Читать книгу: «Маски трёх эпох. Посланники», страница 5

А вот свита – это совсем другое дело. Она предназначена не только для престижа или безопасности. Кто в здравом уме средь бела дня в центре столицы сунется к знатному вельможе? До времён бомбистов ещё десятки лет. Свита нужна совсем для другого: оттеснить к обочине телегу с сеном или дровами, не дать подойти попрошайке или уличному торговцу, а то и развернуть карету на узком повороте, поскольку длина экипажа с четвёркой цугом – больше десяти метров. Вот и сопровождают вельможу выездные лакеи и гайдуки – на руках карету переставляют, если что.

Ехали мы намного быстрее, чем в первый раз. Но для нас, привыкших и к скоростям двадцать первого века, и тем более к сверхзвуковым экипажам Петли Времени, шесть километров в час – черепашья скорость.

– Надо будет добиться разрешения ездить в мобиле, – шепнул мне Лант.

– В городе ограничение скорости, – так же тихо ответила я, пытаясь рассмотреть понтонный мост через Неву.

– Зато ехать будет удобнее.

Я не ответила, потому что мы как раз въехали на мост, и я засмотрелась на непривычную картину Питера, где узнавалась только видневшаяся вдалеке игла Петропавловской крепости, а о ростральных колоннах не думал даже будущий их создатель.

Мимо проплывали здания Первой линии Васильевского острова, некоторые из которых были построены ещё при Петре Первом, справа тянулись казармы Кадетского корпуса. Потом снова понтонный мост, застроенные деревянными домиками пригороды, сады. Петербург совсем не походил на тот величественный и мрачноватый город, который все знают по книгам классиков и сериалам девяностых. Окраины столицы утопали в зелени и напоминали то провинциальный городок, а то и вообще большую деревню.

– Приятный поухоженнее будет, – снова наклонился к моему уху Лант. – А вообще здесь всё даже по сравнению с Гарью бедновато выглядит, про Петлю Времени и не говорю. Только что зелени много.

***

Наконец карета повернула на парковую аллею, в конце которой виднелась самая малоизвестная резиденция русских императоров – любимый Александром Каменноостровский дворец.

Встретившие нас в просторном аванзале придворные пригласили пройти в одну из дверей. Если в Зимнем одетые в парадные ливреи лакеи распахивали перед нами обе створки так, чтобы была видна вся анфилада, то теперь открывалась всего одна створка, и лакей был в обычной ливрее. Тонкости придворного и дипломатического этикета.

В парадной столовой нас снова представили императору и императрице, уже не торжественно, а по-человечески. Мы с Лантом поклонились, и я поймала на себе недоумённые и даже возмущённые взгляды присутствующих. Моё поведение нарушало принятый этикет, потому что дамам перед императором полагается делать глубокий реверанс. Но ещё при первых консультациях с церемониймейстером мы обсудили этот вопрос, упирая на то, что я полномочный посол и значит не должна делать реверансов перед кем бы то ни было. Оговорили тогда и обычай целовать руку, объяснив, что это запрещают нормы нашего родного мира, и что запрет возник после страшной эпидемии, распространявшейся как раз из-за таких обычаев. Эти объяснения и церемониймейстер, и сам Александр признали удовлетворительными.

Теперь на нас удивлённо смотрели десятка два человек – приглашённые к обеду высшие чины и стоящие вдоль стен лакеи и пажи. А я смотрела на стоящего всего в двух метрах от меня императора Александра. Молодой, довольно симпатичный белокурый мужчина казался высоким, выше Ланта, что меня немного удивило. Приглядевшись, я поняла, что это обман зрения. Специально или нет, но Александр надел модные сапоги на довольно высоком каблуке, светлые волосы взбиты в кок, несколько гротескный на мой взгляд и напоминавший причёску Элвиса Пресли, да и крой и цвет одежды прибавляли фигуре императора статности и высоты. А Лант был в простых серых куртке и брюках и ботинках на цельнолитой невысокой подошве, довольно пышные волосы просто откинуты со лба. Вот и получалось, что если не присматриваться, император казался выше, хотя был ниже почти на ладонь. Забавно.

