Читать книгу: «Диалог с душой», страница 2

Ему захотелось погрузиться в воспоминания прошлой жизни Алины и там отыскать заветные ключи ее жизни в настоящем. Но захочет ли она впустить его в свою душу, захочет ли открыть свои тайники?

Глава 2

Утром Дин проснулся в хорошем настроении. Он быстро оделся и отправился в кофейню в надежде, что Алина уже будет там. Его лицо, видимо, выдавало его чувства, и Томас, подавая кофе, слегка прищурился и каким-то таинственным голосом спросил: – Как выставка, доктор Дин? Вам понравилось? Другие картины такие же красивые, как у нас?

– Да, Томас. Фантастические картины. Вам тоже нужно их посмотреть. И передайте огромное спасибо Кристине. Я ей очень благодарен за билет. Она сдала экзамен в медицинской школе?

– Да, на отлично. Вы ее кумир, доктор, она очень старается – Томас хитро улыбнулся, – у нее был какой-то трудный вопрос, и она хотела спросить у вас, но не посмела. Скромность иногда мешает молодым, но многим ее не хватает. Вот так, – и Томас тихонько побрел на кухню.

Прождав два часа, Дин ушел из кофейни и отправился в Государственный архив Милана. Два раза в месяц Дин посвящал целый рабочий день работе в архиве. Его материалы, связанные с регрессивным гипнозом, обрастали огромным количеством историй людей, описывающих свои прошлые жизни. Дин собирал доказательства этих жизней, имен и событий для своей новой книги. Около восьмидесяти процентов этих историй, проживших прошлые жизни в последние столетия в Италии, Испании, Франции и Германии, находили свое подтверждение в архивах, но многие истории восстановить было уже невозможно. Запросы в архивы многих стран просто терялись или приходили ответы о потере архивных записей. Войны уничтожили в своем огненном чреве часть человеческой эпохи. Но даже маленькие крохи, имеющие подтверждение информации, полученной при уникальных диалогах с душой, давали надежду на истинную картину мира, описанную бессмертными душами.

Еще в течение двух дней Дин утром и вечером приходил в ресторанчик и ждал Алину. Его тревога нарастала с каждым днем, и сегодня он решил отправиться в мастерскую Алины. Адрес он нашел в интернете, оказалось, что мастерская находится в двух кварталах от ресторана. Дин шел по вечерней улице, размышляя о событиях прошедшей недели. Он ловил себя на мысли, что думает об Алине, практически постоянно. Любая свободная минута его загруженной жизни наполнялась мыслями о картинах талантливой художницы. Еще его мучил вопрос о символах в углу каждой работы. Что же означает это комбинация букв «РУ»?

Мастерская располагалась во внутреннем дворике старинного здания, недалеко от Пинакотеки ди Брера. Дин с радостью обнаружил, что окна в мастерской были освещены. Значит, она работает, – подумал Дин, – и поднес руку к звонку. Постояв немного в замешательстве, он нажал на кнопку. Через минуту в домофоне раздался голос Алины.

– Я слушаю вас, – она выдержала паузу и еще раз задала вопрос, – Кто это? Я вас слушаю.

Дин глубоко вздохнул и ответил, каким-то чужим, незнакомым самому себе голосом.

– Это Дин Уайт, Алина. Можно войти? – Дин был уверен, что она ответит отказом.

– Конечно. Я сейчас открою, – ее голос звучал приветливо и даже радостно.

Открыв дверь, Алина пригласила Дина войти, но он замер от увиденного. Алина стояла, слегка опираясь на трость, и улыбалась.

– Проходите, Дин. Рада вас видеть, – она двинулась вглубь огромной комнаты, заставленной картинами, столами с красками и листами карандашных набросков. В середине комнаты стоял мольберт. На нем были видны очертания парусника, распустившего наполненные ветром алые паруса. Картина была не закончена, но ее замысел был очевиден и играл волшебными красками.

