Читать книгу: «Эйдос непокорённый», страница 5
7. Эйдос
– Что за выходки, Святой брат? – возмущается ушибленный святоша с кровавой раной на лбу. Сильно я его. Не узнаю голоса, это не жрец, наверное, сторож. – Батья-Ир велела стеречь её, а не выгуливать!
Ну точно! Он спрашивает, но не даёт ответить и тычет в собрата по разуму электрохлыстом, тот корчится от боли и падает. Баркатам, неповоротливым и толстокожим, эта штуковина как лёгкий щипок, а из человека вышибает дух, жжёт тысячей игл, заставляет мышцы каменеть. Видно, Батья-Ир снабдила на случай, если я стану сопротивляться. Но мне повезло увернуться, и под удар попала не я. Пока Безымянный святоша приходит в себя от электрошока, сторож с разбитым оковами лбом командует:
– Возьми браслет и надень на него. – Он подбирает цепь и суёт мне.
– Зачем? – Я с опаской кошусь на прут, который тычется мне в лицо. На конце мерцает крошечный разряд, но пускать его в ход сторож не торопится. – Он тут ни при чём!
– Вы шлялись вместе, а при чём или нет, разберётся Батья-Ир, – недовольно фыркает святоша с разбитым лбом. – Моё дело вас вернуть.
– Ничего подобного! Мы встретились здесь, – продолжаю настаивать. Не нужно мне лишнего груза.
– Ещё и заговорщики! – Сторож дёргает цепь и щёлкает разрядом перед моим носом. – Делай, что велено! Живее!
Я нервно кошусь на электрический хлыст: поглядеть бы, кто кого, окажись у меня такой, и медленно надеваю железку на запястье задохнувшегося от боли святоши. Нельзя сдаваться. Нужно что-то придумать. Ударить сторожа ещё раз? Чем?
– Что-то не так, не получается. – Тяну время, нащупывая в траве камень. – Браслет слишком тугой, заело.
– Врёшь! Дай сюда! – Сторож отпихивает меня, наклоняется и замыкает ловушку.
Не раздумывая, пускаю камень в ход. Только в этот раз вырубить его не удаётся, он лишь хватается за затылок, стонет, но зато упускает хлыст. Я хватаю электро-палку и посылаю долгий разряд святоше в плечо. Он дёргается и валится в густую траву. Отлично, в его карманах должен быть ключ. Пока шарю свободной рукой по складкам балахона, слышу отдалённые голоса. Скоро сюда набегут другие. Пристёгнутый к моим оковам святоша постепенно приходит в себя. Я рывком заставляю его подняться и велю лезть на насыпь, угрожая электрохлыстом.
– Шевелись, скорей же! – рявкаю я.
От спасения меня отделяет лишь груда камней метров десять высотой, от Безымянного – полуметровая цепь. Но преимущество на моей стороне и ему приходится подчиняться. Только одна проблема – где выход? Есть ли он вообще?
– Поосторожней с этой штукой, – советует святоша, с опаской поглядывая на искорку.
Его голос звучит знакомо – приятный, глубокий – жрец, который спрашивал про артефакт и обещал мне прогулку к Мастеру Гилладу. Впрочем, какая разница? Надо бежать!
– Так веди себя хорошо! – рекомендую я, и карабкаюсь по холодным камням, царапая трясущиеся руки колючим плющом.
– Заденешь меня и далеко не сбежишь, – радуется он.
Верно, с таким грузом не сбежать. Но я отвожу прут лишь немного в сторону, чтоб не расслаблялся. Вряд ли ему хочется очередной встряски.
– Надо будет, задену! – толкаю его свободной рукой. – Заткнись и ищи выход!
– Вроде этого? – Он указывает на пещеру в паре метров над нами.
Если не знаешь, что искать, ни за что не догадаешься. С виду просто щель в кустах между камней. Будь у меня выбор, не полезла бы туда, но выбора нет. Толкаю Безымянного первым, некогда заботиться о высокоморальных принципах.
