Читать книгу: «Апостолы игры», страница 19

– Ну а три на три – это вообще классика уличного баскетбола! – подытожил рассказ Внук. Зафиксировал на видео рассказ Лубинаса, Римлянин повернулся к собравшейся в это время вокруг них молодежи. Выделил в толпе одного, больше всего вызывающего доверие, и вручил ему телефон: снимай внимательно.

Соперники поприветствовали друг друга дружелюбным похлопыванием. Покончив с приветствием, Внук бросил трёхочковый за первое владение. Попал – игру выпало начинать литовцам. Саулюс занял место под кольцом, вкопавшись, обречённо вздыхая и всем своим видом демонстрируя, что куда-то далеко отходить от кольца не намерен. Получил мяч и экономным крюком отправил его в корзину. Пока латыши готовились начинать атаку – опёрся рукой о столб. Заметивший это Внук крикнул:

– Саулюс, соберись! На игру нужно приходить подготовленным!

Лубинаса, это было видно, вчерашняя стычка задела за живое. Он играл заряжено, без умолку критиковал партнёров, особенно Кокусайтиса, за отсутствие азарта, отказывался от лёгких свободных бросков ради возможности красивого показательного завершения. Пытался ставить через руки, нарывался на блоки, терял в проходах мячи – но продолжал и не успокоился, пока поочередно не унизил всех трёх опростоволосившихся в защите против него латышей. Латыши же, играя на результат, к показательным действиям Лубинаса относились спокойно, пропущенное – отыгрывали, потерянные Внуком мячи успешно, благодаря ленивой защите Саулюса и постоянно отвлекающегося на ведущуюся съёмку Роматиса, реализовывали в очки, и вызывали новый всплеск эмоций Лубинаса. Так игра дошла до 10–9. Литовцы разыгрывали на победу.

Пранас выбросил мяч в поле Римлянину. Римлянин прошёл вдоль трёхочковой и резко отдал под кольцо стоящему спиной к щиту Коксу. Кокс поворачивался чтобы завершить всё тем же неэнергозатратным броском, но услышал кричащего по-английски, чтобы и латыши поняли, Внука: «Мне, я закончу!». Замер – и зажав мяч пальцами одной ладони таки совершил полукрюк, только не целясь в корзину, а набрасывая над щитом выбегающему вдоль линии аута от угла площадки Внуку. Пранас выпрыгнул, поймал мяч, забил и сам повис обоими руками на кольце.

– Если вы не потеряете азарта к игре и любви к баскетболу, – приземлившись, наконец, пожал соперникам руки, – То уже в скором времени, я верю, вас ждёт большое баскетбольное будущее! А пока – учитесь!

Пока Лубинас довершал игровую победу над латышами моральным разгромом, Роматис принимал поздравления от публики. Вместе с поздравлениями получил обратно и свой телефон. Вверху экрана, намекая на пропущенный звонок, светилась проткнутая стрелкой красная телефонная трубка. Перезвонил. Около минуты слушал своего собеседника, а потом взорвался:

– В жопу себе, блядь, свои десять тысяч засунь, чмо продажное! Хуй я вам приостановлюсь!..

– Что случилось? – отдыхавший под кольцом Саулюс подбежал к другу. Римлянин продолжал бушевать в телефон.

– Что случилось? Отстранили нас, блядь, вот, что случилось. Нахуй, нас, да, Каролис? Настоящая сборная поедет – а мы, спасибо, до свиданья. Вот вам в пасть денюжка и не высовывайтесь… Так, да? – Римлянин сделал выразительный локтевой жест и, непроизвольно дёрнув головой, заметил, что окружён публикой, заметил, что публика достала телефоны и снимает его. Замер на секунду и, хотя Лиздейка уже давно повесил трубку, громко проговорил в телефон. – Каролис, хуй собачий, ёбанный конь, что же ты делаешь?

Убрал телефон в карман и прошёл прямо к объективу того парнишки, которому до этого доверил снимать игру.

