Читать книгу: «Души моей тень», страница 2

Для справки

С религией в Мальпре сложилась своя история, не имеющая аналогов ни в каком другом городе. Вы всё ещё помните про тотемы посреди улиц? Фишка в том, искоренение индейцев шло здесь медленно, рывками, скачками и с садистской жестокостью. Пересказывать все те зверства у меня нет ни малейшего желания, но, как бы то ни было, большинство жителей были детьми и внуками этих самых индейцев, у которых из памяти не успели выветриться традиции, которые им прививали с рождения, а вместе с ними ненависть к новым порядкам. Иная, более гуманная религия, была привита путём угроз и казней, потому вскоре стала чем-то вроде фасада, за которым по-прежнему проводились кровавые жертвоприношения старым богам. Борьба с этим, конечно, велась, но очень скоро приобрела расчётливый характер. Так, например, один из губернаторов устроился на сытное место благодаря ряду крайне удачных обысков, в ходе которых все его наиболее сильные соперники были объявлены кровообрядцами.

Так, стоп, если всё так жёстко, какого чёрта эти самые власти оставили посреди улиц целые тотемы, как бы скалившиеся в молчаливом вопросе: «хочешь я помогу принести в жертву соседа, что мешает спать?». Спасибо, что спросили. Нет, правда, мой любимый вопрос, потому как именно его тут так любят замалчивать. Вся фигня в том, что их невозможно убрать. Точнее можно, но лучше не надо.

Так уж случилось, что вся эта тяга к миру духов, а оттого сильно развитая суеверность впитались в кровь каждого жителя независимо от его желания. Как-то раз, ещё века два назад, когда религиозные фанатики особенно зверствовали, они попытались выкорчевать один тотем и очень даже в этом преуспели. Гордо прошествовав с ним через полгорода, они торжественно его сожгли, закинув в костерок для лучшего горения парочку кровообрядцев, но спустя три дня этих поджигателей не стало. Сгорели заживо, причём в собственных постелях и ни тебе следов на чистых простынях, ни признаков, что тела как-либо перемещали. Сам же тотем снова возвышался на том же самом месте, разве что выражение его многочисленных морд, по мнению некоторых очевидцев, стало каким-то особенно ехидным.

В наше время кровообрядцы исчезли с передовиц и вроде как совсем перестали существовать. Такова была официальная версия властей, такая же реалистичная, как новые детские площадки, которые тоже значились на одних лишь бумажках со штампами и размашистыми подписями. И тем не менее, каждому было известно, что разница лишь в том, что за эти века они научились лучше скрываться.

Глава 3

Итак, пока моё воображение извращалось в плане дальнейшего сценария убийства, Харон со всей церемонией объявил о моём появлении некоему Вождю. Да, снова эта заглавная буква, потому как это слово он произнёс с особым почтением, если не сказать раболепием. Вся эта давно устаревшая терминология только больше укрепила меня в моих опасениях, и я даже начал немного жалеть, что не окочурился ещё там, в Vip-комнате. По крайней мере это было бы быстро и на мягком диванчике.

– Как проявил себя новообращённый? – Голос Вождя был звучным и властным, высекая каждое слово, словно кнутом.

Едва взглянув на меня, точь-в-точь также равнодушно, как та красотка перед тем, как бросить меня в том треклятом ресторане, Харон заговорил с бесстрастностью киборга:

– Новообращённый проявил себя скверно: он отказывался со мной ехать, дерзил и огрызался.

Выдержав паузу, мужчина добавил более снисходительно:

– Но он проявил и благоразумие, так как ни разу не попытался сбежать.

Если они собираются меня принести во славу своих богов, у них какие-то долгие и странные вступления для этого.

Не считая тех «рогатых типов», в числе которых оказался и сам Вождь в самой крупной маске, остальные выглядели вполне обычно. Если так присмотреться, то и угрюмость их рож вполне можно списать на плохую освещённость. Скорее напрягало то, что из еды у них были только крупные куски сырого мяса, горой сваленные на огромное блюдо у ног Вождя. Ни тебе маринада, ни алкоголя, да и много они не приготовят на виртуальном пламени.

