Читать книгу: «Близкая даль. Книга 2-я», страница 5

ГЛАВА 54

С ТЕХ ПОР, как уехал Иван, в сердце Розы поселилась тревога. Что бы она ни делала – мысли о брате занимали ее внимание, девушка стала рассеянной и задумчивой, ее глаза потускнели, и в них запечатлелась глубокая печаль. Это бросилось в глаза окружающим, больше всех недоумевала Анастасия. Как-то вечером на репетиции спектакля к новогоднему празднику девушка поинтересовалась у подруги, все ли в порядке. Роза отвела взгляд и ответила, что просто нет настроения.

– Мне кажется, ты что-то недоговариваешь… – заметила Настя. – Может, расскажешь, что случилось?

Роза уткнулась глазами в пол и промолчала, она не знала, сможет ли одноклассница ее понять.

– Могу я чем-нибудь помочь? – поинтересовалась Настя.

Коржакова стрельнула глазами на Варенкову и заявила, что причина грусти девушки в том, что она влюбилась.

– Хочешь, угадаю в кого? – выпалила Тамара. – В Леньку Баренцева!

– Замолчи! – одернула ее Настя.

Коржакова в изумлении глянула на подругу – в жизни не было, чтобы девушка разговаривала с ней в таком тоне.

– Ты чего? – опешила Тамара.

– Уйди… – гневно произнесла Настя.

– Ой-ей-ей, какие мы нежные… – фыркнула Тамара, взяла новогоднюю стенгазету и стала ее рассматривать.

– Не обращай внимания, вечно сует нос не в свои дела… – махнула рукой Настя.

Роза едва сдерживала слезы, бесцеремонность Коржаковой ранила ее до глубины души.

– Причем здесь Ленька? Я за брата беспокоюсь, – призналась девушка.

– Почему? Насколько я знаю, он жив и здоров…

– Как уехал на лесозаготовку – места себе не нахожу…

– Поэтому ты такая печальная?

– Да, – кивнула Роза, глаза девушки заволокли слезы, приступ гнетущей тоски, словно тисками, сжал ее сердце.

– Не расстраивайся, все будет хорошо, – подбодрила подругу Настя.

Коржакова с ревностью глянула на одноклассниц. Ее задело, что девушки не хотят с ней разговаривать.

– У близких людей не должно быть секретов, – с обидой произнесла девушка, – раз мы дружим, то не должно быть недомолвок.

– Верно, – ответила Настя, – к близким людям нужно относиться бережно и не бросать им в глаза колкости.

– Подумаешь – уже и сказать ничего нельзя … – фыркнула Тамара.

В этот момент в актовый зал вошла Гурьева. Женщина придирчивым взглядом осмотрела декорации к спектаклю и сказала ученикам подняться на сцену.

– Продолжаем репетицию, – заявила завуч. – На чем мы остановились?..

– На эпизоде, когда колонизатор наказывает раба… – напомнил Стригунок.

– Верно, вспоминайте реплики, начинаем…

– Пошли, – кивнула подругам Настя и поднялась на сцену.

Репетиция продолжалась до позднего вечера. Гурьева требовала от старшеклассников максимального вхождения в роли. Стригунок, игравший негритенка-раба, перепачканный печной сажей, то и дело падал на сцену, изображая изможденного трудом пролетария Африки. К концу генеральной репетиции бедра и руки парня были в синяках, но завуча по-прежнему не устраивало, как он играет свою роль. Женщина дождалась окончания мизансцены и, негодуя, заявила:

– Кто так падает?.. Тебя безжалостно хлещет кнутом поработитель, какое выражение лица у тебя должно быть?

– Потерянное… – буркнул Юрка.

Парень поднялся с пола и сел на перевернутый плетеный короб, служивший декорацией. – Надоело падать, все бока горят… Можно я тулуп на пол брошу?

Гурьева негодовала:

– Ты понимаешь, что перед тобой безжалостный эксплуататор? – женщина указала на Селистратова, игравшего роль английского колонизатора. – Это твой заклятый враг, как ты должен на него смотреть?

– С ненавистью, – отчеканил Стригунок.

– Правильно, а ты как смотришь?

Парень понурил голову.

– Ты должен смотреть на него с пролетарской ненавистью, как если бы хотел его убить.