– Уважаемые любители баскетбола, дорогие болельщики! Только что литовская федерация баскетбола приняла решение, что нашу нереальную команду в Лондоне заменит сборная профессиональных баскетболистов. Что ж, пожелаем удачи парням! Мы высоко подняли флаг и передаём его им – передаём, и надеемся, что они не уронят…

Выдержал паузу. Огляделся, удовлетворенно отметив, что все, включая даже латышей, следят за ним. Наклонился очень близко к камере.

– Кроме того, литовская баскетбольная федерация просит меня прекратить рассказ о нашей скоропостижно бывшей сборной. На это я могу ответить только одно: смотрите следующие выпуски цикла «Unreal real national team» на нашем канале! Эта история должна быть рассказана – и она будет рассказана, я обещаю вам это!.. Снял? Перешли мне, пожалуйста! – Он хлопнул подростка по плечу, дождался, пока тот перешлет файл и отошёл к оставшимся в стороне Внуку и Саулюсу.

– Это правда? – спросил Пранас. Римлянин кивнул.

– Лиздейка звонил. Говорит – утром узнал, сам распсиховался и до сих пор переваривает. А тут ему ещё начальство позвонило и попросило на меня повлиять… Мудаки…

– Однако, волну ты себе создал, – меланхолично заметил Кокс. Римлянин усмехнулся:

– Это да! Обожаю интернет – если бы я в прошлом году его потенциал понимал, может и не пришлось бы грузчиком работать…

– К тому же грузчик из тебя так себе… – кивнул Саулюс. Помолчали.

– Ладно! – решительно прервал паузу Внук. – Хорошо поиграли, но пора возвращаться. Проводите?

* * *

Усевшись, нашел за окном стоящих на перроне Зайчиков и помахал им. Неринга, широко улыбаясь, тщательно прикрывая ресницами тревогу, помахала в ответ. Заяц насмешливо поднял вверх кулак и послал воздушный поцелуй. Поезд тронулся.

Жильвинас не определился: правильно ли он поступает, уезжая от Андрея или нет. Почти весь день после возвращения, сразу после того как вместе с Нерингой обнаружили там Андрея, оставались на площадке. Практически не разговаривали – играли. Один-на-один, «кузнечик», «тридцать три», «минус»⁶⁴, два-на-два с местными, три-на-три с местными – сначала за них играл кто-то из англичан, потом Заяц вообще заявил, что они и с Нерингой, в качестве «третьего», играть могут, и играли, и выиграли. Когда окончательно стемнело, так, что даже уличные фонари не спасали, Заяц наконец-то зажал мяч в локте.

– Ну что, завтра едешь?

– А ты? – спросил тогда в ответ Жильвинас, спрашивая сразу и что Заяц намерен делать дальше со своей жизнью, и не хочет ли Заяц поехать вместе с ним – развеяться, повидаться.

– Ну же нет! – рассмеялся Андрей. – Мне последнюю неделю все ночи приходилось помнить, что ты в соседней комнате спишь, а уж какому пожару у вас со Спичкой я мешать буду – даже представлять не хочу…

Жильвинас ответил единственным возможным образом: обозвал друга идиотом и до конца вечера не возвращался к теме. Наутро спросил прямо: как ты, Заяц; что теперь с тобой будет? Заяц беспечно махнул рукой:

– Знаешь сколько в Кенте пакхаусов, заводов и складов? Надо будет – хоть завтра на работу выйду…

Пока Жильвинас удивлялся насколько одинаково говорят Андрей с Нерингой, сама Неринга громко вздохнула. Тогда Заяц повернулся к ней:

– Что такое?

Неринга украдкой посмотрела на Жильвинаса, поймала его ободряющую улыбку и пересела с кресла на колени к Андрею.

– Ты же знаешь, Зайчик, что тебе не обязательно завтра выходить на работу?

– В смысле?

