Читать книгу: «Долгая дорога в никуда. Том 1», страница 2

Во всех районных центрах, в небольших городах, не говоря уже об областных центрах, было с десяток строительных организаций, а после горбачевской перестройки возникло большое количество строительных кооперативов. В Узбекистане в то время в строительстве было занято от 15 до 20 процентов трудоспособного населения республики. И вот все эти люди в одночасье стали никому не нужны. Постепенно к ним стали присоединяться рабочие и служащие из других отраслей производства, обанкротившихся заводов и фабрик или попавшие под сокращение.

Вот в такой непростой обстановке на свой страх и риск думающие о своих людях руководители строительных организаций и небольших строительных кооперативов стали налаживать межгосударственные отношения. Заключив договора, стали работать в соседних республиках – в Казахстане иТуркменистане. В начале девяностых в этих республиках было еще более или менее стабильное положение в первую очередь за счет природных ресурсов, в основном, за счет природного газа. Вначале ездили в Туркмению. Туркмены тогда за счет своего газа начали богатеть и бурно строиться. Особенно стали застраивать свою столицу —город Ашхабад. Строились и другие города, везде шло строительство, как будто не было никакого краха СССР.

Тысяча строителей из Узбекистана, сначала организованно по договорам трудились на просторах Туркмении. Чуть позже туда хлынуло еще несколько тысяч уже самостоятельных рабочих бригад или единоличников. Все эти бригады или одинокие рабочие находили себе работу в государственных строительных организациях Туркменистана или в частом секторе строительства. Но счастье это продолжалось недолго.

В 1995 году их Президент решил закрыть границы. Выпроводил всех узбекских гастарбайтеров, хотя тогда еще и слова такого не знали. Ввел визовой режим со всеми странами, в том числе и с ближайшими соседями. Не понятно, чем руководствовался этот человек, разрывая многовековые узы дружбы и братства между соседними народами. Возможно, он решил, что так будет лучше для туркменского народа. Если они будут меньше общаться с соседями, то в страну не попадет какая-нибудь демократическая зараза или еще хуже —идеи ваххабитов. Не понятно, зачем надо было рвать соседские и, самое главное, родственные отношения между двумя народами.

Возможно, причиной тому послужило то, что до 1924 года значительная часть территории нынешнего Туркменистана принадлежала Узбекистану. Сталин передал Ташхаузскую, Чарджоузскую и отдельные участки других областей, где до сих пор наибольшую часть населения составляют этнические узбеки. По-видимому, были опасения, что узбеки, проживающие в этих областях, со временем захотят вернуться назад. Поэтому он начал оголтелую политику «турменизации» республики.

Не понятно было, почему руководство Узбекистана, без каких-либо возражений приняло такую политику туркменскогопрезидента. Неужели их не волновало, что у большинства хорезмийцев есть родственники и друзья в Ташхаузской и Чарджоузской областях, что их связывают долголетние семейные узы, что у многих узбеков, проживающих в упомянутых областях, могилы предков находятся в Хорезмской области Узбекистана. Недаром народная мудрость гласит: «Сытому коту некогда думать о голодных мышах». И вот теперь, благодаря «мудрости» тех руководителей, гражданам обеих республик, чтобы посетить родственника или старого друга, живущего в нескольких десятках километров, приходится ездить за тысячу километров в столицу республики, чтобы получить визу. Их даже не смущало, что в это время Европейские государства стали сближаться, открывать границы, началось объединение в Евросоюз.

Как только захлопнулись двери Турменистана, народ потянулся в другие края. Сначала в Казахстан, потом в Россию, затем в Украину и даже до Польши дошли узбекские «челноки». По их стопам пошел рабочий народ – гастарбайтеры. Но в основном они работали в России.

Раньше, как только февральские холода уступали мартовской прохладе, и первые почки фруктовых деревьев начинали лопаться, а на солнечных склонах арыков начинала пробиваться первая зелень, дехкане готовились к пахоте, к посевной. А теперь большинство народа готовились к отъезду на работу. С наступлением настоящих теплых апрельских дней тысячи молодых и не очень молодых людей самолетами, поездами и автобусами, микроавтобусами и легковыми автомобилями отправлялись в дальние края на заработки, чтобы прокормить свои семьи.