– Я также прошу учесть всю необычность его становления, если мне это будет позволено.

– Говори.

– По словам новообращённого, его предок остался жив. При этом он сам не осознаёт свою природу.

Никто не проронил ни слова, но во взглядах собравшихся наконец проступили хоть какие-то эмоции, варьировавшиеся от недоверия до страха и презрения. Мне показалось, что и для самого Вождя эта новость прозвучала, как пыльным мешком по башке, но ручаться за это не могу, «рогатые типы» сидели дальше всех от костра, утопая во тьме, всегда особенно густой в чаще леса.

– Новообращённым завладел странствующий дух.

– Это исключено!

Одновременно выпалив это, мужчины также слажено замолкли. Помедлив с минуту, Вождь поднялся с места с той же пластичностью, которой совсем недавно я удивлялся у своего проводника. Переступив через блюдо, он направился ко мне, с каждым шагом становясь всё выше и выше. Худые руки, словно плети, болтающиеся по обеим сторонам туловища, начали удлиняться, а из-под фальшивых рогов маски показались другие, более мощные и очень даже настоящие.

То ли от того, что это происходило в полной тишине, то ли от ужаса у меня просто язык отнялся и запал куда-то в глотку, но я не смог даже просипеть что-то банальное вроде «стой» или «помогите», вместо этого пятясь назад. Однако уже спустя пару шагов я ощутил, как на плечи опустились тяжёлые ручищи Харона, фиксируя меня на месте.

Неведомая тварь тем временем вытянулась на добрых три метра и похудела ещё килограммов на двадцать, ссутулившись и неслышно ступая на полусогнутых ногах. Длинные, костлявые руки едва касались земли, с тихим шелестом вороша ковёр гниющей листвы. Только в этот момент я по-настоящему обрадовался, что сердце больше не бьётся, иначе оно бы точно сломало мне рёбра, а то и вовсе разорвалось бы к чёртовой матери.

Всё также в полном молчании зверь приблизился ко мне так близко, что мне даже удалось разглядеть в прорезях маски глаза, чёрные, блестящие, но совершенно человеческие. Вождь шумно втянул воздух, словно собака, пытающаяся взять след. Пальцы Харона сильнее сжались на моих плечах.

Резко отпрянув, тварь стремительно начала уменьшаться, на глазах принимая прежнее обличие.

– Ты прав, он не из наших. Как тебя зовут?

Я честно попытался разомкнуть зубы, но не смог, опасаясь, что вместо связной речи вырвется только крик, за что Харон исполнит свою мечту вечера – вырубит меня.

– Я сказал, как твоё имя?

Не дождавшись ответа, Вождь обратился к Харону:

– Он что, ещё и немой?

– Возможно, он откусил себе язык во время вашего обращения.

– Фред.

Звук собственного голоса подействовал на меня как отрезвляющая пощёчина, и я повторил, словно пытаясь убедить самого себя:

– Я – Фред.

– Второе имя?

– Прозвище.

