Читать книгу: «Формулы языковых мутаций», страница 7

Заключение

Полагаю, нам удалось доказать, что огромный пласт лексики ЕА языков восходит к двум формантам, реконструируемым приблизительно как limb* и mar*, и что фонетические мутации проходили по указанным нами направлениям. В общем виде этот вектор можно обозначить как тенденцию к понижению звонкости и палатализации согласных. В самом начале мы сделали допущение о переходе от звуков полного смыкания к щелевым, что и определило общее направление дрейфа звуков. Мы полагаем, что щелевые звуки появились в результате дефекта артикуляции у части племен, усвоивших праязык, и что позже это закрепилось в качестве нормы. То же касается палатализации, свойственной тюркским, финно-угорским и отчасти русскому языку.

Сдвиг произношения от звуков переднего ряда к заднему можг быть обусловлен антропологическими особенностями строения черепа. Так, слабо развитая нижняя челюсть не позволяла бы правильно артикулировать свистящие и шипящие, из-за чего эти звуки заменялись латеральными или заднеязычными. От формы головы – брахицефальной и долихоцефальной – зависит также артикуляция гласных. У уральских народов гласные «стерты», в безударном положении опускаются или произносятся как «ы». Недостаточно развитый речевой аппарат мог также вызвать «передний сдвиг гласных», отмеченный лингвистами не только у германских, но и, например, в украинском языке (огурец – огирок). Следственно, некий язык, устроенный достаточно сложно фонетически, был получен в наследство племенами смешанного происхождения, каждое из которых упростило его в силу своих анатомических особенностей. Поэтому простые названия вещей в эвенкийском или марийском языке (мо – вода, лу или по – дерево и пр.) являются упрощенными версиями исходных слов.

Анализируя формулы фонетических мутаций, можно прийти к неожиданному выводу, что набор согласных праязыка ограничивался несколькими парами звуков, противопоставленных по звонкости: m > mb > b, n > nd > d, l > lr > r (звук lr известен в марийском, остальные в ИЕ языках), l > ln > n. Тенденция к оглушению привела затем к появлению звуков [p], [t], а замена звуков полного смыкания на щелевые – к появлению [dh], [th], [f], [v], [s], [z], sh]. Наконец, артикуляционный переход от звуков переднеязычных к заднеязычным – к появлению [g], [k], [h]и их вариантов, которых в языках мира очень много.

Но звук [s] мог появиться как в результате палатализации k > s, так и через ротацизм l > r > z > s > sh, и даже через мену t > s (переход к щелевым). Причиной ротацизма могло быть наличие сложного звука, приблизительно передаваемого как [lz] и образующегося из серии: l > ln > ld > lz(rz). По крайней мере, в молдавском языке есть примеры такого чередования: арде (горит) – арзь (горишь), перде (теряет) – перзь (теряешь), верде (зеленый) – варзэ (капуста). Вопрос о происхождении согласного [s] важен, т.к. определяет, как реконструировать определенное слово: через ротацизм или переход p > k. Если верно второе, то можно связать слова стезя – и путь, солома – и полова, молдавское солзь (чешуя) – и пул (рыба, тюрк.). Если верно первое, то родней оказываются свет – и латинское lumen), английское girl (девочка) и тюркское гыз (то же). Третий вариант демонстрирует пара sierra (гора, испан.) и terra (земля, греч.). Но может быть и четвертый вариант: в каких-то случаях [s] не производна и относится к лексике совсем иного языка.

