Читать книгу: «Распыление. Дело о Бабе-Яге», страница 3

Глава 4

Маша

Дома было тихо. Не носились с воплями близняшки с самодельными луками из ивовых прутиков, никто не напевал на кухне, готовя завтрак, никого не распекали за немытые уши и сбитые коленки. Даже воздух был стоячим, неподвижным.

Значит, изменений к лучшему нет.

Вздохнув, я потопала в ванную. Нужно снять грязный комбез, почистить оружие, и, самое главное, вымыть голову. До сих пор от волос зомбятиной несет. Бросив рюкзак на пол, я взялась за молнию на куртке. Дверь распахнулась.

Бабуля выглядел плохо. Хуже, чем вчера, когда я уходила на дежурство. Глаза ввалились, на висках залегли синие тени. В вороте растянутого свитера виднелись косточки ключиц – кожа натянулась так, что было видно, как у горла бьется нервная жилка. Пегие волосы собраны в аккуратный хвост, к длинному подбородку прилепился кусочек бумаги. Значит он нашел в себе силы побриться.

Окинув меня тревожным взглядом, как бы подсчитывая: голова – одна штука, руки – ноги в достаточном количестве, глаза, уши – на месте, – Бабуля спросил:

– Почему так долго?

– В магазин заходила, – было больно на него смотреть, и я отвернулась, сделав вид, что увидела что-то жутко интересное в зеркале. – И в аптеку. Вчера премию выдали, за динозавра, так что я купила лекарств.

– Как раз вовремя, – Бабуля немного приободрился. – Близняшки всю ночь прокашляли, да и Ласточке не становится лучше. Я надеялся на перелом, но…

– Всё будет хорошо, – оторвавшись от зеркала, я расстегнула рюкзак. – Вот стрептомицин и две дозы ампициллина. Предлагали Магаклон. Он, конечно, дешевле, хватило бы доз на пять-шесть, но я…

– Всё правильно. Ты молодец, – Бабуля потрепал меня по волосам. А потом, как ему казалось, незаметно, вытер руку о джинсы. – Если не возражаешь, обе дозы я оставлю для Ласточки. Близняшкам хватит стрептомицина.

На мгновение я почувствовала душевный подъем: Бабуля со мной советуется. Как с равной. Как с добытчицей. Но тут же сникла: значит, он понимает, что на грани. Таким способом он просто дает понять, что скоро решать буду только я.

Поддавшись порыву, привстав на цыпочки, я обняла его за шею. Вдохнула смесь крепкого одеколона и табака с примесью земли и листьев… Над всем этим витал легкий, едва ощутимый металлический душок. Кровь.

– Я обязательно что-нибудь придумаю, – сказала я ему в шею. Бабуля отстранился. Взяв меня под мышки, легко поднял и перенес на коврик у ванны.

– Ты о чем? – спросил он так, будто речь шла о новом способе заряжать ружье.

У меня непроизвольно дернулась щека. Непонятно, то ли улыбнуться, то ли заплакать.

– О близняшках, конечно же, – всё-таки удалось превратить нервный тик в улыбку. – Я пельменей купила, представляешь? Из того самого дракона. Побалуем наших больных деликатесами… Поставь, пожалуйста, воду, пока я тут отскребаюсь.

– Да уж помойся, как следует, – Бабуля демонстративно почесал нос. – Представляем новый парфюм: "Гниющий зомби". Превалирует запах падали, так же угадываются нотки мокрой псины, березовых сережек, речного ила… – он прикрыл глаза, принюхиваясь. – И смерти.

– Где ты была? – вопрос звучал жестко, повелительно. Я набрала воздуху, и… выдохнула.

– Ты о чем? – невинно спросила, хлопая ресницами, и чуть приподняв бровь. Бабуля нахмурился, на мгновение напрягся… а потом расслабился.

– Пойду ставить воду, – вышел и прикрыл за собой дверь.