Мысли об этом шли у меня по краю сознания, потому что следовало приветствовать каждого из представляемых нам людей, одновременно слушая речь обер-шенка⁶ и читая высвечиваемые контактными линзами короткие справки. Императрица Елизавета, милая белокурая женщина, чем-то напомнившая мне Милу Милову, смотрела на нас с доброжелательным любопытством. Её сестра, принцесса Амалия, – намного сдержаннее, своим поведением больше соответствуя положению венценосной особы, чем младшая сестра. Князь Куракин, всё в том же кафтане с орденами и в башмаках с красными каблуками⁷, лишь величаво наклонил голову, став при этом похожим на епископа Буржа в самом начале нашего с ним знакомства. Но больше всего моё внимание привлекли двое молодых мужчин. Первый – президент Коллегии иностранных дел граф Кочубей, с которым мы должны были официально встретиться только через день. Он пристальным оценивающим взглядом всматривался в нас, наверняка уже понимая, что мы – не профессиональные дипломаты. Второй – высокий, стройный и обещал через некоторое время стать даже тощим, но пока вполне мог пользоваться повышенным вниманием дам. Это был знаменитый князь Адам Чарторыйский, близкий друг и императора, и императрицы, российский политический деятель и в то же время ярый противник России. Если ничего не изменится, то через полтора года он станет министром иностранных дел. Однако интересный обед нам предстоит.

Лант, поняв, что сегодня он почётный гость, подал руку императрице, чтобы проводить к накрытому столу. Я, тоже как почётная гостья, приняла руку императора, думая о том, как бы не сбиться и не оказаться в глупом положении. Вон, фрейлина Шаховская уже притеняет ресницами искрящиеся смехом глаза.

Стол, как и полагается в императорской резиденции, был накрыт превосходно, блюда выглядели великолепно. «Красиво, но лучше бы домашнего борща налили», – вздохнула я, глядя на плещущийся в фарфоровой тарелке прозрачный бульончик, который оказался супом а ля тортю. Мне вспомнились первые месяцы жизни в Петле Времени, когда мы с Лантом были ещё на «вы», и я изучала кулинарные книги, выискивая среди них самые известные блюда высокой кухни. Улыбнувшись воспоминанию, я переключилась на вёдшийся за столом светский разговор.

Александр благодарил за дары, императрица спрашивала у Ланта, не утомило ли нас путешествие и долгое ожидание на рейде у Кронштадта.

– Как вам Петербург? – обратился ко мне сидящий напротив князь Чарторыйский.

– Я ещё не успела познакомиться с городом, князь, – улыбнулась я. – Но то, что удалось посмотреть, очень красиво. И ещё странно видеть так много парусников на воде и лошадей на улицах города. На моей родине больших парусников так мало, что они известны наперечёт. А лошадей в городе можно увидеть только в парках, где они – развлечение для отдыхающей публики.

– На чём же вы ездите? – поинтересовалась принцесса Амалия.

Мы с Лантом стали рассказывать о транспорте, потом о городах, подчёркивая, что это касается нашего родного мира, а не государства Лорн. Так, вроде бы невзначай, беседа перешла к нашему посольству и стране, которую мы представляем.

– Вы говорили, что Лорн – древнейшее государство на Земле, – очень вежливо заметил граф Кочубей. – Но ни один историк древности не упоминал о нём. Или тогда оно называлось иначе?

Я переглянулась с Лантом, друг, едва заметно кивнув, предоставил мне слово.

– Прошли тысячи лет с того момента, как Лорн оказался отрезан от мира.

– Расскажите, прошу вас, – мягким голосом произнесла императрица Елизавета.

Мы перешли из столовой в гостиную, через распахнутые окна которой открывался прекрасный вид на реку, и я начала рассказывать придуманную мной и одобренную Шалорном и Таном легенду.