Внутри темно как в Башне, часть стены – творение Демиургов – поглощает звук, свет и пространство, словно чёрная дыра, описанная в древней книге. Не малейшего проблеска в конце. Я чувствую, как жар растекается по телу, пульс взбесился, хочется бежать, но получается лишь медленно протискиваться наугад, как в кошмарном сне. Пробираюсь, словно не через толщу стены, а сквозь космическую пустоту, и кажется, будто выхода нет, и я проваливаюсь всё глубже в безжизненный вакуум. Опасение, что бесконечно толстая стена меня не выпустит, прожигает ум. Но вдруг вываливаюсь из её плена в полумрак, и наконец, словно бы просыпаюсь, продираю глаза.
Мир предстаёт неожиданно белым. Перспектива сахарных вершин сливается с мутными облаками, сквозь которые проглядывают Близнецы, и тает во мгле. По сторонам скалы, впереди пропасть, не видно ни единой стены, кроме той, что позади. Эйдос дышит, завывает в ущельях, бунтует живой, непохожий на выцветшую картинку в пожелтевшем фолианте, врывается холодом в лёгкие, сбивает с ног ледяным ветром, швыряет острую пыль в лицо. От воздуха мёрзнет горло до самых кишок. Сахар тает во рту, превращаясь в воду, только это вовсе не сахар, а снег. Мысль, что я по другую сторону утопии с надуманным смыслом жизни пробирает до дрожи. Я была права! Выбралась из обители и ничего не случилось! Безымянный и артефакт – последнее, что меня связывает с Аллидионом. Но с ними разберусь потом, сейчас нельзя останавливаться, мало ли кто за нами полезет.
Куда дальше? Конечно, вниз, к подножию горы. Звёзд на небе мало, но света Близнецов хватает, чтобы разобрать путь.
– Страшно? Может, обратно? – пытается переорать завывания ветра святоша, закрываясь рукой.
Это вызов, или он издевается? Сам будто и не удивлён тому, где оказался. Или я не обратила внимания на его реакцию, пока стояла, открыв рот. Но пусть не думает, что я испугаюсь и поверну назад.
– Ага, чтобы меня убили? Топай давай, да поживее! – ору я в ответ, угрожая электрической палкой.
Хорошо, что он боится электрохлыста и подчиняется. Недавний удар ещё свеж в его памяти, а это боль, повторения которой не хочется. Я знаю, довелось испытать.
Мы уходим от дыры, стараясь держаться поближе к скале и подальше от обрыва. Всегда думала, что сбегу, но похищать святош не планировала. И теперь его незапланированное присутствие нервирует. Мою команду «поживее» он воспринимает слишком буквально и начинает шагать так быстро, что я едва поспеваю на своём коротком поводке.
– Ты издеваешься? – ору сквозь ветер и толкаю его в спину. Он замедляется, останавливается. Мне кажется даже, смеётся. Чего ему так весело?
– Не хочу, чтобы ты замёрзла насмерть и волочилась за мной. – Он придерживает капюшон, чтобы ветром не сдуло.
– Тоже мне, остряк! Чего встал? – Я кутаюсь в балахон плотнее, иначе он превращается в парус.
Святоша продолжает идти, я на миг оборачиваюсь. Расщелины, откуда мы вышли, не видно, всюду снег. Стылый ветер бьёт в лицо с каждым шагом, и колкие снежинки впиваются в кожу. Разговаривать невозможно, трудно даже открывать рот. Так что я закрываю его отворотом капюшона и натягиваю рукава до кончиков пальцев. Не думала, что мороз – это больно.
Вопреки стихии мы отдаляемся от Аллидиона с его тёплым цветущим климатом и флаконом чёрного яда, гребём по колено в снегу, хватаясь за торчащие куски скал. Я рушу промёрзшими сапогами выстроенные ветром сугробы, не представляя, что ждёт дальше. Спутанные корни деревьев, чудом проросших в камнях, торчат из трещин, и я хватаюсь за них, чтобы удержаться в снежной невесомости.
Святоша иногда оборачивается, будто поглядывает, не потеряла ли я бдительность? Но не дождётся, демонстрирую искру в ответ.
Впереди, в мерцающей пустоте, остроконечные вершины хвойника прорезают хмурый небосвод, их вязкий аромат застыл на морозе. Глубина ущелья тонет во мраке, протяжно воет ветер, зубы стучат и хочется поскорее в тепло. Свободную руку сую поглубже в карман, ног почти не ощущаю. Идти мешает цепь, объединяющая нас. Сколько я так протяну?