Какие трудности и невзгоды преодолевали они на своем пути, —это отдельная история. Начиналось все с посадки в транспортные средства. Хозяева транспортных средств, чтобы побольше заработать, сажали чуть ли не вдвое больше пассажиров, чем предусмотрено правилами. А бедные работяги в стремлении хоть немного сэкономить соглашались ехать в битком набитом автобусе несколько дней. Преодолевая многочасовые ожидания на границах, беспричинные и бестолковые проверки таможенников-мздоимцев, откровенный полицейский рэкет на просторах Казахстана, претерпевая унижение и оскорбление, злость и отчаяние, они уезжали за три-четыре тысячи километров, где их ожидали не менее тяжкие испытания. И главное из этих испытаний – поиск работы. Это было очень трудной задачей, особенно в середине девяностых. Не имея ни знакомых, ни родных, ни крова над головой, ни денег, практически не зная языка, очень трудно было найти нормальную, достойно оплачиваемую работу. Да еще оформление документов, разного рода разрешения, и прочее. Тем не менее они ехали снова и снова, надеясь, что в этот раз им повезет. А сколько их обманывали различного рода аферисты и мошенники, люди с преступным прошлым.

С всевозможными обещаниями и посулами они входили в доверие к этим ни о чем не подозревающим работягам. Под 10 процентов отката «добренький дядя» обещал найти хорошо оплачиваемую работу. Получив их согласие, он покупал кое-какую еду, давал немного денег. Затем обещая устроить их на работу, исчезал, прихватив паспорта гастарбайтеров. Через 10—15 дней он, наконец, находит подходящего для себя работодателя, предварительно забирает у него по 200 или 300 долларов за каждого работника в счет их будущего аванса. Затемпривозит рабочих на место работы. Хорошо, если с работодателем повезет, он окажется порядочным человеком. Но бывали и другие, которые не платили за работу, а просто выгоняли на улицу. К счастью, в России во все времена хороших людей было намного больше, чем плохих.

Челнокам приходилось не легче, —у них были свои трудности. Больше половины жизни они проводили в дороге с тяжелой ношей. У челноков были неподъемные тюки и баулы, громадные сумки с товаром, которые они должны были протащить в битком набитые людьми вагоны, следить за ними, если понадобиться, даже драться за них. А еще бесконечные поборы по пути следования. Начиналось все с посадки в поезд, с билета, купленного чуть ли не вдвое дороже, с проводников, требующих мзду за каждую лишнюю сумку. Затем таможенники, сначала свои, затем казахские, голодными глазами смотрящие на бедного «челнока». У них тоже семьи. Чуть ли не полдня продолжался этот кошмар. Пережив все это, не следовало успокаиваться, – впереди просторная казахская степь с транспортной полицией не менее лютой, чем автодорожная. Только въехав на территорию Российской Федерации можно было немного расслабиться. Хотя и там хватало непорядочных людей, но по сравнению с казахстанцами они казались «ангелочками».

Обо всем этом Уктам имел очень смутное преставление. Разговоры, слухи об этом были везде – на базаре, в чайханах, у парикмахера, который всегда был в центре событий. Но как-то не слишком вдавался вподробности, возможно, считал это преувеличением. Да и сами жертвы этого произвола мало распространялись об этом. И Касым, в том числе, не любил говорить на эту тему.

– Эй, ты слушаешь меня? – вывел его из раздумья Касым.

– Да, конечно, – встрепенулся Уктам.

– И о чем я тебе бубню целый час?

– Да понял я тебя, Касым. Понял. Об этом сейчас и думаю.

– И что? До чего додумался? – изумленно взглянул Касым на Уктама

– Да не додумался ни до чего. Тебе сейчас легко говорить. Ты уже раскрутился в этом деле. Знаешь, что к чему. К тому же у меня и денег нет.

– Ты сперва реши для себя, будешь ты заниматься этим делом или нет. А на счет денег будем решать вместе. Кое в чем я помогу, кое-что сам найдешь.

– Допустим, я решусь. Но сколько денег надо будет, чтобы начать дело? Я же должен знать, хотя бы приблизительно.

– Чем больше, тем лучше. Шучу, конечно, но для начала как минимум тысячу долларов надо.

