Читать книгу: «Вселенная Надзора. Исправительные работы», страница 8

– Особенности мои служебной деятельности, полковник Марков, – Скарро не потупил темного взгляда, – касаются исключительно моего непосредственного начальства.

Марков еще раз усмехнулся, отставил напиток и уже серьезнее глянул на собеседника. Серьезнее, но все еще чуть насмешливо.

– Весьма верное замечание. Как оно, к слову, – ваше начальство? Я говорю, конечно, о генерале Борожем, вашем, как вы выразились, непосредственном начальнике. Спрашиваю не из праздного интереса, а потому что мне посчастливилось несколько лет работать в тесной связи с генералом и могу подтвердить: упрекнуть его можно во многом, но не в посредственности.

– Генерал Борожий пребывает в добром здравии, спасибо. Напомню, полковник, что именно по его поручению, а не из собственной прихоти, я нахожусь здесь.

Марков задумчиво кивнул, не спуская глаз с карего блеска из-под бровей Скарро.

– Разумеется. Мне лишь хотелось бы увериться, что по пути своей столь шустрой карьеры, вы, Скарро, не оставите за собой пару трупов в моем отделе.

Скарро показал в улыбке ровные зубы. Улыбался он на удивление мило. И очень натурально.

– Это зависит от обстоятельств, полковник. Как уже было сказано, я всегда делаю все, что от меня зависит.

– В данном конкретном случае речь идет напрямую об угрозе моему сотруднику, Скарро. Ситуация требует вовлеченности всех, я бы сказал, заинтересованных сторон.

– Именно поэтому, полковник, я и был послан к вам. Чтобы провести совместную работу.

– Вы хотели сказать «получить необходимую информацию»?

– Я сказал именно то, что хотел. Следственный отдел Службы гражданской безопасности уже некоторое время располагает сведениями о связях с Сопротивлением двух ваших сотрудников. То, что один из них внезапно погиб при крайне странных обстоятельствах поторапливает нас, не позволяет нам и дальше продолжать пассивный сбор информации.

– И вы решили перейти к активному вмешательству в дела независимого Департамента, миновав его отдел собственной безопасности.

– У нас есть определенные причины поступать именно так. Полковник. – Скарро чуть нахмурился, сделав вид, что решил доверить Маркову нечто важное. – Серьезные причины. Заверяю, мы огласим их, как только сможем.

– Разумеется, Скарро, – Марков сделал вид, что поверил.

Выставив грудь и полный живот, расставив носки чистеньких ботинок и задрав подбородок, Олаф Семеш выглядел довольно забавно. Светлые салатовые глаза Олафа Семеша задорно поблескивали на крупном лице, обогащенном яркой живой мимикой. Соломенные волосы Олафа Семеша в полном беспорядке торчали из макушки в разные стороны, подобно выгоревшей на солнце половой тряпке. Олафа Семеша можно было принять за задорного студента старших курсов, судя по разбросанному виду, еще не определившемуся, зачем он вообще пошел в высшее учебное заведение и что ему с получаемым образованием делать в дальнейшем.

Олаф Семеш выглядел простачком. И совершенно им не являлся.

В частности, Олаф Семеш, ни разу не видевший полковника Маркова в ярости, мигом сообразил, что сейчас с тем что-то не так, а потому встал по стойке «смирно». Все было просто: Марков забыл предложить подчиненному присесть, что уже о многом говорило.

– СГБ, сэр, – невыразительно, но с удивительным пониманием проблемы произнесли забавные пухлые губы Семеша. – Это будет непросто.

Марков смотрел в окно, машинально помешивая уже остывший чай.

– Вероятно. Но, Семеш, пойти на поводу в этой ситуации мы не можем. Скарро будет копать, будет выжимать. Будет пытаться подкупить и запугать. СГБ зачем-то понадобился Ортега, в чем-то они его подозревают и для чего-то им пришлось связаться с нами. Я хочу знать, в чем дело.

– Мне нужно проследить за сгбшником, – спокойно констатировал Семеш.

Марков повернулся к нему.

– В том числе. Учитывая, что это все же «старший брат», не лезь на рожон, но и не отпускай поводок слишком далеко. Это будет твоей второй задачей.