– Я…, – Дин нерешительно подошел к картине, пытаясь сгладить зависшую в воздухе паузу, – Я думал увидеть вас в ресторане, но не дождался и решил прийти к вам в мастерскую. С моей стороны, видимо, это не очень корректно, но мне хотелось заказать вам картину для моего кабинета в клинике, – Дин понимал, что слова застревают внутри и его мысли завязли в голове, как в сиропе.

– А я думала, что вы хотите поделиться своими впечатлениями о выставке, – голос Алины стал тихим и немного грустным, – Проходите, садитесь в это кресло. Хотите, что-нибудь выпить? – Алина, опираясь на трость и слегка хромая, двинулась к шкафу возле окна.

– На ваш вкус, Алина, можно немного вина.

– Кьянти? – Алина уже наливала два бокала, не дожидаясь ответа Дина.

Он быстро встал, взял оба бокала и поставил на маленький столик возле кресла. Алина принесла плитку темного шоколада и медленно опустилась в кресло рядом с ним.

– Какой сюжет вы хотите видеть в своей картине?

– Не знаю, если быть честным. Я просто восхищен вашим мастерством и мне захотелось каждый день видеть у себя на работе одну из ваших картин. Сюжет можете выбрать любой, – Дин медленно подбирал слова, не зная, как выразить свои мысли и чувства.

– Вы любите вспоминать свое детство? Где вы выросли, Дин? – Алина посмотрела на него своими серыми, бездонными глазами.

– Почему вы спрашиваете? Это имеет какое-то значение?

– Я в этом уверена. Если человек вырос в окружении красивой природы, в любви и ласке, его воспоминания детства всегда будут поддерживать и наполнять силой всю жизнь. Детство – это самый чистый и правильный период человеческой жизни, – Алина говорила тихо и как-то отстраненно, словно погружалась в какой-то свой мир, не доступный для посторонних.

– Возможно, вы правы, Алина. Детские радости и чувства самые яркие и самые эмоциональные, – Дин расслабился и вновь почувствовал легкость общения, – Я рос в поместье своей бабушки с двух лет. Мои родители жили в Америке, много работали в американской авиакомпании. Моя мама была стюардессой, отец пилотом гражданской авиации, – Дин удивился сам себе, почему ему так легко делиться своими воспоминаниями с почти незнакомым человеком, – Они погибли в один день, разбившись в очередном рейсе. Это был террористический акт. Их тела нашли и привезли в Америку, а я остался у бабушки навсегда. Она была образованным человеком, говорила на пяти языках и очень любила живопись. Вокруг нашего поместья были прекрасные поля, луга и леса. Я вырос в окружении первозданной природы и высокого искусства. Бабушка старалась привить мне не только манеры и знания, но и научила свободно мыслить и наслаждаться полнотой жизни.

– Вы интересно рассказываете, Дин. Я уже рисую в воображении пейзажи. Мне кажется, нужно оставить на холсте ваши воспоминания этого места, где вы выросли, – глаза Алины загорелись, она воодушевленно стала описывать Дину свои задумки и образы, – Кстати, а где расположено ваше поместье?

– В окрестности Флоренции, недалеко от Порта Романа. Нашему дому больше ста лет, а пейзажи в Тоскане настолько прекрасны, что мне не хотелось уезжать на учебу. Но я часто приезжал к бабушке, бродил по цветущему саду и наслаждался этой неповторимой природой, – Дин вспомнил, как давно он не был в усадьбе. Нужно выбрать время для поездки, наполнить жизнь другим ритмом, который дает это место – умиротворением. Время там приостанавливается и начинает течь медленным, тягучим и пряным вином, наполняя волнующими ароматами воздух. Его вдыхаешь, как нежный цветок, насыщающий легкие тонкими нотками природного парфюма.

– Простите за нескромный вопрос. Вы бываете там?

– Увы, почти четыре года не приезжал. После смерти бабушки мне совсем не хотелось возвращаться в поместье. Я не хотел видеть пустые комнаты, не наполненные её энергией и любовью. Дела ведет управляющий, очень порядочный и ответственный человек. Мы периодически созваниваемся, он присылает мне отчеты. Я спокоен за земли и усадьбу.