Оглядываюсь. Стена обители исчезает в мутной взвеси, заснеженная тропа выводит к уступу над обрывом. Подошвы скользят по замерзшему камню, сердце ухает в пятки, бьётся, как бешеное, перекачивает адреналин. Надеюсь, за нами никто не побежит. Но это вопрос времени и нужно быть наготове, учитывая свидетеля побега.
Через пару снежных холмов мы минуем пропасть, и тёмное пятно зарослей, точно щель в аллидионской стене, пропускает нас. Только здесь снега нет, лишь тёплый, тихий полумрак, прямо как в моей последней тюрьме. Кроны деревьев сплетены в сплошной узорчатый купол и защищают лес от ветра и холода. Капли воды с тающих сосулек звонко падают в небольшие лужицы. Во влажной атмосфере пахнет подгнившими листьями, землёй и хвоей. Вдоль стволов по спирали закручивается мох. В его зеленоватом свечении вьётся мошкара и мелкие чешуйки хвои осыпаются медленным дождём.
– Меня ещё ни разу не похищала девчонка. – Пленник отряхивает снег, озираясь по сторонам. – Смело. Куда дальше?
Кажется, его веселит небольшая заминка, пока я пытаюсь сориентироваться.
– Всё бывает впервые. Чему радуешься? – вытряхиваю снег из капюшона и рукавов.
– Твоей усталости. – Безымянный внимательно наблюдает за мной.
Странный он. Назло не буду останавливаться. Подталкиваю его, хотя сама иду на пределе сил и незаметно замедляюсь. Тяжёлое дыхание клубится паром.
Отцепиться бы, пусть возвращается. Я стараюсь высвободить кисть из ледяного браслета, сосредотачиваюсь буквально на секунду, как вдруг Безымянный выхватывает моё оружие с такой ловкостью, что я не успеваю рта раскрыть. Дерьмо баркачье! Ну как я могла прозевать? Электрический конец победоносно смотрит в мою сторону.
– Теперь моя очередь командовать, ясно? – Святоша хмуро глядит из-под капюшона. В полумраке никак не выходит рассмотреть его лицо, я и не пытаюсь. У меня мороз по коже от его взгляда, но я не подаю вида.
– Поздравляю! Что дальше? Вернёшь меня Совету, расскажешь, как разделался с гнусной похитительницей святош, получишь блага и прощение?
Не стоит его бояться. Отобрала оружие один раз, смогу и другой. Главное, выбрать момент.
– Обычно это так и работает, да?
Теперь он толкает меня вперёд, и мы углубляемся в дебри.
Назад не поворачиваем. Это понятно, мало кому захочется на холод. Куда идём, не представляю. Я только успеваю отмахиваться от веток и думать, как вернуть оружие.
Под ногами стелется лёгкая дымка тумана, хлюпают кочки. Крик ночной птицы разбивает тишину, скрежет стволов, шуршание в кустах – всё будто включается по команде. Неважно, лишь бы подальше от Аллидиона. Стряхиваю с балахона налипший снег и жду, когда святоша потеряет бдительность, отвлечётся.
Безымянный молча разглядывает местность. Всё-таки ему любопытно, куда мы попали, но он внимателен и не боится. Не сомневаюсь, ждёт, что за нами пошлют Доверенных, и это случится, когда Батья-Ир узнает про побег. До тех пор я должна с ним расстаться.
Наконец, он останавливается, снимает капюшон, и в зеленоватом свечении мха впервые удаётся разглядеть его заросшее тёмной бородой лицо. Взгляд настороженный, как у хищника с виденных мною картинок, и пугающий, наверное, из-за контрастирующих серебристо-серых глаз. Короткие тёмные волосы торчат иглами, неаккуратные шрамы на левой стороне лица тянутся от выбритого виска и теряются в бороде.
Жуткий тип, от него мурашки по коже, и дело не в шрамах, а в целом образе. Хотя есть в нём что-то неуловимо знакомое. Неудивительно, ведь в Аллидионе все сталкивались хотя бы раз.
– Давай просто разойдёмся? – Не знаю, сработает ли в этот раз, но в келье, он охотно шёл на сделки. – Скажешь им, что я сорвалась со скалы?
Это идеальный вариант, меня не будут искать.
– Тогда придётся от тебя освободиться.
Безымянный дёргает цепь, хватает меня за браслет, разглядывает, изучает, и вдруг вынимает из складок балахона огромный нож с зазубринами.
