Читать книгу: «Без памяти», страница 12
На руках у Вари были билеты до Буэнос-Айреса, у нее аргентинское гражданство, и она не могла оставаться в России. И если до начала «Бывает» за ней следили, будто она звезда мировой величины, то теперь, похоже, совсем потеряли интерес. Она вышла из здания, ей предстояло добраться до гостиницы самостоятельно. Больше она никому не нужна. Спустившись в сопровождении охраны вниз, Варя вышла во двор перед телецентром. Там уже толпились «зрители», пожевывая бутерброды: они ждали следующей программы. Решив, что Вера Васильевна теперь для нее чужой человек, она дожидаться ее не стала. Тем более, не хотелось травмировать Соню в очередной раз.
Впереди у Вари – одна неопределенность. Жизнь одного человека, тело другого…А вместо будущего – зияющая дыра. Ни денег, ни друзей, ни дома…Возвращаться в Сан Исидро она не могла. Только не в тот дом. Только не в холодную пропасть безликого дома, который все еще хранил в себе память о другой Флор. И словно инородное тело выплевывал Варю из себя.
Она села на поребрик и обняла колени. Варя принялась оттягивать и отпускать чулки.
– Такое безответственное отношение к собственным колготкам было только у моей дочери.
Знакомый голос будто прожег дыру у Вари в сердце. В ответ оно гулко забилось.
– Мама…Мамочка. Ты пришла.
Варя, испытывая совершеннейшую эйфорию, кинулась на шею женщине, сидевшей рядом с ней. Но та ее осторожно отстранила.
– Пожалуйста, не надо…Я пришла поговорить с…тобой, только потому что молодой человек проделал большой путь, нашел меня. Ему даже пришлось нанять переводчика. Все только ради того, чтобы я поговорила с тобой.
– Мам…Мама, это я. Я не знаю, о ком ты говоришь, мамочка…Но я так безумно рада, что ты рядом.
Варя разревелась. Она рыдала в голос, не смея прижаться к родному человеку, который до сих пор не верил ей.
– Прости, Флор. Я не могу объяснить многих вещей, которые ты знаешь о моей доченьке. Но, я умоляю тебя, не терзай мне душу. Моя девочка умерла. Ее нет. И ни за какие года мне не успокоить своего сердца. Я боюсь верить тебе. Это нелепо.
Варя кивнула.
– Отец как? Наверное, снова стал пить?
– Отец Вари не притрагивается к спиртному с того самого дня, как мы узнали. Он не пьет ни водки, ни воды. Он ничего не ест. Ему плохо. И вот еще ты появилась…Он ведь не хотел, чтобы я ходила. Сказал, что поверю тебе, и только и буду думать…А я и так буду думать, хоть и не верю во все это.
– Значит, вы ничего знать не хотите. Не хотите понимать, что я осталась одна. У меня никого нет. Кроме вас. Но и вы меня предали! Неужели ты не видишь моих глаз? Неужели не узнаешь их? Мама?
Женщина поднялась на ноги. И впервые за их разговор взглянула на Флор. Зеленые яркие глаза с небольшими крапинками. Таких больше не было ни у кого.
– Девочка, пожалуйста, я боюсь в это верить, ведь это может оказаться неправдой. Позволь мне жить надеждой, верой в то, что моя доченька на самом деле существует. И у нее все будет хорошо. Я тебе желаю, наконец, вернуться к нормальной жизни, и не звони нам. Мы…я буду думать о тебе каждый день, и надеяться, что у тебя все хорошо. Позволь мне жить этой нелепой сказкой. Ты мне на самом деле очень помогла в этот трудный момент.
С этими словами Светлана Федоровна развернулась, и, ни разу не оглянувшись, ушла. Ее мама не стала прикладывать усилия, чтобы понять, чтобы разобраться. Но теперь Варя знает, что у нее появилась надежда. Знает, что ее мама будет просыпаться по утрам и представлять, что ее дочка все еще жива. Она больше не будет плакать, она больше не будет угасать. Она поверила. И Варя это знала лучше самой Светланы Федоровны.
– Но это не сказка, это так, мама. Дай мне доказать тебе это!