Из-за маски послышалось не то фырканье, не то хмыканье, но этим вся реакция Вождя и ограничилась. Объявив, что ему нужно посовещаться со Старейшинами (те самые типы с рогами), они отошли в сторону, сразу утонув в темноте. Я же, за неимением лучшего варианта, начал разглядывать лица остальных. Неужели, все они такие же чудовища, как и их Вождь? Только теперь я начал понимать, что придавало им эффект однородной массы, эдакой массовки, задача которой не отвлекать зрителя своими рожами. Все они как на подбор были худощавыми на грани с измождённостью, что заостряло не только их плечи и колени, но и лица, резкими, уверенными росчерками обозначая выпирающие скулы и нависающие надбровные дуги. Конечно, и здесь не обходилось без исключений. Так, например, моё внимание сразу привлекла одна девушка, отчасти тем, что её внешность отличалась от прочих, отчасти оттого, что и сама она смотрела на меня не менее пристально. Рассыпанные по плечам волосы были интересного бежевого оттенка, напоминая мне о тех временах, когда мы всей командой собирались в офисной столовой, попивая латте из местной кафешки – кофе был примерно такого же цвета. Сами черты лица оказались далеки до той красотки из «Ливерпуля» (тебе мало что ли?!), но своей неправильностью привлекали даже больше внимания, вызывая желание изучить их более пристально. У девушки были по-восточному раскосые глаза с лукавым прищуром, словно у человека, которому всё известно на несколько ходов вперёд. Нос был излишне маленьким, да ещё и лишённый перепада от лба к переносице, из-за чего создавалось впечатление приплюснутости лица, прямо как у персидской кошки. То и дело обмениваясь короткими репликами со своим соседом, она раз за разом вскидывала на меня взгляд из-под опущенных ресниц.

Нет уж, второй раз за вечер я не поведусь ни на какие томные взгляды. Теперь при виде очередной красотки я сто раз подумаю, не собирается ли она меня сожрать!

В тот самый момент, когда я особенно увлёкся рассуждениями о женском коварстве, на поляне вновь показались Старейшины во главе с Вождём. Не знаю уж, в стрессе ли дело или в том, что я в кого-то там обратился, но даже не видя их лиц, по одним только шагам я ощутил, что ничего хорошего они не решили. По крайней мере для меня. Мозг с каким-то практичным равнодушием отметил, что мой крик никто не услышит: из-за этой громкой музыки в парке не слышен был бы даже вой пожарной сирены.

– Решение было принять нелегко, подобных случаев с чужаками на наших землях не случалось много лет. Тем не менее, решение принято и поддержано большинством. За исключением лишь одного из нас.

Вождь на секунду развернул голову в сторону Старейшин, но никто из них не подал виду, что говорят именно о нём.

– Странствующий дух будет заключён под стражу, пока мы не разберёмся в его истинной природе и цели.

– Слушайте, делайте со своим духом, что хотите, – раздражённо вклинился я, начиная уставать от всего этого напускного пафоса, – а мне тут надоело торчать, я к вашим шаманским штукам никаким боком!

Я попятился и, к собственному удивлению, даже не встретил никакого сопротивления. Харон было сделал один угрожающий шаг в мою сторону, но Вождь остановился его жестом, как бы безмолвно говоря: «пусть дитё перебесится». Всё это только лишний раз подтвердило мою догадку – я идиот, но и останавливаться на полпути было как-то несолидно. Я уже добрался до самой кромки, когда меня вдруг с силой ударило между лопаток. Поляна мгновенно озарилась по контуру тусклым тёмно-зелёным светом, исходящим от чего-то наподобие крупных камней. Таким же цветом загорелся символ между глазниц на масках старейшин.

– Я вам ничего не сделал и вообще вы не имеете права меня куда-то сажать! – крикнул я, с тоской оглянувшись в сторону леса. Сейчас тонкая стена света была видна даже невооружённым глазом, словно стеклянным колпаком накрывая всю поляну.

Прямо как крышка накрывает тарелку в микроволновке. Не хватает только характерного «дзинь!», мол, готово угощение.

– Если ты не представляешь угрозы, заточение долго не продлится, – ровным голосом сообщил Вождь.

– Да какая к чёрту угроза?! Слушайте, меня даже стажёры не боятся!

– Иного выхода нет. Разве что кто-то захочет взять тебя под свою опеку, ставя на кон собственную репутацию.

– Значит пусть возьмёт!

На этот раз мне не показалось: хмыканье из-под маски прозвучало очень отчётливо. Так же отчётливо, как и женский голос со стороны искусственного пламени.

– Я готова взять его под своё покровительство.

Та самая «персидская кошка» с бежевыми волосами поднялась со своего места, но, вопреки явному вызову в голосе, она растянула губы в обворожительной улыбке. На сей раз обстрелу раскосыми глазками подвергся сам Вождь.

