Читать книгу: «Мертвая звезда», страница 3

6

Таинство старения, тот процесс, что обычно происходит годами, десятилетиями, сконцентрированный в два часа времени, – зрелище это завораживало так, что невозможно было оторвать глаз. Кожа растягивалась как резина, и на нее губкой наносился белый состав, похожий по виду на обычный клей ПВА, затем подсушивался феном, и так три-четыре раза. Над этим сложным процессом трудились сразу два гримера, парень и девушка, пока один намазывал, другой сушил, и так далее.

Когда Марта и два ее спутника заглянули в трейлер, то видели, что на кресле еще сидел молодой человек, которого они сразу узнали, ведь над его изображением вздыхают украдкой миллионы домохозяек по всей стране. А через час он превратился в дряхлого старика, с лицом, как печеное яблоко, и только глаза, ясные и яркие, выдавали его настоящий возраст. Но это тоже быстро исправили, вставив ему мутные линзы. Затем добавили на сморщенную кожу пигментных пятен – и вот, перед глазами Марты предстал настоящий дряхлый дед, в чертах которого едва-едва улавливалось сходство с тем модным актером. Старикан легко встал и неожиданно улыбнулся ослепительной улыбкой своему отражению в многочисленных зеркалах, девушка-гример отреагировала мгновенно:

– Фторлак.

Таким тоном обычно говорят доктора в старых фильмах во время операции: скальпель, зажим, отсос. Лучезарная улыбка померкла под слоем желтой гадости, которой замазали зубы.

– Рустам, руки сам сделаешь, я отойду на десять минут.

Гримерша махнула рукой гостье, мол, пойдем, и направилась к выходу. За дверью на улице их ждали продюсер и детектив.

– Маш, сколько у тебя времени?

– Десять минут.

– Давайте тогда в моей машине поговорим. До тебя еще полиция не добралась?

– Пока нет.

Узкая улочка была плотно заставлена специализированными киносъемочными машинами, одна из которых громко гудела, а другая светилась так, что пасмурный осенний день превращала в солнечный летний. Кругом по асфальту змеились толстые кабели с руку толщиной. Небольшими группами курили люди в костюмах прошлого века. Марте очень хотелось посмотреть на съемку – в отличие от своих спутников, она это видела впервые, но они приехали не за этим.

С разрешения гримерши Гафер включил диктофон, чтобы ничего не пропустить мимо ушей.

– Игорь, я не понимаю, о чем ты меня собираешь спрашивать, ты ведь сам больше меня знаешь.

– Маш, мы никогда не обсуждали личную жизнь, если она не мешала карьере. А вы – женщины болтаете об этом постоянно. Может, Цветана рассказывала про свои отношения с кем-то, с мужчинами… или с женщинами, может, какие-то конфликты.

– Она не была склонна к разговорам по душам, даже пьяная.

– Может, ей кто-то нравился? Или, наоборот, бесил? Ничего не говорила?

– Послушай, у тебя превратное представление о женской болтовне, – усмехнулась Маша. -Это как дамская сумочка: там всегда такой бардак, и разобрать, что важное, а что только в мусорку, практически невозможно. Для женщины сказать: «какая аппетитная попка» или «симпатичная мордаха» – это ничего не значит, это только слова. А потом, я всего и не упомню… Но точно знаю, мы никого не обсуждали дважды. Я бы запомнила.

– Что, совсем ничего не рассказывала?

– Мы гораздо больше говорили о всякой ерунде – о косметике, о чудесных эликсирах для молодости кожи, о хороших массажистах, иногда о вкусной еде… Вот недавно она вдруг вспомнила, как они вместе с бабушкой солили арбузы, а я даже не знала, что их солят.

– Что-нибудь еще вспоминала из прошлого? Или про родню?