От этих слов Селистратов съежился и спрятался за женщину.

– Понял? – спросила Гурьева.

– Понял, – кивнул Стригунок.

– Давайте еще разок…

Ребята нехотя заняли места на сцене.

«Вот пристала… – ворчала Тамара. – Третий час гоняет… То руку подняли не так, то интонация голоса ей не нравится, то смотрим не так… Взяла бы и сыграла сама…» Девушка водрузила себе на голову плетеную корзину с овечьей шерстью, имитировавшей хлопок, и, поддерживая её рукой, пошла за Юркой по сцене…

– Хорошо… – одобрила завуч. – Появляется колонизатор… Селистратов, твой выход… Доходите до середины сцены, и здесь негритенок оступается и падает… Селистратов, подбегаешь к рабу и бьешь его плетью по спине. Стригунов – закрываешься от ударов истязателя руками и с ненавистью смотришь на него… Молодцы, сегодня все. Напоминаю – эта репетиция последняя, 30-го декабря у нас спектакль, выучите слова, чтоб от зубов отскакивали…

– Понятно, – кивнул Селистратов, – можно идти?

– Ступайте, – Гурьева собрала листки сценария, разбросанные на столе перед сценой, и вышла из комнаты, за ней актовый зал покинули актеры.

Дорогой домой девчата вернулись к прежнему разговору, мнения подруг разделились. Зинаида серьезно отнеслась к опасениям Розы, а Тамара и Анастасия считали, что девушка себя накручивает.

– Выбрось чепуху из головы, – посоветовала Тамара, – ничего с Иваном не случится, сколько раз уезжал из дома – и ничего, и на этот раз обойдется…

– Действительно, – кивнула Настя, – постарайся отвлечься, не нагнетай страсти там, где их не может быть.

Розе было обидно слышать это от подруг.

– Как вы не понимаете?.. – в отчаяньи произнесла девушка. – Мое сердце обмирает, когда я думаю о брате.

– Отстаньте от нее! – заступилась за одноклассницу Зинаида. – Может, она предчувствует что-нибудь, Иван – ее брат, не удивительно, что Роза беспокоится. Моя бабушка советует обращать внимание на импульсы души…

– Причем здесь твоя бабка? Мы о Розе говорим, – возмутилась Тамара.

– Девчонки, не ссорьтесь… – вмешалась Фаина. – Жизнь покажет, кто прав, пока ничего плохого не произошло, и ладно…

Девушка подошла к Розе, обняла ее и сказала, чтоб подруга не беспокоилась.

– В жизни все идет к лучшему… – подбодрила одноклассницу Рудакова.

– Угу, – кивнула Роза, – только на сердце все равно тревожно.

– Неисправимая… – покачала головой Коржакова.

Девчата попрощались и пошли домой, каждая осталась при своем мнении. Роза вернулась домой, поужинала и легла спать, но уснуть не могла. Мрачные мысли не давали девушке покоя.

Елизавета приглушила свет керосиновой лампы, освещавшей комнату, и села прясть шерсть. Время от времени она взволнованно поглядывала на дочь, беспокоясь, не заболела ли она… Чтобы проверить свое предположение, женщина отложила работу и подошла к кровати девушки.

– Доченька, тебе нездоровится? – спросила женщина.

Роза не ответила, девушка металась по постели и тихо стонала. Елизавета дотронулась до лба дочери и, ощутив испарину на ее коже, побежала за полотенцем. Взяв льняной рушник, хозяйка смочила его в воде и, отжав, протерла лицо и грудь девушки. Некоторое время Роза вела себя спокойно.

– Слава Богу… – вздохнула Елизавета и погладила дочку по распущенным волосам.

«Может, простыла?» – подумала женщина. Ее мысли прервал стон дочери. Хозяйка склонилась над постелью девушки и с тревогой всмотрелась в ее бледное лицо. «Не пойму, что с ней? Со дня отъезда Ивана девчонку не узнать, то о чем-то думает и молчит, то забьется в угол и плачет…» Женщина с тревогой посмотрела на дочь и заметила, что девушка во сне дернулась и, не открывая глаз, прокричала:

– Не убивай его, не надо!!!

Елизавета попыталась разбудить Розу, но она не реагировала.

