Читать книгу: «Тонкая рябина. Новеллы», страница 2
Когда стемнело, Катя уложила дочурку в постель, накрыв тонким одеяльцем и поцеловав в щечку, вернулась в зал. Гости танцевали медленный танец, а она села за стол и почувствовала впервые за последние годы свое одиночество. Все разделились на пары, мужчины ухаживали за своими дамами, перешептывались и тихо смеялись… Катерина молча стала ковырять вилкой в тарелке, будто проголодалась. На самом деле, она хотела показать, что тоже чем-то занята. Музыка закончилась, подошла Татьяна и, ласково обняв за плечи подругу, шепнула на ухо:
– Чего грустишь?
Кате хотелось возразить, улыбнуться, но слезы предательски заблестели в глазах.
– Ну-ну… все будет хорошо! – слишком бодро сказала Таня. – Вот увидишь, ты еще будешь счастлива и… любима!
– Да, кому я нужна? Девок молодых вокруг полно, – уткнувшись в плечо подруги, с горечью прошептала Катя.
– Кать! – в дверь настойчиво постучали, – Кать, открой, это я – Вера.
Хозяйке совершенно не хотелось вставать с постели, приятно побаловать себя во время отпуска в знойный день – поспать после обеда, но подруге надо открыть, без дела она во время работы не приходит.
– Что случилось? – впуская в дом Веру, сонно произнесла Катерина.
– Да, нет, ничего. Мимо пробегала, зашла узнать, что делаешь, – идя сразу к графину с водой, будто оправдываясь, ответила гостья.
– Сплю я, книгу взяла почитать и сомлела… Эх, хорошо, – потягиваясь, она достала чайник и сахарницу, – давай попьем чай?
– Да нет, я уже воды напилась, надо на поле бежать, работы много!
– Ну, пришла бы вечером… Чего тогда в жару носишься! Верка, не крути! Взаймы надо что ли?
Гостья подошла вплотную к подруге, потом глянула на настенные часы и смущенно проговорила:
– Катюша, я действительно, спешу, и деньги мне не нужны. Тут вот какое дело. У меня же на поле солдатики работают… из части прислали нашему колхозу помогать…
– Вер, если торопишься, говори по существу, не мямли!
– Говорю: сегодня вечером я приду к тебе в гости с двумя сержантами! Вот! —
выпалила Вера.
– Так… замечательно… Это ты хорошо придумала. А ты знаешь, что завтра скажут соседи? А как посмотрит на это свекровь?
– Ты, Кать, свой учительский тон прибереги для школы. А будешь думать, кто что скажет, так и останешься одна! Нам замуж надо выходить, а ты все думаешь, как посмотрят, что скажут. И че? – она энергично всплеснула руками. – Ну, придут ребята, посидим, винишко выпьем, потанцуем… Ой, какое преступление! Да они приличные парни! – как-то сердечно выкрикнула уже на пороге агроном и взялась за ручку двери, собираясь уходить. – Я бы к себе пригласила, но я комнату снимаю, а ты – сама себе хозяйка…
– Ладно-ладно, Вера, погоди, – чувствуя, что подруга обиделась, Катя взяла ее за руку, – тебе из них кто-то нравится? Ну, честно?
Двадцатитрехлетняя Вера по-девичьи покраснела и согласно махнула рыжими кудрями. Катя засмеялась, чмокнула ее в щеку:
– Беги к кавалерам, зови в гости! Была, не была! А я что-нибудь вкусненькое приготовлю!
Вера молча выбежала из дверей и, уже пробегая мимо окошек, стукнула в одно и послала воздушный поцелуй подруге. Катя махнула, улыбаясь, в ответ. Потом села на кровать, пытаясь придумать, что сказать свекрови про гостей. В том, что она узнает от других, Катя не сомневалась. Лучше самой заранее сообщить. Она вздохнула, представив, как свекрови это не понравится. Марья Ивановна обязательно скажет, что Верка сбивает ее с толку.
– Чого ти привечаешь цю «агрономиху»? – уже не раз говорила свекровь.
Катя села на кровать, с простыни соскользнули «Три мушкетера».
– Ну, так и будешь вдовствующей королевой? – то ли вопросом, то ли вызовом негромко крикнула молодая женщина самой себе.
Ближе к вечеру Катя пошла к Беловым-старшим, чтобы договориться оставить внучку у них с ночевкой.