– Венди?

Судя по всему, инициативность девушки вызвала у него раздражение, зато остальные, кажется, заметно оживились. Видно, все их предыдущие сходки имели однотипный характер, и они были рады хоть какому-то разнообразию. Уловил это и сам Вождь, мигом сменив гнев на милость:

– Надеюсь, ты понимаешь всю ответственность? За его провинность головы вы лишитесь вдвоём.

– Я понимаю. – Венди потупила взор, но тут же заговорила вновь, с воодушевлением человека, увлечённого какой-то сумасбродной, но многообещающей идеей: – я помогу ему войти в наше общество, объясню правила. Если он в самом деле странствующий, поддержка такого рода духа будет на руку для всех нас. Разумеется, я бы хотела получить от вас и право на его убийство на случай неповиновения или угрозы для племени.

Опешив от такого завершения, я уставился на Венди, мгновенно утратившую в моих глазах все заработанные очки зрительских симпатий. Однозначно, этим вечером от девушек у меня одни проблемы: несмотря на вдохновляющее начало, каждая в итоге так и мечтает меня грохнуть!

– Хорошо, новообращённый переходит под твоё покровительство. И да, я разрешаю тебе распоряжаться его жизнью так, как того потребуют обстоятельства, – великодушно разрешил Вождь, до обидного быстро согласившись на такие варварские условия сделки.

Склонив голову в почтительном поклоне, девушка бросила в мою сторону острый взгляд. А ведь Харон был ещё весьма душевным парнем…

Для справки

Про отношение к именам в Мальпре, при желании можно было бы издать отдельный справочник, который проклинал бы каждый библиотекарь, пока с кряхтением снимал его с полки. Вы уже наверняка догадались, что всё это опять тесно повязано с индейцами и тотемами. Если да – похвалите себя, если нет – ни за что не поверю, здесь же всё про это! Так уж сложилось, что каждый здесь имеет как минимум два имени: первое, чаще именуемое «истинным» и второе, которое нередко заменяют прозвища. Истинное имя дают при рождении, но больше оно нигде не фигурирует и используется исключительно в кругу семьи, дабы оградить человека из злых духов. Эдакий смайлик от сглаза на фотографии, если угодно. Второе имя, которое «для всех», также дают родители, а ребёнок по мере взросления может либо оставить его, либо выбрать новое.

У меня тоже имеется и одно, и другое, но по-настоящему прижилось прозвище, которое я получил на своей первой работе, а истоком послужила моя недолгая учёба на художника. Во время изучения пластической анатомии я прикупил скелет для практики в набросках. После отчисления я со злости выбросил все эти листы ватмана и кисти, но с костлявым натурщиком расставаться не стал, вместо этого приспособив его в качестве вешалки. Дальше был мой день рождения, толпа коллег и какой-то фанат «Короля и Шута», который в виде тоста процитировал строку из песни:

«…Пред скелетом Фред сидит,

С ним общается, дурной,

Будто он живой…»¹

С того самого вечера моё второе имя, благодаря этой группе, кануло в лету и это меня полностью устраивало.

С сегодняшнего же вечера вся моя жизнь тоже канула в лету, став походить на сюжет из песен «Короля и Шута», но это меня совсем не устраивало.

Глава 4

Третий раз за вечер я ехал в машине, неизвестно куда и неизвестно с кем, гадая с какой стати вокруг меня сегодня такой неутихающий ажиотаж. Пока ярко-красный форд катил вперёд по опустевшей ночной трассе, я занялся своим любимым хобби: наблюдением. Стёкла здесь также были наглухо затонированы, так что всё своё внимание я сосредоточил на личном водителе Венди: благообразном мужчине лет эдак от сорока до пятидесяти на вид. Судя по расслабленному выражению лица, ночные прогулки давно перестали его удивлять. Сама же девушка сидела в кресле по правую руку от него, увлечённо стуча ноготками по экрану смартфона. Судя по характерному звяканью, она играла во что-то типа «три в ряд». В такой непринуждённой атмосфере мы ехали несколько томительных минут, миновав четыре светофора, прежде чем, наконец, нажав кнопку питания, Венди вспомнила о моём существовании.