– История эта может показаться вам невероятной, но она не сказочная, а то, что выглядит чудом, объясняется законами природы, о которых у вас не успели узнать. Много тысяч лет назад, когда люди ещё не знали металлов, на плодородных равнинах у моря жил небольшой народ. Но произошла катастрофа. Рядом с Землёй пролетал корабль разумных из другого мира. Началось то, что можно сравнить со штормом на море, только это был незаметный для людей шторм в космическом пространстве, повредивший приборы корабля. Корабль пронёсся над планетой, искривляя и сминая пространство на своём пути, и захватил в это искривлённое пространство народ Лорна. Вместе со всеми лесами, лугами и реками. Получилось что-то вроде складки пространства. – Я для наглядности слегка смяла носовой платок.

– Корабль остановился на Южном материке, подо льдами, в огромной округлой долине, и вытеснил из неё льды, заменив их сорванными с места лесами и лугами. Искривление пространства повлияло на всё. Теперь там не долгие полярные ночи и дни, не невероятный холод, а плодородная местность с обычной сменой дней и ночей, времён года.

Обитатели корабля потратили десятки лет на ремонт, и за это время стали учителями невольно оказавшихся их соседями людей. Улетая, эти разумные предложили вернуть людей обратно. Но те отказались, потому что долина была огромна, плодородна и безопасна. Тогда те разумные передали людям некоторые из своих знаний и инструментов. Люди привыкли жить в долине, отрезанной от мира высокими горами и ледяной пустыней, создали своё государство и все эти тысячи лет развивают науки и ремёсла. И со стороны наблюдают за тем, что происходит в остальном мире.

Я замолчала, понимая, что сейчас посыпятся вопросы. Отвечал на них уже Лант, рассказывая о зондах, объясняя, что они – не шпионы, что их очень мало, они постепенно выходят из строя, поэтому используются даже не каждый век, одна необходимость установить контакт с внешним миром вынудила Шалорна задействовать их.

Князь Куракин спросил, по какой причине Шалорн решил нарушить уединение своей страны, и я снова вступила в разговор:

– Ни один человек и ни один народ не могут жить в одиночестве. Об этом предупреждали обитатели того корабля, но люди были слишком неопытны, чтобы понять предупреждение. Сейчас бурная река деятельности превратилась в спокойное озеро, грозящее стать болотом. Народ Лорна теряет интерес к жизни. Пока это не очень заметно, но правители давно обеспокоились и, изучив оставленные их предкам записи, послали в космос просьбу о помощи. Сами они не могут свободно покидать долину – их средства передвижения не так хороши. Мы оказались первыми подходящими кандидатурами из тех, кто откликнулся на призыв. Главным образом потому, что по невероятному стечению обстоятельств мы тоже люди, в отличие от большинства обитающих во Вселенной рас. Мы некоторое время жили в Лорне, изучая его общество и те знания о Земле, которые хранятся в их архивах. И мы единственные, кто может свободно путешествовать по планете. Люди Лорна за тысячи лет отвыкли от большого мира. Но мы не дипломаты, мы учёные – это одно из самых уважаемых занятий нашей родины, сравнимое с вашей военной службой. Поэтому нам довольно тяжело привыкнуть к возложенным на нас обязанностям.

Я осознанно слукавила. Здесь наибольшим почётом пользовалось военное сословие, а учёные воспринимались эдакими чудаками, иногда приносящими пользу, но, в сущности, не особо важными для общества людьми. Уважение к инженеру придёт лет через пятьдесят. Вот мы и придумали немного соврать, чтобы объяснить наше незнание дипломатии и не уронить себя перед важными царедворцами.

Разговор шёл ещё около часа. Мы с Лантом, вымотанные необходимостью соблюдать придворный этикет, сдержанно отвечали на вопросы то императора, то его приближённых. Со стороны казалось, что это обычная светская беседа, но на самом деле это была тяжелейшая дипломатическая работа. Именно такие беседы и создают основу для официальных договоров и союзов. Довольно заметное поначалу недоверие к нашим словам понемногу уходило, хотя и не исчезло полностью. Но в этот день нам удалось основное – по-настоящему убедить главных лиц государства в необходимости поддерживать дружеские отношения с Шалорном.