Замок таким не откроешь, а вот руку оттяпаешь легко. У меня деревенеют конечности, и я дёргаюсь, чтобы удрать от него подальше, но металлическое кольцо врезается в кисть и застревает.
– Не надо! – Я в ужасе кошусь на нож и пытаюсь забрать из его хватки руку. От боли на глазах наворачиваются слёзы.
– По-твоему, я собираюсь отрезать тебе руку? – Он начинает раскатисто хохотать, поправляет мой браслет и разжимает пальцы. – А это вариант!
На смех садиста, какой изображает мелюзга в аллидионских спектаклях, не похоже. Он просто подшучивает. Что у него на уме? Кого я прихватила, святые баркаты?
– Только попробуй, шнод! – Отскакиваю на два шага, а дальше не пускает цепь.
Но его внимание вдруг переключается на едва слышные звуки, он перестаёт смеяться и прикладывает палец к губам.
Лесная какофония разом смолкает, уступая место завыванию из глубины. Святоша напрягается, я стараюсь вжаться в ближайшее дерево, будто это поможет спрятаться. Но ствол слишком тонкий, кора полупрозрачная, под ней вертикальными рядами движутся тёмные точки. Я читала про такие: если дерево повредить, тонкая кора лопнет и облако спор разлетится на несколько метров. Кто вдохнёт, будет кашлять кровью, умрёт медленно и мучительно. Это могло бы защитить меня от загадочного святоши с огромным ножом. Но что поможет защититься от спор мне? Рукав балахона?
– За нами идёт хищник, – предупреждает Безымянный.
Я и сама догадалась, слышала вой, только среди стволов никого не видно. Сердце забивается в пятки.
– Так воспользуйся ножом! – шепчу я. – Убей его.
– Не могу. – Святоша дёргает цепь, напоминая, что мы связаны, убирает нож и начинает продвигаться к бледным зарослям мицелия, свисающим со скал и деревьев. – У меня есть идея получше.
Выбора нет, приходится шагать за ним. Пока я мечтаю о случайно завалявшемся в кармане куске мыла, чтобы высвободить руку из металлического капкана, краем глаза замечаю пару крупных светлячков. Они то появляются в ближайших кустах, то пропадают, то снова следуют за нами в полутьме густой поросли. Вдруг догадываюсь, что никакие это не светлячки, а глаза, и мой спутник, судя по настороженному виду, придерживается такого же мнения. Он подбирает камень побольше, и я не понимаю зачем, при таком-то ноже. Но вместо ответа святоша хватает меня за руку и дёргает вниз. Мы падаем в грязь, и пока соскальзываем по склону в овраг, Безымянный умудряется швырнуть камень в ближайшее «вонючее» дерево. Позади раздаётся хлопок – лопается кора, выбрасывая в лесную чащу облако блестящих спор. В тот же миг мы скатываемся под выступ скалы, протискиваемся под растопыренные корни старого дерева и замираем. Корни паутиной переплетаются над нашими головами, словно шалаш.
– Отличная идея вываляться в грязи, – бормочу я и потираю саднящее запястье под железным браслетом. – Чуть руку не сломал!
– Ты же сама привязалась ко мне. – Святоша копошится, устраиваясь поудобнее. – И болтаешься, как приманка для ферусов.
– Так это ферус! – Я с ужасом вспоминаю скромные познания из старых архивов и вздрагиваю. Страшная тварь. – Вонючее дерево ему не навредит. Или ты думаешь, оно скроет наш запах?
– Надеюсь, – бормочет он над самым ухом. – Все хищники хорошо слышат и прекрасно видят в темноте, поэтому замри и заткнись.
Не нравится мне его тон. Я тайком читала книги для подмастерьев Доверенных, запрещённые для остальных, и в курсе о возможностях хищников и ядовитых спор. Закрываю нос капюшоном. Святоша в сердитом молчании проделывает то же. Он знает, что споры вдыхать опасно. Так может, он учится у Доверенных? Подмастерье? Уж больно спокоен и осведомлён о том, что делать, и где прятаться. В таком случае он просто приведёт меня к ним, и я вернусь в Аллидион, если, конечно, нас не сожрёт ферус.