– В лесу ты показался мне более разговорчивым. Неужели не хочешь ничего у меня спросить?

Я неопределённо хмыкнул, сам не понимая, чего больше вкладываю в этот звук: язвительности или растерянности. Алкоголь и адреналин потихоньку утихали и вместе с этим на меня навалилась нечеловеческая усталость. Да и человек ли я теперь вообще? О том, как будет складываться моя жизнь не хотелось думать вообще, тут бы с настоящим разобраться!..

– Кто я такой?

– Ты и правда ничего не помнишь, надо же…

Венди заёрзала на месте, разворачиваясь ко мне всем корпусом.

– Ты что-нибудь знаешь о вендиго?

– Злые духи-людоеды? Я не силён в религии кровообрядцев.

– Такое определение очень примитивно, – капризно сморщила свой маленький носик Венди, – но, в целом, суть верна. Этой ночью ты стал вендиго, как бы нереалистично это не звучало.

Тут она сделала эффектную паузу, вероятно, ожидая от меня какой-то реакции. Я же в ответ уставился на неё. После того, как я едва не оттяпал руку официанту, а потом меня обнюхивала трёхметровая костлявая махина, глупо полагать, что я теперь лесная фея. Вновь развернувшись в сторону дороги, Венди сказала:

– Как правило, рассказывать подобные вещи не приходится, так что мне трудно собраться с мыслями. Как ты верно подметил, вендиго – это дух. Со времён первых поселенцев они вселяются в тела, живут в них какое-то время, а затем находят новое пристанище, так как смертные оболочки имеют свойство изнашиваться. Вместе с самим духом, перемещаются и его воспоминания о всех предыдущих воплощениях. Это что-то типа специфического механизма эволюции, который позволяет не тратить время на получение одного и того же опыта вновь и вновь.

– Но в моём случае что-то пошло не так.

Венди коротко кивнула.

– Твой случай непонятен даже самому Вождю, пусть он в этом и не признаётся.

Я едва успел спрятать улыбку. Сейчас, наедине, из её голоса мигом ушла прежняя раболепная почтительность перед Вождём и его авторитетом.

– Странно не только то, что у тебя нет воспоминаний о своей природе, но и то, что та девушка осталась жива. Обычно, новая оболочка съедает старую, это позволяет духу максимально быстро обосноваться в новом пристанище.

Венди ненадолго замолкла, не то переводя дыхание, не то собираясь с мыслями. Машина плавно съехала с основной трассы, заехав во дворы. Без ярких билдбордов и неоновых вывесок в салоне сразу потемнело, только оранжевая подсветка от приборной панели тонкими линиями очертила приплюсный профиль Венди.

– Дух не может появиться из ниоткуда, он может лишь перескакивать с одной оболочки на другую. Как правило, мы не выбираем преемника с наскока, нам важно убедиться, что он обладает нужными качествами.

Мозг с готовностью стажёра в первый рабочий день напомнил мне тот миг перед отключкой и предвкушение в голосе: «Ты подходишь!».

Странно. Я не помню её лица. Словно белое пятно вместо него.

Я непроизвольно потёр глаза, будто в самом деле надеялся, что это уберёт белую пелену из воспоминаний. Куда там!..

– А почему вы все называете меня «странствующим духом»?

– Вот ты и сам подвёл меня к последней нестыковке: мы живём в этих землях много лет и знаем друг друга, как могут знать старые соседи. Мы привязаны к этому месту веками кровавых жертв и силой тотемов. Так вот дух, который избрал тебя своим пристанищем, незнаком Вождю.

– Раз вы тут все одна большая, древняя семейка, почему меня хотели упрятать? Не всё ли равно сто лет я, то есть этот самый дух, прожил здесь или нет?