– Второй, сэр.

– Первой и основной станет Ричард Ортега.

На смешном полудетском лице Олафа Семеша на мгновение мелькнуло неясное выражение.

– Установишь за ним круглосуточное наблюдение, – продолжил Марков. – Будешь лично сообщать мне о любых странностях поведения. С учетом, конечно, того, в каком он сейчас состоянии после смерти Винкса. Странные звонки, знакомства, маршруты – я хочу знать все. Но самое главное, Семеш – сохрани Ортегу в живых.

– СГБ, – снова кивнул Олаф. – Думаете, они могут его…

– Уверен, – прервал Марков. – Уверен, что могут.

В кабинете повисла тишина. Марков, казалось, задумался о чем-то своем, смешной же Семеш все столь же четко и дисциплинировано стоял перед ним.

– Сэр, – прервал, наконец, тишину Олаф. – Если СГБ правы… если Ричард Ортега и правда…

– Если Ортега виновен, он предстанет перед судом и будет, при соответствующем приговоре, казнен. Не раньше.

– Еще один вопрос, сэр.

– Слушаю, Семеш.

Надзиратель некоторое время молчал. Марков не подгонял его, ждал, пока тот найдет нужные слова.

– Сэр. Какого черта происходит? При всей нелюбви к СГБ… они же просто делают свою работу. Они не стали бы убивать или пытаться убить офицера Надзора без чертовски серьезных причин. Или нет?

На этот раз уже Олаф не подгонял Маркова. И дело было не в возврате любезности. Совсем нет.

– Будь я проклят, если знаю, Семеш, – ответил, в конце концов, Марков.

В одном Марков был прав на все сто процентов: Илай Скарро и правда копал и выжимал, причем отменно. Копал под людей и выжимал их же. По крайней мере тех, кто это ему позволял.

По следственному отделу Надзора уже некоторое время циркулировали слухи о деятельности внезапно свалившегося на его голову капитана СГБ. Его появление предваряло густое, широким фронтом расплывающееся душное чувство уязвимости, опасности. За ним же оседал липкий туман неуверенности, тревоги.

Скарро посетил в течение одной рабочей недели всех более-менее близких сослуживцев Ортеги, но не потрошил никого угрозами, не давил полномочиями, не пытался подкупить. По крайней мере, никто сам об этом не говорил, а подобные предположения отрицал. Это порождало лишь еще большую нервозность. Подозрительность.

Поговорил офицер СГБ, конечно, и со всеми теми, кто вместе с Ортегой провожал Винкса в последний путь. Поэтому когда к лейтенанту Саровски в кабинет со стуком вошел Скарро, тот прекрасно знал, как себя вести и что говорить. На вопросы по делу отвечал четко и кратко, без вызова, на иные предпочитал не реагировать. Все время ожидал, что собеседник вот-вот начнет предлагать деньги или обрисовывать «альтернативы» откровенным ответам. Но Скарро был неизменно корректен. И холоден. А перед уходом улыбнулся. Весьма и весьма, казалось, удовлетворенно.

Выбитый из колеи Саровски еще долго не мог прийти в себя, не понимая, что же его так смутило. Не разобравшись, лейтенант достал из тумбы стола бутылку виски, глотнул прямо из горла, закашлялся, убрал, и пришел к двум выводам. Первое: виски оказался крепким, и второе: он чертовски не любит Службу гражданской безопасности.

Глава 7

Пиво было холодным, мясо с гарниром – благородно теплым.

Освещение в баре-ресторане, как и всегда после девяти вечера, приглушили. Вокруг ламп болтались на тонких невидимых издалека нитках бумажные светлячки.

Из телевизора над барной стойкой раздавались временами приятные, в остальном – отвратные голоса и мелодии выступающих в музыкальном шоу исполнителей. Хозяин заведения несколько месяцев мучился, подбирая подходящее звуковое сопровождение своему бару. Старожилы помнили «Красного аиста» и спорт-баром, и блюз-кафе. Когда-то здесь исполняли живой джаз, когда-то гремели молодежные мотивы. Продолжалось это до тех пор, пока хозяин не понял, что люди приходят к нему не для того чтобы кого-то или что-то слушать, будь то музыка или собеседники. Люди шли в «Красный аист» выговориться. Или упиться.