Наконец император соблаговолил отпустить нас, и мы в уже знакомой карете поехали обратно.

– Александр с женой очень хорошо подходят друг к другу, – устало сказал Лант, предусмотрительно включив маскировку речи.

Я обернулась от окна кареты:

– Смотря что под этим понимать. У него уже несколько лет постоянная любовница, у неё любовник – князь Чарторыйский.

– Ты серьёзно?! – не поверил Лант. – Слухи или?..

– Александр и не скрывается, а Елизавета… В нашем мире только слухи были в своё время, а тут точно. Императрица с князем в парке встречались, их зонд случайно заснял. Всё было прилично, но недвусмысленно. Так что поосторожнее. Елизавета человек, как говорят, неплохой, ей за характер даже любовника прощают, а вот князь – опасный противник, если что.

– Не понимаю. Они же супруги, и такое?

– Я тебе ещё когда говорила, что браки здесь часто по расчёту. Это скорее деловые контракты, особенно у знати и правителей. Цесаревич Константин с женой уже несколько лет в фактическом разводе. Официально – нет, статус не позволяет, а больше императрица-мать.

Лант молчал, глядя в окно на переливающееся пепельными оттенками вечернее небо, потом тихо вздохнул:

– В Петле Времени честнее было…

***

На яхте стояла тишина. Жюли, видимо, занималась рукоделием в своей каюте. Мы, устав так, что сил не было переодеться, незамеченными прошли в свою кухоньку.

Лант шагнул к креслу, устало вздохнул:

– Наконец-то! Как же вымотала эта гово…

– Мадам! Простите, я не услышала, как вы вернулись. Платье готово. Позвольте, я помогу вам искупаться.

Я обернулась к стоящей в дверях и искренне радующейся моему возвращению горничной:

– Спасибо, Жюли, но я сама. Вы идите к себе, прошу. Мы очень устали и хотим побыть в тишине. Ужинайте у себя. Идите, пожалуйста. Спасибо вам за заботу.

Говорила я таким мягким тоном, на какой только хватало сил. Жюли хорошая девушка, но сейчас её помощь была совершенно неуместной. Горничная сделала книксен и исчезла.

Лант всё это время стоял у окна и отстранённо смотрел на искрящуюся в лучах закатного солнца Неву. Я подошла, осторожно положила ладонь на его напряжённое плечо:

– Устал?

– Да, – не оборачиваясь кивнул он, его плечи немного расслабились. – Очень устал. И боюсь, что могу не выдержать. Даже на первой вечеринке Камелии – и то было легче. Посидим сегодня здесь, а? Как раньше, в нашем доме сидели. Что-нибудь вкусненькое приготовим. С браслета?

– Давай! – Я встала рядом, чувствуя плечом тепло друга. – Но сначала переодеться надо, вымыться.

– Да, надо… – Лант обернулся. – Может, перестановку сделаем? Пока силы есть. Я не хочу, чтобы кто-то приходил в эту комнату. Твою спальню сюда перенесём, а комнату – к рубке. И запретим Жюли заходить в неё.

Я только сжала его плечо. Лант был прав. Спальни – это спальни, а эта комната – единственное наше личное пространство во всём мире. Наша комната.

Я зашла к себе, быстро вымылась, переоделась в пижаму и, захватив коробку с сохранившимися ещё с Петли Времени личными вещами, вышла в коридор. Лант тоже переоделся в спортивный костюм и ждал меня.

– Ну что, начинаем?

Я кивнула, и он набрал команду на браслете.

Через три минуты перепланировка закончилась. Да и чего сложного – поменять местами две комнаты, если всё с самого начала внесено в то, что мы по привычке называли памятью компьютера. Это как два игрушечных кубика переставить.

– Я цвет немного поменял. И допуск для Жюли заблокировал, – улыбнулся Лант.