«Как я не люблю врать, – думала всю дорогу, – не люблю и не умею. Свекровь сразу раскусит. Ну почему я перед ней отчитываюсь, как школьница? Она мне даже не мать!»
Но в голове тут же пронеслись и другие мысли:
«А кроме нее у меня никого ближе нет. Светка еще маленькая».
Открыв калитку, Катя облегченно вздохнула: дочка заливалась хохотом, прыгая у деда на коленях. Увидев маму, она похвасталась, крутя в руках книгу:
– А мы с дедом букварь читаем!
Степан кивнул снохе:
– Наша бабуля в сельмаг ушла, а ты иди, Катя, в летнюю кухню – там она пироги разные сегодня напекла. Ты возьми домой. А то мать беспокоилась: вдруг к Катерине гости придут – будет угощение.
«Господи, она все знает, господи, откуда?» – пронеслась мысль и, от растерянности, Катерина только молча кивнула.
Зато свекор, видимо, получив большие полномочия от своей всеведущей жены, продолжил:
– А Светланка у нас пусть переночует! Будем в прятки играть? – повернувшись к внучке, сказал он.
Маленькая баловница согласно захихикала, обняла маму и тут же возвратилась на колени к деду.
Расставив тарелки и столовые приборы на белую скатерть, Катя вдруг почувствовала, что волнуется.
– Подумаешь, какие-то сержанты… Поди, курносые и конопатые…
Кто-то стукнул в дверь, она обернулась и замерла: Верка зашла в комнату, а за ней – солдат: пилотка набок, в руках букет ромашек и глаза… смеющиеся и очень знакомые…
– Познакомьтесь: это Катя, это Женя, – скороговоркой сказала она, – а Сергей задержался в магазине, сейчас придет!
Она по-хозяйски прошла к столу.
– Пироги-то, какие! Я, между прочим, с обеда ничего не ела, – отщипнув кусочек, Вера ловко положила его в рот, – ой, вкусно!
Ей никто не ответил.
– А вы че, замерли, друзья? – обернувшись, она спросила и осеклась.
Подруга с гостем так и стояли напротив друг друга.
– Вер, мы знакомимся. Хотя, – гость внимательно посмотрел на хозяйку, – Катюш, ты меня помнишь?
У Катерины почему-то горели уши: от волнения или стеснения. Конечно, конечно она помнила Женьку. Было это в студенческие годы, плывя на теплоходе по Волге, она познакомилась с парнем – он проходил плавпрактику на судне. Они бегали босиком по палубе, смотрели днем на воду, а ночью на звезды. Женя читал ей стихотворения Есенина и однажды даже поцеловал. А потом, она вышла на пристани, и больше они никогда не виделись.
– Вот это да! – Вера перестала жевать. – Знакомы?
Катя, наконец, обрела дар речи:
– Да, мы с Евгением однажды плыли на теплоходе, – стараясь принять официальный тон, Катя повернулась к подруге, – будем ждать вашего товарища или сразу – за стол?
Женя что-то буркнул.
– Что вы сказали? – Катя повернулась к нему, однако в глаза старалась не смотреть.
– Да, я так, к слову: теплоходы ходят, плавает другое…
Вера громко засмеялась, стараясь смягчить ситуацию, а про себя подумала:
«Что это с Катькой творится: важная такая!»
В дверь постучались.
– О! Это Сергей, – открывая дверь, крикнула Вера.
В комнату вошел еще один гость. Симпатичный: не курносый и не конопатый. Подошел к Катерине и представился, ловко вытащил из-за пазухи вино и конфеты.
– Ну что на тебя нашло? Тебе этот Женя не понравился, да?
Выспрашивала подруга, когда ребята ушли.
– Да, нет, не в этом дело…
Впервые за эти годы Кате не хотелось делиться впечатлениями с подругой. «Быстрее бы она ушла», – мелькнула мысль.
