкое движение, толчок – и их тела столкнутся. Между ними не было сантиметров и двадцати, и всё же они не касались друг друга. Ещё нет.
Нох и Грея подняли руки. Вместе, синхронно. Они уже были одним целым. Единым механизмом, и последней детали не хватало им для полного слияния.
Души опустили взгляды на новые, приобретённые руки. Золотая пыль сверкала, переливаясь в отсветах пламени внутри влюблённых. Инга видела, как полыхает их огонь. Он разгорелся жарче. От трепета… От волнения… От желания. Мечта. Самая светлая и самая заветная мечта сбывалась. Всего одно прикосновение. Но ради него стоило прожить жизнь.
Инга заметила момент приближения. А когда золотые пальцы сплелись, горячая волна разнесла на клочки черноту ночи.
***
Инга летела по вязкому, текучему пространству. Медленно, выгнув спину. Её так и несло ударом прочь. Девушка не думала, где оказалась. Не пыталась открыть глаза.
И вдруг… На щеку упала снежинка. Она уколола кожу, тут же растаяв. Растаяла? Но на её теле не тает снег.
Девушка раскрыла глаза. И тут же упала. Словно земное притяжение подействовало на неё.
Упасть было не больно. Она легко села, по привычки приложив ладонь ко лбу.
Она оказалась… Дома! Всё верно, это её настоящий, родной мир. Сама Инга сидела на крыше пятиэтажки, а внизу по улице сновали машины, зажигались и гасли светофоры. Падал снег. Крупные, пушистые хлопья опускались в объятия спящих деревьев. Совершенно обычных, без света. По тротуарам сновали люди. С большими сумками и пакетами, пешком и на автомобилях, они закупались к Новому году. И спешили домой. К своим семьям.
А прямо перед ней… За совершенно обычными проводами, в окне напротив горел свет. Это было семиэтажное здание больницы. И свет горел… В её палате. Непостижимо, но Инга видела с такого далёкого расстояния сестру и маму. Ей ужасно захотелось к ним.
Девушка поднялась в полный рост на припорошенной снегом крыше. Вдруг… Ветер подхватил её, как снежинку, закручивая в воздухе, и порывисто унося к светящемуся окну. Всё было, как в том сне в первый день. Но сейчас девушка управляла собой.
Ветер с размаху впечатал её в раму. Но боли не было.
Инга зависла, прислонившись ладонями к стеклу, и совершенно не задумывалась над тем, что её держит. Ей было всё равно. Главное – мама и сестра… Так близко, что казалось, она может слышать их разговор.
– Что ты рисуешь, милая? – отпустив руку старшей дочери, мама утёрла покрасневшие глаза.
Перейдя к Лере, она обняла её. Больничный халат скользил на узких плечах.
Сестрёнка сидела на стуле у тумбочки, старательно выводя что-то в широком альбоме.
– Снежку, – от усердия она высунула розовый язычок, – Только она тут… Ангел.
Девочка закончила пару линий, с удовольствием показывая рисунок маме.
– Очень красиво, – уставшая женщина потрепала её по волосам, – А почему ты решила её такой нарисовать?
– Мне Вера в садике сказала. Если сестра не проснётся, то она отправится на небеса. Там станет ангелом, и у неё будут больши-и-ие белые крылья. У Веры бабушка тоже туда попала.
Мама сглотнула ком в горле, не переставая трепать волосы дочери:
– Ты… Молодец, солнышко. Ты молодец.
– Мам, а если Инга улетит на небо, а потом вернётся, у неё появятся крылья?
По щеке женщины скатилась одинокая слеза:
– Не знаю, милая. Может быть.
– Какой чудесный сон, – горячий, жестокий голос раздался совсем рядом.
Инга обернулась. Он парил перед ней… Жар. Бесформенная субстанция сейчас приобрела человеческие черты. Он принял облик… Её отца.
Точно такой же, каким она видела его последний раз. Шесть лет назад.
Внутри всё похолодело. Девушка вжалась спиной в стекло, пытаясь закрыть семью собой.
– Подходящий для этого милого ребёнка, – усмехнулся Жар отцовскими губами, – Посмотри-ка. Она так любит тебя, что даже во сне не покидает твоей палаты.
– Что тебе здесь нужно? – прохрипела она.
Он осклабился… Хищно, по-волчьи. Как никогда не оскалился бы её настоящий отец:
– Я пришел за тобой. Я всё это время шел за тобой. Как кстати ты вывела меня сюда. Может, при виде сестры ты наконец-то одумаешься.
Инга опустила голову. Боковым зрением она видела, как мама сгребла Леру в охапку, и обе слушают мерный гул аппарата ИВЛ, тик кардиомониторов.
– Дай мне закончить, – попросила она, – Дай уладить все дела, и я приду к тебе сама. Не стану сопротивляться, обещаю.