Упивающийся уже неделю Ричард Ортега выговаривался. Вместе с ним привычно жаловались еще трое человек, с которыми он познакомился здесь же.

Сложно было сказать, на что больше налегал Андрей Лозинко, редактор спортивной газеты – на еду или выпивку. Ловко орудуя ножом и вилкой, толстый, наверняка толще уничтожаемой сейчас свиньи, Лозинко утробно урчал, чавкал, закатывал глаза и богохульствовал.

– Картер – мудак, – богохульствовал он, потрясая вилкой с насаженным на нее солидным куском мяса. – Наш великий и непогрешимый президент. Мудак, мать его.

– Поясните, – потребовал неопределенного возраста субъект в широкополой шляпе по дореволюционной моде, которую он, судя по всему, то ли упорно не желал. ю то ли не мог, снять.

– И правда, Андрей, – с укором проурчал глазастый сухенький, как вишневая ветка, преподаватель, о котором было известно лишь то, что его фамилия Костыль и что он задолжал в этом заведении уже солидную сумму. – Вам ведь, как-никак, благодаря усилиям Совета Структур есть что кушать, чем запивать.

Ортега мутно хмыкнул. Действительно, Лозинко было, что кушать. Кушал он без перерыва уже минут тридцать, причем в хорошем темпе. И, судя по всему, заканчивать вовсе не собирался. По левую руку от него располагался пяток тарелок, заваленных обглоданными костями откушанных зверушек, по правую стояли четыре литровых стакана из-под пива, уже некоторое время как освобожденные от содержимого.

Лозинко закатил глаза, облизал густые светлые усы, ткнул в направление широкополого субъекта вилкой.

– Ты. Чем занимаешься?

– Финансовыми услугами.

– Воруешь, значит.

– Андрей, ну Андрей, – заурчал Костыль, уже полчаса мусоливший полулитровый стакан из-под пива. – Ну зачем же вы так? Мы тут кушаем… запиваем…

– То-то я и вижу, как много ты кушаешь. Учитель, а марок, похоже, зарабатываешь не слишком дохрена.

– Я учу! – возмущенно вскинул голову Костыль.

Лозинко промокнул губы салфеткой, придвинул следующую тарелку.

– Учи. Пока можешь, учи, потому что не сегодня-завтра Картер и твою школку прикроет. Ему умное поколение ни к чему.

– Факт, – внезапно согласились финансовые услуги в широкополой шляпе. – Совет Структур постоянно закрывает школы. А вузы? Что они делают с вузами? Лезут туда со своими программами, со своими специалистами! Ха!

– Ха, – икнул Ортега, решив, что надо поддержать разговор.

– Ха! Интересно, на чем эти специалисты специализируются, простите мою тавтологию! На краже денег и доносах на преподавателей в СГБ?

– Если есть, на что доносить, то правильно делают, что доносят! Я двадцать лет преподаю историю, и никогда у меня не было ни единой причины отойти от одобренной Советом Структур учебной литературы!

– Это потому что преподаватель из тебя, – невнятно прорычал из-за куриной голени Лозинко, – как из блокпоста на Барьере бальный зал. Или, выражаясь не столь завуалировано, как из козьей жопы – труба!

Не обращая внимания на раздувающего щеки сухонького Костыля, спортивный обозреватель отбросил последнюю кость, залпом допил пиво, расстегнул пояс.

– С другой стороны, ты хоть и зарабатываешь мало, но это хотя бы марки, а не переломы. На Гражданском марше была группа учителей из десятой гимназической школы имени Тареева, что в Третьем Блоке. Я там рядом стоял, видел и слышал все сам. Учителя те, пользуясь весьма грамотными аргументами, ставили под сомнение как результаты деятельности Картера в частности, так и бенефиты революции пятьдесят второго года в общем.

– И что, слушал их кто? – заинтересовался Ортега.

– Слушали, а как же. Оперполки Надзора. Причем так активно слушали, что переломали из чистого стремления к знаниям всех ораторов. Отмечу, что ни баб, ни стариков не жалели.