– Мы не семья и очень скоро ты сам это поймёшь. Изгои и стукачи есть везде, так же, как и те, кто недоволен сложившимися порядками или властью Вождя.

– А ты, выходит, во мне так уверена?

– Я ни в ком не уверена, только благодаря этому я так долго живу.

Помолчав, она добавила более миролюбиво:

– Думаю, у тебя хороший потенциал. Я поговорила с Эриком, тем парнем, что тебя привёз, он не сказал о тебе ничего плохого, что уже достижение, поверь.

Тот громила – Эрик? Нет уж, пусть называется как хочет, но для меня он так и останется Хароном. Люблю символизм.

Может, Венди и рассчитывала, что такая «похвала» заставит меня залиться нежным румянцем смущения, но в итоге добилась она прямо противоположного эффекта. Я себя ощущал какой-то дворовой собачонкой, которую подсунули элегантной даме, пришедшей изначально за чистокровным хаски. Так и вижу этот диалог:

«Не изгадит ли он мне всю мебель? – спрашивает она у продавца, с сомнением оглядывая подсунутую дворняжку».

– …Эрик упомянул, что ты слишком импульсивен и эмоционален, но не лишён мозгов, – донёсся до меня флегматичный голос Венди и воображение тут же дорисовало ответ продавца в лице Харона:

«– Не должен, – отзывается он, с тем же сомнением кидая взгляд на дворняжку, – но шторы с окон хотя бы на первое время всё же снимите».

Несмотря на долгое кружение через дворы, до спального района мы так и не добрались. Вместо этого машина затормозила в аккурат у одной из новеньких многоэтажек ярко-синего цвета. Выбравшись вслед за Венди, я окинул взглядом чистенькую клумбу с пожухшими кустами, затем электронное табло над подъездом с крупными цифрами «02:48».

Почти три часа ночи. Неудивительно, что я уже на ходу сны вижу.

– Я привыкла к одиночеству и простору, так что для тебя я решила выделить одну из своих квартир, – с улыбкой объявила Венди, едва кивнув при этом водителю. Ни слова не говоря, тут достал из бардачка связку ключей, вручив её мне.

– Шестнадцатый этаж, квартира сто сорок восемь. И да, хорошенько выспись, на завтра я приготовила для тебя богатую программу.

– Я кого-то должен убить?

На лице Венди так и застыла приклеенная улыбка, лишь уголки губ в нерешительности поползли вниз, словно не понимая, что от них требуется.

– С чего вдруг такие дикие предположения?

– Ты поручилась за меня перед Вождём ценой своей репутации, вызвалась всему обучить, выделила квартиру… Уж извини, на филантропа ты не похожа, значит я что-то должен сделать в обмен на все эти блага. Почему бы нам тогда не отложить все эти вежливые расшаркивания и не перейти к делу?

Теперь уголки её губ вновь поползли вверх, на сей раз более уверенно. Венди залилась коротким, хорошо отрепетированным смехом.

– Любишь конкретику – это хорошо. Но вот сгодишься ли ты на что-то покажет время. А пока доброй ночи, Фред.

Подъезд оказался таким же образцово «причёсанным», как и клумбы у входа, и колонны балконов, ещё не успевшие утратить первозданного зеркального блеска. Всё словно кричало со всех сторон о благонадёжности. Не иначе как квартиры здесь выдают после проверки у психолога и психиатра, а соседей подбирают по социотипам: чтоб никаких Робеспьеров рядом с Достоевским, нечего тут психологический климат району портить!

Добравшись до заветного сто сорок восьмого номера на двери, я повернул ключ. Замок щёлкнул, в ночной тиши прогремев как раскат грома посреди погожего майского денька. Помедлив, я перешагнул порог, вслепую нашарив на стене переключатель.