– Это хорошо, что есть человек, на которого можно положиться, – Алина поднесла к губам бокал и замерла, погрузившись в свои мысли.

– Алина, – Дин воодушевился, – Как вы отнесетесь к предложению поездки в поместье? Вы посмотрите сад, дом и виноградники, сможете увидеть пейзаж во всей своей красоте для новой картины. Вы согласны?

Алина подняла красиво изогнутые брови и улыбнулась краешком губ. В ее глазах мелькнул золотистый огонек и она, задумавшись, на секунду сказала: – Спасибо за приглашение, но давайте отложим этот визит. Моя выставка продлиться еще две недели. Потом я буду свободна и думаю, могу посвятить поездке дней пять. Хорошо?

– Конечно. Я позвоню управляющему, и он приготовит вам комнату с хорошим видом на долину с виноградниками, – Дин был рад, что Алина не отвергла его предложение, и он уже хотел попрощаться, но вспомнил, что обещал Алине поделиться своим впечатлением от выставки.

– Все эти дни, я размышлял о ваших картинах. Вы смогли поселить в них настоящую жизнь, наполнить каждый сюжет магической силой. У меня было ощущение реального присутствия, особенно в картине о подводном мире. Я много лет занимаюсь дайвингом, погружался на красивейшие рифы по всему свету, но никогда не думал, что краски смогут передать на холсте великолепие этого мира, о котором мы так мало знаем, – Дин мог часами рассказывать о дайвинге. Это было его хобби, которое давало ему возможность уйти от чужих проблем, душевных тревог и наполнить свою жизнь новым смыслом. – Я часто думаю, сколько красоты в красках и формах было реализовано на этой уникальной планете. И как страшно потерять этот мир. Вы тонко прочувствовали это и так точно смогли донести до всех эту надвигающуюся катастрофу.

– Только такое видение окружающего нас мира понятно далеко не всем, – Алина произнесла слова очень тихо и в ее голосе звучала безнадежность, – скорее всего, им это и не нужно. Они все живут одним днем и простыми желаниями.

– Мне кажется, вы не правы, Алина. Не каждому дано так ярко выразить мысль, возможно, о последних днях человечества. Сейчас многие понимают, что мир стоит на грани, и хотят подтверждения своих мыслей. А что пишут критики? – Дин хотел услышать профессиональные отзывы о выставке Алины.

– Не знаю, мне не важно, что напишут критики. Я работаю, выражая свои чувства на холсте, свое видение мира, свои ощущения происходящего со мной, – равнодушный голос Алины поразил Дина, – Вы читали Рене Генона, Дин? Он писал, что «…современный мир не просто сумасброден, он чудовищен и это подтверждает весь ход исторического развития, в цикл которого входит и наша действительность». Сильно? Но ведь это реальная мысль? Скажите, вы сами верите, в жизнь после смерти или это просто ваша работа?

– Не согласен с Геноном. «Не мир безумен, а человек…» ³ Открыв термоядерный синтез, человечество, в начале, создало бомбу для уничтожения себе подобных и лишь затем ядерную энергетику.

Все мои исследования и ежедневная работа подтверждают теорию о бессмертности души, – Дин предполагал, что этого разговора не избежать, но сейчас не был готов к такому завершению вечера, – Самое интересное, что многие истории прошлых жизней находят подтверждение в архивных документах.

– Вы хотите сказать, Дин, что нашли полное совпадение историй, рассказанных душой и исторических личностей? – Алина даже немного подалась вперед в кресле, – Они действительно жили и вы нашли документы, подтверждающие это?