В тесном шалаше сыро, пахнет грибами и прелыми листьями. Мы загнаны в угол. Хищник бродит над нами, и едва заметно, мягкой поступью проверяет старые корни на прочность, стряхивая едкие споры. Кажется, он и правда потерял след. И всё же у меня холодеют внутренности и сердце стучит на весь лес. Ворчание и сопение слышится будто над самым ухом, и я вздрагиваю от малейших шорохов. Секунды тянутся, словно резиновые. Я нащупываю в руке моего попутчика холодное лезвие ножа. В случае атаки феруса, нож лучше воткнуть в артерию на шее зверя. Но хочется верить, что кровопускание хищнику не потребуется, и он уйдёт. Я жмусь к святоше то ли от страха, то ли из-за тесноты: от него разит болотом и тиной; полагаю, и от меня не благовониями, не похоже, что споры перекрыли наш яркий запах. Будет обидно так глупо помереть, едва оказавшись на свободе.
8. Тоннели
Пытаюсь принять удобное положение, потому что всё это время каменный выступ упирается в спину, как острые коленки соседок по келье, когда они после ночных кошмаров приползали ко мне под бок.
– Надо что-то делать, – бормочу, ёрзая на месте.
– Молчи, – советует святоша. – Он сам уйдёт.
Пока я стараюсь ощупать камень за спиной, внезапно раздаётся хруст, и прямо перед нами из-под земли вдруг выскакивает визжащий чёрный комок. Во мне всё переворачивается, я подпрыгиваю, шарахаюсь, бьюсь макушкой о корни, с ужасом думая, что тварь нашла лазейку и ворвалась к нам в укрытие. Святоша старается удержать меня, и только тогда я понимаю, что зверь внутри вовсе не огромный ферус, а безобидный ушастый грызун, размером с ладонь.
Хищник наверху отзывается сразу, роет корни так, что они трещат, рискуя проломиться. Громко пыхтит и яростно рвёт их в том самом месте, где я ударилась головой. Едкая пыль осыпается на нас. Я перестаю дышать, думая, как бы выскочить из проклятой ловушки.
– Дай сюда эту штуковину! – Я тянусь к электрохлысту, но мой спутник сам догадывается использовать его как копьё, и ткнув им между корней, выпускает остатки заряда в зверя.
Когда палка перестаёт искрить, ферус падает и уже не подаёт признаков жизни. В воздухе появляется запах палёной шерсти.
На мгновение у меня проскакивает мысль о том, что ударом электрохлыста можно не просто нарушить работу здорового человеческого сердца, но и остановить её. Только кому придёт на ум использовать такое против Мастера Гиллада?
– Идём отсюда, пока не набежали падальщики, – командую я, пытаясь протиснуться в узкую щель под корнями, но дальше меня не пускают оковы.
На деле не хочется в жуткий лес, но не сидеть же тут вечность.
– Сначала сними цепь, – требует Безымянный, подтягивая меня обратно.
– Может, мне нравится держать тебя на цепи, – фыркаю я. – Ну, хватит дёргать. Нет у меня ключа!
Святоша ворчит что-то неразборчиво, похоже на ругательства, выхватывает нож и ковыряет ставший бесполезным электрохлыст, вынимает оттуда куски проволоки. Не знаю, помогут ли они ему открыть замок, и как он умудряется видеть в полумраке, но, пока он ковыряется, я пытаюсь отодвинуться от острого камня, нащупываю его рукой, стараюсь выломать, но вдруг проваливаюсь по плечо в пустоту и упираюсь ладонью в нечто гладкое. Сердце уходит в пятки. Под рукой пустота. Полость заворачивается словно труба и уходит в глубину.
– Здесь какой-то лаз, – сообщаю я и просовываю туда голову, стараясь хоть что-нибудь разглядеть.
Внутри темно, но это не нора. На ощупь металл. Слишком гладкий, без единого шва, заклёпки, и что удивительно, не звонкий. Трубы такими не бывают, по крайней мере, в обители. Но если на другом конце выход?
– Ты в своём уме, дикарка? – Святоша дёргает меня за привязанную к нему руку, тянет обратно. – Хочешь, чтобы тебе там башку отхватили?
Дикарка? Ну да, похищала я его не самым элегантным способом. Хотя он не сильно возражал.
