Читать книгу: «Солнце, луна и хлебное поле», страница 5
12
Вечером я пошел к Манушак в больницу, мы стояли у окна, ели черешню, выплевывая косточки во двор. Я рассказывал ей, что произошло во время похорон, когда в воротах больницы показался Толик, увидел меня и позвал:
– Трокадэро хочет тебя видеть.
– Что ему нужно? – спросил я.
– Он сам скажет.
«Интересно, как он меня нашел», – подумал я.
– Жду в машине! – крикнул Толик.
Мы переехали через Метехский мост и, свернув по набережной налево, подъехали к двухэтажному строению с покосившимися от сырости стенами, на первом этаже которого была дешевая закусочная. Прошли полутемный зал и вошли в маленькую комнату, в комнате стоял деревянный стол, на нем – телефонный аппарат и счеты. За столом сидели Трокадэро и Куса. Этот Куса был родственником Трокадэро, он приехал откуда-то с гор искать удачи в городе; он во всем подражал Трокадэро, ходил, нахмурив брови. Хорош был собой, походил на рассерженного Марчелло Мастроянни.
Трокадэро улыбнулся мне, когда я сел, хлопнул по плечу и справился:
– Как ты?
Он редко интересовался мной, мне стало приятно.
– Ничего, – ответил я.
– Эти сукины дети позвонили, надо встретиться, денег просят.
– Кто они? – спросил я.
– Кукийские1, Чомбэ и Хихона, они подстроили эту подлянку.
Эти имена я слышал, но в лицо не знал ни одного.
Он выматерился:
– Не прощу им этого.
– А я тебе зачем? – спросил я.
– Думаю, это дело и тебя касается?!
Я пожал плечами:
– Что мне нужно делать?
– Будь рядом со мной, а точнее, на своем месте.
Все это показалось мне немного странным: зачем я ему понадобился, у него есть свои люди, именно то, что надо, и где это «мое место», что это значит? А вслух сказал:
– Ну конечно, я с тобой, на своем месте. – Что мне еще оставалось делать?
На губах Кусы буквально на секунду мелькнула усмешка, я не удивился, знал – он невысокого мнения обо мне.
– Кто идет из евреев? – спросил я.
– Никто.
Деньги платили они, так и идти должен был кто-нибудь из них, я-то тут при чем. Одним словом, я не знал, что и думать.
В этот момент зазвонил телефон, Трокадэро сразу поднял трубку. Минуты три он слушал, по его лицу ничего нельзя было понять. Потом сказал:
– Хорошо, – и повернулся к Кусе: – Иди, ждут.
Тот встал и вышел из комнаты.
– Нашли водителя такси, который той ночью подвозил Терезу, – сказал Трокадэро.
– Ага, – я знал, что для подтверждения свидания между Хаимом и Терезой необходим был свидетель.
– Теперь легче будет сторговаться с легавыми.
Я кивнул.
– Выпьешь чего-нибудь? – спросил Трокадэро.
– Нет, спасибо.
Такой дружеский тон меня настораживал, это было не совсем обычно. Его не интересовало, что я был арестован, он даже не спросил, что там со мной происходило.
Через час мы преодолели крутой подъем, и Толик притормозил у шлагбаума в Золотом квартале. Мы ждали, пока не проехал длинный состав товарняка, затем переехали через пути и подъехали к выкрашенной белой краской закусочной. Там нас встретил Вагиф, татарин Трокадэро, как называл его Хаим. Он подошел, нагнулся к Трокадэро.
– Дело идет, – тихо произнес он. – Нашелся один человек, лично у меня появилась надежда. Может, повезет.
Трокадэро вышел из машины, они отошли на пять-шесть шагов и начали шептаться между собой. Что им было скрывать от Толика? Скорей всего, они избегали меня, мне стало не по себе. «В чем дело?» – в который раз подумал я. Вскоре Вагиф повернулся и пошел в сторону закусочной. Трокадэро опять сел рядом с Толиком, сказал: «Трогай», и мы продолжили путь.
Чомбэ и Хихона встретили нас на маленькой грязной площади за кладбищем рядом с заброшенными складскими помещениями. Они сидели на длинной деревянной лавке. Завидев нас, приподнялись и приняли деловито-сердитое выражение лица.