– Да. Правда, не все истории можно подтвердить. Многие документы утеряны, особенно в периоды войн. Я постоянно делаю запросы в государственные архивы разных стран. Это сложная работа, но она необходима. Только так мы можем доказать, что мир многограннее, чем кажется простому обывателю, хотя сложнее всего убедить в новых знаниях закоренелых консерваторов из науки, – Дин вспомнил, каким нападкам он подвергался в начале своей карьеры. Ему отказывали в публикациях маститые научные издания, называя его работы фантазийными очерками, не имеющими под собой доказательной базы, – но я такой не один. В современном мире, мы описываем бессмертную душу, как новое открытие, но эти знания имеют очень древние корни. Мы только подтверждаем давно известную истину о том, что каждая душа приходит в этот мир неоднократно, проживая маленькую человеческую жизнь и добавляя в свою копилку очередной опыт существования на этой планете. Регрессивный гипноз позволяет открыть тайные двери и вспомнить все, что прожила душа, описать все события не только своих жизней, но и устройство мира Душ, в который она возвращается после каждого воплощения на Земле.

– Выходит, что любой человек, может просмотреть свои прошлые жизни, увидеть мир Душ и оставить эти воспоминания в сегодняшней реальности? – лицо Алины покрылось нежным румянцем.

– Можно, Алина. Но, иногда, эти воспоминания настолько жестоки, что лучше не знать абсолютно ничего о своих прошлых воплощениях. Эта память может быть разрушительна для нашей психики. Нам ограничивают прошлые знания и воспоминания не зря.

– Я хотела бы вспомнить свою прошлую жизнь. В ней можно, наверное, найти ответы на многие вопросы, которые нас терзают и мучают каждый день, – Алина откинулась на спинку кресла и быстрым движением руки, как будто поправляя волосы, смахнула невидимую слезинку.

– Вы действительно хотите пройти такой сеанс? – Дин смотрел на ее лицо, пытаясь прочитать эмоции сомнения или страха.

– Да… Я давно искала такую возможность, поэтому и читала ваши научные статьи на эту тему.

– Но это потребует более детального рассказа о вашей жизни, проблемах, чувствах и эмоциях…. Слишком деликатная тема…. Готовы ли вы к такому откровению, Алина? Наша встреча совершенно случайна, и вы согласились на процедуру, просто в процессе разговора, – Дин пытался объяснить Алине правила, которым требовалось следовать, – Нужен предварительный этап в процессе подготовки к гипнозу. Вы согласны?

– Это осознанное решение и оно возникло не сейчас. Я думаю, когда буду готова, я вам скажу, – Алина улыбнулась.

Дин посмотрел на часы и удивился, как быстро промелькнуло время. Ему казалось, что беседа длиться не более часа, а часы предательски констатировали три. Извинившись за долгий визит, Дин стал прощаться с Алиной и уже, подходя к двери, задал свой главный вопрос: – Простите, но я забыл спросить, что означают две буквы в углу каждой картины, написанные руническими символами?

– Это авторский знак. Каждый художник имеет такой, – она удивленно посмотрела на Дина.

– А что он означает? Это секрет?

– Нет, не секрет. Моя мама всегда мне повторяла: – Где бы ты ни жила, и что бы с тобой не происходило, всегда помни, что ты русская. Еще в детстве, я подписывала все свои наброски этими двумя буквами, которые напоминали мне о земле моих предков.

Дин был удивлен и озадачен таким простым объяснением. Выйдя на ночную улицу, Дин медленно пошел по алее, последовательно прокручивая диалог с Алиной. Ему показалось, что ее интерес к нему был связан только с его профессией, и поэтому она так легко согласилась на поездку в поместье. Но что он ожидал от нее? Искренности, желания более близкого общения? Это было бы довольно странно с её стороны. Все идет так, как должно идти. Дин успокоил свои разрозненные мысли и переключился на завтрашний рабочий день. Ему хотелось быстрее продолжить сеансы с Леоном. Просмотрев материалы записей предыдущих лет, Дин понял свои ошибки в работе с Леоном и набросал новый план общения с пациентом.