Флор рыдала, размазывая тушь на лице, пока обессиленно не села на траву рядом с дорогой. Мама ушла. Ее мама отвернулась от нее…
– Флор…
Нет, не может быть…Варя соскочила с места и стала жадно искать глазами того, кто произнес имя, ставшее ей вторым родным. Имя, которое на испанском звучало совершенно иначе, чем на русском. У нее не было сомнений – это Лео.
Он подошел сзади и, когда она развернулась, то оказалась лицом к лицу с ним. Его голубые глаза пристально смотрели на нее. В них читалась печаль, сострадание и – Варя боялась предположить – нежность. Да, именно нежность.
Его губы неловко нашли ее. Поцелуй, который был больше похож на первый подростковый опыт, стал неожиданностью для них обоих.
Отстранившись, Лео снова заглянул в ее глаза и на этот раз его язык был настойчив, а губы жадными. Они ловили ее кожу, они ласкали ее шею. Они сушили соленые слезы на ее щеках. Лео крепко прижал к себе девушку, которая вызывала противоречивые чувства в его сердце. Но в одном он был уверен – она должна быть в его жизни. И если надо вместе с ней сойти с ума – он это сделает с удовольствием.
– Мы справимся, Варя. Мы справимся.
– Варя? Мы?
– Я. Я больше не могу отрицать этого. Я, наверное, безумец. Я стараюсь тебе верить. И что бы это ни было, ни мне, ни тебе не дано это понять. Мы справимся. Ты не одна, Варя, я с тобой…
– Лео, я ничего не понимаю. Ты здесь. Этот поцелуй, – смущенно добавила Варя.
– Я хотел, чтобы ты поговорила со своей мамой. Или с той, кого считаешь своей мамой. Я знал, что ты будешь здесь одна, я боялся за тебя. Хотел помочь. Прости, я был дураком. Полез не в свое дело, я должен был тебе сказать. Ничего ведь не вышло…
– Вышло, Лео, вышло. Мне нужна была эта встреча. Сама бы я ни за что не пошла туда, домой. Я боялась. Я боялась, что они закроют передо мной дверь, что мои родители не признают меня. Я боялась остаться без надежды… Но как ты нашел ее? Как?
– Тссс, тихо, это все не важно. Не так уж это было и трудно. Труднее всего – ваш ужасный русский язык.
Лео обнял ее, и они молча стояли, ощущая опьяняющее чувство близости. Никакие слова не могли передать то единение, то понимание и то счастье, которое переполняло их обоих.
– Если ты сейчас же меня не отпустишь, мне будет стыдно, и, заметь, неудобно, идти по улице.
Варя заглянула ему в глаза. Ей еще никогда мужчины так открыто не говорили о своем желании. Оно ей было незнакомо. Варя ясно ощутила, как ее лицо залилось краской.
– Лео, я боюсь, я не та женщина, которая тебе нужна. Я не Флор. Я не она. И ты можешь заблуждаться. Ты видишь ее, и, возможно, когда она была «в себе», она не могла принять тебя. Ты ведь ее брат! А я… Я боюсь, Лео. Я не имею права быть с тобой.
– Прости. Я поцеловал тебя, хотя понятия не имею, как ты относишься ко мне. И это, к слову, не в первый раз.
– Как я отношусь к тебе? А разве не видно? Я с ума схожу по тебе, Лео. Ты единственный, с кем мне хорошо и спокойно. Но мы не можем быть вместе. Прости. Мне надо сначала найти себя. Пойми… Это не мое тело, и не мне распоряжаться им. Хотя, клянусь тем, что у меня осталось – душой – я бы отдала его за одну ночь с тобой.
Откуда только взялась эта смелость у нее? Откуда такие слова? Лео сейчас расхохочется, и ей будет стыдно всю оставшуюся – надо заметить, чужую, – жизнь.
Но Лео не расхохотался, он даже не улыбнулся, хотя его глаза заблестели каким-то чертовским огнем. Варя никогда не видела, чтобы взгляд мужчины так выдавал его чувства.
– Будь со мной. Мы вместе все выдержим. Тебе не придется ни о чем заботиться. Если хочешь, я найму лучшего психотерапевта в мире, я найду специалистов, которые помогут тебе справиться с внутренними противоречиями.