– Что же это такое? – перепугалась Елизавета. – Станислав! С Розой что-то неладное творится… – окликнула она мужа.

Хозяин открыл глаза и, зевнув, спросил:

– Что случилось?

– Роза бредит… – взволнованно произнесла женщина и прослезилась.

– Чего ревешь? Слезами горю не поможешь…

Елизавета глянула на мужа и произнесла:

– Может она – того?..

– Что?

– Умирает…

– С чего ты взяла? – переполошился мужчина и подбежал к дочери.

Шум в доме разбудил Панкрата. Мужчина отдернул цветную занавеску, отгораживавшую его кровать от общей комнаты, и поинтересовался, что случилось.

Елизавета глянула на брата и, всхлипнув, запричитала:

– Роза умирает…

Станислав в испуге глянул на жену, склонился над дочерью и прислушался к ее дыханию.

– Надо же, как тяжело дышит… – разволновался мужчина. – Вся постель мокрая, словно ее водой окатили.

Панкрат подошел к постели племянницы и посмотрел на девушку.

– Заболела?.. – с тревогой произнес мужчина.

– Стонет и мечется, а температуры нет, – в отчаянье произнесла хозяйка.

– Худо дело… – покачал головой Панкрат и стал спешно одеваться.

Елизавета увидела, что брат набросил тулуп, и поинтересовалась, куда он собрался.

– К Головановой, – объяснил мужчина, взял ушанку и направился к двери.

– Подожди, вместе пойдем… – остановил его Станислав.

Мужчина быстро оделся и последовал за родственником.

Оставшись с дочерью наедине, Елизавета не находила себе места. Перед ней на кровати в беспамятстве лежала Роза, а как помочь ей – женщина не знала… Хозяйка закрыла ладонями лицо и заплакала:

– Доченька, не покидай нас!.. – но девушка ее не слышала, сознание Розы блуждало в мире снов, пытаясь отыскать душу брата.

Входная дверь тихо скрипнула, и в дом вошла Федосья.

– Как она?.. – поинтересовалась знахарка.

Женщина склонилась над Розой, взяла ее за запястье и прощупала пульс.

– Прости, Елизавета, мне надо понять, что происходит с твоей дочерью… – пояснила знахарка и, не дожидаясь ответа женщины, взяла хозяйку под локоток и отвела в сторону.

Федосья села на край кровати девушки, раскрыла ее сомкнутые веки и, посветив над ее лицом фонарем, заглянула Розе в глаза.

– Она спит, – произнесла старуха.

– Ты уверена? – спросила хозяйка.

– Абсолютно!

– Почему же она так мечется?..

Голованова положила убеленную сединой голову на грудь девушки и прислушалась к биению ее сердца.

– Спит… Только очень крепко, один Бог знает, где витает ее душа…

Станислав с облегчением вздохнул.

– Почему она такая холодная и бледная? – поинтересовался мужчина.

– Ее душа где-то далеко, с телом ее связывает незримая нить, тронь ее грубо – и оборвется, поэтому не шумите…

Станислав недоверчиво посмотрел на знахарку и подумал: «Что она говорит? Старая стала, совсем ума лишилась…» Голованова положила свою ладонь на холодный покрытый испариной лоб девушки и прикрыла свои глаза.

«Уснула… – ахнул Варенков. – Зачем мы ее позвали? Надо было дождаться утра и везти Розу в больницу». Знахарка сидела у постели Розы с закрытыми глазами и внутренним взором наблюдала за странствиями души девушки в мире снов.

– Ложитесь, я подежурю возле нее, – устало произнесла Федосья, – хочу узнать, что терзает душу вашей девочки, но черная мгла мешает… Душа Розы где-то за ней, я чувствую ее, но не вижу…

Станислав подозрительно посмотрел на знахарку. «Точно не в себе… – подумал мужчина. – Что годы делают с людьми, а ведь была умная женщина, все село к ней за помощью обращалось, без нее ни роды, ни свадьбы не проходили, со всеми вопросами к ней шли, а теперь состарилась и умом тронулась, про душу говорит… Кто ее видел? Никто, сказки все это…»

Хозяева прислушались к совету знахарки и решили отдохнуть, но заснуть не смогли. Голованова дежурила у постели Розы всю ночь и не на шутку обеспокоилась душевным состоянием девушки. «Что ее так тревожит? – терялась в догадках женщина. – Болезни в ней нет, тогда в чем дело?..» Федосья снова и снова прислушивалась к биению сердца девушки и в недоумении пожимала плечами. Елизавета подошла к знахарке и поинтересовалась, есть ли изменения в состоянии дочери. Голованова в растерянности посмотрела на хозяйку.