– Ну откуда у меня такие деньги, Касым?

– Знаю, что нет у тебя столько. Половину хотя бы ты сможешь достать? Подумай, может, у кого-нибудь занять или что-нибудь продать. Или хотя бы долларов 250—300 на дорожные расходы, на первые дни, на жилье и еду. Да мало ли какие могут быть расходы? А с товаром я тебе помогу. Есть знакомые торгаши, я познакомлю тебя с ними. Поручусь за тебя. Они товар в рассрочку будут давать. Главное, ты не подведи. Хотя я в тебя верю, ты не обманешь.

– Хорошо, я еще раз все обдумаю, на трезвую голову. Завтра я тебе дам окончательный ответ. Теперь пора отдыхать, поздно уже, засиделись мы с тобой. Время уже первый час ночи.

– Хорошо, Уктам, подумай еще раз хорошенько и, главное, учти одну вещь. Я тебя должен предупредить: занятие не из легких. Это очень трудное дело, требующее физической силы, твердой воли и разума. Не каждый может осилить это. Так что подумай хорошенько и не говори мне потом, что это я втянул тебя в это дело.

– Не скажу! У меня своя голова на плечах.

– Надеюсь, не скажешь. Наоборот, может, спасибо скажешь когда-нибудь.

– Я тоже на это надеюсь. А теперь, Аминь, – сказал он, молитвенно складывая руки.

– Пусть все наши начинания обернутся благом. Пусть будут так, Аминь, – повторил Касым.

Глава 2

Придя домой, Уктам лег рядом с женой. Заснуть сразу не удалось, мысли всё время крутились вокруг предложения Касыма. Жена, недовольно фыркнув, перевернулась на другой бок.

– Запах водки почувствовала, наверное, – подумал он. – Ну ладно, утро вечера мудренее. Хватит об этом, завтра буду думать с утра. Завтра с утра, завтра с утра, – повторял засыпая. Утром, как всегда, по привычке встал рано. Неугомонная мать уже была на ногах, занималась хозяйством.

– Доброе утро, мама – поздоровался он с ней.

– Доброе, – ответила она, всем своим видом показывая свое недовольство вчерашними его посиделками.

Не желая раздражать ее своим присутствием, а еще больше не желая выслушивать ее недовольство, он быстренько отправился вглубь огорода в хлев, ухаживать за скотиной. У него было два двухгодовалых бычка и корова с теленочком. Натаскав каждому по ведру воды, он закончил свои утренние обязанности, заодно и физзарядку. Мать на другом конце огорода, сидя на корточках, косила серпом уже пожелтевшую и высохшую траву. Пока она сидела, повернувшись к нему спиной, он незаметно для нее прошел в восточное крыло дома, не видимое со стороны огорода.

На торце вдоль стены, попирая фундамент, лежали несколько бревен, обвязанных стальной проволокой. На эти бревна он и сел. Вытащил пачку сигарет и закурил. После первой затяжки подступила тошнота, —последствие вчерашней выпивки. Слегка закружилось голова, но затем быстро отпустило. Однако тупая боль в затылке осталась. Теперь надо было обдумать вчерашнее предложение Касыма.

Несмотря на яркие лучи солнца, утро оставалось холодным. Сидя на холодных бревнах и тупо глядя в одну точку, Уктам постепенно убедил себя, что все-таки Касым прав: – Надо что-то предпринимать, на что-то решиться, что-то делать. До каких пор он, здоровый и вроденеглупый парень, будет влачить жалкое существование, дрожать над каждой копейкой, проедая материнскую пенсию? Нет, так не должно быть. Нет, надо решиться. – Тупая боль в затылке не унималась. Когда его позвали завтракать, он докуривал уже вторую сигарету. К тому времени он уже принял решение.

Осенью с наступлением холодов обычно завтракали и обедали на кухне, а ужинали чаще в далане, —в просторном и длинном помещении, совмещенном с прихожей, за просмотром телевизора. Когда он вошел в кухню, за низким столиком – хан-тахтой, на ватных курпачах сидели дети и жена.

– Доброе утро дети, доброе утро жена, – поздоровался он со всеми.