– В смысле, пока мы живём в этой квартире – нам и одной зарплаты прекрасно хватает. Даже накопленное трогать не придётся…

Заяц покосился на Жильвинаса, хотя Жильвинас тут был ни при чём – тот разговор на берегу у них с Нерингой был единственным – и деланно засмеялся:

– Если ты хочешь, чтобы я тебе на шею ноги закинул, зайка моя, мы обязательно это опробуем. В спальне. Но мы же не просто так продолжаем в этой квартире жить и не просто так копим…

Жильвинас раздумывал – не стоит ли ему выйти из комнаты. Мешало то, что выходить из комнаты в этой квартире особо было некуда. Неринга погладила мужа по волосам.

– Конечно, не просто так… И я очень хочу свой дом и ребёнка, и чтобы когда он родится, уже не надо было переживать о ренте, о том как нас всех одевать и кормить. Хочу, чтобы не надо было бросать его через несколько месяцев в ясли и возвращаться на работу. Для этого мы копим, для этого мы сейчас жмёмся. Я хочу этого, всё так, Андрей. Но ещё я хочу, чтобы ты жил. А ты, Андрей, тлеешь, и это плохо. И ничего из перечисленного этого не стоит, честно…

Жильвинас, в качестве компромиссного решения, прикрыл глаза. Жена Зайца подобрала абсолютно правильное слово и, что самое главное, не побоялась его использовать. Сам Жильвинас, например, боялся. Всё-таки Заяц удачно женился. Заяц в это время переводил глаза с жалобно смотрящей на него Неринги на опустившего взгляд, но не скрывающего своего согласия с Нерингой Ужа и обратно на жену. Словно подозревая их в сговоре.

– Хурму вы придумали, – сказал, помолчав. Сильнее приобнял жену. – Хорошая жизнь, хороший план, почему сразу «тлею»? И… А что вы предлагаете?

– Не знаю… – тихо отозвалась Неринга. – Правда не знаю, Андрей, прости меня за это. Но ты умный, ты можешь найти – и у тебя есть время подумать, правда…

– Помнишь, ты в детстве любил декламировать…. Как там… «Если я гореть не буду – кто тогда рассеет мрак»⁶⁵?.. – Жильвинас, наконец, поднял глаза и встретился взглядом с Зайцем. После долгого противостояния, первым отвёл глаза Заяц:

– «Кто тогда согреет мир». Версию про «мрак» Вичка отстаивала, – Он поцеловал жену в щёку и, подвинув её, поднялся с дивана. – Всё, по коням. У тебя поезд через сорок минут.

Так и решилось, что Жильвинас едет. Так и расстались. Только на вокзале Заяц придержал за локоть уже заходящего в поезд Ужа:

– Ты там… Когда вы окончательно разберётесь… Свяжись со мной. В конце концов, уникальный случай – одновременно новую жизнь начинаем. Когда такое было?

Такое было после школы. После Стритбаскета и памятного матча один-на-один во дворе. Отвечать Уж не стал. Просто хлопнул Зайца по плечу:

– Конечно!

От Ширнесса до Ситтинбурна поезд ехал двадцать минут. Двадцать минут Жильвинас готовился к первому шагу к тому, что Заяц так просто обозвал «окончательно разберётесь». Так и не приготовился. Так и не собрался. Вышел из поезда в Ситтинбурне на четвёртой платформе, и, следуя указаниям Зайца, нашёл первую. Дождался прибытия поезда на «London, Victoria» и, только устроившись в нём, осмелился написать: «Привет, дорогая. Буду на Виктории в 13:40. Поезд SouthEasternRailways. Номер телефона – ….». Отправил. Почувствовал, что дрожит. Огляделся, пытаясь найти в попутчиках отражение своего состояния, но все занимались своими делами, тактично оставляя молодого взволнованного пассажира наедине с его переживаниями. Пытаясь успокоиться, закрыл глаза. Вдруг резко достал телефон и послал ещё одно письмо, вдогонку предыдущему. «Если не сможешь встретить – буду искать путь в Лутон. Увидимся»!

