Читать книгу: «#ЗаметкиГорожанинаВпровинции. Роман, написанный в Фейсбуке», страница 3
Глава 13. Екатерина Савельевна
27 августа
Два раза в неделю к восьми часам утра я хожу за молоком – по понедельникам и четвергам. Уже много лет отец берет молоко у одной и той же молочницы. Зовут ее Екатерина Савельевна, сама она уже старенькая, последние годы корову не держит, отдала дочери. А дочь живет в соседнем доме, ей не трудно с утра занести молоко во двор матери и поставить возле крылечка, где я его и забираю. 80 рублей за 2 литра деревенского молока – считай, бесплатно. Родители пьют деревенское молоко, а я из коробочки. Ну не могу я пить молоко, в котором половина банки сливок! Но я сейчас не об этом.
Екатерина Савельевна – просто потрясающий персонаж! Восемьдесят шесть лет, один глаз совсем не видит, еле ходит, держась за стеночку и опираясь на палочку, а на месте не сидится:
– Надо, думаю, огород полоть. Что я буду на месте сидеть, когда огород зарастает. А траву уже носить не могу, руки заняты, за палочку держусь. Сшила себе большой передник, впереди большой такой карман на весь живот. Ну так я травы нарву полный карман, пойду высыплю и снова иду полоть.
Я как представила ее с этим карманом а-ля мама-кенгуру! А она только улыбается уголками глаз, и чувствуется, что гордится своей выдумкой.
Удивительная женщина. Несмотря на свой возраст, сохранила здравый и острый ум, а ироничная складка у губ прямо совсем молодая, девичья… Когда ей становится совсем скучно одной, она к восьми часам утра выходит на крылечко и ждет, когда я приду за молоком. Ну вот тогда уже от нее быстро не уйдешь!
– Ты, – говорит, – как одна здесь жить будешь? В деревне одна не проживешь, тебе мужа надо. Знаю я тут одного вдовца, приличный мужчина.
Ой, чую, сосватает…
Сегодня прихожу, а у нее глаза красные.
– Деда своего вспомнила. Вот умер, теперь даже поругаться не с кем. Ночью не спится, проснусь, сижу одна в темноте. Племянница говорит, а тебе если скучно, ты песни пой. Вот я проснусь ночью и пою.
Вот так живет и поет.
А еще у нее во дворе рябина растет – высокая.
– Я, – говорит, – ягоды соберу и рябиновую настойку на зиму сделаю.
Неужели сама на дерево полезет? С нее станется…
Глава 14. Кабачки
27 августа
Я тут в деревне буквально умираю без кабачков. Нет, правда. Родители их на дух не переносят, поэтому никогда в жизни их не выращивали. А я вообще без них обойтись не могу – ну нечего мне есть, если в доме осенью нет кабачков. А на рынке здесь их не продают. Потому что стыдно кабачки продавать – в деревне кабачками свиней кормят. И в магазинах их нет – все обошла. Потому что, видимо, никому не надо. А я не могу каждый день питаться борщом, котлетами и картошкой.
В общем, кабачков хочется смертельно, хоть в Красноярск за ними поезжай. Не пойдешь же по дворам спрашивать: «А нет ли у вас ненужного кабачка?»
Две недели страдала. Потом все-таки решилась у Екатерины Савельевны спросить:
– А у вас дочь кабачки не выращивает? Я бы купила.
– Да что их покупать, кому они нужны? Так отдадим.
И в тот же вечер звонит отцу, чтобы я за кабачками приходила.
Окрыленная, на всех парах вылетаю из дома, навстречу Марина – соседка:
– Ты куда так поздно?
– За кабачком, мне кабачок обещали.
– Вот смешная, спросила бы у меня, я бы дала.
Добегаю до домика Екатерины Савельевны, а у нее ворота закрыты – в деревне ворота на ночь закрывают рано. Позвонить-то она позвонила, а ворота открыть забыла. И света в домике не видно. Ну не будить же старушку? Ладно, приду завтра.