– Нет, – с грустью ответила женщина, – дыхание ее мне не нравится…

– Почему?

– Беспокоит ее что-то… Нелегко ей будет, на такую красоту много охотников найдется… Не знаю – завидовать вам или жалеть…

– И не говори… – вздохнула Елизавета. – Такую красоту еще уберечь надо…

За разговорами женщины не заметили, как наступило утро. Станислав и Панкрат, отмаявшись всю ночь, занялись домашними делами, мысли о Розе не давали мужчинам покоя. Голованова призвала все свое знахарское мастерство, чтобы привести девушку в чувства, хотя понимала, что действует вопреки ее воле. Окурив девушку травами и произнеся над ней ряд заклинаний, знахарка приказала Елизавете не будить дочь.

– Она должна сама проснуться, – предупредила Федосья, – как очнется – ни о чем ее не спрашивайте, захочет – сама расскажет, я схожу домой, сделаю, что нужно, и вернусь.

Женщина сняла с вешалки тулуп, надела его и собралась уходить. Панкрат заметил это и разволновался:

– Ты бы поскорее там, знаешь, как бывает: пока есть, кому помочь – ничего плохого не происходит, а как рядом такого человека не оказывается – обязательно что-нибудь происходит.

Голованова задумалась над словами мужчины, она на самом деле не знала, что может произойти в ее отсутствие.

– Не шумите и громко не разговаривайте, – посоветовала женщина, – пусть спит, для нее любой резкий звук может быть губительным.

– Хорошо, – кивнул Панкрат, – стало быть, ты советуешь не будить…

– Ни в коем случае!

– А разговаривать с ней можно?

– Можно, только тихо и доброжелательно.

Панкрат взял стул и поставил у кровати племянницы. Мужчине было невероятно жаль девушку, он склонился над Розой и с тревогой посмотрел ей в лицо. Девушка вздрогнула, села на кровати и, не открывая глаз, стала бить Панкрата.

– Не трогай, отойди от него!!! – в беспамятстве кричала девушка и, схватив родственника за чуб, потянула на себя. – Вот тебе, вот!.. Не тронь моего брата, слышишь?!

Мужчина взвыл от боли и попытался высвободиться, но девушка мертвой хваткой вцепились в его волосы, не желая отпускать.

– Отстань… – простонал Панкрат, помня наставление знахарки, что шуметь и грубо разговаривать с девушкой нельзя. – Что вы стоите? Сделайте что-нибудь… – взмолился мужчина.

Елизавета вышла из оцепенения и бросилась выручать брата.

– Доченька, отпусти его, это твой дядя… – дрогнувшим голосом произнесла женщина и попыталась разжать кулак девушки, но Роза не реагировала и продолжала мутузить родственника.

– Вон оно что… – кивнула старуха. – Она за брата беспокоится. Кстати, где он?

– Уехал, – пытаясь оторвать руку дочери от чуба Панкрата, ответила хозяйка.

– Куда?

– На лесозаготовку.

– Ага… – знахарка подошла к кровати Розы и впилась в нее своими черными, словно угли, глазами.

Девушка несколько раз дернулась, потом затихла и обмякла. Елизавета и Панкрат в изумлении посмотрели на старуху.

– Что ты сделала?.. – оторопел мужчина.

– Успокоила, – ответила знахарка.

– А почему раньше этого не делала?

– Не могла, навредить боялась… – Федосья надела тулуп и собралась уходить.

Елизавета и Панкрат в растерянности переглянулись.

– Ты уходишь?.. – опешил Станислав. – Что, если Роза снова начнет бредить?

– Делайте все, как я велела, и все обойдется, – ответила Голованова.

Варенковы проводили Федосью и выполнили ее требования.

Роза проспала до обеда и, открыв глаза, спросила:

– Жив ли Иван?