– А что, пусть лучше здесь отхватят? – Я сопротивляюсь, продолжая лезть, на сколько хватает цепи. – Много ещё таких ферусов бродит вокруг? Я в этот лес не хочу.
Натяжение вдруг прекращается, цепь теперь тащится следом и грохочет. Попрошу потом, чтобы снял с меня тоже. Подбираю её, сую в карман и продолжаю двигаться по трубе.
– Нельзя лезть в непроверенные места, – недовольно бормочет позади святоша.
Тут не поспоришь, но бездействовать я тоже не собираюсь.
– Тебя никто не заставляет. Возвращайся, и делай, что хочешь. Ты уже не привязан.
Но он следует за мной.
Труба выходит в широкий колодец и обрывается. Светящийся мох на стенах позволяет оценить высоту. Прыгать можно, до земли около пары метров, внизу нечто похожее на каменную крошку. Хищников, зверей и кого бы то ни было, не видно, и я прыгаю, потому что обратно не собираюсь. Едва приземлившись, понимаю, что через колодец проходит широкий тоннель, который с одной стороны полностью засыпан, а странная труба, откуда я спрыгнула, – лишь часть конструкции из десятка похожих. Что это за сооружение, или чем оно служит в таких дебрях – довольно любопытный вопрос. Но это место выглядит заброшенным, ведь если бы тут кто-то жил, рано или поздно он наткнулся бы на обитель.
– Где это мы? – удивляюсь я, наблюдая, как мой попутчик выбирается следом и спрыгивает.
– Понятия не имею. – Он поправляет балахон, глядя наверх. – Но ты же любишь всё проверять. Вот и выясни.
Мне показалось или в его голосе прозвучала насмешка?
– Ничего я выяснять не буду, – ворчу я, приглядываясь ко входу в тёмный тоннель. Идти туда совершенно не хочется, но больше некуда. – Зачем вообще ты увязался за мной?
– Я? – неподдельно удивляется Безымянный. – Может, это ты увязалась за мной.
Он ещё и издевается, нахал! Попал в незнакомое место, а спокоен, как баркачиха после дойки. Достаёт из кармана химический фонарик, похожий на прозрачную трубку, ломает его. Свет тусклый, жёлтый, озаряет коридор, ведущий прочь из колодца. Ну, хоть какая-то от него польза.
– У тебя осталась проволока? – Я пытаюсь сложить цепь так, чтобы она не мешала. – Мне бы тоже снять оковы.
– Зачем? Ты и так неплохо смотришься, – усмехается он, и конечно, ничего не даёт.
Это явная месть за то, что я наставляла на него электрохлыст. Заслужила, что уж тут. Замечаю в полумраке гаденькую улыбочку, которую он пытается спрятать в бороде. Ну-ну.
Надеюсь, ферусы здесь не водятся, они вроде не пещерные. Я читала, будто это самый крупный лесной хищник. Ростом он может быть среднему человеку по пояс, весить до трёхсот килограмм. Оба его хвоста оканчиваются острыми ядовитыми шипами, что делает зверя ещё опасней, а яд, который почему-то ласково называют молоком, обладает снотворным эффектом и плохо влияет на память. Радует одно, зверь охотится только по ночам, днём спит в норах.
– Дождёмся утра. – Безымянный словно читает мои мысли, и смотрит вверх, думает, наверное, как забраться по трубе.
– И как ты туда залезешь? – Я тоже задираю голову и изучаю обратный лаз. – Там не за что ухватиться.
– Никак. Нужно осмотреться. – Он разворачивается и без предупреждения заходит в тоннель. И куда же он намылился с единственным фонариком? Тороплюсь за святошей вдоль тёмных стен, удивительно выглаженных для пещеры. От этого места по телу прокатывается озноб.
В тоннелях нет острых углов, точно, как в наших кельях, в которых так же пусто, если не считать циновок и подушек для сна. Мебель и украшения позволены только Обаккинам, их апартаменты индивидуальны, юные эккины приносят им свежие цветы по утрам и раскладывают одежду аккуратными стопочками. А сами ютятся в кельях толпами по десять человек, как зелёные слизни, что встречаются здесь повсюду. Слизни большие, размером с руку от плеча до кончиков пальцев, объедают светящийся мох, и кажется, будто сами стены колышутся, и в тишине разносится лёгкое шуршание и хруст.