С другой стороны, праязык, о котором мы говорим, распространялся не в вакууме. Наверняка его носителям приходилось взаимодействовать с людьми, говорящими на других языках. Поэтому число формантов с значениями дерево-земля-вода-огонь нельзя свести к найденным нами limb* и mar* (точнее было бы mal*). Любой достаточно старый язык избыточен: каждое понятие в нем можно обозначить синонимами, образованными от разных основ. Так, часть дерева, расположенную выше ствола, мы можем назвать веткой или суком, на молдавском – крянгэ или рам, другие ИЕ языки дадут нам еще с десяток основ. И от существительного «вода» мы образуем разные, неродственные ему дериваты: пить, лить, мочить, течь. Косвенным образом на параллелизм основ указывают слова-билингвы: так, латинское arbor (дерево) распадается на два корня: ur < mur и bor < mar, т.е. на два изначально идентичных корня, которые в какой-то момент перестали восприниматься как родственные. Так часто бывает: слово «генетика» мы считем заимствованным, хотя оно родня нашим словам кон, исконный, испокон.

Наши поиски докентумного языка не увенчались успехом: во всех, даже архаичных ЕА языках уже наблюдается в той или иной степени мена p > k. Это значит, что поиски нужно продолжить. Нужно исследовать языки малых народов России, многие из которых находятся на грани исчезновения.

Хочется сделать замечание по поводу особого положения молдавского языка, который оказался связующим звеном между финно-угорскими, славянскими и западноевропейскими языками. Благодаря тому, что долгое время этот язык оставался бесписьменным, он сохранил в неизменной форме многие древние основы. Саам, литовец, грек и, конечно, русский услышат в молдавской речи знакомые слова. Именно гомохронические чередования устного молдавского языка указали нам на важность мутации p > k.

Сходную роль связующего звена между финно-угорскими, славянскими и тюркскими языками играет чувашский язык. В нем практически не наблюдается переход r > s, свойственный остальным тюркским языкам, многие лексемы сохранили докентумный облик. Например, палан на чувашском означает калина, название это происходит от красного цвета ягод (сравним с пламя, палить). Чувашское [п] зачастую соответствует тюркскому и русскому [в]: пекша (белка, чуваш.) – векша (белка, рус.диал.), или русскому [к]: пура (сруб) – курень, что указывает на наличие серии.

Считаем, что предложенный инструмент анализа и сопоставления языков поможет в дальнейших исследованиях: необходимо изучить языки русского Севера и Дальнего Востока где, возможно, сохранились еще диалекты, не утратившие докентумные формы. Необходимо также вычленить из ЕА языков и собрать воедино всю старую лексику, послужившую исходником для современных языков. Россыпи такой лексики хранит наш бесценный русский язык. Лишь собрав эту лексику, можно делать выводы о географическом, социальном, экономическом состоянии народа, для которого язык был родным. В исследования нужно включить семитские языки, которые в данной работе не рассматривались и валлийский с его удивительными мутациями. Языки Западной Европы также необходимо заново исследовать с точки зрения звуковых мутаций. Так, нужно учесть, что сдвоенным согласным предшествовали сочетания двух разных, ассимилировавших согласных; что удвоенные гласные являются маркером утраченной сонорной или аспиранта, что все правила чтения английских слов являются на деле реализацией определенных мутаций, т.е. искажением старого корня. Там, где в начале слова есть открытая гласная, наверняка следует искать утерянный сонорный звук. То же касается слов, оканчивающихся на гласную. Если принять идею, что структура слога некогда была CVC, то в конце слова также следует искать утерянный звук, причем это может быть не только сонорный, но и щелевой. Если соседствуют два шумных звука, между ними нужно искать выпавшую гласную.

Таким образом, используя предложенные ключи, нужно перелопатить словари народов Евразии и Северной Африки, выявить лексические цепочки, связанные мутациями одного и того же корня, и тем самым наметить контуры праязыка. Возможно, на этом пути встретятся новые мутации. Возможно, найден будет не праязык, а целая группа их. По крайней мере, профанный и жреческий язык, скорее всего, сильно отличались. Двуязычие – нормальная ситуация в любом древнем обществ, по крайней мере, у наших предков. Один язык у жрецов – другой у народа, позже язык аристократов – и простолюдинов. Во времена Пушкина это был французский и русский, во времена гуннской Руси – тюркский и древнерусский.

Считаем, что настало время для этой важной работы, которая покажет нам вновь то, что мы успешно забыли: что все люди братья, по языку и крови.