Вика не отвечала. На самом деле. Вика не отвечала уже очень давно. Вика перестала отвечать сразу после того, состоявшего из нескольких, тогда ещё ограниченных смешным количеством символов, сообщений перед вечерней игрой с «Дворнягами» летом двухтысячного. Летом после школы. При встречах она искренне радовалась ему, вечера, когда такие встречи выпадали, они проводили поглощённые почти исключительно друг другом, не замечая прочих друзей, не замечая улыбок прочих друзей и, зачастую, не замечая, что прочие друзья разошлись, оставляя их друг с другом, со своим общим прошлым, с так и не случившемся после школы будущим. Но на письма и сообщения Вика после школы не отвечала. Когда они встречались последний раз – недавно, год назад, на вильнюсском концерте «Ленинграда», он осмелился и спросил: «Мне не писать тебе»? «Пиши»… Она тогда пожала плечами и чуть грустно, чуть горько, чуть насмешливо – как только она одна умеет – посмотрела Жильвинасу в глаза. «Я читаю». От отвёл взгляд первым.

Жильвинас продолжал писать. Писать, строя письма так, будто получает ответ от неё. Иногда он спрашивал себя: правильно ли это? Иногда он спрашивал Бога: не вредит ли он ей? Всегда удовлетворялся ответами. Да, в юности у них был намёк на романтические чувства и этот намёк, никогда не реализовавшийся, так и останется в их отношениях – ничего не значащим, не сильным, но слишком заметным и неповторимым запахом ладана, так до конца никогда не смывающегося с его кожи. Но это ни на что ни влияет. Он любит её так же глубоко, как и прочих друзей детства. Он любит её, сестру, так же нежно как прочих, братьев, и так же искренне, как прочим, желает ей света. И она любит и желает света ему – он знает это. И нельзя отказываться от любви душ только потому что ей не стать любовью тел. Дарить свет – любовь, отказываться от любви – святотатство. Отказываться от любви – предавать Бога. Это он знает.

Он это знает, всё так. Но Вика не отвечала, а тексты открыток, которые она традиционно и, наверное, так же упрямо, как он – письма, слала на его дни рождения – были дежурны и лаконичны. Не тексты – подписи. Вика не отвечала, и чередуя письма с молитвами, Жильвинас не всегда был уверен: ей ли он пишет, с Ним ли он разговаривает. Впрочем, любой искренний разговор – разговор с Богом и Богу не важно, как к нему при этом обращаются. Это Жильвинас тоже знал и никогда не боялся потерять образ Бога в письмах к созданию из плоти и крови, потерять его. Но, сняв сутану, вдруг испугался, что, возможно, уже давно потерял образ Вики и одновременно с этим обнаружил, что ужасно, неподобающе боится найти её снова, обрести её – из плоти и крови. Он продолжал писать.

В очередной раз ничего не ответив, в Лондоне Вика его не встретила. У стойки информации на вокзале он показывал адрес с последней открытки, нудно переспрашивал и старательно повторял за служащей, пока не убедился, что понял её, такой отличающийся от школьного, английский и усвоил предложенный ею маршрут. Снова написал: «Привет, дорогая! Еду в Лутон автобусами, буду там на станции в Три Пятнадцать. Если не заблужусь, должен быть у тебя около четырёх! Увидимся»! Последние письма давались слишком тяжело. Слишком конкретные они были, слишком плотные.

Разобравшись с двумя пересадками, вышел из автобуса там, где сказала работница информации. Вики там не было. Включил в телефоне навигацию, по памяти вбил заветный индекс, пост-код, как они его здесь называют, выбрал пеший режим. Без семи минут четыре, на пять минут опережая прогноз навигатора, очутился возле заветного общежития. Вошёл и, выслушав чуть более разборчивое, но всё равно непонятное обращение консьержки, ответил, изо всех сил веря. Веря, что всё делает правильно и не вредит ей. Веря, что всё получится и что Бог есть любовь.

– Виктория Гирджунайте, апартмент сикс.