Возвращаюсь без кабачка, а Марина уже поджидает:
– Чего без кабачка идешь? Погоди, я тебе дам.
И вот прихожу я домой такая счастливая – с кабачком. А наутро мне еще Екатерина Савельевна два кабачка дала. И теперь у меня их три! Счастье в тройной степени!
Теперь я могу есть то, что люблю и к чему привыкла. А родителям, так и быть, буду готовить всякую гадость: котлеты, оладьи, сырники, пиццы, пирожки, картошечку с мясом… Честно. Я пообещала, что кабачками их кормить не буду.
Глава 15. Кушать подано
29 августа
Каждый год, когда я приезжаю во время отпуска в деревню, я набираю здесь два-три килограмма. За месяц! И от этих килограммов я потом мучительно избавляюсь весь следующий месяц: бассейн, тренажер, фитнес-зал, многочасовые пешие прогулки по городу и на природу, ничего не есть вечером, по минимуму утром и днем.
В деревне у родителей всегда был какой-то особый культ еды. Гостей здесь принято немедленно по прибытии садить за стол и кормить до потери сознания. Я помню, когда на кухне всем еще заправляла мама, приедешь в гости, тебя накормят в обед так, что ты вздохнуть не можешь, а потом заинтересованно спрашивают:
– А что на ужин готовить?
А ты сидишь такой осоловевший и думаешь: что? еще и ужин?
А ужины у нас в деревне всегда были в несколько раз плотнее, чем обеды. Обязательное условие – большое количество мяса, гора картошки, густо приправленной сливочным маслицем, если «легкий» овощной салатик – то непременно с деревенской сметаной, которую ножом резать можно.
Я поначалу пыталась сопротивляться, готовить себе отдельно… А потом у мамы грянул инсульт. Точнее, два микроинсульта – с дистанцией ровно в два месяца, день в день. Вот после этого на кухне стал хозяйничать отец. На тот момент ассортимент блюд у него был небольшой – борщи и котлеты, и во время моих визитов кухню он мне уступал охотно. А я пыталась стариков побаловать тем, что они любят, но сами себе не приготовят: свежей выпечкой, тортиками, пирогами, булочками, пиццами. Ну и сама все это ела. Потому что трудно готовить и не есть. Особенно если вкусно и много.
А вот теперь я готовлю и не ем. Потому что не могу сбежать в город, чтобы скинуть там лишние килограммы, и вернуться. Местный бассейн – речка – уже закрыт до июня. Долгие пешие прогулки по грязи и вброд по лужам не приносят должного эффекта – ноги в разные стороны разъезжаются и не дают перейти на спортивный шаг. Ходят слухи, что есть какой-то тренажерный зал в отделе социальной защиты – специально для пенсионеров. Но мне до пенсии еще дожить надо. А ужины готовить приходится. Причем традиционно калорийные.
Брат привез из города мою пароварку, но родители попробовали и не выразили восторга. Им нужно, чтобы котлета была исключительно в черной канцерогенной корочке. То есть обжарена. Иначе мама кое-как в тарелке поковыряется и что-нибудь съязвит, а отец вообще просто ковырнет один раз и тихонько отодвинет.
– Я наелся, – скажет.
И кабачки они не едят. И баклажаны. Легкий супчик без капусты и большого количества картошки – вообще не еда. К листьям салата и петрушке относятся брезгливо-презрительно.
Мама уже в который раз за последнюю неделю рассказывает мне страшилку, как Рената, жена брата, летом приготовила ужин и разложила картошечку и котлетки на блюдца поверх красиво оформленных листьев салата. «Красиво» – это мое слово. Просто я знаю Ренату и догадываюсь, что это было красиво. А мама рассказывает, что отец поначалу вообще испугался и хотел отказаться от ужина, а она спасла ситуацию тем, что тихонько его подучила осторожно выесть котлетку, а листья салата не трогать. И вот он осторожно ковырял вилкой эту котлету так, чтобы к листьям салата даже не прикоснуться. Представляете себе эту картину?