– Оперативные полки, надо бы вам знать, тоже получили неслабо, – вставили непонятно чью сторону в споре занимающие финансовые услуги. – Двадцать офицеров госпитализировано, около сотни пострадали!

– На фоне нескольких тысяч граждан, заваливших городские больницы, это не слишком впечатляет.

– Я слышал, – Ортега прочистил горло, прислушался к ощущениям. Решил, что говорить все же удастся. – Я слышал, что причиной столкновения между надзорами и митингующими стали сами митингующие. Они кидали камни, разве нет?

– Конечно, кидали, – с гордостью подтвердил Лозинко. – Потому что людей начали зажимать на сторонних улицах, забирать без объяснения причин в автобусы.

– Верно, – чихнули финансовые услуги.

– Но они же вышли за оговоренные и утвержденные границы шествия. Стали мешать движению на соседних улицах.

– Еще бы! Изначальный маршрут был кретинским! Там не уместились бы пришедшие двести тысяч!

– Из которых планировались, стоит отметить, лишь сто. Но, как говорили в новостях, пришло всего семьдесят.

– Двести, – уверенно кивнул на глазах расплывающийся в кресле Лозинко. Видимо, последний литр все же оказался лишним. – Гарантирую.

Ортега хмыкнул.

– Вы считали?

– Я спортивный обозреватель, а не бухгалтер! – гордо тряхнул усами Лозинко. – Мне не нужно ничего считать! Я как толпу вижу – жопой чувствую, какая в ней там статистика!

– Да, да… – не слишком внятно бормотали финансовые услуги.

– Да и забирать Свербицкого и Квалишвили было беспределом. Причем так жестко. Жестоко! Зачем?

– Мне казалось, они пытались снять с оперполковцев шлемы и забить тех палками?

– Чушь. Я был там, я все видел. На Свербицкого и Квалишвили напали подло, со спины.

– То есть со стороны митингующих?..

– Въехали автобусами прямо в толпу, – мигом нашелся Лозинко.

– Верно-верно…

– В чем я могу с вами согласиться, – кивнул Ортега. – Так это в том, что наш уважаемый президент – мудак. Потому что откомментировать такие массовые народные волнения шуткой про использование оппозиционеров в качестве приманки для аберрантов на Барьере мог только истинный дегенерат.

– А что ему будет? – внезапно спокойно поинтересовался Лозинко. – Он же сидит за всеми этими надзорами, сгбшниками, сопшниками.

– А все же не бесил бы народ. Кто знает, что будет, если он вконец всех задолбает.

Под потолком летали бумажные светлячки, телевизор голосил. Упивающийся уже неделю Ричард Ортега выговаривался.

– Насчет единственно верного варианта власти, я сомневаюсь, – Ортега потянулся за шляпой, да чуть не упал. – Никогда не слышал, чтобы в каком другом уцелевшим после войны городе была у власти организация вроде нашего Совета Структур.

– Совет Структур был создан, как идея, уже после путча двадцатого года, – Лозинко сидел чуть криво, медленно, но неуклонно заваливаясь на бок. – А когда после революции город был на грани выживания, требовалась сильная рука. Вы же наверняка должны помнить, что было в сороковых и пятидесятых. Взрыв газа под центральным шоссе?

– Было такое.

– Прорыв аберрантов в Шестой Блок? Кровь, заражение… Помните?

– Помню.

– Создание Службы городской очистки тоже ведь было правильным решением. Правда, работали они сперва диковато… Как семь лет был на карантине тот же Шестой помните?

– Помню.

– Да-а… Сильная рука нужна была, сильная власть. И нужна до сих пор. Но не за счет стагнации всего, что только можно. Картер выбрал простой путь: заседать, пока не сдохнет, тешиться властью. Поэтому он гробит образование, поэтому вкладывает дикие бабки в силовые структуры, поэтому вдалбливает столько усилий в тактические, а не стратегические цели.

– Хочет, чтобы было спокойно и сыто, пока он у руля, – соглашаясь, кивнул Ричард.

В разговоре участвовали уже некоторое время только Лозинко и Ортега. Широкополые финансовые услуги отошли в туалет и пропали там без вести. Рискующий же остаться без работы, но, тем не менее, идеологически поддерживающий происходящее вокруг Костыль, поняв, что никто ему больше одалживать не будет, скорбно удалился, ругая под нос оппозиционных обозревателей и бандитских ортег. Таким образом он уходил каждый вечер, так что никто не обижался.