Консьержка вопросительно повторила фамилию. Почти не исковеркав, как сложное, но хорошо знакомое слово. Как елеосвящение. С обретённым мужеством кивнул и прошёл в указанном консьержкой направлении к лестнице. Поднялся на два пролёта и открыв дверь с табличкой «1–8», оказался у начала широкого ярко освещенного коридора. Прошёл, всматриваясь в золотые номера на белеющих посреди зелёных стен пятнах дверей. Остановился возле двери с номером «6». Остановился, не зная, что делать дальше. Остановился, не находя в себе сил прикоснуться к двери. Дверь распахнулась сама.

– Без трёх четыре. Можешь постоять три минуты. Если хочешь, конечно.

Прошёл в кроваво-красную комнату, закрыв за собой дверь. Плотно закрыв.

– Я обрёл тебя, я тебя обрёл, – пульсировала фраза, пока держал в руках горящую, обжигающую кончики пальцев Спичку. Повторял беззвучно. – Я тебя обрёл.

– Дурашка, – смеялась, чуткая к его губам. – Тут нужны другие слова.

– Какие? – тихо спрашивал её волосы, её ресницы, её губы, её пламя. – Какие?

Отвечала вся:

– Я научу.

Дополнительное время

Лондон-2012

– Спасибо, тренер! Ещё раз – это была достойная игра, и вы, ваш штаб и вся команда не заслуживаете ничего, кроме похвалы! Вы отдали всё, что могли, просто, к сожалению, этого не всегда достаточно… – Артур быстро, не давая собеседнику времени понять искренне ли сопереживает ему видео-блогер или злорадствует, пожал руку главному тренеру сборной Литвы, проследил как тот понуро удалился в раздевалку и повернулся к камере. – Итак, впервые с распада Советского Союза сборная России по баскетболу прошла в олимпийский полуфинал. Мы далеки от политики и готовы искренне порадоваться за наших соседей. Жаль только, что впервые со времён распада Советского Союза баскетбольная сборная Литвы не попала в олимпийский полуфинал. Жаль, что оба эти исторических события произошли в одном матче – здесь и сейчас, в Лондоне, восьмого августа две тысячи двенадцатого года. Что ж… Мы все видели – наши парни полностью отдали себя на площадке и, несмотря на результат, навсегда останутся нашими героями. А пока… А пока нам всем надо выдохнуть и успокоиться. С вами был я, Артур Роматис, и команда проекта «Нереальный реальный баскетбол»! Скоро увидимся, спасибо, что вы с нами!

Дождавшись, пока погаснет красная лампочка, вышел из-под прицела камеры и сказал:

– Да, Ромас, ты всё-таки намного лучше Юрги в качестве оператора. Кокс, только не вздумай мои слова ей передать!

Отключающий провода и разбирающий лампы для освещения Саулюс пожал плечами:

– Ну так ему и не на телефон приходится снимать.

Завершивший интервью английскому каналу, пятнадцатый номер сборной России, проходя мимо них, остановился.

– Артур, Саулюс, Ромас… Не та сборная здесь играла.

AWP сделал вид, что занят с камерой. Роматис поморщился, как от зубной боли. Кокс протянул руку:

– Восхитительная игра, Андрей! Жалко, что в Венесуэле на паркете не встретились. Поздравляем с заслуженной победой!

Рукопожатие было лишь чуть короче чем следовало.

– Удачи, мужики! – уходя, бросил им олимпийский полуфиналист. – Жаль, что не сыграли!

– Снайперская против калаша⁶⁶, было бы чего играть… – Буркнул AWP, забрасывая на плечо сумку с микрофонами и лэптопом. – Пусть радуется…

Благодаря значкам «пресса» Римлянин и его команда, опередив толпу, выбрались из спортивного комплекса через служебный вход. Римлянин, прищурившись, всмотрелся вперед. Через дорогу, в баре «Shepard’s Pie» над одним из уличных столиков качалась знакомая макушка. Артур ткнул Кокса в бок:

– Видишь уши?