– И ты выходи, – сказал мне Трокадэро, он холодно скользнул глазами по Чомбэ и Хихоне, не ответил на приветствие, подошел и сел на лавку. Затем повернулся ко мне. – Какая здесь вонь, – сказал он и с отвращением сплюнул.
Я согласно кивнул головой, поморщился и присел рядом с ним.
Чомбэ и Хихона, они были почти одного роста, слегка опешили. Который из них был Чомбэ, а который Хихона, я узнал, только когда менты повели меня в морг и показали их тела.
– Ты, приятель, вообще-то, к нам пришел или как? – спросил Чомбэ.
– А вы как думаете?
– Мы знали, что ты должен прийти, и, если я не ошибаюсь, ты уже здесь, вот, сидишь рядом.
– Лучше было нам не встречаться по этому делу, – прямо взглянув ему в глаза, сказал Трокадэро.
Хихона не согласился с ним:
– Я так не думаю, братан, много хорошего о тебе слышал, надеюсь, мы и с этим делом управимся так, как положено достойным людям.
Годами они оба были старше Трокадэро, хотя с первого взгляда об этом трудно было догадаться, седая голова и сморщенное лицо Трокадэро вводили в заблуждение. В это время на площадь на большой скорости влетела машина Романоза, чуть не наехав на Чомбэ, так что ему пришлось отпрыгнуть в сторону. Из машины вышли Романоз и Куса. Романоз развел руками:
– Что поделаешь, старая, тормоза барахлят.
Чомбэ и Хихона прекрасно поняли, что тормоза тут были ни при чем, и на их лицах промелькнула ядовитая усмешка, только и всего, больше ничем это не выразилось.
На площади стали собираться любопытные – сразу две машины здесь, по-видимому, было большой редкостью.
Толик сидел в машине и спокойно глядел на нас.
– Сколько просите? – спросил Трокадэро.
Те как будто замешкались.
– Двадцать тысяч, – сказал Хихона, – и больше хотели запросить, но из уважения к тебе согласны на двадцать.
Затем Чомбэ продолжил:
– Если они дадут больше двадцати, будет ваше.
Трокадэро не торопился вступать в беседу.
– Больше двух тысяч они не заплатят, – сказал он наконец.
– Мы думали, вы серьезные люди, – Хихона оторопел.
– Для вас и это много, – огрызнулся Куса.
– Не надо так, – Романозу не понравилась выходка Кусы, – давай поговорим спокойно.
– Хм, – злобно ухмыльнулся Хихона.
Чомбэ напрягся:
– Мы дело сделали, а вы хотите деньги заграбастать? Что, за дураков нас держите?
– Я защищаю интересы своего друга, – процедил сквозь зубы Трокадэро.
– Нам не важно, почему ты ввязался в это дело. Двадцать тысяч – и ни копейкой меньше, – раздраженно сказал Хихона.
– Столько вам никто не заплатит, – покачал головой Романоз.
– А две тысячи – это что? Смеетесь над нами? – Чомбэ уже не мог скрыть злости.
– У евреев денег куры не клюют, заплатят, – стоял на своем Хихона.
– Не заплатят, – Трокадэро тоже не собирался уступать.
– Значит, не похоронят? А что же они будут делать? Хранить, как Ленина? – На губах у Чомбэ заиграла презрительная усмешка.
Я не сдержался и засмеялся, Куса так взглянул на меня, что мурашки поползли по коже.
– Двадцать тысяч, и никаких разговоров, – не соглашался Хихона.
– Они нам и шанса не оставляют, войны хотят. – Куса повернулся к Трокадэро.
Тот ничего не ответил.
У Чомбэ и Хихоны одинаково ожесточился взгляд.
– Вы думаете, нас легко запугать? – спросил Хихона.
Трокадэро взглянул сначала на одного, потом на другого и ухмыльнулся, он был абсолютно спокоен.
– Нет, так не пойдет, – забеспокоился Романоз, – спор дураков кончается дракой, а умные люди всегда находят общий язык.
– Не нравится мне это место, пошли за склады, – встал Трокадэро.
– Зачем? – удивился Хихона.
Трокадэро показал на зевак:
– Не люблю, когда на меня пялятся, я не клоун в цирке, – повернулся и пошел в сторону складов. Для Хихоны и Чомбэ такое поведение было не совсем понятно, но что они могли поделать, пошли следом.