– Значит, ты считаешь, что именно это происходит со мной? Ты думаешь, я душевно больная? Разве ты не сказал, что веришь мне?
– Верю, Варя, верю. Но я не знаю, что с этим делать.
– Проблема в том, что я не верю тебе, Лео. Прости меня. Я не знаю, зачем ты приехал сюда.
Лео молча смотрел на Варю. Да, именно на Варю, он больше не видел Флор в ней. Он больше не сомневался, что с девушкой, которую он знал всю свою жизнь, случилось что-то страшное. Но, как бы печально это ни звучало, он понял, чего не хватало Флор – души. Но он не посмел сказать этих слов Варе. Не смел предать Флор, которая всегда была важна для него. Варя права – это не время, чтобы в ее жизни появился мужчина. Он захочет, чтобы она была его целиком.
– Лео, спасибо тебе за все. Но сейчас мне надо побыть одной. Вечером у меня самолет, а до этого времени я хочу попрощаться с Москвой, с детством, и прости, я не могу пригласить тебя на этот реквием по моей жизни. А еще…я думала поехать на кладбище, но мне страшно. Смешно, правда? Страшно ехать на кладбище к самой себе…Боже, Лео, никто в этом мире даже не представляет, о чем я сейчас говорю. Ни один человек. Даже тот мужчина, с программы – он тоже не представляет. Потому что я ему не верю. Представляешь, не верю!
Лео быстро кивнул. Иногда ему казалось, будто она ввязалась в увлекательное приключение. Будто все это веселая и невероятная игра. Но когда до него дошли ее слова о кладбище, его передернуло. Господи, что это? Как это могло произойти? Как помочь ей?
– Я могу сходить с тобой. Если ты действительно этого хочешь.
– Нет, Лео. Я этого не хочу. Потому что я как была трусихой, так ей и осталась. Потому что я изгадила свою жизнь, а теперь изгажу еще и жизнь Флор.
Варя ушла. А Лео остался наедине со своими мыслями. С мыслями, которых раньше он не пускал в свою голову. С мыслями, которые давили на его череп, грозя взорвать его на мелкие куски. Впервые Лео задумался над тем, как на самом деле помочь Варе. И пусть она больше никогда не увидит его, и пусть, она больше никогда не узнает его. Теперь он понял: если он ничего не сделает, то у женщины, которую он любит, у женщины, которую он никогда в жизни не видел – нет шанса на завтрашний день.
Глава двадцатая
В больницу Буэнос-Айреса доставили женщину. Ей было чуть больше тридцати лет, но печальный взгляд прибавлял ей несколько лет. Идеальная оливковая кожа смотрелась экзотично на фоне больших колдовских глаз необычного зеленого цвета с едва заметными крапинками.
– Как вас зовут?
– Я уже говорила, что не помню. Не знаю…
–При вас был паспорт на имя Флоренс Басетти. Вам это имя что-нибудь говорит?
–Н..нет. Совсем ничего. Кроме того, что вы уже называли это имя.
– Вас нашли недалеко от Эль-Тигре. Вы помните, что делали там? Вы помните, что вас сбил мотоцикл? – Девушка схватилась за голову. – Нет, не волнуйтесь, вы практически не получили ушибов. Поэтому нам удивительно, что вы потеряли память. Боюсь, что именно это с вами произошло. Признаков сотрясения тоже нет. Ссадины и царапины.
– Это надолго? Когда вернется ко мне память?
– Дело в том, что мы не уверенны, что послужило причиной ее потери, поэтому пока не можем строить прогнозов. Но вы отдыхайте, возможно, это просто шоковое состояние. К вам скоро зайдет ваш жених. Мы попросили его подождать в коридоре. Если вы не против, конечно. Это всегда идет на пользу страдающим потерей памяти – видеть родные лица.
Девушка кивнула.
Вскоре отворилась дверь, и в палату зашел высокий мужчина. Его голубые глаза с обожанием смотрели на нее. Жаль только она не могла ответить ему. Жаль, что она не помнит его.
– Как тебя зовут? Извини, что спрашиваю. Я…Мне сказали, что ты – мой жених. Это так?