В почти не изменившейся кухне стоял уютный сумрак, на столе парили тарелки с едой: я, пока мылась, успела придумать, что приготовить на ужин. Светских трапез у нас впереди много, а простая жареная картошка со шкварками и помидорный салат – это совсем по-домашнему.

Мы с Лантом ужинали, не говоря друг другу ни слова. Хотелось ни о чём не думать, наслаждаться едой и ощущением надёжности и закрытости от всего мира. Даже окно затемнили, чтобы не видеть белых ночей, и задёрнули совершенно непрактичную, но такую уютную штору.

В нашей комнате было настолько хорошо и спокойно, что мы, не сговариваясь, остались ночевать на нешироких, но очень удобных диванчиках.

***

Когда я проснулась, за просветлевшим окном искрилась Нева, по спокойной воде легко скользил парусный катерок, в лучах встающего солнца казавшийся сделанным то ли из облачка, то ли из розоватого золота.

Я попыталась сесть и поняла, что, несмотря на долгий сон, всё ещё не восстановила силы после вчерашнего тяжёлого дня. Двигаться совершенно не хотелось, тело казалось избитым, хотя ничего не болело.

На шорох упавшего пледа обернулся возившийся у плиты Лант, подошёл, присел на краешек дивана:

– Как настроение?

– На Гарь хочу, без аватара, – отшутилась я.

– Я тоже…

Друг взглянул на прекрасный вид за окном, вздохнул и спросил:

– Посидим сегодня здесь? В Коллегию нам только завтра. Скажем Жюли, что сегодня у неё выходной.

Я села, взглянула в бледное и всего за день осунувшееся лицо друга.

– Посидим… Ты куда?

– Каша убегает! – Он бросился к плите. – Уф, успел. Геркулес будешь?

Я через силу встала, начала накрывать на стол. Казалось, что мы с Лантом снова, как в первые дни в Петле Времени, спрятались в лесном домике, радуясь самым простым вещам и стараясь на время забыть о сумасшествии окружающего мира. Внезапно пришла мысль, что безумие Петли Времени спокойнее и безопаснее вот этого, внешне правильного и рационального мира. Так, как безумие детской комнаты безопаснее холодного порядка финансовых офисов и военных контор, как детская обида и ярость безопаснее спокойной рассудительности привыкших к интригам дельцов и политиков. Зачем мы здесь? Может, не нужно ничего этого? Может, лучше вернуть людей в Петлю Времени? В безопасность безумной, но такой уютной детской?

Я вспомнила глаза Ганса, представила, как он превращается в чуждого всем обезьянку-богомола и возвращается в вольер резервации. Как в такой же вольер уходит от Юни Эльза –бежавшая от смерти обычная городская девочка. Как тают тела лорнов.

Нет! Как бы тяжело ни было, нужно идти вперёд! Нужно не закрываться от мира, а вступать с ним в борьбу, сопротивляясь и безумию детской, и цинизму псевдо-взрослого мира. Должен быть третий путь, на котором человек остаётся человеком!

Мы с Лантом сидели, болтали о писателях и актёрах – за эти месяцы у нас появилось много общих, наших книг, песен, фильмов, – обдумывали, что приготовить на обед, смеялись, представляя реакцию Жюли на перепланировку.

– Может, не будем ей ничего объяснять? – заговорщицки улыбнулся Лант. – Скажем, что так и было, что она всё напутала. Просто сбой системы.

– Если ты скажешь о сбое системы, она точно не поймёт, – рассмеялась я. – Или предлагаешь ей фильм показать? Тогда она от страха к княгине Баратаевой сбежит, и я останусь без горничной.

– Ребята, к вам можно? – раздалось от вмонтированного в дверь зеркала.

Мы с Лантом резко обернулись, вскочили со стульев.

– Тан!

– Я. Отец с императором разговаривает, а я улучил момент, чтобы вас увидеть. – Друг с лёгкой грустью смотрел на нас из зеркала.