Хотелось остаться одной и вспомнить ту поездку, и волны, и теплоход, и ухаживания Жени… Она еще долго не могла забыть это приключение и мучилась от любви: такой короткой и бесконечной одновременно. В восемнадцать лет кажется, что это навсегда, и такого никогда не будет. Катя даже не заметила, как ушла Вера. Она выключила свет и легла на кровать поверх покрывала. Хотелось мечтать о красивой и вечной любви, а еще больше хотелось выйти замуж, и чтоб семья была дружной, и муж любил, и дом – полная чаша, и дети… Да, чтобы Он любил Светочку… Последнее время она часто спрашивает:
– Почему у меня нет папы? У Таньки есть, у Ленки есть, а у меня нет…
А потом Катя вспоминала, КАК за столом на нее смотрел Женя, как улыбался своими шоколадными глазами, как волнующе трогал ее за спину во время танца… Катя научилась после смерти мужа мечтать по ночам, она и днем порой продолжала жить в своих мечтах. Так было легче, чтобы не сойти с ума от одиночества: ведь ей было только двадцать шесть… и уже три года одна, целую вечность одна…
Женя пришел на следующий вечер неожиданно. Они долго сидели в сумерках, рассказывая друг другу все, что накопилось. Такое бывает либо в дороге: когда первому встречному можешь сказать самое сокровенное (вряд ли увидишься еще), либо «своему» человеку. Какая-то непонятная интуиция подсказывает, что это твой человек и все. Женя рассказал, почему в свои двадцать четыре года, служит в армии. Оказывается, ему дали отсрочку, потому что болела мать. Она попала под трамвай, и ей отрезало ногу. Нелепая случайность, а обернулось такой бедой. Потом пошла гангрена. Врачи отрезали ногу еще выше, но спасти не удалось, она умерла… Женя остался один, хотя был жив отец, но он с ним не общался: не мог простить, что с войны вернулся с другой женщиной. Он бросил мать с маленьким Женей, которому было всего три года. Сейчас у отца дочь и сын, и в той, новой семье для Жени не было места. А Катя рассказала о себе. О том, как после войны, в голодные годы у нее отказали ноги, и мать на руках таскала Катю в школу на уроки, а потом по бабкам – лечить. И травами, и заговорами. Катин отец погиб на Курской дуге, посмертно ему присвоили звание гвардии капитана… Им с мамой вдвоем было нелегко, но вот выучилась на учительницу, и мама ей очень гордится. А после педучилища по распределению попала сюда. Замуж вышла, Светочка родилась… А потом это горе с Михаилом… Женя гладил ее руки, и ей так было хорошо, впервые за долгие годы…
– Светочка, иди сюда, познакомься: это дядя Женя.
Катя встретила его у калитки и позвала дочь, которая торчала в огороде. Поспешно засовывая клубнику в рот, девочка встала с грядки, поправила платьице и побежала навстречу к гостю.
– Здрасти, – подавая пухлую ручонку, сказала она и добавила, – будем знакомы: Света!
– Ух, ты, какая молодчина! – широко улыбнувшись, ответил ей мужчина. – А вы, девочки, меня чаем угостите? Смотрите, что я тут принес, – разворачивая газету, сказал он.
– Ой, «Мишка на севере», – хлопая в ладоши, запрыгала девочка, – давайте пить чай, я люблю конфеты с чаем… и без чая тоже!
Последние две недели были самыми счастливыми в жизни Кати с тех пор, как она овдовела. Но… кончалось лето, а с ним не только отпуск, но и летние работы военнослужащих. Что будет дальше? Этот вопрос мучил молодую женщину. Вот уж женская душа, страдает даже тогда, когда все хорошо. Разве было мало страданий? Или жизненный опыт, такой небольшой, но такой печальный…
Склонившись над учебником, Катя задумалась о будущем. Слезы сами собой закапали на раскрытые страницы.
«Почему я такая несчастливая?» – в который раз подумала она и перевела взгляд на окно. К их дому быстрым шагом шел Женя, увидел ее, махнул рукой и открыл калитку. Катя вышла навстречу.
– Ты плакала? – неловко вытаскивая платок, спросил он. – Кто тебя обидел, лапушка? – и стал нежно вытирать ее щеки.
Катя прислонилась к нему, потом заглянула в его глаза и честно ответила:
– Я боюсь.
– Чего же ты боишься? – он улыбнулся.
– Что будет дальше? – она смущенно пожала плечами.
– Счастье! – не раздумывая, ответил Женя и прижал женщину к себе. – И ничего не бойся! У тебя есть я!
Теплоход медленно отходил от пристани, сопровождая печальными гудками свое отплытие. Прижавшись к Жене и обняв дочку, Катя махала рукой подругам, которые что-то кричали, и слезы вытирали, и были такие грустные и несчастные. Катя пыталась расслышать их, но тщетно: шум двигателя и гудков перекрывали все остальное, будто стирали голоса подруг, как прошлую жизнь. И вот их не стало видно, и только крохотная пристань напоминала о недавнем прощании. Пассажиры с палубы стали расходиться, Женя тоже потянул Катю к своей каюте.