Ну что с такими людьми делать?
Вот, например, вчера я им готовила блинчики с творогом, а себе перчик в пароварке. Сегодня на ужин готовила макароны по-флотски, а себе кабачок. А времени на такие изыски уходит уйма – при местном напряжении в электросети все это можно готовить только по очереди. Это при том, что времени на себя катастрофически не хватает: с тех пор, как я сюда приехала, книжку ни разу в руки не брала!
А вечером еще обязательно нужно позаниматься йогой. Вот сегодня у меня по расписанию йога и растяжки, только сначала текст допишу. Потому что это тоже обязательное условие моего существования – пока пишу, существую. Когда-нибудь это поможет мне осознать, что со мной происходит и зачем оно происходит. А пока это просто слова и буковки.
Вы не думайте, что я тут все в доме одними кабачками завалила – у нас всегда есть что покушать. Холодильник ломится от мяса – так заведено. Хотя его уже никто есть не хочет, но отец еще до того, как заболел, забил им камеру настолько, что на пять лет хватит. Ну не выкидывать же!
А если очень хочется, можно отрезать себе ломоть белого батона, намазать сверху деревенской сметанкой вместо маслица и полить медом.
Но я не буду. Даже если захочется.
Глава 16. Снова кабачки
30 августа
Три дня ем кабачки и радуюсь. Делаю из них запеканки, обваливаю в соусе и в панировочных сухариках, изгаляюсь, в общем. А родителей, как и обещала, кормлю всякой гадостью: блинчиками с творогом, котлетками, тефтельками, толченой картошечкой со сливочным маслицем. Потому что их нежные организмы к такой неблагородной пище как кабачок не приучены. А ужинать привыкли плотно и основательно – по-деревенски.
А вчера выхожу я часов так в 10 вечера на крыльцо, чтобы ворота закрыть, и вижу на ступеньке… КАБАЧОК! Глазам не верю – еще один? Я с одной стороны на него посмотрела, с другой – лежит. Не приснился! Желтенький такой, красивый. Выглядываю на улицу – никого нет. Ну точно, это Марина принесла, больше некому.
Утром спрашиваю у нее:
– Марин, это ты кабачок на крыльце оставила?
А она улыбается смущенно, по-доброму так. Сделала человеку доброе дело – и ей самой от этого хорошо. Не часто такого человека встретишь.
– Марин, в дом почему не зашла?
– Да я постучалась, никто не ответил. Думала, спите.
Ага, спим, как же. Телевизор мы смотрим на всю катушку. Поэтому стучаться к нам нужно только бетонной дробилкой для стен – тогда услышим. Тем более я в берушах, а сверху полотенце.
– Марин, говорю, ты не стучи, просто заходи, если что надо.
А она опять улыбается.
А сегодня брат приехал и еще два кабачка привез. Рената передала, узнав, что я тут без кабачков мучаюсь. Вот сижу я теперь, смотрю на эти кабачки и думаю. Почему я у Вселенной чего-нибудь другого не просила?
Глава 17. Картошка
4 сентября
Последняя неделя августа выдалась на редкость удачной – для картошки. Тепло, солнышко. 30 августа приезжаем с братом в больницу, а в больнице пусто! Врачи по кабинетам сидят, скучают, а больных нет! Чудеса просто! Я в регистратуру, где очередь обычно минут на 20—30, – а там тоже ни одного больного.
Брат смеется:
– Картошку копают! Выкопают, в понедельник придут.
Как выяснилось, брат лучше меня разбирается в крестьянской психологии. Потому что оказался прав.
Сегодня утром иду к отцу в стационар, смотрю, женщина с одышкой на третий этаж в терапию карабкается. Посочувствовала. Я теперь тут со всеми языком цепляюсь – пытаюсь понять, чем живет местный социум. Милая женщина, кругленькая такая, улыбчивая.
– Я, – говорит, – в воскресенье картошку докопала, а в понедельник прямо в стационар. У меня астма.
