Читать книгу: «Исток бесчеловечности», страница 6

– Лучше вернуться, – неуверенно предложил Прово, ковыляя следом за дочерью. – Болото большое, за многие месяцы не обойдёшь. А тут его сердце.

– Вот как! – Минц глядел на своего старого товарища, будто бы ожидая, что тот крикнет: «Шутка!» – и одним махом осушит трясину, всем раздаст по бодрящему щелбану, а злодею-таракану целых два отвесит.

– Есть идеи? – спросила тихонько Бретта. – Не может же гад быть повсюду?

– Может, – поспешно возразил Прово. – Глупо недооценивать его могущество! Я все годы пытался укрыться от него…

– Что, если отворить новую дверь? – всё так же потерянно предложил Штиллер. И, видя непонимающие лица, достал «пустоту», устройство для открывания дверей под водой.

Вскоре приятели оказались перед забавной расписной аркой с воротами в половину человеческого роста в скале под лестницей. Когда Рен отворил её, прозвучал нежный мелодичный звон ярмарочной шарманки.

За игрушечной дверцей обнаружился аквамариновый сад с поющими цветами, летающими деревянными лошадками, белыми мышками в старомирских нарядах, под кружевными зонтиками. Бретте встретился неравномерно исчезающий кот, отказавшийся передать сообщение мастеру Ю. Приятели, нервно посмеиваясь, прогулялись до водоёма, где им попался на глаза усатый морской зверь с золотым моноклем, в смокинге, но без штанов – и с вилкой в крепком трёхпалом плавнике. Затем гости сбежали назад, в трясину, под колокол.

– Найдут уже потому, что такого тут никогда не было, – безапелляционно заявил Прово. – Это как ткнуть медвервольфа рогатиной в пузо и ожидать, что тот, может, и не заметит.

– Понял, понял уже, – хмуро отозвался Штиллер. Он снова выдал себя старомирскими сказками. Только глупые мечтатели интересуются далёким прошлым.

– Нет ли тут какой-нибудь бездонной ямы? Кого-нибудь большого, чтоб проглотил нас понарошку? – Бретта предлагала и более нелепые варианты. Прово качал головой, говорил коротко: «Найдёт!»

– Минц, ты же охотник! Нас какие-нибудь знакомые звери не спрячут?

– Скорее уж деревянные лошадки Штиллера, – невесело отвечал буролесец.

И, когда надежды уже не осталось, когда больше никакие идеи не приходили в голову, и отчаянье подступало к горлу, как слёзы…

7.

Они устроились в мягких креслах и допивали красное вино из лёгких бокалов. Бретта сидела за чёрным с позолотой древним роялем и нежно прикасалась пальцем к клавишам. Вдали гулко прозвенел колокол. Штиллер отложил в сторону пергамент с незнакомыми старомирскими стихами.

За дверью по торфяному лабиринту послышались чавкающие шаги.

– Спокойно, – произнёс ключник, даже не понизив голос до шёпота. – Он сюда не войдёт. Понимаете, здесь начинался путь. В этом доме Владыка Топей был человеком. Тут он принял решение, превратившее его в чудовище. Подробностей я даже знать не хочу. Ясно, что чародей не сможет столкнуться с воспоминаниями о выборе снова.

– Расскажу вам, – продолжал Штиллер, – одну старомирскую историю. Не сказку, а быль. В королевстве моих предков коренное население методично уничтожило практически всех рыжих. Серьёзно! Отделили рыжих, бросили в котёл, сварили суп и сожрали. Потом главный людоед помер, и его сотрапезников призвали к ответу. Оправдывались те разнообразно. Например, страхом перед гневом тирана-брюнета. Опасениями за будущее детей, под влиянием рыжих способных пойти по неверной дорожке. Убеждением, что волосы такого непристойного оттенка служат опознавательным знаком зла и скрытого уродства. Многие просто говорили: «Я не знал, что рыжих едят. Сам не пробовал, только свежевал и толкал в мясорубку».

Но каждый понимал, когда, в какой момент превратился в чудовище. Никому не хотелось вспоминать о своём решении выдать перекрашенного соседа. О плевке в светловолосого ребёнка. Как побил окна лавочнику, дочь которого, говорят, в прошлом году встречалась с рыжим. Мысль о том, что был человеком, а после – бесповоротно превратился в монстра, непереносима. И мои предки заперли свои воспоминания в сундуки, снесли на чердак и сожгли дома вместе с чердаками, чтобы больше не знать о прошлом.