Мне показалось, что Трокадэро осматривался вокруг с особенным вниманием. «Что же он задумал?» – пытался понять я.
– Менты с этого дела собираются взять свое, – сказал Чомбэ.
– Сколько? – спросил Трокадэро.
– Десять тысяч.
– Какие менты? – теперь спросил Романоз.
– Начальник отделения милиции нашего района и его заместитель, – уточнил Хихона.
– Они нам дали это дело, – продолжал Чомбэ, – так что и в наше положение войдите, нам тоже деньги нужны, что ж, мы зря старались?
Они говорили еще полчаса и сговорились на пятнадцати тысячах. Чомбэ и Хихона были не особенно довольны.
– Только из уважения к вам, другим мы бы ни за что не уступили столько, – сказал Хихона.
Встретиться уговорились на другой день в десять часов утра. Трокадэро должен был принести деньги, а они – выдать парня, которому нужно было пройти под гробом.
– Как только сделает, что надо, сразу отпустите, чтоб никто его не тронул, – потребовал Чомбэ. – Не стоит из-за такой мелочи нас обижать и терять наше уважение к вам.
Трокадэро нехотя кивнул:
– Только завтра встретимся здесь, за складами, на площади слишком много зевак собирается.
Романоз решил подмазаться к кукийским.
– Если такие люди, как мы с вами, не поймут друг друга, кто же еще сможет это сделать? – расплылся он в улыбке до ушей и с обоими попрощался за руку.
– Спасибо, – сказал Трокадэро с серьезным выражением лица и тоже обменялся с ними рукопожатием.
Куса даже не взглянул на них, на лице его было презрение, он подошел к машине и сел. Я догадался, что у каждого из них была своя роль.
– Ты что, остаешься? – окликнул меня Трокадэро.
Я очнулся. У меня было странное ощущение, что меня с ними ничего не связывало, что я просто наблюдал за событиями.
Только Толик завел машину, как к нам подошел Чомбэ.
– По дружбе хотим вас уважить, примите от нас курево, – предложил он Трокадэро.
– Не надо, – покачал головой Трокадэро, – мы далеки от таких удовольствий.
Когда съехали вниз, Толик сказал:
– Как появился новый министр внутренних дел, город наполнился куревом и наркотой, в прошлом году такого не было.
– Чем больше одурманенных, тем им спокойней, – заключил Трокадэро. Он говорил обычно таким тоном, будто предупреждал: только посмей не поверить.
Романоз и Куса подъехали к той же закусочной, их поджидал Вагиф. А мы переехали через пути и стали спускаться к центру города. Трокадэро повернулся ко мне:
– Поужинаем вместе?
Я устал быть рядом с ним в постоянном напряжении, хотелось только одного – убраться поскорей, но я испугался, как бы он не обиделся и не переменил своего отношения ко мне, поэтому улыбнулся и кивнул.
– Мы приглашаем, – добавил он.
Мы вошли в хинкальную на Колхозной площади, прошли в самый конец и сели за угловой столик. Было жарко, Толик расстегнул пуговицы на сорочке, показался большой серебряный крест.
– Дедовский, – сказал он, – дед был царским офицером, воевал на стороне грузин, против большевиков, в двадцать первом погиб в бою под Коджори.
– И мой дед там сражался, – сказал Трокадэро.
Я знал о тех боях от Мазовецкой. Оказывается, мой дед возглавлял конный полк, дважды был ранен и самым последним оставил поле боя. Мне захотелось рассказать об этом, но я не стал, вдруг они приняли бы это за бахвальство, я постеснялся.
Официант поставил на стол деревянное блюдо, полное хинкали, затем принес бутылку водки и кружки с пивом. Я так увлекся едой, что обо всем позабыл. Когда в конце концов я поднял голову, заметил, как Трокадэро и Толик удивленно уставились на меня.
– Очень вкусные хинкали, – оправдался я. Опрокинул рюмку водки, запил пивом и прикурил сигарету. Догадывался, что-то не так, такие люди так запросто не возьмут тебя в свою компанию, но ответа у меня не было, да и чувствовал я себя прекрасно.
В какое-то мгновение я вдруг решил спросить: «Как думаете, кто убил Рафика?» Но мозгов хватило, и я прикусил язык. Даже знай они ответ, разве бы мне сказали?