– Александр с утречка решил подарок посмотреть, открыл, ну и… Так забавно выглядит лицо человека, который не имеет представления о видеосвязи. Но Александр – настоящий политик! Быстро сообразил, что к чему, отменил какие-то встречи, и уже два часа обсуждает с отцом вопросы дипломатии. Отец в первую очередь о вас с ним поговорил. Александр согласился, что вы официально посланники, а фактически просто маскировка и устанавливаете связи на бытовом уровне… Что?

Тан обернулся, выслушал что-то, что говорили за его спиной, и снова повернулся к нам:

– Только что договорились. Завтра вы в Коллегию и к послам – император карету даст, – а послезавтра показываете Александру мобили. Надо же вам нормально по городу передвигаться, да и местных к технике приучить. В Коллегию отнесёте органайзеры для министра и двух помощников. Ну а дальше будем действовать по обстоятельствам.

Он замолчал, вглядываясь в наши лица, встревоженно спросил:

– Тяжело там?

– Ничего, справляемся, – улыбнулся Лант. – А у вас как?

– Плохо, – неожиданно ответил Тан.

– Что случилось? – Мы оба испугались. – В городах что? Опять Ашка?

– Нет, в городах всё спокойно. Без вас плохо, ребята. – Тан провёл ладонью по разделяющему нас стеклу. – И мне, и отцу, и всем нашим. Даже Алорн по вам скучает. Нет теперь в городе Хакеров, никто не хочет кукол водить, выдавая себя за вас.

Он несколько секунд помолчал, потом заговорил о другом:

– Наши – люди, кто проводниками ходил, – начинают догадываться. Особенно те, кто с лорнами теперь живёт. Эльза, Саид, другие. Юни говорит, что Ганс вообще всё понял, что произошло, но пока молчит. Тяжёлые разговоры у нас будут… Но хоть не сейчас. Пока только поползли слухи, что банда Ашки кого-то убила. Мы опровергаем их, но так, чтобы оставались вопросы. Официально вы ещё несколько раз появлялись в городе и на «Птицефабрике», потом уехали совсем. Женька Малахитов вчера болтал, что вас Маргарита с Семиглазовым застукали и приказали в деревню уматывать. Наши не верят, Мила с Диком – они-то видели, как вы дрались.

Мы молчали, вспоминая далёких друзей. Потом я подняла взгляд на Тана:

– А вообще в городе как?

– По-разному. В колледже прошла переаттестация, все, что понятно, слетели вниз, теперь на первом-втором курсах. Уиткинс начал ухаживать за Элен Хинтон. Говорит, что надоели красивые стервы, нормальной человеческой жизни хочет. Адониса с Косей снова отлупили, запретили появляться на «Птицефабрике» и в кафе. Линдсей попытался по старой памяти организовать вечеринку, но получился большой облом: люди после Гари перестали считать бездарность оригинальностью. А, вот ещё!

Тан странно взглянул на нас, и я поняла, что эту новость он специально приберёг напоследок.

– У Орландо и Реми ребёнок будет! Пятый месяц уже, но Риа только вчера поняла, что к чему. Теперь еле сдерживается, чтобы Реми ватой не обложить и пылинки с неё не сдувать. Первый настоящий ребёнок в Петле Времени!

– Что?

Мы с Лантом вспомнили Орландо и Реми. У меня перед глазами возникли две фигуры, но почему-то не людей, а бурундучков из той давней игры, на которой они и подружились. Вот оно как получилось.

– То! Риа говорит, что скоро начнётся беби-бум. Люди к нормальной жизни возвращаются. Так что теперь от нас с вами зависит намного больше людей, чем мы думали… Да?

Он снова обернулся, потом грустно взглянул на нас:

– Ждите гостей. Император послал адъютанта, чтобы договориться о показе мобилей. Через полчаса будет. Простите, ребята. Так хотелось ещё поболтать. Привет вам от всех нас. Держитесь там!