Глава 3

Утро выдалось пасмурным, с мелко моросящим дождем. Серые тучи заволокли небо, скрывая солнечный свет. Настроение было с таким же оттенком, тоскливо безрадостное. Ночной сон не принес облегчения, но Дин помнил его до мельчайших деталей, словно смотрел документальный фильм с высоты птичьего полета. Одноэтажные серые здания, выстроенные строгими рядами и засыпанные грязным снегом, сторожевые вышки с автоматчиками, лай овчарок и дымящиеся высокие трубы…. Тусклое солнце придавало этому месту жуткий оттенок. И вся эта картина была заполнена отдаленным мощным гулом, похожим на глухой рев дикого зверя. Дин проснулся в холодном поту, весь сжавшись в один большой сгусток страха. Он попытался расслабиться, глубоко и медленно вдыхая воздух. Тело постепенно откликалось на его действия, но мысли остались сумбурными. Сценарии его снов все дальше затягивали Дина в исторические события, связанные с трагедиями Второй мировой войны, которая катком прокатилась по всей Европе, уничтожив миллионы людей и историческое наследие поколений. Он не понимал, что может его объединять с этим периодом истории. Размышляя о своих снах, Дин предполагал, что они, возможно, являются ключом к разгадке многих историй, как его жизни, так и скорее всего, тех, с кем он общается. Головоломка раскручивалась и все больше набирала обороты.

В десять часов утра в клинике был назначен сеанс сеньору Леону. Он опаздывал уже на двадцать минут. Это было более чем странно, потому что вчера Леон подтвердил свой визит. Прождав еще десять минут, Дин уже собирался работать с документами, как дверь открылась, и в кабинет вошел пациент. Его лицо было угрюмым, взгляд блуждал по стенам кабинета, и он даже не посмотрел в сторону врача.

– Доброе утро, сеньор Леон! – Дин приветливо улыбнулся, приглашая пациента пройти в кабинет.

– Конечно….. наверное….. доброе, – Леон пробурчал приветствие и молча, опустился в кресло.

– У вас, что-то, случилось? – Дин старался говорить мягко и не навязчиво.

– Не знаю…. Сегодня я не хотел приходить к вам. Не знаю, что на меня нашло, но ноги к вам не шли. Я бродил в парке возле клиники, оттягивая время приема, и потом вдруг понял, что если мы не докопаемся до истины, мне лучше не станет… И что я буду делать дальше? – Леон говорил сбивчиво. Его руки дрожали, и, чтобы скрыть эту дрожь, он постоянно сгибал указательный палец на правой руке. – Я всю жизнь занимался благотворительностью, никогда никому не желал и не делал зла, я люблю свою семью, ко мне уважительно относятся на работе, я с детства посещаю все церковные праздники…. Что я делаю не так? Почему я не могу просто радоваться своей жизни? Почему вы не можете мне помочь? Скажите? – лицо Леона выражало безысходность.

– Сеньор Леон. Вы должны понимать, что человек очень сложная система и до конца не изученная. Мы не знаем многих процессов, происходящих в теле человека, а тем более в его душе. Я вам рассказывал, что понимание жизни с точки зрения религии, не сильно отличается от новых открытий в медицине о душе. Она бессмертна, и, если это так, то выходит, что в этой жизни вы проходите уроки, не усвоенные в прошлых своих воплощениях. Мы должны узнать, где вы совершили ошибки, какая причина ваших жизненных трудностей, и поверьте, двигаемся мы в правильном направлении, но эта дорога длинная и сложная. И….у вас болит указательный палец?

– А… Да… Периодически его сводит судорога. Не понимаю почему, – Леон опять стал разминать палец.

– Вы умеете обращаться с оружием, Леон, – Дин внимательно посмотрел на пациента.

– Нет, что вы. Никогда не брал его в руки. У меня, можно сказать, патологическая неприязнь любого оружия. Я ненавижу насилие и даже не могу смотреть, как охотятся на животных. Мы даже перестали общаться с моим другом детства. Он заядлый охотник и его рассказы меня всегда раздражали своей жестокостью, – по лицу Леона пробежала судорожная гримаса презрения.

– Хорошо. Тогда приступим. – Дин сел в кресло напротив пациента, положил диктофон и собрался с мыслями.

– Я вам доверяю, доктор. Давайте тогда продолжим, – Леон немного расслабился, положил руки на подлокотники кресла и закрыл глаза.

Дин спокойно и медленно проговаривая слова, как будто случайно щелкнул пальцами и погрузил Леона в его воспоминания.