Потом Трокадэро спросил у меня:
– Что там было, в ментовке?
Я рассказал.
– Повезло, что тебя не было в городе, – сказал он под конец, – а не то они так легко тебя не выпустили бы. – Потом добавил: – Хаима зря там держат.
Когда зашел разговор о дядях Хаима, Толик спросил:
– С одним ясно, у него сердце не выдержало, но почему другой покончил с собой, не понимаю?
– Наверное, почувствовал, что не выдержит и заговорит, – пояснил Трокадэро.
– Да, но кто-нибудь все равно проболтается, столько народу арестовано, – сказал я.
– Значит, он знал больше других, иначе какой в этом смысл?
– Такие люди вызывают у меня уважение, – сказал Толик.
– И у меня! – согласился Трокадэро.
«Что может быть важнее жизни для человека?» – думал я и считал поведение покойных глупостью, но не мог же я сказать это вслух.
– Что же он мог такого знать? – спросил я.
– Говорят, они накопили долларов немерено и где-то припрятали, – сказал Толик.
Я усомнился в сказанном:
– Деньги живым нужны, к чему они мертвым?
– Ты прав, – согласился Трокадэро, – тут другая причина кроется, более важная.
Толик водку не пил, всю бутылку выдули мы с Трокадэро, к этой водке надо прибавить три кружки пива, в общем, я опьянел. Они отвезли меня домой, мы договорились, что они заедут за мной в половине десятого, на этом и распрощались.
Нетвердой походкой я начал подниматься по лестнице, увидел отца у двери Мазовецкой, он рылся в карманах, у ног лежали сумки с обувью и инструментами.
– Ключей не могу найти, – пожаловался он.
– Позвони, откроет.
– Может, спит уже, не хочу будить.
Давно уже я заметил, что старуха Мазовецкая опостылела ему, но деваться ему было некуда.
– Верни мне деньги, – сказал я.
– Завтра отдам.
Я шагнул и позвонил в дверь:
– Сейчас давай.
Он не ответил. Мы стояли и сердито глядели друг на друга, в это время Мазовецкая открыла дверь. Отец вошел и собрался закрыть за собой дверь, но я поставил ногу на порог и придержал ее:
– Верни!
Он достал двадцать рублей и протянул мне. Я взял со злостью:
– Да что ты за человек?!
– Зачем тебе столько денег? Я по частям верну.
В этот момент я почувствовал дурноту, и меня вырвало. Я оперся на перила, чтобы не упасть.
– Что ты натворил, кто же это будет вытирать? – У отца вытянулось лицо.
Я выпрямился и зло выматерил его. Испуганный, он уставился на меня, ничего не сказал, потихоньку закрыл дверь, и я услышал щелканье замка. Я поразился сам себе, будто это не я, а кто-то другой матерился вместо меня. Наконец я добрался до своего чулана, вошел и свалился на постель.
Через два часа меня разбудила Манушак:
– Выпил? Если б ты знал, какая вонь стоит.
Я обрадовался, увидев ее. Она достала карамельку из кармана и положила мне в рот. Руками пощупала мое новое одеяло и матрац:
– Смотри, какой мягкий. – Заметила кожаную сумку возле шкафа и взглянула с удивлением.
– Не стал продавать, решил тебе подарить.
Она подошла и взяла.
– Спасибо большое, мама обрадуется. – Она осмотрела сумку и поставила на стол. – А где аттестат? – затем спросила она.
Я показал на шкаф, она осторожно взяла и взглянула. Это был сложенный вдвое картонный лист, на вложенном внутри листочке были написаны мои имя и фамилия и полученные по разным предметам оценки. Она громко прочитала все до конца и засмеялась. От радости у нее появлялась косинка в глазах, и она становилась еще милее.
– В январе я стану совершеннолетним, получу паспорт и женюсь на тебе.
У нее опять слегка закосили глаза.
– Я унесу аттестат и спрячу, как бы кто не украл. И промокнуть может, если крыша протечет в дождь.
Я был совсем не против, у меня не было никого надежней Манушак. Она подошла к столу и спрятала аттестат в сумку, достала из кармана губную гармошку и показала мне:
– Гляди, что у меня есть, санитарка подарила. – Поднесла ее к губам и наиграла танцевальную мелодию.