– Женюль, я еще немного постою одна, ладно?
Он понимающе посмотрел на нее и поцеловал в висок:
– Я тебя жду! – и, повернувшись к девочке, проговорил. – Света, пойдем вещи разбирать!
Он взял ее за руку и пошел вдоль палубы. А Катя вспомнила последние дни. Все произошло так неожиданно и быстро. Женя сказал, что уходит на дембель, но без Кати отсюда не уедет. В ближайшую субботу они решили расписаться, ей хотелось, чтоб об этом событии никто не знал, кроме близких подруг. Боялась осуждения односельчан: взрослая женщина, вдова, учительница и вдруг после двухнедельного знакомства – замуж выходит. А свекор со свекровью, родственники Михаила… как они к этому отнесутся? И терять нечаянно обретенную любовь тоже не могла. Но новость быстро облетела село и сентябрьским утром у правления колхоза стояли не только подруги, но и учителя, ученики с цветами, любопытные бабульки, без которых не обходится ни один сельский сбор. Мария Ивановна и Степан Михайлович пришли позже в дом поздравить молодых. Свекровь обняла Катю, погладила по волосам и сказала, глядя в глаза:
– Чи не наша вина, Катюша, що Миша убився. Тильке ти нам всегда будешь дочкою… – ее голос задрожал, – счастья тоби и… – она запнулась, глянула на Женю, – Свитланку не обижайте!
Она повернулась и быстро пошла к двери.
– Мама, останьтесь, садитесь за стол! – крикнула Катя в след, но свекор ее учтиво перебил:
– Пусть идет. Мы зашли только поздравить вас с законным браком. Катюша, ты нас не забывай и приезжай, – Степан кивнул жениху и поправил себя, – приезжайте. Да внучку присылайте старикам, одна она у нас память о сыне, – он протянул узел с подарками, в покрасневших глазах блеснули слезы, – и вот еще что, – он на минуту замолчал, собираясь с мыслями, – ты, Катя, сделай уважение нашей семье, выполни просьбу: пусть Светочка останется Михайловной и чтоб фамилия наша…
Невестка опустила голову, пытаясь скрыть набежавшие слезы:
– Я вам обещаю…
Он обнял сноху, кивнул немногочисленным гостям:
– Не серчайте на стариков, молодежь! – и вышел из дома.
На следующий день прямо с порога запыхавшаяся Светочка выпалила:
– А кто мне дядя Женя?
Неготовая к этому вопросу, Катерина взяла дочь за руки, опустилась на корточки перед ней и спросила:
– А ты как думаешь?
– Мамуль, а я никак не думаю, я – тебя спрашиваю!
Катя взяла в ладони ее загоревшее личико:
– А может ты его «папой» будешь называть? Ты же хотела, чтоб у тебя был папа? Ведь дядя Женя хороший, правда?
– Да, он хороший и с ним весело… – девочка замолчала, смешно сморщив нос, – я буду называть его «папой», – и, прижавшись к уху матери, прошептала, – когда уедем отсюда.
Катя вздохнула, махнула головой, будто сбрасывая невеселые мысли, и пошла по палубе. У их каюты стоял Женя. Облокотившись на перила палубы, он задумчиво смотрел на воду.
– Ты что здесь? – спросила она и взъерошила волосы мужу.
– Света не пускает, – и, подмигнув, добавил, – готовит нам сюрприз!
Катя улыбнулась и прижалась к любимому. Неожиданно дверь каюты распахнулась и Светочка, держа в руках два вырезанных из бумаги сердца, звонко крикнула:
– Мама-папа, поздравляю!
Февраль 2008 г
Когда кончается детство
1970 г.
Солнце слепило глаза, хотелось их закрыть и бежать к дому бабушки, зажмурившись изо всей силы. Даша оглянулась на ребят, все еще плескавшихся в речке, подняла с прибрежного песка свой застиранный и выцветший за лето сарафанчик и крикнула двум девочкам, с шумом выбегающим из воды:
– Я – к бабушке! Вы со мной?
Девчонки завертели головами:
– Не-а, – ответила та, что пониже, поправляя волосы, – мы с Валькой – домой, – и запрыгала на одной ноге, прижав голову к плечу.
– Даш, ты вечером к нам придешь? – спросила робко нескладная худенькая Валюша, вытирая лицо косынкой.