– Доброе, доброе, – закричали на разные голоса дети. Жена лишь кивнула слегка. Сев на свое обычное место, он с чуть заметной улыбкой и добрым взглядом стал разглядывать детей, жену. На жене его взгляд остановился чуть дольше. Она даже не взглянула на него, хотя и чувствовала его взгляд, явно выражая этим свое недовольство. Тем не менее, на душе у него было весело. Ему так хотелось улыбнуться, засмеяться и весело крикнуть:

– Я только что принял бесповоротное решение. Теперь все будет по-другому. Теперь все будет хорошо!

Конечно, он не стал этого делать. —Вечером за ужином преподнесу им «сюрприз», когда и мама будет за столом, – подумал он. —Интересно, как они воспримут это?

Дети как всегда шалили, отказывались кушать, передразнивали другдруга. Жена одергивала то одного, то другого. Он как будто всего этого не замечал. Жена еще больше злилась. Наконец она не выдержала и в сердцах выговорила:

– Что вы сидите как истукан с язвительной улыбочкой или так напились вчера со своим дружком, что слово не можете высказать?

Он слегка встрепенулся и теперь уже с явной язвительной улыбкой сказал:

– Ты что, женушка, мы вчера совсем не пили.

– И что же вы вчера делали, что от вас ночью за версту перегаром несло?

– Да это так, слегка. Главное мы о многом поговорили.

– И о чем вы говорили, что еле на ногах притащились?

– Ты это брось. Нормально я вчера пришел.

– Ну, ну. И о чем же говорили до полуночи?

– Вечером узнаешь, нет лучше в обед, я сегодня обедать дома буду.

– У тебя сегодня сколько уроков, сможешь приготовить на обед что-нибудь?

– Смогу, —у меня сегодня в первую смену всего три урока. Женское любопытство так быстро затмило женское недовольство, что это удивило и немного порадовало Уктама.

– А теперь мне пора на работу, – сказал он, залпом выпивая успевший уже остыть зеленый чай.

– Вы ничего не ели, поешьте хоть что-нибудь, – забеспокоилась она.

– Не хочется что-то.

– Ну, конечно, после вчерашнего, – съязвила она.

Вставая из-за стола, из окна Уктам увидел маму. Она до сих пор еще копошилась в дальнем углу огорода. Она как всегда завтракала очень поздно. Выпроводив всех, ближе к десяти часам садилась кушать. Завтрак ее состоял из небольшого кусочка лепешки, накрошенной в пиалу с молоком. Иногда съедала одно яйцо.

– Скажите, что все-таки случилось, о чем хотите сказать, – еще раз попыталось удовлетворить свое любопытство Джамиля.

– В обед, я же сказал в обед, потерпи еще несколько часов.

– Хорошо.

Не дожидаясь лишних вопросов, он быстро собрался и вышел на улицу. От райцентра до правления колхоза было недалеко, —километра два с половиной. Уктаму обычно нужно было не более двадцати минут. Ему нравилось ходить на работу и с работы пешком. Даже когда знакомые водители предлагали подвезти, он отказывался, предпочитая идти своим ходом.

Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул свежего осеннего воздуха и не спеша направился в сторону шоссе, ведущего в сторону правления колхоза «Бостан». На середине пути его догнала Умида, секретарь раиса – председателя правления колхоза, девушка бойкая и озорная. Сегодня она почему-то припозднилась, обычно она одной из первых приходила на работу и до прихода других работников успевала прибраться в приемной, разложить все входящие и исходящие бумаги по полочкам, заварить крепкий зеленый чай, приготовленный по особому, только ей известному рецепту.

– Салам алейкум, Уктам-ака, что ж вы еле плететесь, давайте побыстрее, – пошутила она, обгоняя его.

– Салам, Умида, я-то успею, а вот ты что-то сегодня припозднилась.

– Я в хокимияте с утра была по поручению раиса, —бумаги кое-какие отнесла.

– Ну, тогда понятно. Беги, беги, а у меня время есть еще, – крикнул он ей вдогонку.