Так что допивайте вино, друзья. Болотник сюда не войдёт.

Бледные лица обернулись к двери, пламя свечей задрожало.

Дверь не отворилась.

Вырванная страница

Пряники с корицей в декабре

Наступил этот самый вечер.

Хося намотала на голову пёстрый платок со звёздами, рыбами и ягодами, подкатала зелёные рукава, позвала мешки из-под лавки, склянки из подпола и коробочки с дальней полочки. Ни михинские гномы, ни мыши из Невера, ни мрачные горцы-элмшцы не подвели: доставили, что заказано. Даже соль Хося не позабыла купить, заглянув ещё с утра на Рыбий Базар. Она готовила в последнее время совсем без соли (из-за суставов, само собой, но и не желая провоцировать снеговиков в саду). Еремайка высыпала лучшую неверскую муку горкой на стол и принялась колдовать.

Когда стало темнеть, всепокоряющий ласковый аромат корицы и патоки наполнил холмы Приводья, пополз за опушку.

Вскоре под окном появился гость. Стукнул в стекло, старательно оттёр свои грязнющие рыбачьи сапоги за порогом, согнувшись, тихонько повесил куртку-трёхрукавку на гвоздь, присел, будто человек, и сделал вид, что задремал. Хося недовольно глянула на пришельца: воды с него уже натекло немало, пару маленьких уклеек выплеснуло из сапога под лавку. Но ничего не сказала: занята была.

Второй гость вошёл не в дверь, не в окно – влез через заслонку из подпола. Тенью скользнул в угол, затаился в ожидании. Только взгляд его чувствовался безошибочно, как острие кинжала у горла.

– Это же… Я с ним за стол не сяду! – заявил первый, привставая.

Хося погрозила ему скалкой:

– Сядешь. Сегодня ты и не с таким сядешь.

В горницу втиснулось нечто уж совершенно невобразимое, чуть не разворотив косяк, выкатило кольчатое тело, аж шагнуть некуда. Из таких, как первый гость, да и таких, как второй, лесное диво охотно заказывало ожерелья, приносящие удачу в бою. Точнее, из их желчных камней, ежели таковые в зубах застрянут. В тот вечер пришлось и ему поджать сегмент-другой, чтобы поместиться за столом вместе с остальными.

Хося вынула из печи на лопатку и ссыпала на расписное блюдо свои легендарные пряники с корицей. Глубоко в чаще злой голодный охотник опустил лук, потянул носом, произнёс вполголоса: «Сегодня, значит, день рождения…» – и помчался домой, ломая подлесок. И добыча за ним.

Стемнело, хозяйка зажгла свечи, сняла вышитое полотенце с блюда и выставила пряники на стол.

– Ешьте, дети, – разрешила Хося.

Гости принялись запихивать угощение в пасти, глотки и полости. И счастливым одобрительным мычанием благодарить хозяйку. А та, покусывая последний, кособокенький пряник, глядела во все глаза и старалась на целый год вперёд нарадоваться. Удивительно разные выросли, не ожидала! Взять хотя бы младшего: помыться не загнать его было, а теперь сутками в воде сидит, дом себе на дне оомекской трясины построил, говорят… Жаль, что не пришёл. Соседскую дочь, Леську-Хвостик, можно было позвать, девочка ему нравилась когда-то. А то ведь так и не женится, внуков не дождусь.

Лучше уж раз в году, чем совсем никогда, думала Хося, обнимая опоздавших за шеи и щупальца, вынимая припрятанные лакомства. Ясно, завтра одни помчатся рвать других на части, и, наверное, даже успешно. Сидишь потом под окошком и слышишь, как они друг друга грызут. Невесело, конечно. Вот и хочется вытащить детей за уши из повседневной свары – хоть на пряники.

Говорят, глупо отмечать день рождения старомирского дядьки. А ведь он был добрый, наивный и беззащитный, за что и пострадал. Хося считала его тоже родственником, очень жалела и старалась жить так, чтобы ему было приятно. Ну, если бы он вдруг посмотрел на неё… откуда-нибудь.