Безмерно долгую, липкую секунду он мерил её взглядом. А потом… Покачал головой:
– Нет. Зачем мне ждать, когда я могу выжечь сознание твоей сестры прямо сейчас.
Сердце замерло, пропуская удары.
– Нет… – голос сорвался и дрожал, – Ты не сможешь.
– Отчего же? – насмешливым тоном продолжал Жар, – Ты сама любезно привела меня сюда. Всё это – сон твоей сестры, её сознание. Я могу сжечь его полностью, и наутро эта милая малышка не проснётся. Просто не сможет, потому что в её теле, без сомнения живом, будет пусто. Не останется ничего. Как тебе такой исход?
Инга дрожала. Она привела его! Как она могла привести его сюда?! Но на самобичевание не было времени. Нужно что-то делать. Нужно…
– Она – сильная девочка, и в обиду себя не даст, – её внезапно осенило, – Она будет сопротивляться.
– Неужели? – Жар издевательски вскинул отцовскую бровь, – Давай попробуем?
Он ухватил кусок сознания. Кусок ночи, улицы, зимы, звёзд. Кусок города. Зажав его в кулаке, он попытался сжечь, как вдруг… По сознанию разнёсся крик. Порыв ветра бешеной силы отшвырнул от окна и Жар, и Ингу.
Девушка, кувыркаясь, летела в воздухе. И думала только об одном. Это сон… Её сон. Значит, Леру достаточно разбудить, и Жар уже ничего не сможет сделать.
Под ней кубарем неслись крыши. Мир вертелся вокруг неистовой кутерьмой неба и города. Она с размаху влетела в какой-то дом, но уже не удивилась отсутствию боли.
Девушка вскочила, оглядываясь. Больница была далеко. Ветер дул ей навстречу, снося Жар всё дальше от заветного окна.
– Лера-а, – отчаянно протянула Инга, – Сестрёнка, мне нужно до тебя добраться. Хоть как-то!
Вдруг… Дом под ногами стал двигаться. И не он один. Хаотично натыканные меж деревьев пятиэтажки как по заказу сложились в удобную цепочку крыш. Лера выстлала для сестры дорогу к себе. Инга не мешкала ни секунды.
Но именно сейчас, так не вовремя, она отчётливо ощутила земное притяжение. Больше, чем раньше. Инга почувствовала себя тяжёлой… Почти реальной. Как если бы она не во сне, а наяву прыгала по зданиям. Лера явно переоценила её физические способности.
Крыши были далеко. Девушка едва доставала. Но бежала, не останавливаясь, и не думая перед прыжком ни секунды. Она знала, Жар где-то там. Как только он освободится от ветра, он причинит Лере боль. Нужно успеть до этого момента.
Она бежала и прыгала. Бежала и прыгала. Короткие секунды полёта сменял отчаянный стук каблуков по бетону. В безразличном спокойствии падал снег. Ничего в картине сна не изменилось.
И вот… Последняя крыша. За ней, девушка видела это наперёд, ничего нет. Широкая улица бесконечно неустойчивого воздуха. В котором отчаянно не за что зацепиться. Всё же Инга бежала. Не останавливаясь, не сбавляя темп. У неё было несколько секунд, чтобы решить, что делать. Прыгать? Это невозможно, слишком далеко. Остановиться? Тогда она потеряет силу разгона. С другой стороны, зачем она нужна, если всё равно не допрыгнуть.
«Это невозможно. Невозможно! Невозможно!» – отчаянным писком разносилось по голове.
До крыши метров пять… Три… Всего два шага до конца. Один…
«Невозможно? – усмехнулась девушка, напрягая ноги, – А я попробую!».
Она бросилась вперёд, в легчайший морозный воздух. Летела… Совсем близко к крыше. Окно было отчаянно далеко. Но она тянулась к нему руками. Тянулась, и не хотела сдаваться! Даже когда начала падать.
«Ну нет! Это ещё не…» – она молотила руками по воздуху, стараясь зацепиться за него. И вдруг этот же воздух резко толкнул её верх. Понёс вперёд. Понёс… На крыльях. Её крыльях.
Девушка увидела их боковым зрением. Расправленные маховые перья ласкала воздушная стихия. Хотелось плакать от счастья! Сестра… Лера подарила ей крылья!
Инга долетела до окна, и, не задумываясь, прошла сквозь стекло. Она ворвалась в палату, хватая девочку за плечи. Лера сидела на коленях у мамы, но та Ингу не заметила. Верно, это не её сон.
– Снежка! – закричала Лера в восторге, – Ты…
– Сестрёнка, слушай меня внимательно, – Инга смотрела ей в глаза самым серьёзным взглядом, – Это очень важно. Убеди маму, и сама постарайся держаться подальше от всего горячего. Батареи, огонь, газовая плита, чайник, что угодно. Поняла? Это может быть опасно.