– Когда ты успела выучиться? – удивился я.
– Целый вечер старалась, и вот, кажется, получается.
Гармошка была старая, издавала глухие, хриплые звуки. Я вскочил и пустился в пляс. Манушак играла, глаза ее смеялись.
Эх, Манушак, Манушак, хорошая моя девочка…
13
Утром у меня кружилась голова, я купил в гастрономе пива, там же и выпил. Выйдя из магазина, я встретился с отцом, он тащил свои сумки. Увидев меня, отвел взгляд. Я тоже не заговорил с ним, пересек площадь и остановился на углу улицы. Через пять минут показался зеленый «Москвич», Толик был один.
– Где Трокадэро? – спросил я.
– Туда придет, – отрезал он.
Больше я не сказал ни слова, а он и вовсе будто забыл обо мне, вел машину на большой скорости, не глядя на светофоры, дважды проскочил на красный. Вот тут сердце почуяло что-то неладное: «Этого парня и без меня прекрасно привезли бы, я-то им зачем?»
Переехали через железнодорожные пути, свернули направо и остановились перед закусочной. Толик засигналил.
– Кто здесь? – спросил я.
– Увидишь, – опять так же коротко ответил он.
Из закусочной вышли Романоз и Куса. Романоз держал в руках маленькую сумку, Куса подмигнул мне и так улыбнулся, что у меня опять мурашки поползли по коже. Они сели на заднее сиденье, Романоз хлопнул меня по плечу:
– Как ты?
Я пожал плечами:
– Ничего.
– Как дела? – спросил Толик, и машина тронулась.
– Все в порядке, – ответил Куса.
– Ты уверен?
– Уверен может быть только идиот, – ответил Романоз, – увидим.
На подъеме Куса задал мне странный вопрос:
– На тебе ремень есть?
– Нет, брюки и так сидят нормально, не спадают.
– Я подарю тебе ремень, – сказал он и достал из кармана новый кожаный ремень. – На, бери.
– Большое спасибо, – ответил я.
– Примерь-ка, – повелительным тоном сказал он.
«Вот чудак-человек», – подумал я и стал прилаживать ремень на брюки.
Чомбэ и Хихона встретили нас на площади, они все так же сидели на деревянной лавке. Романоз указал им рукой в сторону складов, куда мы и направились. Проехали до самого конца и остановились перед наполовину разрушенным строением.
– И ты выходи, – сказал Куса.
Мы вышли, и Толик задним ходом откатил машину к площади. За это время Чомбэ и Хихона, обойдя здание, подошли к нам. У обоих глаза были мутные, они были под кайфом.
Романоз держал сумку в левой руке, поднял ее вверх и улыбнулся:
– Вот, парни, принесли, все в порядке!
– Давай посчитаем, – Хихона принял вид делового человека.
За его спиной, за углом здания, виднелся маленький участок площади, там остановил машину Толик. И тут я увидел, как, высунув руку из окна, он быстрым движением нарисовал в воздухе крест.
Перед машиной показался старик, он прихрамывал. Романоз отвел руку с сумкой в сторону.
– Считать не надо, – сказал он.
– Как это не надо, что за разговоры. Мне не до шуток, – нахмурился Чомбэ. Романоз снова улыбнулся, он не торопился отдавать сумку.
В это время Толик описал рукой круг в воздухе. Романоз будто ждал этого, протянул Чомбэ сумку:
– На, приятель, мы не торгаши, мы мужчины, здесь пятнадцать тысяч, и ни копейкой меньше.
У меня появилось подозрение, что Трокадэро специально опаздывал, не хотел быть свидетелем передачи денег. «Интересно, в чем же дело?» – подумал я.
Чомбэ бросил окурок и взял сумку, не успел открыть, как Куса спросил его:
– Где ваш человек?
– Вот посчитаем и приведем, – ответил Хихона, он был не в настроении, видно, считал, что прошлым вечером они уступили больше, чем следовало.
Я смотрел, как Чомбэ открывал сумку, затем взглянул на Романоза, и у меня перехватило дыхание: Романоз держал в руке пистолет. В этот момент Чомбэ поднял голову, и тут Романоз выстрелил ему в лоб. Чомбэ еще держался на ногах, когда Хихона отскочил назад. Куса бросился за ним, приставил дуло пистолета к зубам и нажал на курок. Пуля проделала в черепе дырку, брызнули осколки костей и кровь.