Дети дохрустели выпечкой и заботливо подобрали крошки. Тогда из тёмного угла, из глубокой тени кто-то робко заиграл на дудке. Хося заголосила тоненько грустную песню о юной рыбачке и её пропавшем женихе.

Под заунывную мелодию гости расходились по трясинам, логовам и окопам. Обсуждали ночеградские гонки механических носорогов и катуниц из Михина. Стемнело так, что ни шушуна не увидать. Над Еремайе взошла яркая звезда.

Констант Понедельник, демон-букинист из столицы, называл её Вифлеемской.

Глава 3.
Уязвимое место

1.

Штиллер повернулся на спину, принял свою любимую сновидческую позицию «счастливый мертвец». То есть сложил руки на груди, улыбнулся и поджал пальцы ног. Он подозревал, что покойники тоже так поступают, но не мог объяснить почему. Это казалось таким естественным делом!

Жизнь была, пожалуй, даже чудесна.

Он заплатил хозяевам «Слепой Рыбы» за комнату на три месяца вперед. Съел целиком чёрную курицу на вертеле – ночеградский деликатес, только обеспеченный человек мог его себе позволить. А также послал старой тётке Агниссе пятьдесят плотвичек. Пусть не гундит, что ключник – не ремесло.

И ещё нашёл в «Михинском листке» объявление о сдаче внаём лавки подходящего размера. Над этим стоило подумать. Завтра. Завтра он мог спать хоть до полудня. А потом – подумать. В конце концов, от столицы до Михина шушуном докинуть.

Нечто загадочное внутри Штиллера назойливо упрашивало остаться в столице. Рен согласился принять во внимание сколько-нибудь логичные аргументы. Загадочное заткнулось.

Грызущую тревогу, что всё идёт подозрительно прекрасно, ключник постарался подавить в зародыше. Мамина школа, подумал он, и беспокойно перевернулся на бок. Мама научила маленького Рена «закону сохранения удачи». Смысл его таков: если повезло в одном деле – обязательно проиграешь в другом. Получил прибыль – жди убытков. И наоборот. Мамуля по-детски радовалась неприятностям – вестникам грядущих побед.

Чем хуже шли их дела (семья катастрофически обеднела, затем последовал ряд профессиональных неудач, в результате которых отца пришлось держать взаперти), тем веселее и спокойнее выглядела эта удивительная женщина. Уверенность, что теперь-то сыну не угрожает ни ветрянка, ни понос, ни заикательное проклятье, делало её по-настоящему счастливой. И действительно, Рен оставался здоров. Послушен. Прилежен. Не это ли главное?..

Зато, когда они внезапно получили королевскую пенсию, мама от беспокойства потеряла сон.

Чтобы выбросить из головы то, что случилось дальше, Штиллер резко перевернулся на другой бок. И подумал: «Сейчас наш дивный мир проглотит пробегающий мимо мироглот. Мироглотус вульгарис. Нет, не так. Небольшой такой мироглотик. С ушками. Неудобно ему будет аж до лёгкого несварения желудка. И большие товарищи будут глядеть с укоризной, как он, обжора, мается…

Хватит. Паранойя разрешена только при исполнении заказов… Пара-нойя! Слово-то какое. Откуда оно мне известно, хотелось бы знать?»

Сквозь раскрытое окно не доносилось ни звука, даже назойливый ветер умолк. Яблоня у дома напротив застыла, воздев ветви, словно для приветствия. Штиллер с удовольствием погружался в тёплую волну молока меж кисельных берегов…

– Барч! – произнёс высокий требовательный женский голос у него в комнате. – Выходи! Пора!

Штиллер зажмурился и выговорил с невыразимой печалью:

– Вы, несомненно, ошиблись комнатой, уважаемая. Здесь есть только Рен Штиллер и ещё некий Финн… э-э, не так важно. Барча тут нет. И сегодня вечером уже не будет. Потому что я спать хочу, а кровать тут только одна. Доброй ночи!

Наступила тишина. Потом раздался короткий, знакомый смешок. Усталость пропала бесследно, точно став добычей опытного карманника. Штиллер открыл глаза, сел и обернулся к окну.

Там стояла принцесса.