Кокусайтис определился с направлением, куда показал Артур и, узнав, заорал:

– Заяц, ты меня слышишь?

Еле-еле, из-за гула машин спереди и накатывающейся толпы болельщиков сзади, но всё-таки разобрали с детства привычный, давно ставший не смешным, но ностальгически-тёплым ответ:

– Слышу-слышу…

Подошли. Обнялись. Кишкис с некоторым удивлением посмотрел на Мунтялиса, но ничего спрашивать не стал.

– Ты не досматривал? – Римлянин первым из пришедших уселся за стол. Заметил интерес Зайца к своему сотруднику, но сам прояснять ситуацию не стал. Что тут прояснять? Вскоре после ролика с Внуком, Мунтялис позвонил, а потом и возник на пороге квартиры Роматиса. Поучаствовал в создании ролика про себя, покурил с Римлянином на балконе и заявил, что у него есть какие-никакие деньги, нет занятия и ему нравится чувствовать себя героем. Римлянин его понял: ему самому нравилось быть героем, а для проекта, который увековечит их героизм деньги, хоть какие, были нужны. Заяц, покачивая в руке, наполовину пустой бокал, мотнул головой.

– Ушёл, когда Каукенасу⁶⁷ пятый фол дали. Он единственный, кто мог спасти. Сколько?

– Семьдесят четыре – восемьдесят три, – ответил Римлянин, глядя на идущих к ним с двумя охапками бокалов Кокса и AWP. Помолчали. Чокнулись.

– Спасибо за билеты, кстати.

– А это всё Лиздейка организовал, – ответил Саулюс. Кишкис вопросительно поднял брови, Роматис кивнул.

– Ага, он же, на самом деле, реально переживает, что так всё сложилось, я, если честно, зря его приложил. Тем более, получилось больнее чем хотел – не рассчитал волшебную силу интернета. Когда выяснилось, что им с Россией на вылет играть…

– Нам… – поправил Римлянина Саулюс. Роматис шумно отхлебнул пиво и продолжил.

– Когда стало известно, что в четвертьфинале они с Россией встретятся, Каролис загорелся идеей всех наших на матч затащить. Не знаю, чего он этим хотел добиться. Такое закрытие гештальта наверное: раз самим сыграть не довелось, хотя, по логике, должны были, то хотя бы посмотрим, как вместо нас с ними играют.

– Закрыли гештальт, конечно, – горько усмехнулся Кишкис. Саулюс спросил:

– Заяц, ты вообще как?

Собираясь с ответом, Андрей прикончил свой бокал и придвинул к себе один из новых.

– Не знаю, пацаны. Не очень, наверное. Напрашивается идея своё Эйч-Ар агентство открыть: и понаехавших я знаю, и специфику работы на фабриках понимаю, и, как минимум, про один из пакхаузов знаю достаточно, чтобы, если правильно с ними говорить, они бы моих людей к себе приняли. И, наверное, я бы мог организовать так, чтобы моё агентство действительно о людях заботилось, ну, мне хочется так думать… Только не то это…. Не стоит вся эта возня того, чтобы вспоминать, как в кабинетах говорить правильно… За приключение! – Заяц поднял бокал и отхлебнул из него. – Пусть оно мне и не на пользу пошло.

Участники проекта «Нереальный реальный баскетбол» переглянулись.

– Хочешь к нам в команду? – спросил Артур и, видя как скривился от подачки Кишкис, поспешил пояснить. – Нет, серьёзно, послушай. Мы же не летсплэи для ютуба снимаем, у нас серьёзная компания и большие планы. У нас канал, на котором три регулярных программы, у меня постоянная рубрика в «Krepšinis»⁶⁸, идея интернет-трансляций, надо только с какой-нибудь из мелких лиг договориться… И это всё, не считая предложений с телика, а телик теперь тоже хочет за нашу волну зацепиться. Я работаю лицом и голосом, Саулюс и Ромас очень хорошо справляются с технической частью, но ещё один человек – продюсер, организатор – очень нужен. И тут ты не можешь сказать, что «того не стоит», это – наша история, это…. – Римлянин был готов набрать обороты привычного пафоса, но не получилось, налетел на риф взгляда Зайца.