– Сейчас не припомню. Если всплывет что-то, обязательно скажу. Ты лучше у Анжелы узнай – они больше секретничали, потому что ближе по возрасту, и вообще…

«Да, пока тебе двадцать пять, кажется, что тридцать семь – это запредельная древность. Не успеешь оглянуться, голубушка, а тебе уже сорок три» – подумала Марта. Игорь достал из подлокотника крошечный термос и налил Маше кофе, чудесный аромат которого наполнил салон, но юная гримерша испортила его, закурив сигарету.

– Цветана говорила, что впервые попробовала вкус кофе только после окончания школы, у них в семье не принято было его пить. Дикость какая… Интересно, что они потребляли дома? – выпуская дым, проговорила она.

– А Анжела сейчас где работает? – спросил Игорь.

– В Ярославле, что-то криминальное.

– Ну, спасибо. Если что вспомнишь, звони обязательно.

Девица докурила, допила и отправилась восвояси расхлябанной походкой, а Звездунов завел мотор.

– Игорь, мне неловко тебя просить, но, возможно, больше не будет такого случая.

– Ты о чем, Марта?

– Покажи мне, пожалуйста, съемочную площадку.

Атмосфера исключительности здесь ощущалась кожей, она начиналась от края освещенной территории, где на высоких штативах были подвешены огромные лампы. Как только они попали в «круг света», каждый обращал на них внимание – не чужаки ли нарушают покой священного места?

– Сколько вам нужно времени? – спросил Павел. – Я хочу проведать своих.

– Паш, мы недолго, пойдем глянем и домой, да, Марта?

Парень с рацией в руках ринулся им наперерез, у Марты появилось желание ретироваться, но было поздно.

– Вы к кому?

– Да мы ни к кому, так, посмотреть, – по-свойски сказал Игорь.

– Здесь нельзя находиться посторонним.

– Мы не посторонние – мы свои.

Парень с сомнением посмотрел на продюсера.

– Мы поздороваемся, глянем и уйдем, – заверил его Звездунов.

– Я не могу вас пропустить, меня уволят.

– Ну, хорошо, кто у вас второй режиссер?

– Регина.

– Молодцова? Прекрасно. Передай ей по рации, что к ней Звездунов с друзьями.

Парень передал по рации, как ему сказали, и женский голос велел пропустить их.

– Сейчас у вас съемки или репетиция? – уточнил Игорь.

– Репетиция. Проходите, второй этаж.

Они зашли в деревянный дом, пахнущий подвалом, удивительно, как такие сохранились в современном городе, словно специально оставленные нетронутыми для ретро-съемок. По всему пути их следования туда-сюда сновали люди. Что они делали, было непонятно, но создавали вокруг вихревые потоки. Некоторые здоровались с Игорем, он отвечал автоматически, не вглядываясь в лица: привет, привет. Вот они достигли эпицентра. Как и в урагане, здесь было затишье, лишь из одной двери, распахнутой в коридор, лился как будто солнечный свет. Туда никто не заходил. Из темного проема соседней двери вышла хрупкая женщина.

– Игорек, какими судьбами? – она чмокнула его в щеку. – Я соболезную тебе, крепись. Говорят, это ты ее нашел?

Звездунов кивнул на Марту:

– Мы вместе обнаружили. Это Марта. Можно ей пару минут на репетицию посмотреть?

– Ну, конечно, только умоляю – без звука, ты ведь знаешь Вадика, он может впасть в истерику в любой момент.

Регина мягко взяла Марту за плечи и отвела к проему двери, из которой лился яркий свет, прислонила ее к стене так, чтобы было видно, что происходит внутри, приложила палец к губам и ушла. В комнате, обставленной старинной мебелью, под большим абажуром с кистями сидели двое: уже знакомый фальшивый дед, но теперь одетый в холщовую рубаху, и второй, видимо режиссер, с круглым лицом и поросячьими глазками.