Елизавета едва дар речи не потеряла. «Неужели сыну угрожает опасность?» – побледнела женщина и решила срочно ехать на лесозаготовку. Хозяйка поделилась своими мыслями с мужем, но Станислав даже слышать ничего не желал. Елизавета попыталась отвлечься от плохих мыслей, загрузив себя домашней работой, но и это не помогло. «Неизвестность – хуже всего», – подумала женщина и решила узнать у дочери, что она видела во сне… Роза сидела на лавке у окна и бесцельно смотрела куда-то вдаль. «Где витают ее мысли? – подумала хозяйка. – Многое бы отдала, чтобы узнать, о чем она думает». Женщина подошла к дочери и погладила ее по вьющимся волосам:

– Что ты сидишь? Шла бы, погуляла… – ласково произнесла хозяйка.

Роза перевела взгляд с заснеженной равнины на мать и с апатией произнесла:

– Не хочу…

Елизавета села рядом с дочерью, обняла ее и поцеловала.

– Что случилось? На тебе лица нет… – произнесла женщина.

Роза посмотрела на мать. Девушке невыносимо было носить в себе эту тяжесть, ей необходимо было с кем-нибудь поделиться.

– Можете считать меня сумасшедшей, но Ивану угрожает опасность, – со слезами на глазах произнесла девушка.

Елизавета в испуге глянула на дочь:

– Откуда тебе это известно?

– Во сне я видела, что Ивана хотели убить…

– Это только сон… Кто и за что может желать Ивану зла?

Роза была в отчаянье, она не знала, как объяснить матери, что ее тревоги не беспочвенны.

– Я видела все, как наяву, – попыталась объяснить девушка, – ощущала все столь же реально, как в жизни, и боль Ивана от вонзенного в спину кинжала ощущала, как свою. Это не шутки – понимаешь? Ивана хотят убить!..

Елизавета оторопела, она столь явно ощутила тревогу дочери, что готова была тут же ехать к сыну. Мать и дочь сидели у окна и думали, как добраться до лесозаготовки. Елизавета посоветовала дочери успокоиться и прилечь отдохнуть, сама поспешила к мужу. Станислав чистил жернова, когда в пристройку, где он работал, запыхавшись, вбежала жена. Мужчина посмотрел на хозяйку и поинтересовался, что произошло.

– Ты как хочешь, а я еду к сыну! – решительно заявила женщина.

– Когда ты это надумала?

– Только что…

– Серьезно?

– Абсолютно.

– Тогда надо ехать, – ответил Станислав, – чем смотреть, как вы с Розой изводитесь в неведении, лучше съездить и убедиться, что у Ивана все нормально. Только одно условие – поедем мы с Панкратом, а ты с дочерью останешься дома.

– Может, меня возьмете?

– Нет, оставайся дома и присмотри за Розой.

– Хорошо, – согласилась Елизавета.

Женщина с благодарностью посмотрела на мужа, и в ее душе зародилась надежда, что все будет хорошо. «А как иначе? – подумала женщина, – разве с Иваном может произойти что-то плохое? Ведь мы его так любим…»

ГЛАВА 55

ПОЛУЧИВ НЕОБХОДИМУЮ медицинскую помощь, Епифан окреп и стал думать о выписке из больницы. Мужчина так истосковался по родным, что решил дождаться главврача и сказать ему, что выписывается. «Первую помощь оказали – и ладно, – рассуждал счетовод, – дома и стены лечат…» Едва он так подумал, как дверь палаты открылась, и в комнату вошел Симонян. Мужчина окинул помещение придирчивым взглядом и дал распоряжение медсестре поставить кровати пациентов плотнее, чтоб освободить место для размещения тяжелобольного.

– Придется вам, товарищи, потесниться, – пояснил мужчина, – больных много, так что приходится каждую палату наполнять максимально…

– Так может, меня выпишете? – предложил Бортников.

Симонян подошел к мужчине и поинтересовался у медсестры, когда делали последнюю перевязку.

– Утром, – ответила женщина.

– Разбинтуйте!

Медсестра подошла к Епифану и стала снимать бинты. Симонян внимательно осмотрел Бортникова и поинтересовался, как он себя чувствует.

– Значительно лучше, – ответил мужчина.