Я закричал.
Неожиданно Романоз повернулся ко мне. «И меня укокошат», – подумал я, и перед глазами промелькнула вся моя жизнь. Но Романоз повернул пистолет и протянул мне:
– Ну-ка подержи, – я с радостью схватил его, – не бросай, – прошипел он, – а не то голову оторву.
Во вторую руку вложил мне рукоятку своего пистолета Куса:
– Держи крепко, мать твою, так и этак… – выматерил он меня и следом за Романозом ворвался в открытые двери здания, для этого им хватило одного прыжка. Как только они ворвались туда, Куса повернулся и нацелил на меня другой пистолет:
– Понял, что сказано, сука! – Он опять выматерил меня и добавил: – Вот так, не двигаться, не то выстрелю!
Угрозы были излишни, судорога свела мои пальцы, если бы я посмел и захотел, я бы все равно не смог выбросить пистолет, потому что не мог разжать пальцев.
Помертвев, я оглянулся вокруг, будто ища спасения. Напротив дверей была лысая крутая горка, увидеть все это можно было только оттуда, но там никого не было.
«Господи, что со мной происходит?!» – подумал я.
Услышав звуки выстрелов, со стороны площади стали появляться люди. Раньше всех до угла здания добежал какой-то парень, остановился и закричал. Я оглянулся на дверь, Куса все так же стоял, направив на меня пистолет, Романоз куда-то исчез. Мне казалось, что я во сне, что все это происходит не со мной.
В это время со стороны площади подъехало такси и остановилось позади мужчин. Из машины выпрыгнул Трокадэро:
– Что ты наделал, ненормальный! – заорал он и рванулся ко мне.
Только я открыл рот, чтоб сказать, что я тут ни при чем, как он врезал мне, и я перевернулся в воздухе.
Что могли думать люди вокруг? Я держал в руках два пистолета, у моих ног валялись два трупа. А Трокадэро и бровью не повел, врезал мне и повалил. Какая храбрость! Не каждому везет увидеть такое, и запоминается на всю жизнь. Затем он подскочил ко мне, схватил за грудки и, приподняв, прошептал: «Не обижайся. Так надо». Для чего это было надо?
Судороги отпустили, я почувствовал, что шевелю пальцами, но онемела челюсть и подкашивались ноги. Я пытался собраться с мыслями. Всего за несколько минут собралось человек двадцать. Они стояли поодаль, никто не осмеливался подойти ближе, слышался глухой шум. У меня возникло ощущение, будто все это не имеет ко мне никакого отношения, а происходит с кем-то другим.
Зеленый «Москвич» проехал через толпу и остановился перед нами, Толик открыл дверцу и вышел. Тем временем Трокадэро поднял сумку с деньгами и указал кивком головы на брошенные пистолеты.
– А это? Оставляешь? – строгим тоном спросил он меня. Казалось, я собрался подойти и подобрать пистолеты, но не тронулся с места. – Быстро! – приказал он.
Я не возражал, но почему-то продолжал стоять на месте. Толик быстро взял пистолеты и протянул мне. Я не брал. Тогда он сам сунул их мне под ремень, один – справа, другой – слева. Затем отступил на шаг, взглянул на меня и сказал:
– Вот так. Мужик.
В это время показались Куса и Романоз, они волокли того парня, который проскочил под гробом. «Так, значит, они знали, где его прячут, потому и нашли так быстро», – будто кто-то подумал вместо меня. При виде трупов парень взвыл, глаза у него выкатились из орбит, и он затрясся всем телом.
– Что случилось? Кто их порешил? – поразился Романоз.
– Этот идиот. – Толик указал на меня рукой.
Парень при виде пистолетов у меня за поясом опять взвыл.
– Что ты натворил, парень? Мы же обо всем договорились, куда ж ты полез? – расстроился Куса.
Трокадэро дал мне пощечину обратной стороной ладони, я почувствовал вкус крови на губах. Понапрасну он беспокоился, я и не думал открывать рта. Что я мог сказать? Что я тут ни при чем? Что, разве они не знали этого?
Парня быстро поволокли к такси. Я увидел, как толпа расступалась, давая им дорогу.