Один-один. – думала я, сдирая комбез. – Ты не хочешь, чтобы лезли в твою личную жизнь, а я не хочу, чтобы в мою…

Бабуля подобрал меня пять лет назад. Прыгая через забор, я сломала ногу. Воевали с Ночными Снайперами – другой, более сильной и многочисленной бандой, и потеря боеспособности стала приговором. Я умудрилась заползти в какой-то подвал и Снайперы меня не заметили. Но выбраться сил уже не нашлось. Мне было десять, я как раз получила свою первую татуировку, и очень ею гордилась…

Бабуля обнаружил меня, патрулируя Окраины. Подобрав озлобленного, одичавшего звереныша, он, в прямом смысле слова, сделал из меня человека. Научил читать и писать. Охотиться…

Вытирая голову полотенцем, читала послание от Шаробайки. Всучили его утром, вместе с премией, и, чтобы конверт не мешал пересчитывать монетки, я сунула его в карман рюкзака, к лекарствам. И забыла. нашла только сейчас, в непромокаемом кармане с антибиотиками.

Думала, это очередная бюрократическая лажа "об увеличении срока годности бронежилетов", или "о вторичном использовании патронов"… Наш начальник любит нелепые формуляры. Наверное, придают его жизни смысл.

Конечно, ведь бумаги-то завались, перерабатывающие заводы Ростопчия дымят днем и ночью…

Но в письме речь шла о некой Матери Драконов. Причем, это был не стандартный, отпечатанный на машинке текст. Со слов, неумело накарябанных пером, во все стороны летели брызги – значит, Шаробайко лично, так сказать, снизошел. После всех приключений сегодняшнего утра это выглядело очень подозрительно… Особенно, сумма, проставленная прописью в конце.

Почувствовав соблазнительный запах, мой живот утробно заурчал. Запихнув письмо в карман халатика, я, теряя тапки, галопом рванула на кухню. Из Бабули кулинар еще хуже, чем из меня. Мало ли, как он пельмени изуродует.

Но, к счастью, учитель справился. С каким-то ностальгическим видом он стоял у плиты, помешивая шумовкой в самой большой кастрюле. Увидев меня, смущенно улыбнулся:

– До Распыления я только пельменями и питался. Самая для программера была сытная и доступная еда… Кроме яичницы, конечно.

– А яйца тоже драконьи? – спросила я невинно. Бабуля фыркнул, но потом скроил строгое лицо.

– Следите за языком, барышня. Вы прекрасно знаете, что до распыления драконы на Земле не водились.

Я прикусила язык. Ведь хотела сказать о динозаврах, а не о драконах! Как они с языка-то сорвались? Если Бабуля заметит – ни в жисть не отстанет, пока всю правду не вытрясет. А о Шаробайкином предложении я ему говорить точно не собираюсь: на Мать Драконов он меня не отпустит. Запрет в подвале, и ключ выбросит. Он вообще не хотел, чтобы я в агентство устроилась. Особенно после того, как сам охотиться перестал… Но больше меня никуда не хотели брать – татуировки говорили о беспризорном прошлом, а считалось, и весьма обоснованно, что дети, выросшие на улице, совсем без башни.

Обед прошел мирно. Обоим не хотелось заострять внимание на скользких вопросах, так что я вкратце рассказала, как прошло дежурство, а Бабуля поведал, как он ухаживал ночью за близнецами, Сашкой и Глашкой.

На самом деле, никакие они не близняшки, а последняя находка Бабули. Глашку год назад нашел на выеденном вурдалаками хуторе, а Сашку подобрал в окраинах, на свалке. Были они примерно одного возраста, вот и стали не разлей вода… Только у Глашки головенка вся седая – натерпелась, пока от бывших своих родителей в погребе пряталась, а Сашке нельзя было давать в руки спичек: так и закатывался, увидев огонь.