– Где вы сейчас находитесь?

– Я гуляю в лесу и играю с детьми с соседней фермы.

– Сколько вам лет, Леон, и как вас зовут?

– Десять. Меня зовут Клаус… Клаус Вагнер.

– Давайте отправимся дальше. Вы уже взрослый человек. Сколько вам лет сейчас? Чем вы занимаетесь?

– Мне 18 лет. Я поступил на службу в армию, – Леон говорил молодым, но строгим голосом.

– Какой сейчас год, Клаус?

– 1917 год. Идет война. Меня отправляют на восточный фронт, в Латвию.

– Что с вами происходит через шесть месяцев после отправки на фронт?

– Я тяжело ранен… Лежу в госпитале…. Я военнопленный… У меня забинтовано все лицо… Жгучая боль в левом глазу… За мной ухаживают русские сестры милосердия. Они очень добрые. Я не вижу их лиц, но у них такие мягкие и нежные руки. Они гладят меня, когда делают перевязку и что-то говорят, но я не понимаю их речь, – лицо Леона расплылось в улыбке.

– Куда вас отправили после госпиталя, Клаус?

– Я в лагере для военнопленных. Нас очень долго везли в темных и холодных вагонах. Многие солдаты умерли. Я пока жив, но мне очень хочется домой. Я устал, я хочу есть…, хоть корочку хлеба.., – голос звучал тихо, но в нем было столько страдания и тоски. – В лагере нас заставляют много работать и плохо кормят. Сильно болит лицо и глаз, но здесь нет врачей, и я боюсь, что умру от незаживающей раны. Она гноится.

– Представьте, что прошло двадцать лет. Где вы находитесь, и что происходит с вами?

– Я офицер вермахта. Служу в комендатуре лагеря для заключенных, у меня в подчинении сорок человек, – лицо Леона выражало высокомерие и презрение. Губы сжались в тонкую нить, спина выпрямилась, и всем своим видом пациент стал напоминать профессионального военного.

– Где находится этот лагерь? Вы можете сказать, как он называется? – Дин уже предполагал, что ответ прозвучит угрожающе страшным.

– Он расположен недалеко от Мюнхена. Это лагерь Дахау.

– В чем заключается ваша работа, Клаус?

– Следить за порядком в лагере. Я курирую медицинский блок. Наша задача создавать новые лекарства для солдат вермахта и научиться лечить их от тяжелых болезней и ранений, – он чеканил слова, словно отдавал рапорт начальнику.

Дин замер, боясь двигаться дальше. Все, что он знал о концлагерях, о тех чудовищных зверствах фашистов против разных народов в период правления Гитлера и в годы Второй мировой войны, могло сейчас выплеснуться на него, как цунами, в откровениях Клауса. Все разрозненные кусочки мозаики сегодняшних проблем Леона сложились в полную картину его прошлой жизни. Звериная натура Клауса, совершившая столько зла, проявляла себя в новом воплощении бессмертной души в теле Леона. Лишенный прошлых воспоминаний мозг, на подсознательном уровне подавал знаки Леону, подталкивая его к познанию самого себя.

Дин много раз задавал себе один и тот же вопрос – почему душа, наделенная любовью, вселенскими знаниями и возможностями, живет в симбиозе с примитивным человеком и порождает столько страданий, жестокости, преступлений, отчаяния и скорби? Почему она позволяет развиться в человеке таким порокам? Почему мы лишены этой памяти предыдущих воплощений? Почему каждый раз приходится начинать с нулевой точки отсчета и постоянно делать выбор? Может именно возможность ВЫБОРА и есть ответ на этот мучительный вопрос? И именно скорби помогают раскрыться душе в полную силу и показать человеку его истинное Я? Эти вопросы постоянно мучили Дина, добавляя больше загадок, чем полноценных ответов.

– Вы сможете описать медицинский блок? И что там происходит? – Дин внимательно наблюдал за пациентом, тревожась за его эмоции.