– Садись скорей, двинули. – Толик быстро открыл заднюю дверцу, схватил меня за плечо и усадил почти силком. Затем он взглянул на меня, с сожалением, и сел за руль.
Я уже понимал, что они мне готовили, в какую петлю совали мою голову. Трудно было дышать, еще чуть-чуть, и я мог потерять сознание.
– Не торопись, – услышал я голос Трокадэро, тот сел рядом с Толиком и сплюнул в окно.
Мы медленно объехали трупы, выехали на площадь и спустились вниз по спуску.
– Чисто сработано, – сказал Толик.
Трокадэро едва заметно улыбнулся, он был абсолютно спокоен. Я взглянул на него, он стал мне омерзителен.
Из рассеченной губы кровь капала по подбородку прямо мне на грудь. Трокадэро столкнулся со мной взглядом в переднем зеркальце, достал из сумки завернутые в газету деньги, развернул газету, и там вместо денег оказалось аккуратно сложенное большое белое полотенце. Повернувшись, он дал его мне и, извиняясь, добавил:
– Кажись, я немного переборщил, но не станешь же ты держать на меня зла, не обидишься. – Полотенце я взял, но подбородок не вытер – сил не было даже на это.
Трокадэро опять повернулся ко мне.
– Утри подбородок, – строго сказал он и добавил: – Когда придем туда, держись гордо, чтоб ни у кого не было подозрения, что этих сук не ты уложил.
– Я никого не убивал, – я услышал собственный голос будто откуда-то издалека.
– Я свое исполнил, так что теперь ты должен исполнить свой долг.
– Нет у меня такого долга, – ответил я и вытер подбородок полотенцем.
– Есть, – сказал он строго, – ты друг Хаима.
– Я очень люблю Хаима, но этого дела на себя не возьму, и не думайте.
– Ты несовершеннолетний, тебя не расстреляют, так что будь спокоен.
– Мы об этом не договаривались, я тут ни при чем.
Дружеское выражение исчезло с лица Трокадэро, взгляд остекленел. Он протянул руку в сторону такси, в котором сидели Куса и Романоз:
– Вот они – совершеннолетние, так что хорошенько подумай.
Его неестественное спокойствие действовало на меня уничтожающе. Это был не только страх, не знаю, как назвать это ощущение, я задыхался от собственной беспомощности, и все-таки я смог сказать:
– Это меня не касается.
Он не ответил, еще некоторое время рассматривал меня, а затем отвернулся.
Теперь Толик отыскал меня в зеркальце.
– Болван, – процедил он сквозь зубы с презрением.
– Я тут ни при чем, – повторил я.
Трокадэро переглянулся с Толиком:
– Оставь его. Успокоится и поймет, как надо себя вести.
Затем он наклонился к бардачку, достал полную бутылку водки, откупорил и без слов, повернувшись назад, протянул мне. Я взял и, приставив ко рту, выпил залпом половину, почувствовал, как выровнялось дыхание, ушло напряжение, я захмелел, не знал, о чем и думать, не было сил переживать.
– Ты что натворил? – ворвался в сознание голос Толика.
Я и не понял, как выронил бутылку, она каталась по полу у моих ног, водка выливалась. В салоне стоял водочный дух. Я не шелохнулся: «Пусть себе валяется», – будто кто-то опять подумал вместо меня. Они тоже больше ничего не сказали. Так и проехали мы полгорода в молчании и поднялись в наш квартал. Возле подъезда Хаима собрался народ, нас ждали. Как только такси остановилось, к нему ринулись люди и окружили машину.
Перед тем как выйти из машины, Трокадэро обернулся и взглянул на меня спокойно и деловито:
– Не оплошай, – предупредил он меня и как-то странно улыбнулся.
Как только я ступил на асфальт, передо мной проявился Вагиф, татарин Трокадэро, лет десять прошло с тех пор, как я впервые его увидел, он никогда и словом со мной не перемолвился.
– Учти, стрелять буду в голову, – сказал он и тоже улыбнулся мне.
Вокруг все качалось, в горле стоял ком. Трокадэро протянул мне сигарету и поднес зажигалку. Затем хлопнул меня по плечу:
– Выше голову, мужик.