– И что, вы каждый год так – с астмой картошку копаете, а потом в больницу?
– Да уже восемь лет. Я даже сумку в больницу заранее соберу, а потом иду копать.
В общем, картошку мы тоже выкопали. Вдвоем с братом. За два дня. С ленцой, не торопясь, расслаблено так. С братом вообще легко и спокойно работать рядом – давно уже городской житель, а с удовольствием копается в земле и получает от этого удовольствие.
Копает себе и копает, и мошка ему нипочем, она его просто не трогает. А меня жрет. Весь «москитол» я еще вчера на себя вылила, ничего не осталось. Солнышко печет, брат снял футболку и загорает. А я завидую. Потому что я одной рукой картошку копаю, а другой рукой от мошки отмахиваюсь. А пока я отмахиваюсь, она все равно меня жрет. То в правый глаз, то в левый, то в оба одновременно.
Прихожу домой, смотрюсь в зеркало… аж плакать хочется. Оба глаза опухли, на щеке шишка, а мне в таком виде завтра с утра в магазин за хлебом идти. Аптека здесь по выходным до пяти работает, а на часах начало шестого.
Вспомнила, как в детстве каждый год рыдала после картошки – все люди как люди, а у меня глаз заплыл. Вот обязательно мошка именно меня укусит, и обязательно в глаз! И в понедельник утром идешь в таком виде в школу – от людей отворачиваешься, но идешь. Потому что мама – учительница, и мне школу прогуливать нельзя.
Это сейчас картошки в огороде всего пара соток, а раньше сажали на полях. Картинка из детства: полоса в 10 соток от дороги до самого леса. Вокруг в пределах видимости согнутые спины, торчащие кверху пятые точки, бряканье картошки о металлические ведра – по звуку можно определить, мелкая картошка у соседей или крупная. Единственное развлечение – сбегать в кусты пописать, до ближайших кустов – метров пятьсот. Копали два дня с раннего утра дотемна. Когда как повезет, иногда в дождь. Помню, как потом эту картошку вывозили, а тяжело груженные машины буксовали на размытом дождем глинистом склоне. И вот сейчас думаю: в семье было пять человек – мама, отец, бабушка, я и брат, – неужели мы ее съедали, всю эту картошку?
В общем, накопали с братом 23 ведра крупной картошки и семь ведер на семена. Решили, что нам хватит. На следующий день брат возвращается из аптеки, смеется – слышал разговор женщин в очереди:
– 150 ведер картошки накопала, куда я ее девать буду?
Ну слава богу, что у нас не 150, а 23 – мариновать не придется.
А 1 сентября пошел дождь. И до сих пор идет. Это означает, что картошку мы вовремя выкопали.
Глава 18. Подполье
5 сентября
Решила провести эксперимент, взорвутся банки в подполье или нет, если их сразу туда спустить. Вы же помните, как в погреб у нас «удобно» лазить, и что потом все, что было законсервировано осенью, в ноябре надо заново из погреба вытаскивать и в подполье спускать? А в мае то, что не съедено, обратно… Не проще ли банки сразу ставить в подполье? Вполне возможно, что с ними ничего не случится, никто ведь не проверял.
Достала по образцу некоторых баночек из погреба, сверху бумажки скотчем приклеила, подписала «Погреб v/s подвал». Открываю подполье…
Нет, я точно помню, что в это подполье я когда-то в детстве и потом уже во взрослом состоянии не раз лазила. Я даже помню, что в него забираться всегда было гораздо проще, чем в подвал, – оно намного просторней, лестница удобней, никакого тебе лиственничного сруба, в который со всего маху можно вписаться позвоночником. Открыла и смотрю. И не понимаю, как в него спуститься.
А потом вспоминаю, что раньше мы в него спускались, держась руками за кухонный порог. А кухонного порога уже пять лет нет! Когда маме после инсульта стало трудно поднимать ноги, все пороги в доме снесли под ноль. У нас теперь в доме только один порог – у входной двери.