– Скажешь, «история баскетбола» я тебе пивом в рожу плесну, – предупредил Кишкис. Беззлобно рассмеялся, но только убедившись, что Артур действительно замолчал. – Спасибо, пацаны! Вы, конечно, молодцы и пусть у вас с вашим проектом всё получится! И, наверное, мы все – молодцы: спасли баскетбол для Литвы, Литву – для баскетбола, всё это… Но, что касается истории… Сейчас четвертьфинал прошёл, ещё два тура – и вся эта история уйдёт в архивы и останется там бесславно пылиться. А истории из архивов нужны только историкам, они никого ничему не учат. Разве что, может быть, их участников, но даже если так – я не знаю, чему эта история должна была научить меня, если честно. Не прогуливать работу и не гоняться за особым положением?

– Детка, ты и есть на особенном положении! Ты единственный за всю историю игры, кто совершил «пять по десять» в официальном признаваемой Мировой Федерацией матче. И даже если когда-нибудь перестанешь быть единственным, останешься первым. Это навсегда. Не комплексуй, да? – Толстый грузно упал за стол, садясь лицом к дороге, и потянулся к пиву. – Да, мужики, хорошо, что я не Кензура⁶⁹…

Все, молча соглашаясь, выпили. Толстый прищурился.

– А вот с нашим священником я бы, наоборот, охотно местами поменялся. Я так понимаю – конец целибату? И всё благодаря этой детке?

Компания повернулась вслед за словами Довидаса. По направлению к пабу дорогу переходили Жильвинас и Вика. В обнимку. Влюблённые. Счастливые. Воплотившиеся.

– Да неужели? – Кокс и Римлянин одновременно повернулись к Андрею. Тот лишь развёл руками и призывно помахал, привлекая внимание парочки. Подошедшая Вика обнялась с одноклассниками и поздоровалась с Довидасом и Ромасом. Жильвинас обнялся со всеми.

– Что, пал последний мой соблюдавший спортивный режим игрок? Так, Жильвинас?

Уж покраснел. Вика рассмеялась.

– А ты – Толстый, да? Наслышана.

– А я о тебе, представь себе, нет… – Довидас развёл руками. – А хорошего человека должно быть много.

– Кстати о много – надо ещё пива взять. – Уж справился со смущением. – Сейчас Потёмкинас с Огневым подойдут, мы их встретили. Вика, а ты что будешь?

– Я с тобой! – Вика, только усевшаяся, вспорхнула.

– Дожили, Андрюкенас нам за пивом бегает. Совсем священник в разнос пошёл, – под общий смех, прокомментировал их уход Довидас.

Демон и Кость столкнулись на лестнице. Сначала просто кивнули, но прибытые друг к другу толпой и осознанием, что идут в один бар, где проведут вечер в общей компании, не сговариваясь остановились, как только достигли крыльца. Кивнули друг другу снова и неловко встретились глазами.

– Ну и как твои… – Демон прикусил губу. – Мальчики кровавые? Живёшь?..

– Я за них грамоту получил. Мигель расстарался. Венесуэла прислала официальный бумагу о том, что во время моего прибывания там я оказал неоценимую помощь в организации и проведении операции по ликвидации особо опасной преступной группировки. Меня поздравили, на общем совещании поставили всем в пример, вручили бумагу и премию. Как у них всё просто… – Кястас, вспоминая, затряс головой в бессильном недоумении. И тихо, на выдохе, добавил. – А я спать не могу… Как твои?.. Мальчики?..