Поднимаясь по лестнице в комнату Ласточки, я думала: может, он вовсе никуда и не убегал? Может, Бабуля выглядит изможденным потому, что всю ночь просидел с больными…

Ласточка выглядела хуже, чем вчера. Веки стали совсем прозрачными, скулы заострились, серебряные волосы вялыми прядями змеились по подушке. Поставив на тумбочку миску с пельменями в бульоне, я присела к ней на кровать. Взяла горячую узкую ладонь.

– Привет, – она открыла глаза и слабо улыбнулась. – Как ты, подружка?

– Всё путем, не ссы, – упершись локтями, она попыталась привстать, но упала назад.

Я помогла ей сесть, поправила за спиной подушку и протянула миску, от которой шел аппетитный пар. Ласточка вяло взялась за ложку.

– Близняшки? – спросила она.

– Бабуля их накормит.

Я специально подстроила так, чтобы побыть с Ласточкой наедине. Нужно о многом поговорить.

– А ты? – она никак не могла донести ложку до рта, и я, придержав ей локоть, помогла.

– Я уже. Харчись.

Съев несколько штук и выпив бульон, она бессильно откинулась. Но глазами продолжала следить за мной.

– Что? – наконец спросила она.

– Я, кажется, знаю, как помочь Бабуле, – у Ласточки вспыхнул взор. Губы беззвучно подтолкнули меня продолжать. – Новое задание от Шаробайки сулит две тысячи монет. – подруга нашла в себе силы иронично поднять бровь.

– Расщедриться на такие деньги наш начальник может только в одном случае: если не собирается заплатить, – сказала она.

– Или когда у него нет другого выхода, – она опять открыла глаза. – Охота на дракона. – пояснила я. Ласточка закрыла глаза.

– Ты серьезно? – спросила она. Я показала письмо.

– Даже печать стоит, видишь? Не отвертится.

– Скажет, что подделка. В кабинет любая собака войти может.

– Ну, не одну же меня он пошлет… динозавра-то всей артелью валили.

Не хотелось сейчас делиться с Ласточкой историей про единорога. Она – прирожденный скептик, не верит ни в мистику, ни в счастливые совпадения. Честно говоря, я просто боялась, что она меня отговорит.

– Это единственный выход, – сказала я. – Амулет тыщу монет стоит…

– Соглашайся, – сказала она.

И привстала, вцепившись мне в руку с неожиданной силой.

– Он опять убежал. Уже на рассвете, и пропадал совсем недолго. Но вернулся весь в крови – я видела в окно. Ты, когда шла домой… ничего такого… не слышала?

Я знала, о чем она: мы всё время боялись, что он не выдержит, зайдет в ближайший дом и… Я покачала головой.

– Нет. Всё было тихо. Наверное, кролик. Или курица.

– Будем надеяться, – Ласточка опять упала на подушки. – ты же знаешь, если б я могла, я бы пошла вместо тебя. – сказала она.

– Вместе, – поправила я. – Мы бы пошли на дракона вместе.

Я представила, как это могло бы быть и улыбнулась.

– Было бы круто, да? Мы плечом к плечу у мачты, против тысячи вдвоем… – пробормотала Ласточка.

– Ничего страшного. Пойдешь со мной в следующий раз. На наш век драконов хватит.

Она закашлялась, прижав рукав ночнушки к губам, а потом, глядя на красные пятна на ткани, усмехнулась.

– На твой – наверняка. Глупость какая: подхватить краснуху в моем возрасте…

Я вскочила.

– Совсем забыла! – откинув торжественно тряпочку с блюдца, я гордо сунула ей под нос шприц с беловатой жидкостью. – Оголяйте ягодицы, мадам. Вас ожидают приятные минуты.

– Сколько ты за него отдала? – цепко глядя на шприц, спросила Ласточка.

– Неважно. И вообще, нам премию дали, так что отставить сопли в сиропе.