– Меня зовут Лео. И, да, я твой жених. – Лицо мужчины расплылось в самодовольной улыбке.
Девушка робко поднесла руку к его обросшему щетиной лицу. Ей хотелось найти знакомые черты этого мужчины. Хотелось броситься ему на шею. Заплакать. Закричать. Но она видела его впервые.
–Лео….Лео, я тебя совсем не помню.
– Это ничего. Я готов сидеть здесь, рядом с тобой, пока ты меня не вспомнишь, пока не затащишь в эту узкую неудобную больничную койку. Я тебе расскажу все – всю нашу жизнь, ты вспомнишь, вот увидишь, ты вспомнишь!
Девушка кивнула.
– Меня зовут Флор. Мне так сказали. Представляешь, я не помню своего имени. Я не помню даже как выгляжу. – Девушка перешла на шепот. – Я совсем ничего не помню.
– Тсссс, тихо, тихо. Я здесь, я буду рядом с тобой. Ты жива…Я так рад, что ты жива…Я так испугался.
Лео задумался, и на его лице появилась теплая улыбка.
– Ты – великолепный художник. Лучше твоих картин я не видел. Ты чувствуешь душу человека, ты видишь людей насквозь. Ты выросла в моей семье. – Заметив замешательство в глазах любимой женщины, он поторопился пояснить, – Не пугайся, не пугайся, это не инцест. Мои родители тебе приемные. Но с тринадцати лет мы уже знали, что будем вместе. – Флор начала улыбаться, на ее глазах проступили слезы. – Мы любили друг друга до безумия, вопреки всем и всему. А недавно ты сделала меня самым счастливым человеком в мире – согласилась стать моей женой. – Лео не хотел ее обманывать, но другого способа вернуться в ее жизнь он не видел. – Флор, мы прошли через многое, и поверь, справимся и с этим.
В восемь вечера, когда Лео буквально выгнали из больницы, он не сел в свою «Феррари», нет, он свернул в сторону Бельграно. Там была старая церковь. Единственная церковь, в которой Лео чувствовал себя спокойно. Возможно, потому что за ее воротами находилось огромное старинное кладбище с семейными склепами. Иногда он любил бродить по нему. Ряды и ряды небольших домиков – последних пристанищ для тех, кто со своими семьями лежал в них.
Лео опустился коленями на перекладину старой деревянной церковной лавки.
– Господи, я знаю, ты меня никогда не простишь. Я знаю, что желание, проглоченное шкатулкой, превращается в наказание. Я знаю, я потратил целый год на то, чтобы изучить этот вопрос. Но я решился. Прошу тебя, накажи меня, только не ее. Она и так настрадалась. Я знаю, что не должен был приходить, не должен был врать ей. Господи, но быть далеко от нее – это худшее из наказаний. Теперь я готов ко всему. Только, прошу тебя, умоляю, пусть она живет полной, счастливой жизнью. Пусть у нее будет все, а чего не дашь ты, дам я. Я готов на все. Господи, возьми меня, но отдай ее. Я знаю, что буду наказан. Я загадал желание ради себя. Не ради нее. Потому что без нее мне жизни нет. Я отнял ее, чтобы моя не закончилась. Я похитил ее жизнь, я похитил ее прошлое. Но я верю, Господи, я верю, что так будет лучше.
Через месяц Лео забрал Флор к себе домой.
– Ничего не помню, Лео. Ни одна вещь в этом доме мне не знакома.