Не узнать её было невозможно. Девушка обладала странной красотой, которую старомирские предки называли «северной». Таких охотно брали в рабство, использовали в качестве дурного примера для подрастающих дочерей, кроме того, в давние времена чаще других при большом стечении народа жгли на кострах.

Принцесса была невысокой медноволосой девчонкой с почти прозрачными глазами, бледной до синевы, как и полагалось ночеградцам. Рен уже не раз видел её издалека. Вся столица могла наблюдать выезд будущих супругов в маленькой лодочке с крыши Королевского Дома на Треугольной площади. Каждый день в новом ярком платье, с беспорядочной копной волос, не уложенных в причёску, дикое дитя антистолицы улыбалось толпе горожан. Лодка из кожи Морской Змеи некоторое время висела над площадью. Иногда Король приказывал кормчему спуститься пониже и выполнял горожанам их заветные желания. Порой просто раздавал камешки с забавными свойствами, наделяющие владельца свечением или прекрасным голосом на неделю. Невеста сидела молча по левую руку его величества и переводила заинтересованный взгляд с одного лица на другое, не вступая в беседу, даже если обращались прямо к ней. Отвечал жених.

Иногда какой-нибудь гном в надежде на неформальную аудиенцию подскакивал к лодке на петухе, в бочонке из-под пива или на летучей рыбе. Бывало, железнодорожный тролль, размахивая суповой костью на манер дирижёрской палочки, запевал снизу серенаду, сложенную им самим. Тогда принцесса хлопала в ладоши и разражалась хохотом.

Наверняка девушке не сообщили, что звуки её «милого, непринуждённого смеха» напоминают брачный крик морских буйволов по весне. Или монарху с невестой было наплевать на такие мелочи. Так или иначе, оглушительное визгливое хихиканье доносилось из лодки регулярно, в последнее время даже чаще обычного. Столичные хулиганы изобретали новые и новые способы рассмешить принцессу.

Штиллер смотрел и думал глуповато: «А говорить она вообще умеет?»

И ещё: «Правда, что одежда вампиров – их мимикрирующая кожа?»

– Правда, – сказала принцесса, разглаживая складки на простом свободном платье цвета неверских бегучих настурций. – Показать, как я выгляжу на самом деле?

Штиллер улыбнулся, сел, спустив ноги на пол, и почесал висок, незаметно запретив чтение мыслей простым ключом Фёта.

– Сперва лампу бы погасить, – предложил он. – С улицы видно. Его величество разгневается.

– Только если представление будет бесплатным, – усмехнулась метаморфка. – Да не лезу я тебе в мысли, я же не кот! – она всё же заметила движение его пальцев, ведьма.

Гостья подошла к выходу, внимательно осматриваясь, зачем-то выглянула из комнаты, вновь притворила дверь, подошла к Рену, села сбоку на кровать, подвернув ногу. И объяснила:

– Все в первую очередь интересуются именно этим. Про одежду.

– А потом?

– Что – потом?

– Чем все интересуются потом?

– Обычно после этого, – будущая королева пожала плечами, изумляясь причудливому полёту человеческой мысли, – меня спрашивают, буду ли я пить их кровь. Твою – однозначно, нет.

– Ладно, – растерянно произнёс ключник. И спросил, как дурак:

– А почему?

Вампирка не ответила и быстро, гораздо быстрее, чем он умел двигаться или даже соображать, заглянула под кровать. Когда принцесса снова уселась прямо, лицо её было по-настоящему расстроенным и, кажется, немного напуганным.

– Там его тоже нет, Барча? – догадался Штиллер. – Он что, жил тут до меня?

– «Жил» – неправильное слово, – нахмурилась она. – Знаешь, давай представимся друг другу по-хорошему. И тогда я попробую тебе помочь.

– А не наоборот? – Рен говорил с принцессей несколько минут, и уже испытывал лёгкое беспокойство за государство.

– Зови меня Хет, – сказала она, игнорируя его замечание. – Это домашнее имя. Коронуют меня, понятное дело, под другим каким-нибудь. Я из первого поколения Новомира. Теперь твоя очередь.

– Рен. В Городе Ночь назывался Ренольд. Мне в «сером квартале» объяснили, что «рен» на местном воровском коде означает приказ бежать («Надо же, не захохотала: может, не совсем безнадёжна?») Мне двадцать четыре. Твоя очередь. Кто такой Барч?