– Хорошо, – кивнул главврач, – только домой вам еще рановато.

– Но, товарищ главврач… – попробовал возразить Епифан.

– Никаких «но», с такими ранами не шутят… Не везет вам, гущинцам…

Епифан насторожился.

– Еще кто-то от волчьих клыков пострадал? – поинтересовался мужчина.

– Нет.

– Тогда что?

– Ножевое ранение.

– У кого?

– Ивана Варенкова знаете?

– Что? – разволновался Бортников. – Неужто у кого из земляков рука поднялась?

– Мне об этом ничего не известно, – хмуро произнес Симонян, – знаю только, что ведется расследование…

Мужчина осмотрел пациентов палаты и, дав распоряжения медсестре, вышел. Женщина сходила за медикаментами и стала делать Епифану перевязку. «Интересно, знают ли об этом в деревне? – переживал мужчина. – Хорошо, хоть живой…» Бортников заерзал, медсестра строго на него посмотрела и сделала замечание:

– Не дергайтесь, вы мешаете бинтовать…

Епифан схватил женщину за руку и, глядя ей в глаза, проникновенно произнес:

– Сестричка, милая, очень тебя прошу, выполни мою просьбу…

Женщина отдернула свою руку и поинтересовалась, какую.

– Милая… – взволнованно произнес мужчина.

– Я вам не милая!

– Дорогая…

– Я вам не дорогая! Товарищ больной, если вы не прекратите, я позову главврача.

Епифан растерялся. «Как мне ей объяснить, что мне надо позвонить Гладкову?»

– Уважаемая, – думая, что наконец нашел подходящее обращение, произнес Бортников. – Не могли бы вы сообщить о случившемся председателю райисполкома? Очень нужно…

– Думаю, товарищ Гладков уже в курсе…

– Сестричка, милая… – взмолился Епифан и тут же, испугавшись, что женщина поймет его не правильно, осекся.

– Я вам не милая! – сердито заявила медсестра. – Говорите по существу…

– Товарищ медсестра, – заявил Бортников, – помогите дозвониться до председателя райисполкома, век благодарен буду.

Женщина закончила перевязку и пристально посмотрела на Бортникова.

– Помогу, если впредь не будете допекать меня своими комплиментами…

– Разве я их говорил? – опешил Епифан. – Я и в мыслях подобного не держал…

– Да?.. – ухмыльнулась женщина. – Так вот, я вам не милочка, не душечка, а товарищ медсестра. Понятно? – женщина окинула строгим взглядом палату.

– Товарищ – так товарищ, – вздохнул Епифан, – только помоги…

– Хорошо, – согласилась медсестра, – что ему сказать?..

– Попросите товарища Гладкова сообщить о случившемся Дубову.

– Дубову?

– Да, – кивнул Бортников.

– Хорошо, и для этого вовсе не обязательно называть меня милой…

– Понял я, понял, – махнул рукой Епифан.

– Так-то! – горделиво заявила женщина. – Много вас здесь, желающих записаться в ухажеры, а я, между прочим, замужем…

Медсестра взяла лоток с лекарствами и пошла к двери.

– Дуреха… – проводив женщину взглядом, произнес счетовод.

– Что вы сказали? – дойдя до двери палаты, спросила медсестра.

– Спасибо, говорю, сестричка! – выразительно произнес Епифан.

– Не за что, – ответила женщина и вышла из комнаты.

Едва медсестра скрылась за дверью, как пациенты засыпали Бортникова вопросами, кто такой Варенков и за что его хотели убить?

– Душа парень, – ответил Епифан, – комсомолец, активист, первый парень на деревне… Ума не приложу, кому он мог насолить.

– Так, может, он у вас того?.. – подмигнул сосед по палате.

– Что того?

– До чужих баб охотник?

Счетовод в изумлении глянул на мужчину:

– Ты что, как тебе такое в голову могло прийти? Говорю же – отличный парень, золотые руки…

– Вон оно как… – задумчиво произнес сосед.

В этот момент в комнату в сопровождении санитаров вошла медсестра и распорядилась, чтобы у входа в палату поставили дополнительную кровать.

– Что – уже прооперировали?.. – поинтересовался Бортников.

– Да, – ответила медсестра и пошла в операционную.