Очень хотелось услышать, о чем говорят эти двое, но они говорили очень тихо. Руки режиссера постоянно двигались, дополняя мимику, небольшие глазки буравили малоподвижное из-за грима лицо актера: дошло ли до него, проняло ли. Тут боковое зрение Марты зафиксировало какое-то движение и что-то большое перекрыло осветительный прибор, стоящий в коридоре

– Это что такое?! – в полной тишине хрипатый голос прозвучал, как иерихонская труба, в радиусе пятидесяти метров содрогнулись все. Затем из того же источника последовала целая очередь витиеватой брани. Марта испуганно посмотрела вправо, фигура, перекрывшая свет, была огромной и угловатой. Режиссер тоже отреагировал на брань и гаркнул так, что содрогнулись и стены.

– Лиля, пошла вон!

– Но, Вадим Сергеевич, тут посторонние…

– Лиля, повторяю, пошла вон! Мне не мешают посторонние, мне мешаешь ты!

Женщина-шкаф шумно покинула коридор, но режиссеру уже не удалось вернуться к доверительной беседе, и он объявил репетицию с камерами. Звездунов забрал Марту со съемочной передовой от греха подальше, и они вышли на улицу. Там, окруженная курящими эпизодниками, хлюпала носом женщина-глыба. Она действительно была огромной, рост – под два метра, с фигурой – как в старом анекдоте: 120-120-120, где талию будем делать? Женщины после сорока, имеющие подобную фигуру, почти все напоминают Фрекен Бок, даже если у них новомодная прическа с выбритыми висками и широченные шаровары, вот такой парадокс.

– Я больше на площадку ни ногой, пусть без меня обходятся! И главное – за что?!

Тут она заметила причину своих неприятностей и двинулась на Марту. Но Игорь вовремя выступил вперед. Женщина-богатырь, увидев его, изменилась в лице:

– А-а, Игорек, привет-привет! Какими судьбами к нам?

Они трижды облобызались, как члены одной секты. Эти постоянные поцелуи всех со всеми были как пропуск в этот закрытый мир и как бы говорили: ты наш, проходи.

– Когда похороны? Я приду.

– Как только разрешат, я всем позвоню. Обязательно.

– Это такое горе, – сокрушенно произнесла она. – А Гвидо ты позвонил?

– Кто такой Гвидо? – насторожился Звездунов.

На лице Лили промелькнуло удивление и секундное замешательство, говорить ли правду, и выдала:

– Ее итальянский ухажер. Неужели ты ничего не знал?

Марта заметила, как по лицу Игоря прокатилась волна болезненных эмоций, но он быстро взял себя в руки.

– Я не лез в ее личную жизнь, у нас был такой уговор.

Лиля понимающе покивала, но было ясно, что своими соображениями по этому поводу она обязательно поделится со всеми желающими. От этого тягостного разговора их спас Гафер, он вынырнул из-под какой-то сложной конструкции и, заявив, что им пора, увел их из этой сладкой ловушки.

7

Что-то здесь должно быть. Павел прокручивал туда-сюда отснятый Мартой ролик. Все, кроме последней минуты, – смотреть на то, как продюсер откидывает голову убитой, открывая ее страшное в своей отстраненности лицо, больше не было сил. Где-то здесь должна быть зацепка, просто обязана быть.

Согласно результатам экспертизы, отпечатки пальцев, найденные в квартире, располагались странно: отсутствуют какие-либо следы на втором бокале, на дверных ручках, на пульте телевизора, в ванной комнате все было тщательно стерто, но зато на кухне отпечатков полно. Не были в квартире обнаружены ни компьютер, ни мобильный телефон убитой, зато ни драгоценности, ни деньги тронуты не были. Хотя меркантильный интерес все равно исключать не стоит, ведь еще может обнаружиться завещание. Как говорит Марта, шкурный интерес объясняет политес.

Возможно, это было самой большой ошибкой – влезать в дело с убийством. Надо было довольствоваться розыском собак и выслеживанием неверных жен, это и дилетанту под силу. Конечно, было искушение взять что-то посложнее и, как в книгах, продвигаться от зернышка к зернышку, рассыпанным преступником и – тадам… лавры и почет у тебя в кармане. А что получается в реальности? Есть убийство, оно выглядит странно, все эти приклеенные веки и истерзанные цветы о чем-то говорят, но убейте – непонятно, о чем.