– Надо же, всего двадцать четыре, да и то, если не врёшь! – драматически прошептала Хет. – Я-то надеялась, тридцатник. А выглядишь моложе, потому что у вас там воздух, погодка, овечки для простых радостей, в деревне…

– Я из Михина!

– Вот именно… Барч – рыбак Бартоломео, он труп, – заявила принцесса после небольшой паузы, позволив собеседнику поверить, что так ничего и не услышит. И похвасталась:

– Я его украла для тебя.

– Для меня! Спасибо… – Штиллер оказался настолько за пределами своей способности изумляться, что лишь на робкий сарказм его и хватило. – Труп по имени Бартоломео – мечта всей моей жизни. Но, по-видимому, у покойника были другие планы, потому и сбежал. Я прав?

– Частично, – не моргнув глазом, подтвердила она. – Бартоломео, рыбак с пристани Рипендам, – твоя четвёртая часть, Финн Биццаро. К сожалению, я слишком поздно узнала об этом, практически уже во время самого «ритуала разделения». Убить Барча наши всемогущие маги Совета, надутые главы гильдий, психованные вояки и старичьё, не решились. Не могут договориться, что тогда произойдёт!

Лицо ведьмы выражало крайнюю степень презрения. Штиллер готов был уже посоветовать ей сплюнуть яд в тазик для умывания.

– Родигер, – продолжила Хет, – единственный уверенный в том, что делает, отделил Бартоломео дух от тела. Куда он девал личность – я не поняла, хотя смотрела прямо в руки. Расспрашивать не решилась… Но теперь всё равно придётся, – размышляла гостья вслух. – От Барча осталось тело в низшей посмертной форме. На некромантском жаргоне – «шагающая плоть». Насколько понимаю, такой труп разлагается, но очень медленно. И способен выполнять несложные приказы типа «убей», «принеси», «укуси». Кстати, про «укуси»: нужно ли такому питаться – не знаю, надо выяснить. Я Барча потихоньку вывела из Маяка и оставила здесь, в «Рыбе».

– Из маяка?

Про него болтали в городе. Шёпотом, замолкая в присутствии чужаков. Рен был до сих пор убеждён, что речь об огненном шаре над пристанью. Его поддерживали змеиные жрицы, чтобы помочь рыбакам прикинуть расстояние до линии Запрета. Перестал видеть свет – поворачивай назад.

Хет показала вверх, где никакой пристани быть не могло.

– Некромантам принадлежит башенка рядом с кладбищем Белые Холмы. Ты не знал? Родигер её купил. Дрессированные покойники старинное портовое здание разобрали и снова собрали по камешку в Верхнем Городе. Там на первом этаже теперь уютная такая харчевня, напитки замечательные со всего Приводья. Мясо готовят вполне достойно…

Ключнику стало нехорошо, хотя он на Маяке никогда не обедал.

– Так вот, о мясе. Барч не разваливался, слушался меня, но не волочить же его на Треугольную площадь! Отведу-ка его к другой четверти, думаю. Все знают, что ты тут остановился. Ждут, когда ты Армию Тьмы набирать начнёшь или Ребекку во что-нибудь неприличное превратишь. Мимо «Рыбы» проезжали, вижу: в одной комнате темно, обнюхала – пустая, но твоя. Остальное ты знаешь.

– Куда же ты с ним собиралась теперь?

– Как куда? – удивилась Хет. – Под воду, конечно! Понадобится – вынешь.

Штиллер недоверчиво уставился в сумасшедшие светлые глаза принцессы. И представил себе очень неприятную картину. Беспомощный, не умеющий толком умереть кусок плоти, способный осознавать своё нелепое положение, на дне Запретных Вод. «Тут не клад под платаном зарыть: место не отметишь, а вернёшься – не найдёшь. А если привязать поплавок?.. Ох, ш-шестиногий карп, я начинаю думать, как эта ночеградская бестия!»

– Не нравится? Странно, – вздохнула принцесса. – «Концы в воду» – традиция почтенная, древняя. Мертвецам такого типа вода не вредит, я немного понимаю в некромантии, так, в общих чертах, как все в Городе Ночь. Моя очередь спрашивать. Как ты готовишься к войне?

2.