Я догоняю святошу. Тут лишь одна дорога, разойтись нам некуда да и место жуткое, чтобы бродить в одиночестве.
– Странное место.
Безымянный велит жестом молчать, прислушивается. Я тоже прислушиваюсь, и пока ничего нового не слышу.
– Здесь тоже водятся хищники. Ясно? – шёпотом предупреждает он.
– Я знаю только про пещерных веренков, – отвечаю тихо, оглядываясь по сторонам. – Ерунда в сравнении с ферусом.
– Ничего ты не знаешь. Так что держись ближе. – Безымянный оборачивается и светит фонариком мне в лицо.
Думает, я не читала про веренков? Они охотятся стаями и предпочитают падаль, но не побрезгуют и живой едой, особенно если почувствуют запах крови.
– Я работала в Архиве. Ты не представляешь, что я знаю, – замедляюсь, осматриваясь.
Жаль, что записей про подобные подземелья не встречалось. Но эти идеально гладкие тоннели материалом напоминают стены Башни, только заброшенные и неухоженные. Откуда они взялись?
– Кто много болтает, мало живёт, – бросает через плечо святоша и словно нарочно шагает быстрее.
Тороплюсь за ним и не успеваю замечать, как заканчивается один коридор, переходя в другой, потом третий, или может, всё ещё продолжается второй. Но вдруг мы натыкаемся на обвал.
Стена впереди обрушена и кажется, прохода дальше нет. Пока Безымянный топчется на месте, я нахожу небольшую лазейку, но не могу протиснуться между стеной и валуном. Тогда он приходит на помощь и отодвигает камень. Так, в молчаливом тандеме, мы пробираемся дальше. Пока это единственный путь и страшно подумать, куда бежать, если нам встретится неизвестный тоннельный монстр или целая стая этих тварей.
Я понимаю, почему Безымянный молчит – он прислушивается. И правильно делает. Окажись на его месте Макс, тот ворчал бы всю дорогу нечто вроде: «Куда нас занесло?», «Зря тебя послушал», – его любимое, и нас бы слопали ещё в лесу. Но мой нынешний спутник осторожный и сосредоточенный. Интересно, он так ловко спрятал нас под корнями, благодаря случайности или расчёту? А то, что он позволил увести себя от стены и ни разу не оглянулся, не озвучил «коварные» планы на мой счёт, случайность? Окажись на его месте Зелиг, тот бы давно предвкушал триумфальное возвращение со мной на цепи. А этот не злорадствует, не ворчит, только цепь отказывается снять, и то из вредности.
Разумеется, не все такие, как Зелиг. И сейчас совершенно очевидно, что подмастерья Доверенных частенько бывают в подобных местах. Хотя команду учителей моего попутчика здесь явно ждать не стоит.
Мы сворачиваем в просторный тоннель. До потолка метров пять, столько же в ширину, если глазомер не врёт. Стены идеально ровные, антрацитовые, как в Башне. Они тонут в темноте и из-за этого создаётся иллюзия, будто их нет. Что если здесь её возможное продолжение? Ведь никто не знает, как глубоки её корни, куда ведут, и где заканчиваются. Башня построена из такого же материала, как эти стены, и насколько известно из Писания, на Эйдосе больше нет ничего подобного. Значит, это одно сооружение. Здесь только пахнет иначе. Влажным камнем, который достаёшь из горной реки. Но воды не видно, не слышно ни единого звука, кроме наших шагов и дыхания, только фонарик отражается на глянцевых стенах, и будто маленьким бледным пятном кто-то живой движется перед нами. От этого жутко до дрожи.
Я пытаюсь высмотреть глифы, какие угодно знаки, но ничего не вижу. Безымянный замедляется, прислушивается, кажется, перестаёт дышать, и, коснувшись ладонью стены, медленно ведёт рукой по гладкой поверхности. Что если эти тоннели – потайной ход в Башню, в те самые её корни, и он ищет путь в обитель? Вернуть меня – его приоритетная задача, и как подмастерье Доверенных, он способ найдёт. Им известно строение Башни и все обходные пути.
– Давай начистоту. Эти тоннели часть Башни? – Я преграждаю ему путь.
– Часть задницы, – ворчит Безымянный остановившись. – Дальше хода нет. Будем искать способ выбраться по трубе. Ясно?