И хотя потерпевшая была публичной личностью, у всех на виду, но о ней толком ничего неизвестно, ни кто она, ни откуда. Полиция послала запрос в Темрюкский район Краснодарского края, где на хуторе Соленый вроде бы проживала ранее гражданка Денисова Светлана Анатольевна. И надо бы съездить туда, расспросить свидетелей. Но тут нарисовался какой-то Гвидо, житель итальянского Турина, о котором вообще нет никакой достоверной информации. О том, что у Цветаны якобы была связь с итальянцем, знают единицы, в том числе самый недостоверный источник информации – Лиля, ядовитый распространитель сплетен. И куда бежать непонятно, то ли рвануть на хутор Соленый, то ли лететь в прекрасный Турин, где искать иголку в стоге сена, так как фамилия Гвидо то ли Гаэтано, то ли Песталоцы, и как это пишется по-итальянски, тоже загадка.

Павел попробовал просеять возможные варианты в социальных сетях, но после восьмичасовых поисков потерял надежду и сбился со счета. В итоге ни одной версии, ни одного подозреваемого, только растущая неуверенность в собственных силах. А как в детективах все всегда гладко: если персонаж появляется на страницах книги, значит, он точно имеет отношение к убийству – не будет же автор зазря бумагу марать. А тут, как на станции метро Комсомольская в час пик, – народу тысячи, все одновременно движутся в разных направлениях, попробуй вычисли нужного человека.

На него позавчера на съемочной площадке вдруг нахлынула такая ностальгия, что хоть все бросай и возвращайся. Павел уже три месяца как расстался с друзьями. Может, зря он так резко все поменял, возомнив себя детективом?

В течение семи лет обычный рабочий день начинался в пять часов утра, когда весь город еще спит, а ты едешь в такси по еще пустому городу и видишь, как светлеет восток, и чувствуешь себя гонцом, предвещающим восход светила. А на базе тебя уже ждут ребята, такие же, как ты, молодые и ловкие, готовые всегда прийти на выручку. Этого, конечно, не хватает, соленых шуточек, легкого флирта с девчонками без отрыва от производства, надежно прикрытого тыла. В стае было комфортнее – всегда кто-то готов подставить плечо, выручить подменой или деньгами. А теперь он одиночка, это точка – как срифмовала бы Марта.

Надо было признаться, эта миниатюрная шустрая женщина притягивает его как магнит, но в этом влечении отсутствует сексуальная составляющая, совсем. Есть в ней что-то теплое, родное и надежное, с ней можно отправиться на необитаемый остров и быть уверенным, что она придумает, как спастись и не умереть с голоду… и в обиду не даст.

Марта совсем не удивилась позднему визиту, в последнее время она чувствовала себя на передовой, и ей это нравилось, жизнь так и кипела вокруг. А повышенная активность требовала усиленного питания, она снова стала готовить в больших кастрюлях.

– О, чем это так дивно пахнет? – Павел засосал носом целый кубометр воздуха.

– Сегодня в меню тушеные говяжьи ребрышки и овощное рагу. Годится?

– Я вообще-то не голоден… – соврал он.

– Тогда до свидания, – махнула рукой в сторону двери Марта.

– Я пошутил.

– Ну так мой руки.

Когда человек голодный, он энергичен и легок на подъем, а когда сыт, он склонен к неспешному философствованию. После ребрышек Павел неожиданно для себя ударился в воспоминания о безмятежном детстве.

– А моя мама тушила куриные желудки и почему-то называла их ласково «пупочки», – в голосе Гафера появились непривычные мечтательные нотки, – мы их очень любили.

– Я тоже их люблю, раньше часто готовила…

– У вас, королева, наверное, был пухлый муженек?

– Не будем об этом, – отрезала Марта.

– Хорошо. Я, собственно, пришел поделиться сплетнями и обсудить кое-что.

– Выкладывай.