– И все же, нигде, кроме нас, нету во власти банды из нескольких министров, из которых половина – силовики.

– Противодействующая сила, – мудро кивнул Лозинко, пуская газы. – Город забит террористами. Тут высокопоставленного надзора застрелили, там мужика из администрации президента подкараулили. Вчера диверсия на Барьере, сегодня взрыв в метро. Ясное дело, рулить должны надзоры и иже с ними.

Дурная мелодия из телевизора сменилась какой-то малоопознаваемой темой, вполне способной служить музыкальным сопровождением старого порнофильма.

– Да-а… А другие города, Ортега?.. Много ли мы знаем? Ну, вроде, есть такие. Вроде, связь с ними у властей имеется. Вроде, новости приходят. Да только так ли оно, не так – кто знает?

– Все ложь и обман, – окончательно провалился в кресло Ортега.

– И разврат, – добавил, прислушиваясь к ванильной мелодии, Лозинко.

На дороге за окном время от времени мелькали фары проезжающих в поразительной тишине и спокойствии автомобилей. Под потолком летали бумажные светлячки, телевизор голосил. Упивающийся уже неделю Ричард Ортега выговаривался.

– Знаешь, я ведь даже не помню, как ты ко мне подсела.

– В твоем-то состоянии? Неудивительно.

– Неудобно как-то.

– Пустое.

Ортега поднял взгляд, осматривая тонущие во мраке артистичные фотоснимки, усеивающие стены заведения. Сейчас он, разумеется, не мог разобрать, что было на них изображено, но смутно помнил, что при дневном свете они вызывали какие-то возвышенные эмоции.

– Ну, пустое так пустое.

Взгляд Ортега отвел преимущественно для того, чтобы скрыть некоторое смущение. Он действительно не помнил, когда и при каких обстоятельствах общество ему решила составить красотка лет двадцати пяти-тридцати. И когда они успели перейти на «ты».

– Дабы не накалять обстановку, – решился, наконец, Ричард на вопрос, мучавший его уже некоторое время. – Позволь спросить… э-эм…

– Майя, – улыбнулась девушка.

– Разумеется, – не смутился Ортега. – А я – Ричард.

– Помню.

– Ну да. Так вот… Майя, сейчас я уже начал более-менее приходить в порядок, поэтому должен уточнить, не говорил ли я тебе за то время, что мы тут сидим, чего-то, за что мне теперь должно быть стыдно?

Девушка заглянула во все еще дымящуюся ароматом чашку из-под фруктового чая, сделала глоток. Стоить такой напиток должен был чертовски немало, и Ортега искренне надеялся, что это не он угостил им новую знакомую.

– А чего по-твоему вообще стоит стыдиться?

– Пошлости.

– Пошлости?

– Чего-то, что идет вразрез нашим морально-этическим убеждениям, – просидев сегодня в баре уже немало часов и денег, а также удачно миновав кризис, Ортега начал потихонечку трезветь, а в таком состоянии любил поговорить о том, что в иной ситуации назвал бы чушью. – Чего-то, что мы не сказали бы просто так малознакомому человеку.

– А мы с тобой, выходит, уже хорошо знакомы.

– Вряд ли. Поэтому и спрашиваю.

Майя усмехнулась. Как и в прошлый раз, одними губами.

Ортега, пожалуй, вышел из несколько одеревенелого состояния именно из-за смутного чувства тревоги. Сейчас он, похоже, уже понимал, в чем дело.

Девушка была странной.

Красоткой ее назвал, вероятно, все еще циркулирующий в его крови алкоголь. Девушка действительно была весьма и весьма хороша. Но это было заслугой природных данных, не более того. Небольшой вздернутый нос, интересно подведенные скулы, приятная пухлость губ, красивые чуть приподнятые брови, темные волосы, собранные в задорный хвостик. И холодные, отрешенные глаза. Два ярко-зеленых циферблатика, за которыми откровенно крутились какие-то шестеренки. Нехорошие шестеренки.