Флор подняла на Лео печальные глаза. Лео. Ее родной Лео. За последний месяц она прожила всю свою жизнь заново. И потерю матери, и новость о том, что ее бросил отец. Хоть он и не был родным ей. И то, что в доме родителей Лео она не чувствовала себя частью семьи. Все это не имеет никакого значения сейчас. Не имеет никакого значения, что она иногда просыпается ночью в холодном поту: ей снятся осколки винта, пронзающие ее тело. Иногда она открывает глаза, и видит перед собой Лео. И ей становится страшно – она не помнит его лица. Ей постоянно снится, что она – толстуха с расплывшимся от тортов лицом. Она расчёсывает жидкие волосюшки, и это кажется таким реальным. Откуда все эти кошмары? Но и это тоже не важно. А важно то, что Лео дал ей семью. Ей с ним хорошо. Она узнает его улыбку, узнает его взгляд. А еще Лео сказал, что они собирались удочерить девочку из России. Когда Флор работала в России, то участвовала в благотворительном проекте, и очень привязалась к девочке. Именно эта новость вызвала биение ее сердца. Она вспоминала. Она вспоминала о ней. Лео показал ей картины, на которых была изображена Соня. И как только она будет в состоянии, и решит, что пора – они поедут за ней. Они сделают все возможное, преодолеют все трудности, и у них будет семья. Полная, прекрасная семья. Семья, какие бывают на пакетах с соком. Она, Флоренс Бассети – самая счастливая женщина на свете и это единственное, что ей надо знать.
Весь последний год Алехандро помогал Лео своими связями и знаниями паранормальных явлений. Весь год они вместе искали ответы на самые безумные вопросы. Флор же, сразу как вернулась с передачи, продала свой дом и купила небольшой домик на берегу Атлантического океана. Она много вечеров провела за рисованием, пока не почувствовала свою руку, пока не ощутила, что это ее привычный захват карандаша, и то, как она ведет линию – это вполне естественно. В домике она обустроила мастерскую, не тронув ничего из своих прежних сбережений. Она рисовала важные для себя и такие нехарактерные для Аргентины пейзажи: поля берез, болота, окруженные сосновыми лесами, московский Кремль. И Соню. Лео и Але оба бывали у нее несколько раз, чтобы убедиться, что она в порядке, но Флор каждый раз давала понять, что ей неприятно их присутствие. Она собиралась начать жизнь сначала, без него, без Лео. И у нее это неплохо получалось. Картины продавались, как только высыхали. А ее рекламное агентство неоднократно зазывало вернуться к ним, только уже на должность иллюстратора. Флор, или же Варя, ни с кем не общалась, да и с кем ей было общаться, если в радиусе двух километров не было ни души? Бескрайний океан, свет маяка по ночам, и одиночество. Оно ее исцеляло. Оно давало ей ощущение контроля. Бывало она позволяла себе порыдать у прилива, думая о маме и папе. Ей очень хотелось набрать знакомый номер телефона, и услышать их родные голоса. Спросить, что они делали сегодня, как дела со здоровьем, или же просто помолчать в трубку…Как же ей их не хватало…Но она ни разу не позвонила. Она обещала маме, что не будет этого делать.
А Лео все это время сходил с ума, не ощущая ее присутствия в своей жизни. Она была ему нужна до боли, до физически ощутимой боли. Он потерял ее. Но и себя он тоже потерял.
Однажды, когда Лео заявился к Але пьяным в дым, тот, глядя на терзания друга, поделился своим предположением о том, что души Флор нет на земле, и шкатулка выплюнула ее желание: именно поэтому они смогли его прочитать. И теперь он, Лео, мог ей – шкатулкой – воспользоваться.
Как все просто! Но Лео никак не решался. Он боялся сделать еще хуже. Он знал, что Флор не жила – она существовала, и все больше уходила в себя. И та девочка с картин, что Флор никому не продавала, сколько бы за них не предлагали денег… Она что-то значила. Это та девочка, – он ее узнал из программы. Это Соня. Она способна вернуть ее к жизни. Лео был уверен, что действует правильно. Он общался с различными людьми, с которыми еще год назад не стал бы даже сидеть за одним столом. Он спрашивал их о вещах, которые совсем недавно вызывали у него смех. Он цеплялся за ниточки, но не мог отпустить ее.
Хочу, чтобы она забыла свою боль, и стала моей.
Он положил записку в шкатулку и дрожащей рукой перекрестился. А потом ему позвонили и сказали, что Флор сбил мотоцикл. Но она жива, хоть и похоже, мало что помнит.
Это он. Он сделал это. Это больше похоже на сумасшествие, нежели на любовь. Неужели, это любовь? Да, это запутанная, безумная, невероятная, все поглощающая на своем пути любовь. И если Флор его не полюбит, его любви хватит на двоих. Он будет терпелив, он будет нежен. Он станет лучшим, что случилось с Флор за ее необычную жизнь.