И Гафер поведал ей все, что добыл за час пребывания в родной стихии. Узнав, что он занимается этим делом, каждый считал своим долгом поделиться информацией. Доброжелатели сообщили о романе Цветаны с известным, но глубоко женатым актером М. Роман был бурным и быстротечным. Жена актера М. густо поливала грязью соперницу в соцсетях и блогах, утверждая, что у нее есть тщательно скрываемые физические недостатки, такие как целлюлит. Другой источник уверял, что видел совсем не безобидный поцелуй актрисы и «хлопушки», известной своей нетрадиционной любовью к себе подобным.

Очарованная пребыванием в творческой атмосфере съемочной площадки, Марта пришла в ужас от гнилостных процессов, скрывавшихся в этой снобской среде. Болото, вот на что это было похоже. Так посмотришь со стороны, вроде зелень, цветет, благоухает, а стоит оступиться, и брызги зловонной жижи испачкают не только одежду, но и душу, а могут даже затянуть на самое дно. Павел заметил глубокое разочарование на лице Марты, еще один кумир был свергнут с пьедестала.

– Все-таки странно, что у нашей звезды ни одной серьезной связи, – задумчиво произнесла она, – ни одного длительного романа, будто она и не женщина вовсе, а киборг.

– Она же замужем была, – возразил Павел.

– Да, точно, я и забыла. А кто был ее муж, ты знаешь?

– Вячеслав Ревзин, шестнадцать лет назад был фотографом, сейчас риелтор. Живет в Питере, женат, трое детей. Я разговаривал с ним по телефону, он сказал: их брак был ошибкой молодости, и все.

– Это и понятно, у него давно другая жизнь, в другом городе, с другой женой и профессией. Разрушенный брак – это всегда трагедия, иногда маленькая, иногда огромная. Люди не любят вспоминать свои неудачи. А ты хотел, чтобы он по телефону незнакомому человеку выложил тайны Светланы Денисовой?

– Так это было сто лет назад.

– Паш, тебе сколько лет, двадцать пять?

– Двадцать семь.

– Ну-у, это существенная разница, – рассмеялась Марта. – Ты, судя по всему, ни разу в жизни не бросался в омут с головой.

– Зачем?

Объяснять человеку, ни разу не попадавшему под гидравлический пресс любви, сложно и бесполезно, что сильные чувства меняют все вокруг до неузнаваемости, что в горниле страсти подлость и подвиг равнозначны и являются лишь средствами достижения желаемого.

– Я надеюсь, ты узнаешь это когда-нибудь, оно того стоит. Извини, я отвлеклась. С ним надо поговорить лично. Может, у нее были какие-нибудь физические недостатки или болезни, что заставляло ее избегать мужчин.

– И я о том же. Марточка, дорогая… – Павел осекся и продолжал в шутливом тоне: – О, простите меня, королева, я не достоин…

– Брось фиглярствовать, шут.

– Я разрываюсь. Не знаю, куда бежать, с чего начать? Или в Питер лететь, или на хутор Соленый, откуда Светлана родом, – Паша упорно давил на жалость, – или здесь сплетни проверять. Помогите, королева.

– Хутор Соленый? – заинтересовалась Марта, – а кто там живет из ее родных?

– Ничего не знаю. Ответ на официальный запрос еще не получен.

– Это далеко?

– Темрюкский район Краснодарского края, недалеко от Азовского моря.

Паша наблюдал, как Марта в глубокой задумчивости ставит чайную чашку в холодильник, но промолчал, боясь спугнуть ее мысли.

– Я думаю, тебе нужно начинать с фундамента, то есть с детства. Очень часто у мести глубокие корни. Ты чай будешь?

– Буду. А следствие считает, что причиной убийства может быть профессиональная ревность или зависть. На это их натолкнули приклеенные веки, мол, смотри свои сериалы, они ужасны. Они сейчас перетряхивают киношников.

– Очень хорошо, – обрадовалась Марта, – ни к чему нам друг другу на пятки наступать. Они пусть там копают, а мы перетряхнем прошлое. Поезжай на хутор Соленый, поинтересуйся, какой была наша звезда раньше, поспрашивай всех соседей, одноклассников, учителей. Узнай, как она ладила со сверстниками…

– Э-э.