К войне!

Она права, подумал он мрачно, я никак не начну относиться к проблеме всерьёз.

Про Финна Биццаро впервые упомянул чудовищный Хозяин оомекских болот. Штиллеру и его команде удалось уйти от него без потерь, никакой морок не встретился на обратном пути. Более того, ночное болото устроило им на прощанье удивительный спектакль с участием блуждающих огней, плавучих светящихся гнилушек, в сопровождении необъяснимых пугающих звуков. Но команда в тот момент была слишком измучена, чтобы по-настоящему оценить представление.

На обратном пути, засыпая в вагоне, ключник усомнился, что взаправду одержал победу над чудовищем. Владыка Болот наверняка отпустил добычу по своим соображениям.

Алисия Нойн, их нанимательница, простилась с приятелями вежливо, но сухо. Рен несколько раз заходил в амулетную лавку на Узкой Улице – поговорить. То есть, он полагал, что им есть, о чём побеседовать. Но Алисия была явно другого мнения. Едва Штиллер появлялся на пороге, та с вежливыми оправданиями исчезала внутри. А за стойку выкатывалась колоритная пожилая гномка, известная Веська Виттемун, и раздражённо выкладывала перед ключником самые дорогие новинки. Госпожа Нойн, мать Алисии, уже не сидела у окна, да и отец где-то пропадал. Надежды наёмников, что спасённый Прово вернётся в Гильдию, не сбылись.

Бретта, к счастью, общества ключника не избегала. Именно она на обратном пути без усилий освоила игру на стариковой дудке. Одну-единственную приятную и незатейливую мелодию можно было извлечь из выдолбленной деревянной палочки – Штиллер не совсем понимал, почему. После настойчивых просьб сыграть что-нибудь другое ключник получил дудку тычком в зубы с требованием «самому попробовать». Но сколько Рен ни маялся, ничего, кроме жалобного хрипения, не вышло. И потом целый час звенело в ушах.

Когда Бретта перестала дуться и снова согласилась играть, им удалось за считанные дни выгнать всех «незваных гостей» из опустевших домов Лена Игел. Бретта дудела, Штиллер работал ключами. Надо было видеть, как безобразная морская братия – двухголовые трескопауки, батальоны сельди на шушуньих ножках, безумные полулюди с ножами из акульего зуба в каждой из многочисленных рук – мчится переулками, теряя всякий облик, мечтая только о том, чтобы залечь под воду. Бретта была совершенно в своей стихии, щедро раздавая пинки «по мокрым задницам». Штиллер наблюдал, улыбался – и мечтал, чтобы пустые дома Лена Игел не закончились никогда.

Разумеется, их оказалось гораздо меньше, чем потребовалось бы ему, чтобы найти повод сказать компаньонке что-нибудь нежное.

Король заплатил баснословные пятьсот монет. Точнее, письмо Риште, цехового предводителя, содержало пятьсот плотвичек. А сколько Смо оставил с королевской премии себе, думать не хотелось… Пусть бы треть. Но не половину же!

К награде прилагалась грамота, наделяющая правом открыть собственную лавку с Золотым Ключиком на вывеске в любом городе Приводья или крепости Сухозема.

Лопающийся от гордости Штиллер, признанный мастер-ключник, пригласил главу Гильдии Наёмников с подопечными на ужин. И в «Слепой рыбе» попытался обсудить с Бреттой их принадлежность к таинственной общности под названием «Финн Биццаро».

Наёмница заявила, что уже навела справки. Назвать кого-то финнбиццаро – как гоблином-клизмой обругать или троллем безрогим. Звучит таинственно, по-староземски: эй ты, ф-ф-финбиццаро! Правда, сейчас уже так не говорят, а вот раньше!..

Где же она, Бретта, получила такую интересную информацию? А у господина Понедельника, где же ещё! Что, так прямо и выразился? Хм, нет, он Бретту почти сразу из лавки выставил. Как-как, ласково! Но решительно. Не успела произнести: «Финнб…», и уже стояла снаружи, на мостовой. С синяком от тычка когтистой лапы в районе поясницы и запомнившейся фразой, что… момент… Вот: «Рукописи, вопреки авторитетному мнению, горят!»