Тан прижал ладони к стеклу, и мы, поняв, тоже подняли руки. Холод зеркала словно бы на мгновенье исчез, отступая перед теплом человеческой дружбы, и связь прервалась.

***

Весь следующий день мы провели в поездках, пользуясь присланной императором каретой и знакомясь одновременно с людьми, городом и местными дорогами.

Визит в Коллегию иностранных дел, долгий и полезный для установления необходимых деловых и личных контактов, ничем особым не запомнился. Граф Кочубей отлично понимал наше положение не то чтобы подставных лиц, скорее не главных участников межправительственных переговоров, поэтому посматривал на нас с той изысканной снисходительностью, какую часто можно увидеть на портретах царедворцев.

Он с вежливым поклоном принял в подарок «безделицу» – именной органайзер с шифровым замком и встроенным в крышку экраном видеосвязи с Шалорном. Убрал в сейф два намного более скромных «альбума» – такие же справочники и средства связи с Шалорном, но предназначенные для введённых в курс дела рядовых дипломатов. Выразил нам своё почтение и предложил кофе, от которого мы отказались, сославшись на дела. На этом аудиенция к обоюдному облегчению закончилась.

После Коллегии мы посетили дуайена⁸ дипкорпуса, шведского посла барона Штернинга, который жил в Петербурге больше десяти лет и отлично знал все тонкости местной дипломатии. Барон принял нас учтиво, но с проскальзывающими во взгляде опаской и высокомерием. Причину и того, и другого мы с Лантом очень хорошо понимали: в едва начавшую приходить в себя систему европейской дипломатии ворвались неизвестные игроки, вполне вероятно, авантюристы и самозванцы, но с невероятными техническими возможностями, превосходящими возможности любой страны мира.

Мы пили кофе, вели светскую беседу и ловили на себе неприязненные взгляды прислуги. Вокруг нас словно были толстые ледяные стены, возникавшие из полного неприятия чужаков, способности которых страшат своей непредсказуемостью.

Выходя из резиденции, мы впервые услышали за спиной сказанные шёпотом слова, которые потом сопровождали нас повсюду и произносились на всех языках, на которых говорили жители Петербурга: «слуги дьявола».

Сделав ещё несколько визитов к представителям дипкорпуса мы, устав от тряски кареты и от внешне светских, но выматывающих все нервы разговоров, вернулись домой. И увидели около яхты уже привычную картину – толпу зевак, которую удерживали на расстоянии от парапета присланные для охраны яхты полицейские.

Поднимаясь в шлюз, я заметила движения стоящих в толпе людей – они снова то испуганно крестились, то показывали нам фиги. Страх и любопытство создавали гремучую смесь, грозившую привести к взрыву. Нам нужно было вызвать как можно больше любопытства, одновременно сводя на нет страх горожан. Я вздохнула. На Гари было легче.

***

Императорская чета в окружении немногочисленной свиты прибыла в девять утра. За час до этого полиция и гвардейцы оцепили всю набережную аж до Адмиралтейства, вытеснив зевак на боковые улицы или, если позволяли владельцы, в расположенные вдоль набережной особняки. А зевак собралось много, причём как раз после оцепления. Все знают, что если улицу закрыли, значит там что-то интересное, а в то время ещё и безопасное, потому что террористов никто и в кошмарных снах представить не мог.

Мы с Лантом встретили венценосных гостей у шлюза и провели в гостиную жилого уровня, извиняясь, что парадные помещения наверху готовятся для официального приёма, который, если его величество дозволит, состоится десятого июля. По моему приказу робо-горничные в виде всё тех же античных статуй подали прохладительные напитки и вазы с тропическими фруктами, о которых на берегах Невы и не слышали. Ананасы, цитрусовые и всякие там персики выращивали к этому времени даже на Соловках, а вот привычные для нас киви не знали, не говоря уже обо всяких манго, маракуйях и карамболях.

– Как устроены эти куклы? – спросил император, с не совсем исследовательским, скорее с искренним мужским интересом рассматривая робо-горничную.