– Если хочешь, составлю тебе список примерных вопросов. Хочешь?

– Хочу, чтобы вы, светлейшая голова этого дрянного мегаполиса, поехали со мной, – Паша говорил быстро, боясь, что его прервут, – я оплачу дорогу, проживание, питание.

– Ты чего? – не очень уверенно проговорила Марта. – Я же работаю.

– Мы уложимся за два дня выходных. Я на это надеюсь.

Стоило всего на мгновение позволить себе подумать о том, что это возможно, как в тесную каморку бытия ворвался свежий ветер странствий. Он смахнул пыль оседлости, разбудив древний ген кочевников, дух захватило от открывшихся внутреннему взору неведомых уголков дальних стран – она так давно никуда не ездила дальше родительской дачи. Павел видел на подвижном лице Марты, как она продвигается в своем сознании от отрицания к согласию.

– Марта, ради того, чтобы вы согласились, я готов на все.

– Даже так? – озорные искорки плясали в глазах консьержки, – прямо на все?

Молодой детектив на минуту задумался, а что ему, собственно говоря, терять?

– На все.

– Я хочу, – Марта сделала интригующую паузу, – чтобы ты сменил прическу.

8

Пацан сказал, пацан сделал, только теперь ныкался по углам, как нашкодивший щенок. Пришлось Марте даже уступить ему место у иллюминатора, чтобы рана быстрее зажила. Ну, подумаешь, волосы не зубы же, вырастут. Немного коротковаты, правда, получились – теперь Паша был похож на новобранца и так же был не уверен в себе.

– Я как голый.

Марта рассмеялась счастливым смехом, сегодня для нее все было прекрасно, и поездка на такси в аэропорт – уже маленькое путешествие, и завтрак в кафе перед вылетом, регистрация и досмотр, все вызывало любопытство и хихиканье. Ей трудно было объяснить Павлу, так привязанному к своему тщательно выверенному образу, что волосы, тем более чужие, вообще не потеря, а так, смена имиджа.

– Перестань дуться, будь мужчиной, – Марта стала говорить мягко, – это сложно, но взрослеть надо. Выбранный тобой образ должен показывать миру, что ты неординарная личность, правильно я поняла? Так вот, все давно привыкли, что изощренность формы отнюдь не соответствует богатству содержания, скорее наоборот, это вызывает интерес лишь у неуравновешенных, глубоко закомплексованных особ. Вот скажи, какими были твои последние романы? Среди твоих девушек была хоть одна, по которой ты скучаешь до сих пор?

Паша оторвал глаза от иллюминатора и наконец посмотрел своей спутнице в лицо.

– Мне как-то не везло с девушками… – с горечью проговорил он.

– Вот видишь, а сейчас если ты поглядишь выше моего левого плеча, то увидишь симпатичную брюнетку в бирюзовом, которая не сводит с тебя глаз с самой посадки в самолет.

Девушка действительно была симпатичная, и Паша растаял.

– И как вы все замечаете?

– Потому что «мы» внимательные.

С первым глотком теплого воздуха Марта ощутила себя перелетной птицей, добравшейся наконец на юг. Солнце светило ярко, но уже не жарко, ведь был конец октября. После утреннего дождя со снегом в Москве тело, почувствовав тепло, вело себя как пластиковая бутылка с замерзшей водой, покряхтывало, поскрипывало, медленно избавляясь от скукоженности. В аэропорту Анапы путешественники забрали предварительно заказанную Павлом машину. Маленькая желтенькая KIA RIO так нагрелась на солнце, что пришлось подождать с открытыми дверцами несколько минут, прежде чем трогаться в путь.

– Гафер, а ты водить-то умеешь? – хитро прищурила глаза Марта, – у тебя же нет машины.

– Не дрейфьте, королева, права же у меня есть!

– Не вижу логики. У меня, например, есть словарь немецкого языка, но это же не значит, что я умею шпрехать на этом языке.