– Ты понимаешь, Рен? – уточнила Бретта, и не дожидаясь ответа, призналась: – Я нет, но оно и необязательно. Пока мне хорошо не заплатят за то, чтобы в огонь соваться, пусть они горят себе где-нибудь подальше, рукописи всякие.

– Ешь свою чёрную курицу, Штиллер, пока она сама тебя не съела, – многозначительно посоветовал пьяный мастер Ю, сидящий напротив. – Твари Города Ночи умеют удивлять. Даже жареные.

Ю охотно принял приглашение в таверну. Он обжирался и не спускал эльфовидную блондинку с колен. Наёмники ухаживали за ним, как за любимой бабушкой: подносили, подливали, ржали над каждым его словом, как михинские единороги. Штиллер был и сам не прочь оказаться в центре внимания, особенно если платит за ужин. И вскоре увлёкся проверкой, сколько старомирских сортов выпивки способен наколдовать Ларс из дешёвого еремайского вина. Пить чудеса приходилось быстро. Вкус сохранялся считанные секунды.

В момент, когда Рен, выпучив глаза, под аплодисменты приятелей глотал трансформированный «вискер», мастер Ю пересел поближе и предложил:

– Смотри, парень, вот тебе «Михинский листок». Кажется, сдаётся внаём в Пекарском Переулке…

Всё это Штиллер вдумчиво, в подробностях поведал её высочеству. Включая информацию о чёрных курах.

– То есть, у тебя нет никакого плана, – задумчиво подвела итог Хет. – Ничего, у твоих врагов тоже. Вот я и предлагаю – не стратегию, а что-то вроде, для начала. Поищем то, что осталось от Барча. Далеко он, дохлый, от нас уйти не мог. Да и слышно было бы, если б такой по городу бродил. Встретитесь, поговорите.

«С покойником?..»

– Слушай, прошу прощения, но я просто обязан спросить. У тебя какой в этом деле интерес, принцесса?

Хет усмехнулась и поднялась на ноги.

– Король владеет всей территорией, населённой людьми, и большей частью нелюдской области. Только Город Ночь до сих пор был свободным. После нашей свадьбы он статус чернокнижной вольницы теряет, что меня, разумеется, радовать не должно. Как тебе такое объяснение? По-моему, довольно-таки неплохое.

– Да, – недоверчиво протянул Штиллер. – Весьма правдоподобное!

Но принцесса и не думала убеждать, просто наблюдала с интересом: мол, проглотишь или подавишься?

– К браку тебя принуждает, вероятно, родич-тиран?

– Почему же? – красноволосая ведьма улыбнулась уголком рта. – Я обожаю столичную жизнь! Тайны, плащ и кинжал. Противоречит основной идее? Возможно, но если подумать, заметишь, насколько всё коварно.

– А если серьёзно и, по возможности, правду?

– Зачем? Откровенность ценится незаслуженно высоко, – принцесса перекинула ногу через подоконник. Лодка ждала её, покачиваясь на ветру, время от времени бодая замшелую стену просмолённым бортом. Кормчий, понятное дело, отсутствовал. Равно как его величество. Лодка без них казалась чрезмерно огромной.

«К чему словами укреплять взаимное доверие?» Рен задумался, пытаясь найти ответ в духе Города Ночь.

– Чтобы создать иллюзию собственной уязвимости в глазах другого?

Хет ухмыльнулась:

– Давай пока предположим, что мне просто нравится нарушать правила и портить игру семейным. Лезь в лодку, ты мне нужен для равновесия. Я раз пять чуть не перевернулась по дороге.

– Погодите, – раздался от двери голос Ребекки. – Не надо никого искать.

Тут – только на одно мгновение – Штиллер увидел настоящую Хет. Сидящая на узком подоконнике женщина совершенно утратила цвет, её кожа слилась с полуночным воздухом. Волосы приобрели интенсивный рубиновый оттенок и встали дыбом, словно от ураганного ветра или в грозу, когда молнии бьют над Водами в далёкий Остров. В раскрытой пасти существа обнаружился великолепный арсенал хищника – волчьи клыки и даже двурядные преобразованные моляры, чтобы рвать мясо и размалывать кости. Это подтвердило бы предположение неизвестного обоим профессора Лиода о том, что основой рациона аристократии Города Ночь служит плоть, а не кровь… если бы профессор опубликовал результаты исследований до того, как стал добычей собственных лабораторных животных.