К тому же Майя была не слишком ухожена. Отсутствие макияжа не удивляло – многие женщины не могли его себе позволить, однако было и что-то еще. Обветренная, чистая, но не очень здоровая кожа. Аккуратные, но не совсем ровно подрезанные ногти. Хорошая, не слишком броская, но удачная одежда, в которой девушке было заметно непривычно. И морщины – следы тяжело перенесенных болезней или сложной жизни.

Ортеге казалось очевидным, что за кого бы Майя ни пыталась себя здесь выдавать, этим «кем-то» она наверняка не являлась.

Впрочем, придя к такому умозаключению, Ричард снова расслабился, откинулся на спинку кресла, сплел пальцы на животе. Ему было, в общем и целом, понятно, кем Майя скорее всего была.

Девушки, выходцы из неблагополучных с низким гражданским статусом семей, пытающиеся быстренько обзавестись сравнительно состоятельным супругом, были не в диковинку в центральных Блоках города. Здесь всегда располагалось множество офисов и контор, клерки из которых были зачастую одиноки. Прекрасные охотничьи угодья для неспособных найти из-за низкого статуса работу девушек, понимающих, что красота и молодость не вечны. Что нужно ковать железо, пока горячо.

А может, Майя просто была свободной ночной бабочкой, не желающей работать в организации. Или тоскующей молодой вдовушкой. Или любительницей приключений.

Кто знает?

Ортега про себя усмехнулся. Он действительно не помнил, как к нему подсела резво перешедшая на «ты» девушка, зато прекрасно помнил свои намерения в ее отношении. И пусть небесная красота Майи утекала вместе со стремительно растворяющимся счастьем в хмели, планов своих Ортега пока менять не собирался.

Чего ради?

– Да, вряд ли я хорошо знаю тебя, а ты – меня. Поэтому и спрашиваю.

– А что, если, – Майя заправила выбившиеся волосы за уши, потом откинулась на спинку кресла, тоже сплетя пальцы на животе. Отметив про себя, что девушка пытается его отзеркаливать, Ортега внутренне утробно заржал. – Что, если и было что-то… пошлое? Что сделаешь?

– Извинюсь.

Майя рассмеялась.

– Крутой дядя, нечего сказать. А если учесть, что у нас с тобой вряд ли похожи… как ты это сказал? Моральные и этические убеждения?

– В одном обществе живем, – пожал плечами Ортега. – В одном городе. Смотрим одно и то же, слушаем одно и то же. Делаем. На поверхности что-то наверняка разное, но в сердцевине…

В глазах Майи возникли и провернулись зеленые чертики.

– Вряд ли мы с тобой смотрим одно и то же. Вряд ли одно и то же читаем, – она резко отвернулась, взглянула на улицу. – И тем более делаем.

Ортега проследил за взглядом девушки. Там, за окном, уже царила ночь, дождь то накрапывал, то моросил, а из тьмы в конус света фонарей время от времени выныривали мокнущие спешащие фигуры.

– Делаем наверняка одно, – тихо произнес Ортега, удивляясь своему разморенному покою, накатившей лирике. – По разному – да. Но одно.

Майя фыркнула, причем Ричард готов был поклясться, что услышал первый не наигранный звук, изданный ей сегодня.

– Да? И что же?

– Выживаем. Каждый по-своему.

Долгое время они молчали, слушали удары дождя по окну. Музыка из телевизора сменилась какой-то ночной дискуссией о проблемах здравоохранения, гул голосов немногих остающихся в баре посетителей накатывал вместе с приносимой им сонливостью.

– Ладно, – прервала тишину Майя, резко, решительно взглянув на Ортегу. – Кое-что ты все же говорил, пока еще философствовал бухим и бордовым. В частности, говорил разные приятности о моей заднице. А теперь, – девушка резко вскинула головой, поправила волосы, – извиняйся, если хочешь.

Ортега усмехнулся, на этот раз не про себя. Не стесняясь, но без наглости во взгляде осмотрел собеседницу, насколько это позволял низкий стол. Стол, стоит отметить, не только не мешал, но и поощрял.

– Извиняюсь, – чуть кивнул Ортега. – Извиняюсь, что делал, будучи бухим и бордовым, приятностные комплименты твоей заднице. Которая, тем не менее, весьма хороша.