– Я практиковался, – Паша размашистым жестом достал из нагрудного кармана зеркальные пижонские очки, – много раз брал машину в аренду. Думаю, с этой малюткой я справлюсь. Да и здесь проще, чем в Москве.

– Это да, – согласилась с ним Марта, – кстати, у меня тоже есть права, но водить я не умею.

– Почему? – искренне удивился Гафер.

– Давно это было, училась, сдала экзамены, с тех пор не ездила.

– Хотите попробовать?

– Нет, ты что! Я боюсь.

– А-а, – с сомнением произнес Паша и уткнулся в телефон, – так, сначала махнем в Темрюк, заберем ключи от квартиры, бросим вещи, а потом на хутор.

– А пообедать?

– Там в городе и пообедаем. Думаю, на хуторе будет негде.

Проблем не возникло – Паша управлял машиной осторожно и не торопясь. Солнце следило за ними непрестанно, заглядывая то справа, то слева. Небо было в дымке. Порыжелая листва еще боролась с наступлением зимы, но эта битва будет проиграна при первых же порывах сильного ветра. Вдоль дороги мелькали посадки фруктовых деревьев и виноградников, но основное пространство было плоским как стол, заросшим тростником и выгоревшей травой.

– Я не видела Азовского моря, а ты? – глядя в боковое окно мечтательно произнесла Марта.

– Я и Черного не видел. Зато я видел Средиземное! И Индийский океан!

– Везунчик. Я – только Балтийское и Черное. А ты видел акул?

– Маленьких – да. Но я забыл про Красное! Вот там красивые рыбки, тебе… о, извините – вам бы понравилось.

Как же приятно было ехать куда хочешь, смотреть по сторонам и не ежиться от холода. Городок оказался зеленым и тихим, арендованная квартирка была похожа на квартиру Марты, только побольше. Хозяйка любезно рассказала, где можно поесть без вреда для здоровья, и предложила домашнюю еду за отдельную плату. Они согласились, но сегодня решили пообедать в людном месте.

Плотно подкрепившись, они направились на хутор по той дороге, которая пролегала вдоль моря, если верить навигатору. В какой-то момент одноэтажные дома с одной стороны дороги закончились и показалось море, синее со стальным отливом, оно не выглядело дружелюбным. Останавливаться не стали – время близилось к вечеру, а они еще ничего не успели узнать.

Все три улицы хутора Соленый были расположены параллельно и соединялись небольшими переулками, домики в основном были аккуратные, палисадники ухоженные. На центральной улице находилась администрация, где путешественники решили получить первоначальную информацию, но там было закрыто.

Беспроигрышный вариант в поисках живых душ – посетить магазин, что они и сделали. Одноэтажное неказистое здание с вывеской «Продукты» располагалось как раз напротив администрации. Сначала показалось, что за скрипучей дверью никого нет, в помещении царил полумрак, верхний свет не горел, только подсветка единственной холодильной витрины. Из-за нее выглянула голова девочки-подростка лет четырнадцати.

– Привет, – дружелюбно проговорил Павел, – ты здесь одна?

– Здравствуйте, мама пошла покормить кур, скоро вернется.

Девочка покинула свое убежище и включила верхний свет.

– Если вы хотите что-то купить, я могу продать, – заверила она незнакомцев, – не обязательно ждать маму.

Марта стала рассматривать нехитрый ассортимент: крупы, макароны, консервы.

– Тебя как зовут?

– Марина.

– Мариночка, у тебя есть что-нибудь к чаю?

Девочка стала выкладывать на прилавок нехитрый ассортимент сельмага: жевательные конфеты, пакет с печеньем, большей частью выпавшим в осадок, пачку подтаявшей халвы, две подозрительные плитки местного шоколада, упаковку сушек с маком.

– Не густо.

– Есть еще мед с пасеки, разливной.

– Вот, это давай, – обрадовалась Марта. – Банка есть?

Девочка очень старалась выглядеть деловито, по-взрослому. Она достала несколько стеклянных банок на выбор, с трудом подняла с пола десятилитровое пластиковое ведро.