– Ага, приду, – махнув на прощание рукой, ответила девочка и побежала в сторону деревни.
Горячий песок нещадно жег ступни ног и, как назло, ни одной травинки или деревца. Даша сделала несколько прыжков и, сдвинув верхний, самый обжигающий слой, втиснула свои босые ноги глубже в песок. Было горячо, но не так больно: июльское солнце, казалось, прогрело землю до самого ядра. Небольшими перебежками девочка добралась до дома бабушки и отчаянно постучала в закрытые ставни.
– Дашка, ты? Где тебя черти носят? – худощавая женщина лет пятидесяти – пятидесяти пяти открыла скрипучую дверь и впустила внучку вовнутрь. – Опять на Волге купалась до посинения? Смотри, весь нос облез! Вот что я матери скажу, когда приедет за тобой?
Девочка тем временем быстро забежала на деревянное крыльцо и нетерпеливо опустила свои ноги в эмалированный зеленый таз с холодной водой. Она закрыла глаза от удовольствия: обожженные ступни перестали «гореть». Приятная прохлада разлилась по всему телу.
– Есть будешь? – все так же ворчливо спросила бабушка, наблюдая за непоседой.
Девочка открыла глаза:
– А что?
– Что? Рыба жареная, что же еще летом на Волге едят? – покачала головой женщина.
– Надоела ваша рыба, – скривившись, процедила тихо Дашка, – я лучше чай попью…
– От чая вон, гляди, кожа да кости, – и бабушка критично осмотрела внучку, которая все еще стояла в мятом ситцевом сарафанчике, опустив ноги в таз.
Выгоревшие за лето волосы, высохшие на ветру светлыми прядями торчали в разные стороны, на коленках – ссадины, нос – шелушится, под ногтями – грязь.
Пожилая женщина покачала головой:
– Вот мать приедет из командировки – тебя не узнает!
– Узнает! – засмеялась девочка.
В летней кухне стоял большой пузатый самовар. Дашка озорно показала язык своему искаженному отражению на его зеркальной поверхности. Бабушка налила чай, бросила в чашку несколько ягод и придвинула пиалу с осетровой икрой.
– Сделай хоть бутерброд!
– Эх, колбасы бы, – вздохнула девочка, лениво размазывая по куску батона зернистую икру.
– Колбасу будешь есть в городе! – сердито проговорила пожилая женщина. Потом погладила внучку по голове и с усмешкой добавила:
– Хочешь конфету?
– Шоколадную?
– Шоколадную, – доставая вазочку из буфета, улыбнулась она.
После обеда Дашка спросила, хитро прищурившись:
– Бабушка, можно я поваляюсь на кровати за печкой?
– Иди уж, горе мое, ложись за печкой, – она махнула рукой и стала собирать со стола чашки и тарелки.
– Егоза, ты только ноги хорошо помой сначала, – выглянув из дверного проема, крикнула она вдогонку внучке.
В горнице, за закрытыми ставнями, было удивительно тихо и прохладно. За печкой-голландкой стояла панцирная кровать, на которой лежало любимое Дашкино лоскутное одеяло. Оно действовало на нее умиротворенно: стоило ей начать рассматривать квадратики этого рукоделия, как глаза сами закрывались, и Дашкино сознание улетало в прекрасную страну грез.
Мысленно она переносилась домой, в городскую квартиру в Бунинском переулке. Там все родное и любимое: детские книги и альбомы с акварельными красками, игрушки и куклы… Во дворе – волейбольная площадка, а рядом – построенная недавно деревянная горка. Правда, съезжая по ней частенько получаешь занозу в мягкое место, но все равно там весело. Даша за лето уже соскучилась по своему двору и школьным друзьям. Она улыбнулась, представив, как будет радостно встретиться с ребятами после каникул. Девочка повернулась к стенке и, протяжно зевнув, погрузилась в безмятежный детский сон…
Пробудилась Даша от еле слышного шепота за стенкой. Она сразу узнала родной голос и задорно крикнула:
– Мама!
– Проснулась, моя доченька? – спросила ласково мать, заходя в крохотную комнату за печкой и протягивая к девочке руки.
Даша тут же вскочила на кровати и, обхватив маму за шею, сильно прижалась к ней:
– Я так соскучилась по тебе, – проговорила она в самое ухо родительнице.
Мама поцеловала девочку в щеку и улыбнулась.