Ночью Бабуле опять было плохо. Я долго слушала, как он мечется у себя в комнате и глухо рычит, колотя в стену кулаками. Потом затрещала раздираемая ткань, хлопнула рама окна…

До самого рассвета я так и не могла заснуть, так что, едва краешек солнца показалось над рекой, вышла из дому и, решительно поправив лямки рюкзака, зашагала к складу. Патроны у меня еще вчера закончились и подметка правого берца скоро каши запросит, так что, если повезет, затарюсь до наплыва охотников.

Склад был заперт.

Походив пару минут вдоль огромных дубовых ворот, я задумалась. На щедрое предложение Шаробайки должны были откликнуться почти все. Шутка ли, две тысячи монет! Кроме того, в глубине души каждый мечтал поохотиться на дракона. По себе знаю.

Соскучившись, я постучала в окованную железными полосами створу.

– Эй, Егорыч, открывай! – ничего. Развернулась спиной и заколотила каблуком.

А в ответ – тишина…

Мне стало не по себе. Склад не закрывался никогда, даже ночью. Особенно ночью… Егорыч здесь жил. За шторкой стояла походная армейская кровать, имелись запас консервов, примус с чайником и сковородкой. Мало ли что кому понадобиться? Бывало, поднимут в три утра по тревоге, и летишь на склад – взять запас патронов, да пару фугасов, да огнемет в любой момент может пригодиться…

– Ты чего буянишь? – я повернулась. Ну конечно, только их мне и не хватало. Двое самых отмороженных охотников: Обрез и Таракан.

– Склад закрыт, – буркнула я и опять заколотила в двери кулаком. Если эти пришли, значит, и другие скоро подтянутся. Грош цена тогда моему преимуществу.

– Странно… – пробормотал Таракан. – Он же круглосуточный.

– И я об том же, м-мать моя девственница…

На Обреза я старалась не смотреть. Все эти дни, что прошли с охоты на динозавра, я старалась о нем не думать. Уговаривала себя: ну что Обрез? В наряды мы вместе не ходим, в конторе почти не пересекаемся… Остынь, плюнь и забудь. Бывает.

И только я себя почти уговорила, он – тут как тут. Непруха.

Стукнув несколько раз изо всех сил, я затрясла отбитой рукой.

– Давай, помогу. А то что-то ты тихо стучишь, – и непонятно, издевается он, или всерьез.

– Отойди, – еле сдерживаясь, я отпихнула его от себя. – Отойди сам, или я тебе все коленки повыдергиваю.

– Витаминов не хватит, – осклабился тот, и придвинулся еще ближе.

Молча размахнувшись, я влепила ему кулаком по морде. Точнее, собиралась влепить, но Обрез перехватил руку.

– У тебя что, совсем крыша протекла? – выкручивая моё запястье, этот гад еще и ухмылялся.

– Ты в меня из огнемета палил. Идиотина косоглазая, криворукая… Да я тебе сейчас глаз на задницу натяну…

– Сама дура. Стояла, ушами хлопала. Я не виноват, что ты на линии огня оказалась.

– Не виноват? Думаешь, по своим палить – норм? – я одновременно пыталась освободиться и пнуть его по коленке. Но у Обреза руки были длиннее. – Отморозок.

– Я ж тебе говорил: динозавр на дуло наступил, оно и погнулось… – меня аж затрясло. Отойдя на пару шагов и прикидывая, куда сподручнее бить, я пообещала тихим шепотом:

– Я тебе сейчас х…х… хвост погну. И вместо ноги приклею: так и будешь по жизни гнутый ходить.

А ну ша, малявки. – Таракан встал между нами. – Нашли время…

– Он в меня из огнемета палил, псих недоделанный, ведро без ручки. Обогнув Таракана, я вновь попыталась достать Обреза. – Знаешь, как его в народе зовут? Катастрофа ходячая. Всё у него через жопу, только ты, Таракан, этого не замечаешь. Я бы ни в жизнь его в напарники не взяла – еще в спину стрельнет…

Обрез сплюнул.