Смотрю и не понимаю, как отец последние пять лет лазил сюда каждую неделю. Наверняка подтягивался на руках, при его воробьином весе такое вполне возможно. И главное, в отличие от погреба, здесь даже ручки некуда привинтить! Только если в проходе, на месте бывшего порога…
Стала примеряться, как бы мне лечь на живот и потихонечку ползти вниз, пока ноги не достанут первую ступеньку. Примерилась. Ползу. После первой ступеньки нужно как-то еще ниже спуститься – а зацепиться руками все равно не за что. То есть если задница (простите, попа) потянет вниз, то меня уже ничего наверху не удержит. А глубина там ой-е-ей, метра четыре.
В общем, встала я, отряхнулась и закрыла подполье. Основательно закрыла, насовсем. Нахрен мне оно сдалось! Пусть все эти банки, которые я месяц консервировала, замерзнут зимой в подвале, превратятся в куски льда и разлетятся ко всем чертям вместе с содержимым! Не жалко. Так им и надо. Столько лет жила без всяких заготовок и дальше проживу!
И без картошки, которую мы выкопали, а брат уже в подполье спустил, – я тоже обойдусь. На пару ужинов мне там, в кладовке, еще хватит, а потом в магазине куплю. Или макароны буду варить. Гречку и рис. Я вообще без картошки прекрасно смогу прожить, а родителям, которые без нее жить не могут, буду из магазина носить.
В общем, психанула, банки, которые так красиво подписала, затолкала в холодильник и дверцу захлопнула. Эти теперь точно не взорвутся.
Только времени жалко потраченного. Целый месяц – каждый день – вместо того чтобы жить, банки крутила. И плечо, которое в погребе зацепила, уже месяц болит. И все чаще приходит в голову мысль: а если это теперь навсегда?
Глава 19. Привычка
5 сентября
Пришла в больницу к отцу, рассказываю о своих бедах. О том, как в подполье неудачно слазила, как хотела эксперимент провести, взорвутся там банки или нет.
– Все, – говорю, – картошку будем в магазине покупать! Я в подполье больше не полезу!
Думала, рассердится, а он смеется.
– Да, – говорит, – банки можно было и сразу в подполье спускать, ничего бы им там не стало.
– Так зачем ты их каждую осень в погреб спускаешь, а потом обратно?!
– По привычке.
Ну вот попробуй пойми эту крестьянскую логику!
Глава 20. Особенности сельской торговли
6 сентября
Неспешность в деревенских магазинах изумительная. Такое впечатление, что для местного населения главное – не покупка, а сам процесс.
На витринах все вперемешку, про мерчандайзинг здесь слыхом не слыхивали. Стоишь, смотришь и думаешь: «А что здесь можно купить?» К местным магазинам нужно основательно привыкнуть, чтобы научиться находить на витрине то, что тебе нужно. Долго вглядываться, расслабленно созерцать. Или уж сразу у продавца спрашивать, есть нужный товар или нет. Вполне возможно, что есть, только лежит он не в торговом зале, а в подсобке, куда за ним нужно сходить и принести, если попросят.
Половина витрин вообще находится вне поля зрения покупателей или на таком расстоянии, что ничего не увидишь.
– Маша, а там у тебя что за печенье?
– С изюмом.
– Не, с изюмом не надо. А в той коробке какое?
– Овсяное.
– А там рядом?
– Шоколадное.
– Вкусное?
– Вчера привезли. Люди берут.
– Ну дай мне килограммчик. Нет, лучше два. Так, и капусты кочан. А поменьше есть? – продавщица снова уходит в подсобку за кочаном поменьше. – Что же я еще хотела? – долгая пауза, взгляд бегает по полкам и останавливается на витрине с колбасой. – Ветчина куриная есть?
– Завтра привезут.
– Тогда дай мне палочку какой-нибудь копченой.
– Какую? Эту?
– А это что, покажи. Нет, не эту, вон там с краю какая? Ага, вот эту. Давай всю.