– Я тоже соскучилась, роднулька! Целую неделю была в командировке в Москве, а на обратном пути заехала за тобой, – мама заботливо поправила прядку волос у дочки.
– А когда мы поедем домой?
– Вот выходные проведем у бабушки, а потом поедем в город, – она посмотрела на еще заспанную дочь и озорно добавила, – я тоже хочу искупаться в речке!
Даша довольно кивнула и подумала, что с мамой она могла бы здесь жить еще целый месяц!
На следующий день они отправились на Волгу. Мама ловко скинула с себя сатиновый халатик и шлепки. Потом, разбежавшись, нырнула в воду, вытянув руки, как стрелы над головой. Сидящие неподалеку деревенские мальчишки присвистнули и посмотрели на Дашку, которая гордо глядела вслед уплывающей маме.
– Здорово твоя сестра плавает! – кивнул один из ребят.
– Не сестра, – девочка замотала головой, – мама!
Мальчишки опять присвистнули и завистливо бросили взгляд на «городскую».
После купания на речке мама завела Дашку в сельмаг и купила халву и золотистые бублики. Продавщица положила продукты на прилавок, потом улыбнулась и, достав газету, сделала из нее большой кулек.
– Кладите, девчата, свои покупки сюда, – она подала им куль, – смотрю, вы без сумки.
Держась за руки, как подружки, они отправились к дому бабушки, но не успели открыть дверь во двор, как она сама перед ними распахнулась. В проеме ворот стояла соседка:
– Нюся, твои девчата пришли, – крикнула она бабушке и, кивнув маме, добавила, – а я тут новости нехорошие слышала, Зинаида!
– Что за новости? – улыбка мгновенно исчезла с маминого лица.
– По радио передали, что в городе – холера!
– Да что вы говорите такое? – молодая женщина вошла в калитку и, обращаясь к бабушке, спросила. – Мама, что за чушь? Я только неделю назад дома была – и никакой холеры не было!
Бабушка только руки развела.
– Что же я придумала такое, что ли? По радио сказали, что зафиксировано несколько случаев заболевания холерой, – уверенно произнесла соседка, по слогам проговорив замысловатое слово «зафиксировано».
«Не зря ее прозвали в деревне „Говорит Москва“, – подумала Дашка, глянув на разговорчивую тетку, – вечно все знает!»
На следующий день мама стала собирать Дашкины вещи. Бабушка сидела на сундуке и невесело наблюдала за сборами, поджав подбородок. Потом подошла к своей дочери и всхлипнула.
– Зинаида, ну куда тебя несет? Ясно же сказали: «Холера в городе!» – она отчаянно развела руками.
– Мама, мне на работу надо возвращаться, а у Даши учебный год начинается через неделю!
– Твоя работа никуда не денется!
– И в городе мой муж, – Зина покачала головой и хмуро добавила, – и я за него тоже переживаю.
– Не пущу я вас на смерть! – чуть не плача, твердо проговорила бабушка. – Люди рассказывают, что мертвые прямо на улицах валяются, их собирают в кучи и жгут по ночам!
– Это слухи, не волнуйся, – уже не так твердо возразила молодая женщина, – мы будем осторожны.
– И рейсовый автобус только во вторник, – бабушка сделала еще одну попытку остановить взрослую дочь.
– Мы на попутке доберемся! – Зинаида застегнула чемодан, подошла к взволнованной матери и трогательно обняла ее. – Я тебе телеграмму пришлю, не переживай!
К вечеру пришла Валя со своей младшей сестрой попрощаться с подружкой.
– Приезжай еще! – тихо проговорила Валюша, подавая авоську с красными яблоками. – Это вам на дорожку.
– Приеду, – улыбнулась Дашка и добавила, – на зимние каникулы.
Рано утром в понедельник мама повесила дочке маленькую детскую сумочку через плечо, как у почтальона, а сама прихватила тяжелую авоську с продуктами и чемодан.
Пройдя через молодой лесок, разросшийся на краю села, они вышли на шоссе. Несколько редких машин стремительно пронеслись мимо, не отреагировав на вытянутую мамину руку. Утро незаметно сменялось знойным полуднем. Утомленная Дашка в обнимку с любимой куклой понуро уселась на чемодан, а мама, прикрывая глаза ладонью, будто козырьком, вглядывалась вдаль. Неожиданно, противно скрипнув тормозами, рядом с ними остановился старый грузовик. Немолодой шофер, высунувшись из кабинки, крикнул:
– Вам куда, девчата?