Но принцесса быстро взяла себя в руки.

На подоконнике, демонстрируя идеальную осанку и безукоризненные манеры, словно бы не она готова была сожрать трактирщицу, восседала королевская невеста.

– Ребекка, не провоцируй. Я ещё молодая, неопытная, ни разу в жизни не пила невидимой крови, а посему могу совершить что-нибудь необдуманное. О чём потом, конечно, пожалею. Объясни, пожалуйста, почему нам не надо искать Барча? Но только без шуток, ведь я тебя хоть и не вижу, но чую теперь очень хорошо.

– Знаю, – послышалось из угла. – Мне кучу личной магии отдать пришлось, чтобы до сих пор не дать себя унюхать. Маскировка – дело затратное, но на такое не жалко. Я и мёртвому парню помогла спрятаться.

Хет вздохнула и завела глаза со стоном.

– Где он? Что ты сделала? Знают ли на Маяке? Нет, погоди, будь добра, начни с ответа на последний вопрос.

– Не знают.

– Отлично!

– Но я уже почти пожалела о том, – голос Ребекки был полон яда. Стул, до того мирно стоящий напротив кровати, подпрыгнул и повернулся к окну.

Рен удивился: Ребекка казалась ему неутомимой, как прибой. Похоже, мерзкая некромантская история была на самом деле ещё хуже, чем ему сперва показалась, раз эту стремительную женщину уже плохо держали ноги.

– Барч, – сказала трактирщица тихим голосом, – идёт в Университет Лиода. Такому существу, как он, там проще затаиться. Я ему подарила вещь, которая его спрячет от некромантов. И… не только от них.

– Так это же неплохо! – обрадовалась принцесса.

– Я тоже так считаю, – подтвердила Ребекка очень осторожно. – Штука, которую я ему надела, шляпка-спрятка… У неё фокус такой: хочешь ты найти Барча – не найдёшь. И если ты не захочешь его найти – тоже не найдёшь.

– Хочу – не найду. И не хочу – тоже не найду? – переспросила с отвращением принцесса.

– Точно, – подтвердила трактирщица, судя по всему, чрезвычайно довольная собой. Стул скрипнул и отскочил, дверь отворилась. Ребекка сварливо добавила:

– Я бы на вашем месте оставила, как есть!

И дверь захлопнулась.

– Язык не распускай, – мрачно посоветовала Хет после некоторого молчания, косясь на ключника, – она всё ещё здесь, трактирщица.

Штиллер захохотал. Принцесса внимательно наблюдала за ним, даже не улыбнувшись.

– Мне нужно подумать, – объявила она. – И тебе советую. Сам не умеешь – спроси кого-нибудь поумнее. Не знаю, стоит ли обсуждать происшествие с мастером Ю. Трудно понять, на чьей он стороне. Старичок в последние сто лет редко высказывается по существу. Завтра к полуночи я снова угоню лодку. Сравним наши планы, в Лиод слетаем, осмотримся. Только не усни, существо с дневной активностью!

– Попробую, – Штиллер с трудом взял себя в руки, нервный смех царапал горло. К счастью, дышать было необязательно. – Я бы и не пошёл к мастеру Ю. Наставник всегда занят спасением мира, производством маленьких эльфов и другими убийственно-важными вещами. Куда уж нам, смертным…

Хет уставилась в изумлении, словно получила ответ на некую загадку, о которой собеседник не знал. Но ничего не сказала, просто покачала лохматой головкой и выпорхнула в окно. Ключник босиком, не чуя камня под ногами, подбежал к окну, чтобы увидеть, как она неловко, но лихо размахивает веслом среди туч, громко браня сложность управления. Несколько вороньих теней шныряли поблизости, то ли из принцессиной свиты, то ли сами по себе.

Штиллер затворил окно и запер на всякий случай. Потом направился к кровати, размышляя о том, что спать, вероятно, не будет. И наконец, быстро накинув плащ, тёплую куртку и сапоги, он выскользнул за дверь, оставив предполагаемую Ребекку в комнате. Не удержавшись от маленькой мести, запечатал вход ключом Тав, чтобы трактирщица на вынужденном досуге поразмыслила над правом постояльцев на личные тайны.