– Да нужна ты больно, пигалица кургузая. Хотел, как лучше…

– Чтоб у тебя в печени вши завелись и все кишки съели.

– А у тебя – тараканы из мозгов вывелись! Метр с кепкой на коньках, а всё туда же: в охотники…

– Заткнитесь, оба, – Таракан влепил напарнику затрещину. – Никто ни в кого не стрелял. Это был несчастный случай. Так, Витяй?

– Дак я ж и говорю…

– Он мне чуть волосы не спалил, – сказала я тише. – Кусок идиота.

– Маша, сейчас тоже получишь. Помолчи…

Я втянула полные лёгкие воздуха и задержала дыхание. Посчитала до десяти. Бабуля велел учиться сдерживаться. Он говорил, за это меня и не любят: бешенство нрава вкупе с мелким ростом вызывает в людях здоровое предубеждение.

Бешеная моська, говорил Бабуля. Будь спокойней, и люди к тебе потянутся… Ага, как же. Пыхнут из огнемета, и не заметят.

Я не привыкла быть милой. В банде это как-то не способствовало выживанию. Там было всё наоборот: не важно, какого ты роста. Главное, кричать погромче и ругаться позаковыристей. Один раз Бабуля мне рот даже мылом намылил. И самое обидное, как раз этот последний кусочек я для волос берегла…

– Почему склад закрыт? – наконец спросил Таракан.

– Ты сказал молчать.

– Не придирайся к словам. Так почему?

– У меня столько же информации, как и у вас.

– Чего шумите? – в двери открылось небольшое окошко, в которое просунулся конопатый нос. – Стучите, орете, спать добрым людям мешаете…

Обрез ловко ухватил этот нос и стал выкручивать.

– Открывай, добрый человек, – ласково попросил он. – Потом поспишь.

– Отпусти! – гнусаво заканючил нос.

– Откроешь – отпущу.

…вот всех по тревоге и подняли. Боезапас и амуницию выгребли подчистую, ничего не осталось. – закончив рассказ, мальчишка развел руками. Было на вид ему лет двенадцать, белобрысая голова светилась в полумраке склада, как новенькая серебряная копейка. – Так что дедуля отдохнуть решил, в кои-то веки на рыбалку сходить. Всё равно, говорит, пока охотники не вернуться, тут делать нечего… Ну, а меня за охранника оставил.

– Охранник, – сплюнул Обрез и ткнул пацана в грудь. – И много ты тут наохранял? Поди на сторону патроны спихиваешь, пока дед не видит…

– Виктор! – осадил его Таракан. – Не груби. – он вновь повернулся к мальчишке. – Какие, говоришь, штурмовики?

– Имперские. Бластеры у них – ого! Сквозь любую броню дырки прожигают. Уже две деревни спалили.

– Да с чего ты взял? – я не могла поверить. Как так-то? Всех в рейд отправили, и только нас троих забыли?

– Митька слободской говорил. У него – мотик на кукурузном масле.

– И что?

– Хрен через плечо. Митяй, как про штурмовиков услыхал, прыг на мотик, и туда… Обсмотрел их со всех сторон. И шлемы белые, и доспехи… Всё, говорит, как в кино… Идут цепью и палят во всё, что шевелится.

– У меня другой вопрос, – задумчиво сказал Обрез. – Почему нас не позвали? Пигалицу эту рыжую – понятно, но нас?

– Может, надоело за идиотами доморощенными косяки подчищать?

– Маша, не заводись, – попросил Таракан. – А вопрос хороший. Ты где вчера вечером была?

– Дома.

– А мы на охоте, – поджал губы Обрез. – В реке по-за городом цзяоженя видали. Нас в наряд и отправили. До полуночи в засаде просидели, как дураки. И ни сном ни духом…

– Покажи-ка письмо, – Таракан требовательно протянул руку. Я отдала.

– Мать Драконов, – прочитав бумагу, кивнул Таракан. А потом посмотрел на Обреза.