Девяти часов еще не было, когда он вошел в свой кабинет. Там уже сидел Курбан-ака, —табельщик колхоза, и его напарник по кабинету. Это был тучный мужчина лет пятидесяти, с седеющей и лысеющей головой, с заплывшим жиром затылком, с темно-шоколадным цветом кожи. Он всегда казался сердитым, хотя был человек благодушный и добрый. Не поднимая головы, он сосредоточенно пыхтел над какими-то бумагами, даже на приветствие Уктама пробурчал что-то невнятное.

Сев за свой стол, Уктам достал лист бумаги. С минуту подумав, он начал что-то писать. В этот момент Курбан-ака, подняв голову, посмотрел на него, потом перевел взгляд на потолок, усиленно обдумывая что-то. Потом опять склонился над своими бумагами.

– Цифры какие-то на потолке углядел, наверное, —с усмешкой подумал Уктам.

Закончив писать, Уктам направился к выходу, и только тогда Курбан-ака спросил:

– Ты куда?

– К раису, – ответил он, захлопнув за собой дверь.

В приемной на удивление было очень мало посетителей. Обычно в это время там всегда была толпа народу: в основном, своих колхозников, пришедших с просьбой о помощи. Просили самое разное: кому мешок зерна, кому трактор для работы на приусадебном участке, кому помощь на свадьбу сына. Мало ли у колхозника забот, тем более в такое время.

Сегодня их было только двое, пожилая женщина, имени которой Уктам не знал, и старик Розым-ота. Старик был завсегдатаем этого кабинета. Белобородый, невысокого роста, зимой и летом в одном и том же полувоенном кителе с несколькими медалями участника войны. Он по любому поводу приходил к раису. Даже если случайно соседская или какая-нибудь бездомная собака загрызла его курицу, он приходил к раису жаловаться, просил принять соответствующие меры. Склочный был старик, даже жена, прожившая с ним более полувека, люто ненавидела его. Двое сыновей и дочь, жившие в том же кишлаке, стыдились его поступков, но ничего не могли поделать. Все раисы, и предыдущие и нынешний, зная его нрав, старались не спорить и не перечить ему, по-хорошему выпроводить старика. В приемной была еще Умида, —секретарь. Увидев Уктама, она дружелюбно улыбнулась и спросила:

– К раису? Подождите немного, посетитель у него. Сейчас выйдет.

Поздоровавшись со стариком и женщиной, он сел на самый крайний стул. Сама приемная выглядела очень уныло. Стены, некогда выкрашенные в светло-голубые тона, выглядели теперь скорее серыми, местами обшарпанными, с облупившейся краской. Мебель тоже оставляла желать лучшего: шкаф с деловыми папками в углу с прибитым вместо ножки бруском, стол секретаря с облезшим слоем фанеры, и стулья, на которые опасно было садиться.

Благо, ждать пришлось недолго. Дверь кабинета раиса отворилась, и оттуда вышел посетитель. Это был мужчина лет сорока, очень хорошо одетый для здешней местности. На нем был серо-голубой костюм, синий в полоску галстук на белоснежной сорочке, импортная шляпа и очень модная куртка. Приветливо кивнув хозяйке приемной, он не торопясь покинул помещение.

Издавна по негласно установленным правилам работники данного учреждения заходили в кабинет начальства без очереди. Так было и в этот раз. Поэтому, когда Уктам направился к дверям председателя, старик дернулся, но потом, не решившись возражать, опять сел на место.

Сам кабинет раиса выглядел чуть лучше остальных помещений правления колхоза. В прошлом году он выкроил немного денег и кое-как привел в порядок помещение после нескольких замечаний со стороны районного руководства. Когда Уктам вошел, раис сидел в своей привычной позе, —левым локтем опираясь на стол, при этом держась большим пальцем и кулаком за подбородок. В его правой руке была сигарета.

– А, Уктам, заходи! Здравствуй, садись. Что у тебя? – спросил раис, отвечая на приветствие.

Это был средних лет мужчина, с небольшой щетиной и зачесанными назад черными с серебром волосами. Пиджак из серой в полоску ткани сидел на нем мешковато, поскольку председатель еще не оправился от недавно перенесенной болезни. С утра раис уже выглядел уставшим. Мешки под глазами, чуть заметная серость лица и невеселый голос свидетельствовали о его еще не совсем окрепшем здоровье.

– Что у тебя? – еще раз спросил председатель, когда Уктам сел на предложенное место.