В зеленых фонариках Майи снова дернулись чертики, морщинки вокруг глаз чуть углубились.

– Далеко живешь?

– Минут двадцать пешком.

– Один?

– Конечно.

– Идем.

«Красный аист» располагался в двух станциях метро от дома Ортеги. В конце рабочей недели он предпочитал оставлять служебную машину на стоянке на территории конторы. По дороге домой лейтенант обычно выходил, не доезжая пары остановок. К концу недели он, случалось, ощущал некоторый дискомфорт, некоторую неправильность происходящего вокруг. Дискомфорт же лейтенант Департамента Надзора Ричард Ортега умело топил. Весьма умело.

Изведенный обычно связанным с оперативными мероприятиями стрессом, который он вот уже несколько лет прятал внутри, Ортега имел привычку расслабляться вовсе не дома. И хоть привычка эта обычно колола его где-то глубоко в душе некоторым стыдом, он осознанно старался об этом не думать. Многие это делали, это нормально.

Посиживая в «Аисте» до тех пор, пока утопленный дискомфорт не переставал пускать пузыри, Ортега собирался, проверял, на месте ли табельный пистолет, и отправлялся в ночь, вдоль городского шоссе, домой.

Сегодня, как и всю неделю до этого, Ортега пистолет с собой не брал. Боялся потерять его где-нибудь при недостойных зрелого мужчины обстоятельствах.

А зря.

Поначалу Ричард тащил Майю за собой вдоль шоссе, по обычному маршруту, но девушка, видимо, хорошо знала район, потому что выведав, где именно живет Ортега, поманила его в сторону от дороги, чтобы срезать через городской парк.

К тому моменту, как Ортега немного забеспокоился, они ушли уже достаточно далеко от шоссе, от людей.

– Не боишься? – спросил в какой-то момент он, старательно вслушиваясь в голос Майи.

– А чего мне бояться?

– Бандитов. Насильников. Убийц. Террористов.

– Тут парк, – высказала очевидное Майя. – Операции тут проводить не за чем.

Ортега замер, чувствуя, как по внутренностям стремительно ползет озноб.

– Операции, – неожиданно для себя самого выдавил он. – Само собой.

Выдал ли он себя содержанием этой фразы или ее формой, он не знал. Возможно, он все еще был не до конца трезвым. А может, дело было в том, что Майя просто удачно бросила на него взгляд за секунду до атаки.

Как бы то ни было, удар самого Ортеги не встретил никакого сопротивления. Однако не закончил еще лейтенант своего движения, как резкая боль плашмя саданула его по голени, заставив упасть на колено. Второй удар, что Ричард успел заметить, был нанесен сверху вниз, кулаком, по скуле.

Когда лежащий на спине Ортега открыл глаза, первым, что он увидел, оказался направленный на него ствол пистолета.

– Очень это не круто, – прошипела стоящая в паре метрах от него Майя, – очень это не круто – сперва делать девушке комплименты, а потом пытаться хватануть ее кулаком по затылку.

Ортега ничего не ответил, лихорадочно думая. Однако быстро понял, что думать особо не о чем. Вокруг не наблюдалось ничего, чем можно было бы защититься, за чем можно укрыться в случае побега. Да и девушка держала его на прицеле, стоя вне зоны досягаемости. Ближайший фонарь остался далеко позади, поэтому Ричард не был уверен, но ему казалось, что пистолет в руках его новой знакомой совсем не дрожал.

– Мне нужна информация, надзор, – произнесла Майя. – Ответишь на пару вопросов, кое-что мне дашь, и пойдешь домой.

– Пошла к черту, сука.

Девушка долго молчала. Подозрительно долго. Страшно долго. Настолько долго, что Ортега успел не на шутку испугаться, решив, что хватанул конкретно лишнего.

Но пронесло.

– Дашь мне информацию, – повторила, наконец, она. – Пойдешь домой. Ляпнешь еще какую-нибудь глупость – убью.

Ортега ни секунды не сомневался – убьет.

Обрадованный тем, что девушка не ответила ему пулей в лоб, лейтенант кивнул. Вспомнив про темноту, сказал:

– Слушаю. Что тебе надо?