Надо признать, эта квартира была явно лучше той, в которой мне приходилось жить до этого. Маленькая однушка на окраине, доставшаяся от приёмных родителей, – моё скромное наследство, – у меня так и не дошли руки даже до поклейки новых обоев. Лофт, выверенный дизайнером до последней мелочи и её поворота в правильном направлении, радовал глаз и дороговизной вещей, и простором, но на душе почему-то стало ещё поганее. Кинув связку ключей на комод, рядом с ароматическими палочками, от которых, кажется, даже стены пропитались запахом лаванды, я прошёл вперёд. Прихожая здесь плавно перетекала в комнату, а та в свою очередь в кухню. Классическая студия. Я провёл рукой по барной стойке, затем коснулся подвешенных над ней бокалов, словно без этих прикосновений не мог поверить в реальность всего происходящего. Прагматичная часть моего мозга холодно подмечала факты: «ремонт дорогой, но такой стиль был моден ещё лет пять назад, если не больше. Тем не менее ни царапин, ни сколов – здесь никто не жил или бывал тут крайне редко, но за чистотой исправно следят». Сколько же ещё квартир у Венди? Да и вообще, сначала дорогущий костюм Харона, в котором он так запросто блуждает по лесу, теперь эта Персидская Кошка, так смело раздающая квартиры, словно сказочный эльф рождественские пряники… Откуда у них столько денег?

Покончив с изучением содержимого шкафчиков, в которых ничего не оказалось, и осмотром пары постеров в стиле поп-арт, я переключил своё внимание на книжную полку. Как и всё остальное в этой квартире, новенькие обложки всем свои видом показывали, что оказывались в руках не более двух раз: когда их выкладывали на витрину в магазине и когда выставляли здесь.

Стянув с ног кроссовки и погасив свет, я улёгся на кровать прямо поверх покрывала. На ум тут же пришло воспоминание о старой квартире. Я всё собирался купить новые ночные шторы, но всякий раз вспоминал об этом в тот момент, когда ложился спать и морщился от света фонарей. Помню, как отворачивался к стене и засыпал под тихий шорох колёс по асфальту и то, как ровные полосы света от их фар торопливо пробегали по стене. Всё то, что когда-то раздражало меня до зубовного скрежета, теперь оказалось подёрнуто нежной дымкой ностальгии. Мне не хватало этих полос света и шороха колёс. Но вместо этого была только тишина.

⁕ ⁕ ⁕

Когда я распахнул глаза, солнечный свет уже залил дом, добравшись до моего письменного стола. Подняв голову и убрав приклеившийся к щеке лист бумаги, я огляделся по сторонам. В воздухе витала влага, видно, совсем недавно прошёл дождь. Сколько же я так проспал?

Убрав в сторону перьевую ручку, с которой уже успели упасть прямо на столешницу несколько чернильных капель, благополучно засохнув и намертво въевшись в древесину, я взял в руки свою записную книжку.

«20 октября, первые впечатления уже не соответствуют той версии, что рисовали в наших головах все эти годы. По дороге сюда я воображал, что окажусь среди дикарей, живущих в домах из веток и шкур. Картина того, как я буду просвещать племя, орудующее самодельными копьями из камней, была такой натуральной, что мне потребовалось немало времени, чтобы перестроиться. Начнём с того, что их дома схожи в нашими, пусть и лишены архитектурной изысканности форм. Глинобитные, приземистые, но достаточно надёжные, чтобы укрыть от непогоды и согреть в холода. Сами жители в большинстве своём немногословные и хмурые, но это скорее связано с их недоверием к чужеземцам. Одним словом, здесь огромный простор для моей статьи, так что…»

Отодвинувшись от стола, я потянулся, стряхивая остатки сна. Видно, на этих строчках меня и сморило. Совсем ничего не помню. Надо бы размяться. Прихватив с собой записную книжку и карандаш, я отправился на сбор новых интересных фактов.

Прежде всего меня здесь интересовали тотемы. Особенно смущало их неумеренное количество и то, как хаотично они разбросаны по всему городу, словно их не возводили, а они сами прорезались из-под земли. Работа журналиста заносила меня в самые разные уголки нашего многогранного мира, но везде неизменно находились общие точки соприкосновения, доказывающие как цикличность истории, так и загадочную ментальную связь между народами в отношении быта.