…Никто не знает, откуда она взялась. Но несколько лет назад пошли слухи: появился маг, который может кастовать драконов.

Драконы. Это ведь не какие-то там орки недоделанные. Или даже штурмовики. Говорят, они могут спалить целый город за несколько часов, а питаются целыми коровами. Просто глотают, не жуя.

– Подождите! – я не выдержала. – Что же получается? Всех за город послали, а нас специально в резерве оставили? Чтобы мы, втроем, с драконами разбирались?

– А ты что от Шаробайки хотела? – спросил Обрез. – Чтобы он всем встречным и поперечным по две штуки башлял?

Неужели сбываются Ласточкины дурные пророчества?

– Ну, не специально же он всех из города угнал… – в это я точно не поверю. Есть же границы.

– Да нет, конечно, – сказал Таракан. – Просто совпало так. Бывает. И имперские штурмовики, и Мать… У него выхода не было. Зря вы на начальника гоните, Хрон – мужик неплохой.

– Ага, – кивнул Обрез. – Только хитровы…чурный. Думает, если мы Дракониху завалим, он малой кровью отделается. А если она – нас…

– Тоже плакать не станет, – согласилась я. – Интересно, а почему именно мы?

Я имела в виду, что нас троих, наверное, меньше всего ценят: я – рыжая пигалица, метр с кепкой, к тому же – бывшая бандитка, а Таракан с Обрезом – самые безбашенные. Им море по колено… Но Обрез понял по своему.

– Ну, мы-то понятно, почему. За нами и скилла, и симфалийские птицы, и мантикора, и еще много кого. Опыт, сын ошибок трудных. А вот ты?

– А она стреляет лучше всех. – оборвал Таракан.

– А еще мне деньги нужны, – тихо добавила я. – Шаробайка знал, что я по-любому не откажусь.

– Ладно, – Таракан кивнул на Егорычева внука. Мальчишка, тихий, как мышонок, замер с открытым ртом, ловя каждое слово. – Раз на складе нет ничего, пошли отсюда. – и направился к выходу. – Маш, ты с нами?

Сожгут нас к Едрене-фене, и косточек не оставят.

– А куда я денусь?

В "Трёх Пескарях" было людно: все столики заняты, у раздачи длинная очередь. Пахнет жареной рыбой и блинами. В желудке сразу забурчало. Пельмени, от вчерашнего ужина оставшиеся, я для болящих сберегла, позавтракать не сподобилась. Единственная сложность: денег у меня – две полушки с четвертинкой.

– Я угощаю, – вдруг сказал Таракан, подталкивая меня к раздаче. Наверное, заметил мои колебания.

Вообще-то, по харчевням мы с Ласточкой никогда не шастали – каждую копеечку сберечь старались. Только Бабуля ходил, иногда. Пообщаться с охотниками и выпить кружечку…

Пожав плечами, я взяла поднос: от халявной еды точно отказываться не буду. У меня вообще аппетит хороший, несмотря на недорост. Многие удивляются: и куда только влазит? Бабуля говорит, такой синдром развивается, если много голодать пришлось…

– И что ты предлагаешь? – спросила я Таракана, как только мы устроились за столиком и расставили тарелки. Рыбка была мелкая, зажаренная вместе с хвостиком и плавничками, и к ней прилагалась целая гора жареной картошки. А таких гречаников я в жизни не пробовала…

– Купим боеприпас сами.

Я подавилась. Прокашлявшись и дождавшись, пока схлынет злость, и на язык перестанут прыгать те самые слова, за которые мне рот мылом мылили, я посмотрела на Таракана.

– Я сказала, что хочу заработать, а не потратить.

– У нас нет выбора. Мать драконов ждать не будет. – Таракан взял стакан со сметаной, и вылил половину на блины.

– В смысле не будет?

– Завтра, самое позднее – послезавтра, она нападет.

– Может, это заставит власти раскошелиться?