– Информация. Девять дней назад твоего дружка Эдварда Винкса окочурили. Кто и почему?

Ортега задохнулся влажным воздухом. Такого он, признаться, не ожидал.

– Кто и почему? – требовательно переспросила Майя.

– Не знаю, – сглотнув комок в горле, по возможности холодно ответил Ричард. – Убийством занимаюсь не я. Это нормальная практика. Если в паре следователей кто-то погибает, начальство передает расследование другим людям. Чтобы избежать кровной мести.

– И ты не знаешь, кто его убил? Не знаешь ничего об СГБ?

– Я…

Ортега запнулся, откашлялся. Майя заметила.

– Он передал тебе какую-то информацию.

– Передал, – по небольшому размышлению, подтвердил Ортега.

– Что именно?

– Флеш-карта. Разговор. Запись разговора.

– Вставай. Идешь вперед к себе домой. Не спеша, не оглядываясь.

– Зачем?

– Отдашь мне карту.

– Она не дома.

– Что?

Ортега вздрогнул, причем вовсе не из-за ледяного дождя, вконец его вымочившего. В голосе девушки послышалась дикая, ненормальная ярость.

– Что ты сказал? Повтори! Быстро!

– Флеш-карты нет у меня дома. Я отнес ее на работу, как только прослушал начало записи. Она в конторе, в отделе. В моем кабинете.

– В комплексе Надзора?

– Да, там.

Долгое время ничто не нарушало тишины, кроме дробящих землю в грязь капель дождя. Ортега молча сидел и ждал, разведя чуть в стороны руки. Майя замерла в нескольких шагах от него, не опуская пистолет, и молчала.

– Мы знаем о тебе все, Ричард Ортега, – наконец, тяжело проговорила она. – Ты понимаешь, о ком я. Мы знаем, где ты работаешь, куда ходишь, что смотришь. Знаем, адреса твоих контактов, спящих и действующих. Адреса твоих друзей-ублюдков из Надзора, знаем адрес твоей бывшей женушки.

Ортега хотел сплюнуть, но не решился.

– Мы знаем о тебе все. Завтра, в девять вечера, я буду ждать тебя с флешкой в переулке Гордеевой, в паре улиц от твоего дома. Там есть арка, вход во двор.

– Я знаю, – Ортега кивнул. – Знаю это место.

– Умница. Буду ждать тебя там. Одного. С флешкой. С той самой флешкой, которую тебе дал сдохший дружок.

– Я принесу.

– Принесешь. Но если вдруг забудешь… или скажешь кому-нибудь… или принесешь не то, что мне нужно – помни, мы знаем о тебе все, Ричард Ортега. И мы это все у тебя заберем. Убьем всех, с кем ты хоть раз беседовал, всех, кому ты руки пожимал, всех, кого ты потрахивал. Вырежем всех. Ты понял меня? Ричард Ортега?

– Понял.

– Отвернись.

Лейтенант отвернулся. Он думал, что девушка молча уйдет, скроется в ночной тьме. Он ошибся.

Удар по шее оказался не слишком болезненным, но неожиданным. Скривившись в позе эмбриона, Ортега долго пролежал в полусознательном состоянии. Когда, наконец, пришел в себя, рядом, разумеется, никого не оказалось.

Сложно было сказать, купилась ли Майя на ложь, но Ортегу это и не волновало. Его не пристрелили, как собаку, в парке, и на том спасибо. А ведь если бы он не сумел грамотно сымпровизировать, если бы не смог убедительно все преподнести, именно такая участь его бы и ждала, в этом Ричард не сомневался. Его бы убили на месте, как только получили информацию.

Сопротивление не грешило избытком милосердия.

Когда Ортега, грязный и растрепанный, ввалился в квартиру, больше всего на свете ему хотелось принять душ. Но время не ждало, это он понимал прекрасно. Поэтому в первую очередь он набрал телефон полковника Маркова, домашний.

– Ортега, – перебил его Марков, говорящий несмотря на поздний час весьма бодрым голосом. – Серьезные разговоры по телефону не разговариваются. Тем более, сейчас.

– Сейчас? – не понял Ортега.

– Сейчас. Времена настали трудные. В любом случае, ты прав, нужно встретиться и переговорить. Лично.