Он отошел, и я поднял голову. Увидел, как Романоз, стоя среди парней, указывал на меня пальцем. За несколько минут в людях вокруг меня произошла перемена, теперь они глядели на меня со страхом, удивлением и как будто с уважением. Тот, кто видел пистолеты за поясом, уже не мог поднять на меня глаз. В этот момент где-то там, в глубине души, я почувствовал, что это преображение мне по душе, на несколько секунд я ощутил себя совсем другим человеком. Осознав это, подумал: «Уж не схожу ли я с ума».
Вагиф взглянул на парней, направлявшихся к нам, повернулся и опять улыбнулся мне:
– Помнишь, что я сказал?
Косой Тамаз приблизился ко мне и остановился в двух шагах:
– Это правда?
К глазам подступали слезы, не расплакаться бы, испугался я и не ответил ему. Я принял строгое выражение лица, отвел глаза и отвернулся в сторону. Тогда откуда-то издалека я услышал его голос:
– Да ты, брат, сбрендил. Как же ты пошел на такое.
Тем временем на улицу вынесли тело дяди Хаима. Вагиф взял меня за плечо, и мы подошли поближе. Из такси вытащили того парня, пригнули ему голову.
– Давай, – приказал мне Вагиф, и я от отчаяния со всей силы пнул его под зад, так что он пролетел под гробом. С другой стороны его подхватили евреи и начали избивать.
Этот пинок был в действительности единственным моим реальным вкладом, если угодно, единственной заслугой в событиях того дня. Больше ничего значительного я не совершил.
Трокадэро наклонился ко мне и прошептал:
– Вечером свидимся и обо всем договоримся. Не так уж и плохи твои дела, как тебе кажется.
Как только он отошел, ко мне приблизился Нугзар Швелидзе, но Вагиф рявкнул на него:
– А ну, дуй отсюда, – и тот поджал хвост.
По сравнению с предыдущим днем народу было не так много, наверняка меньше пятидесяти. Они тронулись по направлению к площади, и улочка перед подъездом опустела. Возле стены без сознания валялся тот избитый парень. Вагиф взял меня за плечо.
– Иди в машину, – приказал он.
Все это время Толик так и не выходил из машины, дверца была открыта, и он глядел на нас. Когда мы подошли, он показал на ремень:
– Вот видишь, пригодился.
Что я мог ответить?
– Куда мы едем? – спросил я.
Он взглянул на меня и прищурился, будто задумавшись.
– Приедем – увидишь.
Только я открыл заднюю дверцу, как заметил за процессией желтую крышу милицейской «канарейки» на площади, и меня бросило в дрожь. В это время от толпы отделился Грантик Саркозян и крикнул:
– Легавые, парень, легавые.
И тут случилось нечто странное: только Вагиф повернулся ко мне, как вдруг покачнулся и упал, будто кто-то толкнул его. Вспоминая это позже, я пытался понять: если он не споткнулся, тогда что же на ровном месте его подкосило?
Я сорвался с места и побежал.
– Эй, погоди, – послышался взволнованный окрик Толика.
Я свернул направо в узкую улочку и перепрыгнул через деревянный забор. Во время прыжка пистолет выпал, я поднял и вернул его на место, уж и не знаю, зачем я это сделал, на кой он мне сдался. Из щели в заборе я увидел Толика, а затем и Вагифа, они пробежали у меня перед носом. «И эти бегут», – подумал я. Мысли путались.
Минуя дворы, переулки, я добрался до гаражей. Здесь, над обрывом, между стеной и кустами я и спрятался, стараясь собраться с мыслями. Но вышло наоборот – мое сознание как будто застыло. Единственное, что я ощущал, была боль в челюсти. Не хотелось ни о чем вспоминать, больше ничего не интересовало меня. Долго я пролежал там, на земле, скрючившись.
Была поздняя ночь, когда маленькие светящиеся точки превратились в яркие фонари фуникулера. Вокруг меня мир постепенно начал обретать свои очертания. «Ага, вот я где», – я вспомнил, в чем было дело. Все тело онемело, я еле приподнялся, прислонился к стене и, поражаясь самому себе, обнаружил, что мне плевать и на Трокадэро, и на тюрьму, и на собственную жизнь. Такого необыкновенного чувства у меня никогда не было. По меньшей мере минут пятнадцать я был лихим парнем. Но затем вернулось отчаяние.