– До города, – мама с надеждой посмотрела на водителя.
– Влезайте, – кивнул тот.
Мама ловко подсадила Дашу на пассажирское сиденье, под ноги поставила чемоданчик и забралась сама.
– Не боитесь ехать туда? – он кивнул на девочку и участливо добавил. – С ребенком.
– А куда деваться, – мама грустно вздохнула, – там дом, работа…
Мужчина понимающе покачал головой. Дашка достала из сумочки яблоко и протянула водителю:
– Угощайтесь!
– Спасибо, дочка! – он взял спелый плод и вновь обратился к молодой женщине, – а вы в курсе, что в городе из-за эпидемии холеры объявлен карантин?
– Нет, про карантин не слышала, – мама съежилась от этой новости и тихо спросила, – значит, нас не пропустят?
– Со мной пропустят, – усмехнулся тот, поправив съехавшую на бок кепку, – я везу лекарственные препараты в больницу, а сопровождающая врач отстала, – и добавил учтиво, – проблемы у нее семейные. Так что вам, дамочка, повезло: попробуем проехать по ее пропуску!
– Спасибо, – настороженно проговорила мама, прижав дочку еще сильнее к себе, – а вы там давно были?
– Недавно. Два дня назад выезжал за грузом, – оживленно ответил словоохотливый мужчина, – и откуда взялась эта зараза? – задал он риторический вопрос и мотнул головой.
– И что, в городе, действительно, умирают от холеры?
– Умирают, – вздохнул он и добавил, – все больницы переполнены! Да и не только больницы. Я слышал, что интернаты, школы и даже дома культуры переоборудовали в госпитали!
– Да что вы? – ахнула Зинаида.
– А из-за карантина люди не могут выехать даже в отпуск, – он кивнул на девочку, – а дети в пионерские лагеря.
– Надо же, – женщина вздохнула.
– Смотрите-смотрите, вертолет! – Дашка радостно показала пальцем в небо, выглянув из окошка.
Водитель и мама тут же посмотрели вверх.
– Да, летают по степи вертолеты и высматривают «беглецов», – мужчина покачал головой, – а на Волге катера контролируют.
– Кого они контролируют? – испуганно спросила женщина и еще раз с опаской посмотрела верх.
– Людей, – водитель взял папироску и прикурил, – многие застряли здесь: кто в отпуске, кто по делам приезжал. Лето же! – он пожал плечами. – А теперь можно покинуть область только после того, как пройдешь карантин, а это, считай, дней семь, а то и больше. Вот народ и пытается сбежать отсюда: кто на лодке, кто на попутке…
– И их ловят и наказывают? – с волнением предположила Зинаида и бросила напряженный взор на собеседника.
– Ловят и в больницу кладут! – усмехнулся тот и выпустил изо рта дым в открытое окошко.
На въезде в город стоял шлагбаум. Машина остановилась, к ней подошел молоденький сержант. Он ловко подскочил на ступеньку и заглянул в окно кабинки.
– Документы! – строго произнес он и покосился на пассажирку.
– Вот, пожалуйста, – вежливо произнес шофер и подал несколько помятых листов военному, – я в больницу лекарства везу.
– А женщина? – сержант опять перевел взгляд на Зинаиду.
– Это сопровождающая, – мужчина махнул рукой на бумаги и уточнил, – она – врач. Там все прописано.
После тщательной проверки, грузовик медленно двинулся мимо оцепления, состоящего из солдат с автоматами с обеих сторон. Зинаида испуганно смотрела по сторонам, крепко держа дочку за руку. Девочка тоже прильнула к матери, озираясь на военных. Было что-то пугающее в этом молчаливом вооруженном коридоре.
Рядом с областной больницей водитель остановил машину и кивнул попутчицам.
– Ну, вот, я уже приехал, – он пожал плечами и виновато улыбнулся, – а вы уж дальше – сами как-нибудь!
– Спасибо вам, – Зинаида спрыгнула на асфальт и аккуратно спустила дочку, – берегите себя! – махнула она водителю на прощанье.
– И вам не хворать, – усмехнулся он ей в ответ и завел шумный двигатель.
Грузовик медленно поехал к воротам больницы, а мама и дочка отправились пешком домой. Предположения бабушки, что на улицах валяются трупы, не подтвердилось. В городе было все, как обычно. Только меньше прохожих, и на парадной двери висело объявление, о том, что всем жильцам нужно обратиться в поликлинику и сдать анализы.