– Может. Если от них хотя бы головешки останутся. Впрочем как и от всего города.

Я замолчала, переваривая услышанное. Вспомнилась картина: зеленый дракон, парящий над рекой. Художник потратил остатки жизни на то, чтобы её нарисовать. Он сказал: – Я не мог иначе. В Запылении он увидел будущее…

– Может, в слободе нам хотя бы патронов дадут?

Тяжелое, глухое отчаяние заставило желудок сжаться, выталкивая только что съеденное назад, в горло. Если распотрошу заначку – Ласточка меня убьет. Целый год мы с ней копили – копили, а тут…

– Ага, щас, – хмыкнул Обрез. – Воображаю: идем мы к оружейникам и говорим: так мол, и так, Мать Драконов. А они – цену в три раза против прежней! Потому что у нас выхода нет.

– Но… Почему? Она же всему городу угрожает!

– Да плевать им на город. У оружейников – бункера бетонные, со стальными дверьми. На атомный взрыв рассчитанные. Спрячутся и переждут.

– Шаробайка-то, небось, знал, что склад пустой, – я никак не могла поверить, что начальник мог так поступить.

– Это он на Тару рассчитывал, – пояснил Обрез, отправляя в рот целую кипу блинов. – Тара – он такой. Последнюю рубаху снимет.

– Не бренчи, Витюша, – Таракан, между прочим, за едой пользовался вилкой и ножом. И салфеткой.

– А чего я, не прав, что ли? – возмутился тот. – Ты ж уже всё решил. И заначку достал, я сам видел.

– Кто не хочет – может отказаться, – глядя ему в глаза, сказал Таракан. И повернулся ко мне: – Тебя тоже касается.

Я задумалась. Мать угрожает всему городу. А значит, и близняшкам, и Ласточке, и Бабуле. Он, правда, если узнает, во что я ввязалась, шкуру спустит. Но ведь…

– Как вы думаете: гонорар и вправду выплатят, хотя бы потом? – понимаю, вопрос звучит жалко, и даже меркантильно. Но прямо сейчас это для меня – самое важное. А Обрез опять ржет:

– Держи карман шире! Догонят, и еще приплатят.

Таракан, доев рыбу, отодвинул тарелку, выпил компот, затем вытер салфеткой губы и руки, и только после этого посмотрел на меня.

– Денег в казне нет, – сообщил он.

– Нет?

– Нет. Но есть альтернатива. Точнее, на эту идею меня натолкнул Хрон…

– Да уж он толкнет, – опять встрял Обрез. – Лететь будешь дальше, чем видишь.

– У Матери Драконов должно быть золото.

– Золото? – мы дружно уставились на Таракана.

– Ну подумайте: наш город – далеко не первый, к кому она пришла за данью. Бароны ей платили, и платили щедро.

– Ага, щас, будет она монеты с собой таскать, – скривилась я. – А где гарантия, что она их не зарыла, например?

Очень, очень хотелось, чтобы Таракан меня убедил. В голове звенела одна мысль: это знак. Просила единорога, чтобы он помог, и вот… Если мы возьмем сокровища Матери Драконов, я смогу для Бабули хоть десять амулетов купить. И еще на леденцы близняшкам останется.

– Никакой гарантии, – согласился Таракан. – Но что-то при себе у нее должно быть. Пыльцу-то Мать должна покупать.

– Короче, я в деле, – сказал Обрез. – Да ты, Тара, и так знаешь: куда иголка – туда и нитка. Прихлопнем Драконицу, сокровищ огребем… Пулемет наконец-то купим.

А потом они посмотрели на меня.

Я честно попыталась взвесить все "за" и "против", но в голове стоял туман. Такое было чувство, что, если я откажусь – лишусь чего-то очень важного. Такого, которое раз в жизни бывает.

Мечта идиота: убить дракона…

– Думаете, мы справимся втроем?

– Три – очень хорошее число. – сказал Таракан. – Тем более, что у меня есть план.