Они не виделись после того утра в квартире Демона. Происшествие под Утеной официально оказалось просто трагическим пожаром, не имевшим никакого отношения к Департаменту Безопасности. Как и наёмный убийца на службе у Шахтёра, кстати. О том, что это сугубо криминальная тема и все наработки ДБ по ней отправляются в мусорное ведро, Потёмкинасу сообщили сразу после вручения грамоты – уже на закрытом, не общем совещании. Сообщили и, словно для верности, у него на глазах выкинули в мусорное ведро конверт из лаборатории с надписью «Мунтялис Р. Результаты анализа». Ещё раз отдельно поблагодарили за неоценимый вклад в баскетбольные достижения Литвы. И посоветовали развеяться и взять внеочередной отпуск в качестве премии. И проводили дежурным: «За Литву»!

Демон достал из кармана пачку, закурил.

– Всё сделано. Большая часть активов «Дворняг» перешла Коврову, он очень щедро за них заплатил, Максу со Шмелём на жизнь хватит. Макс три дня назад улетел к Шмелю, я прямо отсюда полечу в Россию – спасибо дирекции интерната, помогли в спешном порядке документы сделать. Осталось только один момент решить…

– Какой?

– Наследие. Дерево, дом, дети, все дела… – Демон выпустил дым через ноздри. Кястас подождал, но Огнев не развивал мысль. Тогда, поскольку и двигаться с места Огнев не собирался, спросил:

– Как тебе игра? Наши? Могли брать… – не договорил, осёкся под насмешливо взглядом Демона. Тот выбросил окурок.

– Пойдём. Наши ждут.

Пришли. Поздоровались. Мунтялис подмигнул Потёмкинасу и кивком показал на стул рядом с ним. Огнев стремительно сел между Кишкисом и Андрюкенасом.

– Короче, я правильно понимаю, что вы сейчас ничего не делаете?

Кишкис моментально встрепенулся.

– Я фирму открываю. Агентство по трудоустройсту. Буду выбивать достойным работникам достойные условия! Весь в делах…

– Андрей… – Жильвинас, протянувшись через Демона, мягко тронул друга за руку. – Мы в пути, Дима, мы ищем. А что?

Некоторое время Демон насмешливо рассматривал подчёркнуто гордо сидящего Зайца. Потом повернулся к Ужу.

– В общем… Я уезжаю, хочу ради разнообразия пожить там, где мой родной язык – официальный. Но у меня осталось немножко земли. За городом, практически в лесу, рядом с озером… И я хотел бы превратить это всё в спортивную… Баскетбольную школу. Но такую, чтоб не только о баскетболе, а настоящую. Правильную. И мне кажется – вы подходящие люди для того, чтобы этим заняться… – Демон, словно сбросив тяжелый камень с груди, громко выдохнул. Закурил и уже обычным голосом добавил. – Если, конечно, этот мудак-гастарбайтер слева от меня не перестанет выёбываться.

Кишкис привстал, но тут же сел под тяжестью женских рук. Вичка, на правах девушки одного и подруги другого, внимательно слушала разговор и теперь оперлась Зайцу на плечи.

– А мне кажется – соглашайся, Андрюша. Очень круто…

Заяц, задрав голову, посмотрел на неё:

– Думаешь?

– А ты нет? – она взъерошила Кишкису волосы и нагнулась к самому уху. – И вообще, ты нам с Жильвинсом как раз одну поездку к озеру должен…

– Вы без меня ехать собирались, – фыркнул Заяц. Но кивнул. А потом предпринял последнюю попытку. – А что я Неринге скажу? Ей нравится в Англии…

– Ей нравится когда ты счастлив, – ответил Уж. – Она поймёт и будет рада, я уверен. Кстати, где она?

– Работает. Цена моего счастья – жена, зарабатывающая деньги, пока я пиво пью, видимо…

Заяц поморщился, даже шутить так ему было неприятно. Во всех разговорах за столом одновременно возникла пауза. На правах капитана Потёмкинас встал, держа бокал в руке.

– А что, – не дал ему начать Римлянин. – Лиздейку ждать не будем?

Кястас покачала головой.

– Я думаю, он с другой командой останется. Он им нужнее сейчас. А мы уже победили. – Он поднял бокал и, дождавшись, когда остальные последуют его примеру, громко провозгласил:

– Мы за Литву!