– Да, смогу, – мышцы лица заиграли, выдавая одну маску за другой. Жестокость, презрение, превосходство, злоба… Руки Леона быстро сжались в кулаки, и он опять стал разминать указательный палец правой руки, – В первом блоке проводятся испытания, связанные с возможностями человека на больших высотах. Мы должны понимать, на какой высоте наступает необратимая гипоксия мозга, когда летчик не сможет управлять самолетом. Наконец, мы продвинулись в своих исследованиях! Наши врачи гениальны! Прекрасные результаты! Это очень важно для нашей армии, – легкий взмах руки пациента, словно отдающий приказ подчиненным, и голос стал звучать жестко. – Весь этот материал уже отработан. В отходы. Нужно еще несколько раз проверить все данные опытов…. Не беспокойтесь, мы предоставим вам много нового материала. Вы же знаете, что у нас их тысячи, молодых и здоровых. Продолжайте работать!

Дин был сражен услышанным. В своей практике, он впервые столкнулся с такой исторически реальной личностью. – Продолжайте, Клаус. Что еще вы видите в медицинском блоке?

– В правом крыле находится инфекционный бокс. Я не захожу в него никогда. Предпочитаю работать с документами… В соседних кабинетах я вижу кровати с детьми. Возле них врачи. Они исследуют возможности переливания крови разных людей и осложнения после этих манипуляций…. У них неплохие результаты, – Леон говорит надменным голосом с чувством превосходства и уверенности в правильности своего дела.

– Вы можете сказать какой возраст у детей, – сердце Дина стучало как сумасшедшее. Он хотел прекратить сеанс, страшась услышать нечеловеческие признания, но понимал, что нужно двигаться дальше.

– Мы работаем с детьми шести, семи лет.

– Клаус, вы испытываете жалость к этим малышам?

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Нет. Они рабочий материал, – лицо Леона исказилось в гримасе непонимания.

– Они умирают от ваших опытов? – Дин не узнавал свой собственный голос.

– Конечно. Это естественный процесс. Каждый день у них берут по пятьсот миллилитров крови для наших солдат. Их всегда можно заменить новым материалом, – и опять лицо Леона выражало удивление.

Дин медленно задал новый вопрос, и он повис в воздухе, словно огромная плита, готовая рухнуть и придавить все вокруг своей мощью: – Если опыт был неудачен, что вы делаете с детьми?

– Иногда, если есть время и желание, я их расстреливаю. За медицинским боксом есть площадка для этих целей….А потом, конечно крематорий. Они нам больше не нужны, – равнодушный и отстраненный голос Леона был жутким в своей циничности и жестокости.

Дин молчал несколько минут, отрешившись от сеанса. Затем последовал очередной вопрос: – Что находиться в других блоках, Клаус?

– Дальше блок операционный. Здесь оперируют отмороженные конечности у пленных, ну и другие вещи. Я не хочу на это смотреть и слушать их крики.

–Почему? – Дин надеялся услышать в голосе Леона хоть малейшую тень сочувствия.

– Они меня раздражают, и у меня появляется желание всех пристрелить, – Леон вновь стал разминать указательный палец.

Дин решил завершить сеанс. Леон, постепенно возвращаясь в реальность, посмотрел на врача осмысленным взглядом и удивленно спросил: – Вы услышали что-то страшное, доктор?

– Почему вы так говорите? – Дин медленно приходил в себя.

– У вас такое лицо, словно вы увидели дьявола. С вами все хорошо, доктор?

– Все нормально, сеньор Леон…. Я обработаю материал, и мы с вами побеседуем в следующий раз обо всем. Согласны? – Дин перекладывал в руках рабочий диктофон, не осознавая своих действий. Он еще находился в облаке информации, полученной таким удивительным образом. Так точно и ярко были описаны события, прожитые Клаусом, что Дин ощущал свое присутствие в этом ужасном месте, и понимал, что еще не до конца вернулся в реалии сегодняшнего дня. – Вы можете идти… До встречи.