Я замер напротив одного из тотемов. Того, что располагался прямо на перекрестье четырёх дорог. Запрокинув голову, я козырьком приставил руку ко лбу, силясь разглядеть верхушку деревянного истукана. Как правило, такие тотемы носят исключительно религиозный характер и часто располагаются в каком-то одном месте, где проводят обряды и читают молитвы. Странный город.

– Прошу прощения, – остановив наугад одного из местных, так неосторожно оказавшегося поблизости, я растянул губы в дежурной улыбке, – вы можете рассказать мне о назначении этого тотема? Его названии?

Мужчина окинул меня таким взглядом, словно пытался прикинуть, заслуживаю ли я ответ. Такая реакция меня даже насмешила, хотя я и попытался это всячески скрыть.

– Спросите лучше Мираклу, – он махнул рукой куда-то вправо, – она должна быть у реки.

Я хотел расспросить его поподробнее о загадочной Миракле, но местный, словно уловив мой настрой, поспешил ретироваться. Что ни говори, но в отношении к чужеземцам они всё-таки настоящие дикари!..

Проходя по безымянным улицам, я с неприкрытым интересом вертел головой по сторонам. Теперь, идя без той нервной спешки, в которой я шёл тут в первый день приезда, я обнаружил, что дома индейцев далеко не так однолики, как показалось вначале. Были здесь и совсем крошечные постройки, и большие дома в два этажа, однако жители и тех, и других не забывали о том, чтобы украсить своё жилище. Словно гонфалоны на замковых стенах, с подоконников тут и там свешивались плетёные полотна, каждое со своим уникальным орнаментом. Наметив себе на будущее обязательно сделать хоть несколько набросков в качестве иллюстраций для статьи, я едва не прошёл мимо местной речушки.

Поначалу я решил, что здесь никого нет и хотел даже разворачиваться назад, но вовремя приметил девушку, собирающую камушки у самой кромки воды. В отличие от остальных, она была одета в точности так, как я представлял себе одежду индейцев: сшитое из шкур платье-куб с прорезями для рук и уже знакомым орнаментом по подолу, да несколько перьев, прикреплённые на концах кос. Пока я гадал, как окликнуть её, девушка сама повернула голову в мою сторону. Затем, всё также не проронив ни слова, она поднялась с колен, держа перед собой горстку собранных камешков.

– Вы искали меня.

Я согласно кивнул, только после этого сообразив, что это и не было вопросом вовсе. Скорее констатацией факта. Почему-то в тот момент в моей голове стало совсем пусто, но в своё оправдание могу сказать, что её необычная внешность завладела бы вниманием совершенно любого человека. Прежде всего, меня удивила её кожа, гораздо менее смуглая, чем у прочих, словно кофе, разбавленное молоком. Иссиня-чёрные, густые волосы, собранные в две тугие косы, оттеняли её глаза: тёмно-карий и серый, который вначале я даже принял за незрячий.

Спохватившись, что пауза слишком уж затянулась, я поспешил представиться:

– Вы, должно быть, Миракла. Моё имя…

– Мне известно ваше имя.

Как и во всех местных, в ней читалась та же настороженность: во взгляде исподлобья, в плотно сомкнутых тонких губах, налитых багрянцем.

– Раз уж вам известно всё на свете, тогда, наверняка, известно и про тотемы? – поинтересовался я, тут же удивившись собственной язвительности.

В лице Мираклы что-то неуловимо поменялось. Серый глаз излучал ту же настороженность, что и прежде, в то время как в карем словно заплясал смешливый огонёк. Плотно сомкнутые губы изогнулись в кривой ухмылке, окончательно поделив лицо, как театральную маску, на две части: весёлую и грустную.

– Некоторые вещи невозможно понять, пока не прочувствуешь на своей шкуре.

Раздавшийся за моей спиной оклик заставил меня обернуться, но вместо глинобитных домов я увидел одну только черноту.