Так он не знает обходных путей или хитрит? Кажется, мы в тупике. Вернее, я в тупике, потому что мне не нравится его компания, сбежать тут некуда, и я буду рада при случае от него отвязаться.
Наблюдаю, как мой попутчик свободно прислоняет ладони к прохладному камню, прикладывает ухо, и лишний раз убеждаюсь, что он из подмастерьев Доверенных, ведь простым смертным религией запрещалось касаться священных стен аллидионской Башни. Но что он пытается в ней услышать?
Я тоже решаю прикоснуться, ведь мы уже не в Аллидионе, значит, можно трогать всё. На ощупь ничего нового: стена как древесная смола или труба, по которой мы пролезли сюда. Нет ни единого изъяна, всё как в Башне. Есть только небольшая геометрическая гравировка, похожая на розетку цветка из прямоугольников. Вдруг моё запястье с артефактом притягивается к ней, и этот странный магнетизм между шестигранником и гравировкой длится как щелчок пальцев. Мороз пробегает по спине, я одёргиваю руку. Странное наваждение.
– И правда, тупик, – выдыхаю я, привалившись боком к стене.
Безымянный делает вид, будто другого и не ждал. Но вдруг камень за спиной словно бы испаряется, и я заваливаюсь на землю, как мешок навоза. Неловко. Пытаюсь подняться на ноги уже по другую сторону плиты.
– Несказанное везение, – хмыкает мой святоша, проходя следом в открывшийся проход.
Я поднимаюсь, игнорируя протянутую руку, и монолит позади нас бесшумно возвращается на место. Безымянный выглядит озадаченным.
– Везение? Обычно так не бывает? – Я наблюдаю, как попутчик в ответ лишь мотает головой.
Мы уходим. В этой части тоннелей не везде темно, хотя весьма жутковато из-за шороха слизней и мерцания их усиков. Впечатление, будто они передают огонёк друг другу по цепочке, и это быстрое перемигивание слегка нервирует. Впереди на стенах мох частично съеден и в открытых местах оказывается подобие гравировки. Наконец-то хоть какое-то разнообразие.
– Тут рисунок. – Я присматриваюсь, но ничего не понимаю. Приходится забрать у святоши фонарик. – Круги, треугольники… Геометрия. Что это значит?
– Ты же работала в архиве, должна знать, – издевается он, разглядывая рисунки, словно в темноте можно что-то разглядеть.
– Я знаю, что мы где-то в корнях Башни, и знаю, что ты хочешь вернуть меня. Но я с тобой не пойду. Здесь наши пути расходятся.
– Точно? – удивляется он, озираясь по сторонам. – Куда же ты пойдёшь?
Я вожу фонариком по стене в поисках очередной двери. Светящаяся палка не похожа на настоящий фонарь, и всё же она позволяет разглядеть углубления, а в них целые строки вертикальной вязи. Нечто похожее я видела и в Башне, но там были надписи и на древнем. Здесь только гладкие завитки, напоминающие орнамент. Изящными изгибами они тянутся от пола до потолка и частично прячутся под толстым слоем мха, как под одеялом. Хватаюсь за край оставшегося нароста, срываю покров. Мох отпадает целым пластом, но вместо прохода там объёмная гравировка: изображение материка. Угловатые линии тянутся повсюду, разделяются на множество ответвлений. Напоминает карту идеально выточенных пещер.
– Это тоннели. – Мурашки пробегают по телу от их количества и запутанности. Любой лабиринт ни в какое сравнение не пойдёт.
– Похоже на то, – бормочет мой спутник, сосредоточенно изучая макет, словно пытается отыскать вход в Башню.
Касаюсь холодного камня, и вдруг перед нами вспыхивает небольшая сфера, вроде мыльного пузыря. Она растёт, с молниеносной скоростью ширится, внезапно останавливается, замирает. Мы оказываемся внутри эфирной миниатюры тоннелей, будто стоим в лучах светила, а вокруг нас висят пылинки, только эти пылинки не простые, а сложенные в чёткое изображение ветки тоннелей. Я поднимаю руку, и она проходит насквозь, но вместе с ней сдвигается картинка, поворачивается плавно, под другим углом. Я подпрыгиваю от неожиданности, отшатываюсь, натыкаясь спиной на святошу. Он тоже удивлён. На его руки световая иллюзия не реагирует.