Время шло, а Дин все сидел в своем рабочем кресле, обдумывая историю жизни Клауса. С какого момента человек превращается в зверя, для которого чужая человеческая жизнь становится предметом для испытаний, издевательств и убийств? Как происходит эта трансформация из маленького ребенка-ангела в чудовище, поглощающего человеческие жизни в своей пасти «дракона»? Как спит такой человек ночами, и какие ему могут сниться сны? О чем он может мечтать в минуты полного бездействия и расслабления, какие мысли посещают его разложившийся мозг? Каким он видит свой уход из этого мира? Пугает ли его за порогом смерти неотвратимость наказания за содеянное?

Дин решил прослушать запись сеанса еще раз. Слова Леона звучали в пустоте кабинета, словно жуткий набат. Такие факты невозможно получить от реально живущего человека. Он будет врать, изворачиваться, пытаясь выгородить свою никчемную жизнь и избежать наказания. Откровения, полученные в процессе сеанса регрессивного гипноза, позволили увидеть истинную сущность такого человека, его взглядов на свою жизнь и поступки.

Дин вспомнил бабушкину подругу детства, приезжавшую к ним в поместье, когда Дин был еще студентом медицинского университета. Подруги каждый вечер, подолгу сидя вдвоем на веранде, ужинали, пили великолепное вино и вспоминали свою жизнь. Дин иногда присоединялся к этой очаровательной компании, и вот однажды разговор зашел о войне. Тетушка Эстер скупо, с болью в глазах рассказала о своем детстве, проведенном в концлагере в Саласпилсе. Три страшных года, на грани жизни и смерти. Юная еврейская девушка прошла все нечеловеческие испытания и выжила.

– «От голода умирать легче всего. Просто хочется, чтобы тебя никто не трогал, не беспокоил, не мешал.. Это медленное движение к смерти. Когда сейчас говорят, что нужна дорогостоящая операция, то лучше лететь в Германию. Конечно, какой опыт приобрели эти каннибалы в белых халатах, больше никто не смог». ⁴

Дин просил ее рассказать еще больше, он хотел узнать из первых уст истории трагедий людей в этой страшной войне. Но ответ его поразил: – «Если я расскажу тебе больше, ты не сможешь спать. Довольно того, что я не сплю ночами». ⁴

Что же могли чувствовать эти люди, прошедшие ад концлагерей? Дин слушал запись и быстро делал заметки в своем блокноте. Причина странных снов Леона начинала проясняться и обрастать новыми фактами. Только как это все преподнести ему, как помочь справиться со столь страшной историей прошлой жизни души Леона? Но и его собственные сны были крепко привязаны к воспоминаниям этой души.

Дин решил пройтись пешком. Мысли переплетались, как клубок змей, в уставшей голове и разбегались, не успев отложиться в памяти. Его поколение выросло в условиях рассказов людей, переживших Вторую мировую войну, но живущие сейчас молодые люди уже не могли внятно описать события той эпохи даже из школьной программы, которую методично переписывали в угоду определенным кругам. Она стиралась в их памяти, не оставляя даже следов и намеков о страшном времени. Наверное, так не должно быть. Кто-то сказал циничную в своей откровенности мысль: «Каждому поколению нужна своя война». И она перемелет очередные миллионы жизней, а затем придет новое поколение и забудет весь ужас, пережитый их предками. Человечество готовиться лететь на Марс, но правит миром средневековое мракобесие… Поэтому войны не заканчиваются никогда. Всегда в каком-то уголке земного шара кто-то решает свои циничные задачи за земли, власть и деньги, погребая под собой невинных. И ничего изменить нельзя….Ничего…

Дин зашел в кафе Томаса, медленно опустился на стул. Ему не хотелось ужинать, и он заказал себе только виски. Удивленный Томас, тонко чувствующий настроение своих клиентов, молча поставил перед Дином бутылку и слегка прихрамывая, пошел принимать другие заказы. Выпив залпом половину бокала, Дин откинулся на спинку кресла. Было ощущение полного опустошения. Он смотрел в одну точку в центре стола и мучительно пытался вернуть себе душевное равновесие, понимая, что история Клауса уже оставила след не только на страницах официальных документов клиники, но и в сердце самого врача.