– К сожалению, не могу подробно объяснить, – извинился Лант. – Мы давно отказались от того, что у вас называют механикой. В роботах нет колёс, пружин и шестерёнок. Внутри них пучки жил, подобные мышцам и жилам в живых телах, а двигаются они не от завода, а от вырабатываемого особым устройством электричества.

– Я слышала, что у вас лакеи мужчины, но эти слуги в образе женщин, – обратилась ко мне императрица, с лёгкой ревностью поглядывая на робо-горничную. – Отчего? Таков обычай вашей родины или Шалорна?

– Роботы не имеют пола и у нас обычно не очень похожи на людей, – осторожно объяснила я. – Но у вас подобный вид испугает жителей, поэтому мы выбрали для них такую внешность. Внутреннее устройство у роботов одинаково, различается только наружность. Разума они не имеют и не могут иметь, но умеют многое.

После угощения мы провели для императора и его приближённых небольшую экскурсию по жилому уровню яхты. Александр дольше всего задержался в рубке, слушая объяснения Ланта и разглядывая выведенную на стену физическую карту мира. Елизавете больше понравилась увитая зеленью гостиная, и императрица ненавязчиво выпросила у меня отростки особо приглянувшихся кустов.

Впечатлённые увиденным, венценосные гости с ещё бо́льшим любопытством спустились на лифте на технический ярус и прошли в гараж, где стояли три мобиля – два городских и один для дальних поездок. В углу, под плотными чехлами, прятались пока что законсервированные жилые трейлеры на случай, если нам всё-таки дадут разрешение на поездку по стране.

Городские мобили внешне напоминали довоенные представительские машины высшего класса – довольно тяжеловесные с виду, высокие, с большим просветом, позволявшим ездить по не очень-то качественным дорогам российской столицы. Передние кресла поворачивались так, что при желании можно было ехать и как обычно, глядя на дорогу и управляя машиной, и, если этого требовали обстоятельства и этикет, сидеть лицом к почётным креслам в глубине салона. Был там и бар с напитками, закусками и даже встроенным чайником. В закутке за креслами располагались два откидных сиденья, на которых могли ехать слуги или не особо знатные пассажиры. Под длинным капотом прятался не только небольшой двигатель – ему много места не требовалось, да и выглядел он просто герметично закрытой плоской коробкой, – но и довольно приличный запас платины на случай, если потребуется что-то срочно создать. Дверцы бардачков рядом с передними сидениями маскировали то, что биологи по аналогии назвали бы выводными протоками, а Лант, и я вслед за ним, стали называть выводами материи.

Мобиль для путешествий был больше и внешне напоминал микроавтобус на высоких колёсах. Внутренняя отделка его была простой, но удобной, в нём имелась даже крохотная душевая. Но пока этот мобиль нам совершенно не требовался, нужно было просто доказать, что и он, и парадные экипажи безопасны для людей.

Лант отдал с браслета приказ, и стенка гаража выгнулась, образовав трап, упёршийся в лестницу набережной рядом с уже существующим парадным шлюзом. По трапу вверх выехали мобили. До нас донёсся нарастающий гул любопытной и испуганной толпы. А дальше начались испытания.

Основной причиной демонстрации мобилей было не любопытство императора, а практический вопрос безопасности невиданных экипажей. Не задавят ли они людей? Не испугают ли лошадей? Не повредят ли здания? Для того, чтобы проверить всё это, на набережной установили деревянные препятствия – столбы, тумбы, заборы. А ещё привели нервных, то и дело всхрапывавших и пытавшихся встать на дыбы молодых жеребцов. Не испугаются они – и клячи останутся спокойны.

Мы с Лантом боялись намного больше собравшихся на небывалое представление зрителей. Боялись, потому что в отличие от них знали, что такое потерявшая управление машина. Даже то, что мобили разрабатывались лорнами с учётом всех возможных и невозможных проблем, нас не успокаивало. Но мобили с честью выдержали все испытания, больше часа нарезая круги по набережной и состязаясь с норовистыми лошадьми опытных кавалеристов.