Поднявшись на третий этаж старого кирпичного дома, мама достала ключи и устало сунула их в замочную скважину. Дашка повела носом:
– Чем так воняет?
– Хлоркой, – грустно ответила мама.
Папа вернулся поздно, обрадовался возвращению Дашки и прочитал ей лекцию о том, как важно чисто мыть руки и все фрукты, не есть ничего на улице и пока не ходить в гости.
– Даже к Тане? – удивилась девочка, имея в виду свою одноклассницу, живущую в соседнем подъезде.
– Да, – твердо ответил папа.
Ночью засыпая, она слышала, как он прошептал маме:
– У нас на работе двоих госпитализировали с желудочно-кишечным отравлением. Начальник отдела сбыта, Аркадий Петрович, позвонил на работу уже из больницы, – папа тяжело вздохнул, – он сообщил, что лежит в коридоре: все палаты переполнены! Пичкают лекарствами, ставят капельницы. Везде духота страшная и вонь от хлорки.
– Ужас! – прошептала мама.
– Поэтому, Зинаида, я тебя очень прошу: все тщательно дезинфицируй и промывай кипятком! В аптечке – лекарства, я вчера подкупил. Если у тебя или Даши появятся признаки отравления – сразу пейте марганцовку и тетрациклин. А «Скорую» – не вызывай! Врачи разбираться не будут – на месяц упекут в больницу. У них такой приказ!
Но не прошло и недели после Дашкиного возвращения из деревни, как у мамы началась рвота. Когда папа пришел на обед, она, сгорбившись, сидела над тазом, обхватив голову руками.
– Володя, думаешь, у меня холера? – мама медленно подняла бледное лицо и всхлипнула.
– Зина, ты марганцовку пила? – сердито сдвинув брови, папа погладил ее по голове.
Женщина кивнула головой и вытерла махровым полотенцем лицо.
– И марганцовку, и все таблетки от отравления, – она кивнула в сторону аптечки, – даже антибиотики на всякий случай.
– Ну, если к вечеру не пройдет, будем вызывать «Скорую помощь», – после короткой паузы, сообщил папа и посмотрел на дочь, – Дашуля, а ты как себя чувствуешь?
– А у меня ничего не болит, – пожала плечами девочка и с тревогой глянула на маму.
Но уже после обеда Зинаида себя почувствовала лучше. Потом оказалось, что родители паниковали зря: у нее была не холера и даже не кишечное отравление. Просто скоро, как торжественно сказал папа, будет в семье пополнение. Мамины страхи быстро исчезли и рвотные потуги тоже. После работы она радостно садилась за швейную машинку и строчила пеленки и крохотные распашонки.
А в апреле появилась Ирина – маленькая хорошенькая девочка, которую Дашка полюбила всей душой. Когда принесли драгоценный сверток из роддома, родители, развернув байковое одеяльце и кружевную накидку, склонились над ребенком. Они почему-то стали сосредоточенно считать пальчики. Потом папа засмеялся:
– Все на месте! – и спросил у старшей дочери. – Правда, наша Иринка – красавица?
Дашка энергично закивала и тоже, на всякий случай, незаметно пересчитала крохотные пальчики.
Теперь она бегом возвращалась из школы, чтобы понянчить сестренку, сбегать для нее за молоком и кефиром в Детскую кухню, приготовить вместе с мамой ванночку с кипяченой водой и спеть песенку перед сном. Когда стало тепло, она с гордостью катала коляску по двору на зависть своим ровесникам. Правда, некоторым она разрешала подержаться за бортик или идти рядом. Ирочка была маленькая и бледная девочка с огромными синими глазами. У нее были длинные реснички и темные волнистые волосики, которые выглядывали из-под кружевных оборок тонкой трикотажной шапочки. Она иногда мило улыбалась и трогательно протягивала тонкие ручки навстречу Дашке. От этих движений сердце юной «няни» готово было вырваться из груди – так она была счастлива. А спустя полгода к ним домой зачастила седовласая женщина – участковый педиатр. Из разговоров взрослых Дашка поняла, что у Ирочки – врожденный порок сердца. Врач приходила и подолгу «слушала» сердцебиение маленькой девочки, печально качая головой. Даша не знала, что это за болезнь, но понимала, что это очень плохо. Однажды после такого визита, она расплакалась от страха за сестренку, но мама успокоила старшую дочь:
