Читать книгу: «Без тебя», страница 8

Одна

Я считала, что жизнь удалась

Когда доченька родилась.

Я бежала за нею вприпрыжку,

За моею звездою-малышкой.

Я считала, что жизнь удалась,

Когда случай свёл вместе нас,

В нашем доме зажёгся свет

И горел целых сорок лет.

Но угасла малышка-звезда,

И за ней ты ушёл. Я одна…

Звёздным светом

Растила я дочку, как песню слагала,

И звуки, звеня, превращались в слова.

Я с нею, как будто, на крыльях летала,

И смысл подлинный с ней обрела.

Её глаза – частицы мирозданья,

Два синих озера, ресницы – берега.

Она была чуть-чуть моим созданьем,

Но в большей мере из миров зашла.

Сужденья дочки были откровеньем,

Я забывалась: предо мной дитё.

Ей поверяла я свои сомненья,

Разглядывая нежное лицо.

Лицо сияло дивно, мягким светом,

Палитра чувств, как легкий бриз,

Менялась беспрестанно, и при этом,

Свеченье шло, как будто, изнутри.

Она покинула меня и мир наш бренный

И где-то, может быть, в иных краях

Все тем же звездным светом нежным

Святится девочка любимая моя!

Тонкая грань

Стёрлась тонкая грань между жизнью и смертью,

Рубикон весь из слёз перейти не могу.

Смысл жизни и счастие с доченькой вместе

Суть исчезли, оставив меня одну.

Ни-че-го, пустота. Словно фоам или вата,

Вкруг заполнили так, что оглохла душа.

Карма или судьба, злая воля ли чья-то,

Свет померк для меня в час, когда ты ушла…

Утрата

Конец это должен быть света,

потеря ребёнка – кровь вон!

Толкает по жилам сердце

утраты горчайшей боль.

И стынет душа от ужаса,

и сходит с ума голова.

Утраты боль кружит и кружится,

пока бьётся сердце…пока.

Но в миг, когда связь вдруг нарушится,

И нить потеряется между,

Воспрянет, от боли измучившись:

"Не сон ли все это?…" – Надежда.

Живу

Я, дочка, живу, я живу без тебя,

Сказать это нонсенс – ничтожнейше мало.

И крылья, что мне, появившись, дала,

По пёрышку я уже все растеряла.

Why not me…

Когда теряешь родителей,

Невольно:" Next⁵ твой черед!"

Да, призрачна эта обитель

И неизбежен уход.

Когда теряешь ребенка,

Бьёт лихорадкой вопрос

Отчаянный и безысходный:

"Why, why? Why not me at first?"⁶

Отчаяние

Одна лишь фраза на плаву держит,

Смутив все прежние чаяния,

В ней единственной – надежда,

В утешение предназначенная:

"Все мы там будем" –

Внезапное откровение

Лучом в беспросветные будни,

В коих нет – как нет смирения –

И вдруг: " Все, все мы там будем.",

Непреложное, как само время,

В часы спиралью закрученное –

Измучило;

Вернулось – и на круги своя

Ярким всполохом света…!

По-прежнему в нём ничего для меня

Без моей девочки светлой.

Ею жила, души не чаяла

Отчаянно…!

Не примириться!

Беспомощное " Почему?" – спиралью в горле,

я годы будто не живу – ломает горе,

и силы все уходят прочь, их не неволю.

Душе моей никак невмочь, ей бы на волю.

Ищу везде твои следы – не заблудиться б.

Вот пёрышко, а, может, ты, взметнулась птицей.

Прошу, коснись своей рукой утишить сердце,

лекарство не снимает боль, моё наследство.

Не сберегла тебя, дитё, я, не сумела,

Душа моя с тех самых пор оцепенела,

застыла в муке; я себя не ощущаю,

живу как будто, но вернее, пребываю

вся в ожидании когда мой срок наступит,

отправлюсь по твоим следам, лишь Он отпустит,

с надеждой встретить и обнять, а не случится,

пусть с жизнью оборвётся связь. Не примириться!

Ушла…

Ушла я в тот же день, во след, вернее в вечер,

И стало сразу всё как будто вне меня, по ту

другую сторону. Почти, что незаметен

в оглохшую уход от горя пустоту.

С тех пор живу как будто понарошку,

Встаю, чуть брызнет свет, и ненавижу день,

вменяет он мне жить, глаз не смыкая нощно,

дразня обоймою бессмысленных проблем.

Мне вовсе не до них, нет просто интереса,

желанье их решать исчезло без следа.

Я ведь ушла, глуха, темна завеса,

За доченькой своей, единственной. Ушла!

Пусть сбудется

О, Господи, пусть сбудется –

В неведомом том краю,

Венчающий вздох забудется,

Я дочку свою обниму.

Не отпущу !

Звезда моя, ты путь мне проложила

В мир для людей отнюдь непостижимый.

О, по следам твоим я с радостью, поверь,

Чрез время пробегу и приоткрою дверь,

Тебя за ней найду и обниму, и обрящу,

И ни на миг, родная, от себя не отпущу!

Ни утешить

Горьких слёз пролила я моря,

Океан без сомненья пролью,

Без труда не один и не два

Ледовитых слезой растоплю.

Пыток множество и испокон,

Зверству смертных дивиться не след.

Я ж раскатана тонким пластом

Той потерей, что горше нет!

Ни утешить меня, ни собрать,

Я – палач себе, я и судья.

Смысл жизни исчез. Плачь, не плачь!

Нет возможности жить без дитя.

Приговор

Я пожизненно осуждена,

Двери клетки в замках и засовах.

Жить назначено здесь до конца

Дней моих безо всяких "условно".

Нет надежды на "может" иль "вдруг",

На случайность, иль просто на чудо.

Жизнь прожить надлежит мне всю тут,

Как бы ни было плохо и худо.

Жизни клетка надежней тюрьмы.

Ни сбежать, ни покинуть досрочно,

Из неё нет, не выйти живым,

Чтоб поставить на прожитом точку.

И, когда очень невмоготу,

И совсем одиноко, и грустно,

Я в ночи՛ шепчу дочке: "Приду,

Без тебя в мире этом так пусто".

То суровый судьбы приговор…

Мне б вздохнуть полной грудью: "Сво-бода!"

Рвётся напрочь дух в неба простор,

Ждёт где, верую, дочка у входа.

В сердце

Я надеждой жила, в ожидании,

А теперь кровь от ужаса стынет,

Безысходность, тоска. Пропадаю

От железной жестокости жизни.

Лишь во сне тебя, дочка, встречаю

В редких сладостных сновиденьях.

Кровью сердце моё истекает

В миг, когда осознаю – видение.

Жизнь свою я давно разделила,

Что была до тебя – та, до Леры.

Радость жизни ты мне подарила,

Свет пронзительный – Лерочки Эра.

Горем сломлена, мысли теряю,

Не могу примириться. Нет воли.

Ты со мною навеки, родная,

В самом сердце и рядышком с болью.

Зачем-то

Я в отсутствии тебя и смысла.

Дверь закрыта, – надежда вышла!

А на окнах глухие ставни,

День иль ночь на дворе я не знаю.

Стерлись прочно ориентиры

Я зачем-то была, но забыла.

Живу прошлым

Я живу прошлым.

Не настоящим,

Я жена Лота,

назад смотрящая.

Стою я столбом

в пыли придорожной

из слёз о былом,

что вернуть невозможно.

Иллюзия

Ты только что была со мной,

Сидела рядом,

И любовалась я тобой,

Моя отрада.

Держала руки я твои

В своих ладонях,

А шли минуты иль часы

Я не запомню,

Как не запомню я о чём

Мы говорили.

Но счастьем был наполнен дом –

Мы вместе были:

Иллюзия, что ты ко мне

Совсем вернулась.

Слеза катится по щеке.

Дочь, я проснулась.

Боль

Доченька моя была

И разумна, и светла,

Лучезарна.

Пишу портрет заново.

Кричи, ни кричи

Повисает плач в ночи

И трепещет по утру

Полотенцем на ветру.

Доченька моя ушла,

А меня – нет, не ждала,

Я её не провела:

Одинешенька – одна.

Ей уйти б потом, за мной,

Я б сказала: "Дочь, постой,

Я тебя там подожду,

Встречу после, расскажу,

Как и что предупрежу

И тропинку проложу".

Чтобы легче был твой путь,

Предложу передохнуть.

В ту дорогу не спешат:

Лет так через пятьдесят,

Или даже через сто.

Я согласна, дочь, на всё,

Только не̒ передо мной,

Неизведанной тропой –

Ни сказать, ни упредить,

Ни дорожку проложить!

Разрывает боль в ночи,

Кричи…

Воспоминание о детских годах дочери

Бог дал…

Это было как шёпот, нежное касание, воздушный поцелуй, – так в первый раз я почувствовала в себе своего дорогого ребёнка – доченьку.

Спустя месяцы я услышала прямо над собой:

– Мамаша, открой глаза, дочка у тебя, а то скажешь – сын был.

Слегка приоткрыв глаза, я увидела плачущее личико почти пурпурного цвета.

– Девочка – продолжала акушерка – здоровая какая, слышишь, как кричит?

А потом в течение двух дней я лежала и собирала свою жизнь в семейное счастье. Я ещё не осознавала, как она должна измениться. Я была самой взрослой, чтобы не сказать старой первородящей мамой – 28 лет.

Я страстно хотела этого ребёнка. Он должен был наполнить мою жизнь смыслом, быть её оправданием, целью.

Через день меня со рваной раскладушки в коридоре перевели на кровать в палате с восемью другими счастливыми мамами роддома №23.

– Мамаша, не разглядывать дитё надо, а кормить – услышала я резонный голос няньки.

Как я могла удержаться, чтобы не разглядывать своё чудо? Она успела за эти два дня похудеть, и личико мне казалось просто миниатюрным.

– Мама, отяп! – притопала на кухню возмущённая дочка, поправляя бретельку ползунка, которая то и дело соскакивала с её плечика.

Отяп – означало опять. Поправив бретельку, дочка взяла большой жёлтый мяч с чёрными буквами – подарок моей подруги полуторогодовалой Лерочке.

– Мама, какаля лето бука? – и услышав ответ, уходи-ла к себе в комнату. Спустя небольшое время, сцена с бретелькой до буквы повторялась.

– Какаля лета бука? – тыкала дочка пальцем в следующую попавшуюся ей на глаза букву. Ни разу не по-вторив ни одну, она преодолела к двум годам все тридцать три буквы алфавита, ничуть не смутившись даже такими необычными, как твёрдый и мягкий знаки. Да я и сама не обратила на них особого внимания, и только когда спустя годы одна из сотрудниц, решившая обучить своих двойняшек алфавиту, спросила, как я объяснила такие буквы, как мягкий и твёрдый знаки? Действительно, как?

Ведь я просто сказала «мягкий знак, твёрдый знак».

Конечно, у нас у всех абсолютно гениальные, или хотя бы самые способные дети. Кстати, способности могут быть разные, и в спорте тоже. Что касается Лерочки, то в полтора года она разговаривала без умол-ку, а с двух – складывала из букв слоги.

С трёх лет она самостоятельно читала детские книжки и всё, что попадалось на глаза: названия станций метро, электричек, бегущие строчки над вокзалами и т.п.

Однажды, заметив одно и то же повторяющееся

от станции к станции название, четырёхлетнее создание, не посещавшее ещё детские учреждения, громко на весь вагон произнесло:

– Что-то им понравилось, всё Ленин и Ленин!

Пришлось покинуть этот вагон и пересесть в другой.

Зато в институте Государственной Патентной Экспертизы, что на Бережковской набережной, всё прошло наилучшим образом.

Будучи внештатным экспертом, я пришла с дочкой, чтобы сдать заключения по экспертизе. Пока я занималась своими делами, Лерочка бойко читала очередной циркуляр института, изобиловавший иностранными словами и специальной терминологией, подсунутый ей моими коллегами для проверки моих экзальтированных, как им казалось, восторгов по поводу способностей моего чуда.

Нисколько не смутившись, юное дарование читала всю эту фантасмагорию, а закончив, и оторвав глаза от циркуляра, не могла понять, почему все притихли, но через минуты всё пошло, как всегда, и она сорвала положенные восторги и восхищения.

Как я уже упомянула, – нам, родителям, наши дети кажутся самыми-самыми, и это нормально. И всё-таки у меня было чувство, что я что-то не доделываю в плане развития дочери и ей, возможно, нужны специальные детские сады и школы, так сказать для одарённых детей.

Вот с этой блестящей идеей я привела своё дарование в Институт Дошкольного Воспитания. Там она, одетая в своё лучшее платьице, отделанное нарядным передничком, продемонстрировала свои знания в чтении и математике, а на вопрос, умеет ли она рисовать, уверенно сказала, что умеет.

– И что ты нам нарисуешь?

– Дорогу! – последовал ответ. Дочь провела две почти параллельные линии на предложенном для рисования листе.

– Понимаете – сказали мне высокообразованные руководители института, оценив по достоинству способности, знания и находчивость Лерочки.

– Понимаете, сказали они мне – Ваша дочь знает гораздо больше программы детских садов нашего ведомства, и нет никакого смысла её туда возить, тем более, они расположены далеко от Вашего района.

Нет нужды объяснять, какое оцепенение и отчаяние объяло всё моё существо – было на грани невозможного привезти дочку сюда, да ещё из загорода, и все эти усилия абсолютно напрасны!

А дочка, она быстро вывела меня из этого столбняка, спрыгнув с моих колен, и, оправив передничек, украшавший её самое нарядное платьице китайского производства:

– Мамочка! – сказала она, что-то мы здесь засиделись!

Славные работники этого учреждения бросились к телефонам разыскивать, куда можно пристроить этого ребёнка.

Зато в совсем другом месте очень неожиданно дочкины способности привлекли внимание. Однажды наша соседка Людмила Васильевна предложила поехать в парикмахерскую в гостинице Минск на улицу Горького, и пока нас с соседкой обслуживали, дочь занялась своим обычным делом, прочитывая все объявления, то бишь, рекламу всех услуг, шампуней и кремов, развешенную на стенах салона, и была очень довольна произведенным впечатлением. Как выяснилось позднее, одна из клиенток этого вполне респектабельного салона была директором школы. Указывая на четырёхлетнюю Лерочку, она сказала:

– Такую девочку я взяла бы в школу хоть завтра.

Дочка была ещё очень мала, и некому было возить и приводить её из школы каждый день.

*

* *

Школа

Через три года я бросилась искать спецшколу в центре Москвы.

Для того, чтобы устроить ребёнка в школу другого района, нужно было идти на приём к директору школы.

Очень интеллигентная, с красивой головой директор школы, вежливо выслушав мой рассказ о дочери и её способностях и знаниях. Чувствовалось, что это она слышала многие сотни раз, вежливо сказала, что она не сомневается в необыкновенных способностях моего ребёнка, но мы из другого района и она ничем не может мне помочь.

Глядя на её аккуратную голову с отличной стрижкой, я спросила наугад:

– А Вы не посещаете салон в гостинице Минск?

– Я постоянный клиент этого салона, а почему Вы спросили?

– Не помните ли Вы девочку четырёх лет, бойко читавшую всё, что украшало стены этого салона? – спросила я в свою очередь.

Она, конечно, запомнила её.

– Так Вы эту девочку хотите привести?

– Да!

– Пожалуйста, приведите её в среду, будет комиссия с заведующей городского отдела Народного образования.

В среду состоялся очередной триумф дочки. Продемонстрировав свои знания, включавшие к этому времени не только беглое чтение, но и манипуляции с большими цифрами с использованием таблицы умножения, а также прочитав стихотворение, сияющая дочка вышла к нам с мужем в коридор. За ней, не менее сияющая, вышла Вера Александровна – директор спецшколы № 31:

– Такому ребёнку мы не могли отказать!

Счастливые мы втроём отправились праздновать это событие в Центральный ресторан неподалеку от вfожделенной школы по улице Станиславского!

* * *

Девочка моя! Я должна научиться жить с тобой в сердце своём, пока не проложу дорогу к тебе наверх.

Когда мы встретились с тобой при твоём рождении – это была твоя дорога вниз ко мне. Ты опередила меня и ушла далеко -

далеко, наверх, и теперь я должна проложить дорогу к тебе, чтобы встретиться с тобой, любимое дитя, и обнять! И я буду жить этой предстоящей встречей. Я вижу тебя в своих снах, и ты со мной так, как будто не было всего этого кошмара. Мы разговариваем, что-то делаем вместе, и я вижу тебя, как наяву.