– Мариночка, а твоя семья на хуторе давно живет?

– Уже пятнадцать лет, я здесь родилась. Мои родители приехали с Ростова. У нас там бабушка.

– Ага, понятно, – задумчиво произнесла Марта, – а ты знаешь, кто здесь всегда жил?

– Знаю. Тетя Люся, соседка наша. Еще Поливановы…

– Подскажешь, где они живут?

К вечеру солнце растеряло все свое тепло, и Марта захватила из машины куртку, в которой прилетела, и они направились к тете Люсе.

Еще в самолете они с Пашей договорились представляться журналистами, чтобы объяснить свой интерес к детству знаменитости. Ведь на хуторе могли и не знать, что Светланы Денисовой больше нет в живых. По придуманной легенде, они представляли молодежный журнал «Рашн старз».

С первого взгляда было понятно, тетя Люся тертый калач. Она совсем не удивилась их приходу, словно каждый день хутор Соленый посещают представители центральных СМИ, обычное дело. Ее аккуратный домик, сложенный из ракушечника, был весь увит виноградом, в тени которого было приятно посидеть за чашкой чая знойным летом. По тому, с каким хладнокровием эта медноволосая Валькирия рубит один кочан капусты за другим, стало ясно: с ней будет непросто. На пафосное представление псевдожурналистов она не купилась, сказав:

– Тю! Шо, в столице враки закончились, вы к нам прибыли за новыми?

– Ну почему же… – попытался возразить Гафер.

– Для того, чтобы врать, можно не вставать с дивана, – пришла ему на помощь Марта. – Нам нужна правда.

Тетя Люся оценивающим взглядом окинула Марту сверху донизу, словно измеряя ее рост, и только потом бросила на стол свой угрожающего вида кухонный нож. Когда она взяла в руки трехлитровую банку со странным содержимым, Павел вопросительно посмотрел на спутницу, та улыбнулась – она знала, что это такое.

В знак уважения к столичным жителям тетка поменяла на банке старую желтоватую марлю на чистую и через нее налила две щербатые кружки. Протянула их непрошенным гостям. Кисловатый запах ударял в нос, и Паша с опасением медлил, а Марта с наслаждением мелкими глотками цедила напиток, он напомнил ей детство. У бабушки всегда была такая банка, наполненная мутноватой жидкостью с плавающей сверху слоистой медузой. Выглядело это все диковато, но довольно приятно на вкус, особенно жарким летом.

– Нас интересует уроженка вашего хутора Светлана Денисова, – стараясь быть солидным, начал Павел.

К удивлению гостей, хозяйка не сразу поняла, о ком идет речь.

– Денисова? – переспросила она. – Да, жила такая… но это давно было.

– Расскажите, пожалуйста, все, что вспомните, – попросила Марта.

– Когда я была маленькой – лет семь мне было, – Зинаида вышла замуж за Денисова. Он сам был из Керчи, плавал на сухогрузах. Через год у них родилась Светка, а еще года через три моряк распрощался с ними. Сначала Зинаида держалась, надеялась, что тот вернется, но постепенно стала попивать и опускаться. Дочь пошла в школу, а мать нашла себе собутыльников и перестала работать. Ни общественность, ни милиция не смогли ее образумить. Нормальная ведь была, работящая, но вот ведь, что горе с человеком делает. Дом их превратился в ночлежку для алкашей. Под давлением соседей Зинаида отдала девочку в школу-интернат в Темрюке, когда той было лет десять примерно. И все, мы ее больше не видели. Зинаида умерла от цирроза, ей было всего тридцать семь. Дочка на хутор не вернулась, дом так и стоит заколоченный…

– Да, печально, всего тридцать семь. А вы девочку помните? Какой она была?

– Тощая такая, вечно голодная, ее подкармливали все, моя мать тоже. Молчаливая, слова из нее не вытащишь. Только так глянет, что кровь в жилах стыла.

– Она дружила с кем-нибудь?

– Нет, одиночка она.