Снова пауза, покупательница пытается вспомнить, за чем еще она пришла в магазин. Магазинов в селе хоть и довольно много, но от дома, как правило, идти далеко, поэтому надо взять все сразу, иначе не набегаешься.
– Маш, а фрукты у вас какие есть?
– Сливы, яблоки, виноград.
– Сливы мягкие?
– Твердые, на компот берут.
– А перцы только зеленые?
– Да, зеленые привезли.
– Ну давай сливы, выбери помягче килограммчик.
Далее обязательно следует хлеб, сахар, мука или крупы, шоколадные конфеты (обязательно!), которые находятся далеко от прилавка, и поэтому каждую конфетку надо поднести покупателю и показать, а потом объяснить, какая в них начинка.
В общем, если перед вами в очереди всего один покупатель, не радуйтесь, скорее всего, ждать своего звездного часа придется минут 40. Если повезет. Потому что дама перед вами может рассчитаться, а потом вспомнить, что еще что-то забыла купить, и все начнется сначала.
Я вот думаю, может, они тут таким образом в магазинах дзен постигают – учатся расслабляться и получать удовольствие от процесса. А мне нужен результат – купил, принес домой, поставил в холодильник и занялся тем, что тебе более интересно. Удовольствие я от других процессов получаю.
На самом деле, здесь есть пара мини-маркетов, где большую часть товара можно выбрать самому и рассчитаться на кассе. Кроме фруктов и овощей, которые тебе подаст продавец и все равно подсунет что-нибудь гнилое. Правда, на вежливую просьбу заменить реагируют спокойно, как на само собой разумеющееся. Я даже думаю, что гнилые фрукты они подсовывают не из умысла, а из какого-то особого пофигизма, свойственного жителям деревни. А что? Жизнь идет, фрукты гниют. Естественный процесс, между прочим. Как и скисание молока и кефира. Что, срок годности просрочен? Ну тогда не берите, в среду свежее привезут. Вообще волноваться не о чем.
Как они при таком ритме жизни успевают печку топить, картошку копать, помидоры в банки закручивать, детей и поросят растить – уму непостижимо!
Неужели привыкну? Уже научилась спрашивать:
– А что у вас вон в той коробочке? Нет, не в этой, рядом.
Глава 21. Козел, он же тренажер
7 сентября
Уже две недели с мамой спорим, куда поставить мой тренажер. Тренажер еще в Красноярске, его еще нужно разобрать и привезти, а мы уже спорим.
Дело в том, что мама его видела у меня, когда мы привозили ее нынче в город на обследование. И он ей категорически не понравился.
Ничего страшного, на самом деле, в нем нет. Обычный домашний эллиптический кардиотренажер, очень удобная и жизненно необходимая для меня вещь, которая очень выручает в последние пять лет. Кстати, он очень компактный и изящный. Но для мамы, которая ни разу в жизни не была в тренажерном зале и даже зарядку ни разу в жизни не делала, он показался просто чудовищным. И она окрестила его козлом.
– А я никогда в жизни такой ерундой не занималась, – вынесла мама вердикт.
В общем, конфликт мировоззрений и образов жизни налицо: я категорически не готова с ним расстаться и сидеть зимой, закопавшись в сугробах, толстея от местного молочка и сметанки. А мама категорически не согласна с тем, что «козел» будет стоять посередине комнаты.
Дело в том, что его поставить некуда, кроме как в зале. Вариант «оставить на зиму на улице» я категорически отвергла (ага, пусть он там стоит и ржавеет). Вариант «поставить в спальне» – напротив духовки, из которой с утра до вечера зимой будет валить горячий воздух, – меня тоже не устроил. Причем несколько дней пришлось объяснять, почему нельзя крутить педали и одновременно дышать горячим пыльным воздухом.
В общем, чувствую я, что родителям со мной будет непросто. Потому что я та еще штучка. Тренажер мне, видишь ли, подавай. Потому что, когда копаешь грядки и чистишь снег лопатой, нагрузка на мышцы – НЕПРАВИЛЬНАЯ.