– Вот заявление написал. На увольнение.

– Не понял. Кто написал? На что? – удивленно поднял брови раис.

– Я написал, хочу уволиться, раис-бобо, – уверенным голосом ответил Уктам.

– Почему? Случилось что?

– Нет, ничего не случилось. Просто я так решил.

– Подожди. Как это так, что значит «просто так решил»? Разве такие вопросы просто так решаются? Ты объясни мне, может, я чего-то не понимаю.

– Что тут объяснять, раис-бобо, вы же сами все прекрасно знаете.

– Что я знаю, Уктамбай?

– Вы знаете, какая у нас зарплата, какие доходы. Разве можно семью прокормить? А у меня трое детей. Они растут, растут и затраты. Я концы с концами не могу свести. Поэтому мне надо что-то делать, что-то предпринимать.

– И что же ты решил предпринять или работу другую нашел с более высокой зарплатой? Насколько я знаю, зарплаты у нас одинаковые, чуть больше, чуть меньше. Это ты и без меня хорошо понимаешь, – спокойно сказал председатель.

– Нет, другую работу я не нашел, но хочу заняться чем-то более доходным.

– И чем же собираешься заняться? – проявил живую заинтересованность раис.

– Хочу заняться бизнесом, точнее торговлей «челночной», – немного смутившись, ответил Уктам.

– Бизнес, конечно, это дело хорошее, но нелегкое. Я бы сказал, даже очень трудное и рискованное, не каждый может этим заняться. Об этом ты подумал?

– Да, подумал, раис-бобо. Знаю, что трудное и рискованное, но надо же когда-нибудь рискнуть. Надоело экономить каждую копейку, зная, что все равно не хватит до следующей получки. Я еще молодой, голова на месте, руки-ноги есть, —попробую что-нибудь изменить. К тому же друг мне обещал помочь. Он этим давно занимается, и вроде неплохо.

– Ну что я тебе скажу, – задумчиво начал раис. – По логике вещей я как руководитель должен отговаривать тебя, потому что ты хороший работник, хороший специалист, сулить разные блага, хотя и понимая, что выполнить обещания не смогу. Но я не буду этого делать. Не хочу ни тебя, ни себя обманывать. Зачем? О бесперспективности колхозов я знаю, —еще при Советском Союзе не раз об этом задумывался. Но я тебе должен сказать, видимо, уже со следующего года будут большие изменения. Скорее всего, будут создаваться фермерские хозяйства. По крайней мере, слухи такие упорно ходят уже давно. Может, подождешь немного, возьмешь землю, станешь фермером.

– Нет. Спасибо, раис-бобо! Какой из меня фермер?

– Подумай все-таки.

– Думать-то здесь нечего. Я же знаю свои возможности.

– Ну, раз так, что же я тебе могу сказать. Да поможет тебе Аллах в твоих начинаниях! Давай заявление.

Взяв заявление Уктама, он размашисто расписался.

– А вообще я тебе должен сказать, —ты все делаешь правильно. Будь я немного моложе, возможно, и я бы так поступил. – Немного подумав, он спросил. – От меня какая-нибудь помощь нужна?

– Да, раис-бобо. Постарайтесь, если можно, ускорить расчет. Мне сейчаснужны будут деньги.

– Хорошо. Я дам команду бухгалтерии, чтобы как можно быстрее решили этот вопрос. И сам проконтролирую. Еще что?

– Больше ничего. Спасибо, раис-бобо, – смущенно поблагодарил Уктам.

– Не за что. Ну, давай, будь здоров! – прощаясь, раис протянул руку.

Когда Уктам вернулся в свой кабинет, Курбан-ака все еще сосредоточенно колдовал над своей бумагой. Голова его так низко опустилась к столу, что даже жирные складки его затылка разгладились.

Сев за свой обшарпанный старый стол, Уктам начал собирать вещи. Только тогда Курбан-ака заметил его.

– Ну как? – спросил он.

– Что? – не понял Уктам

– Какое у него настроение?

– У кого?

– У раиса. У кого же еще?

– Да, нормальное настроение, вроде бы. А что?

– Вот бумагу надо была ему еще вчера подготовить, но я не успеваю.

И он опять углубился в свою писанину.

Уктам в последний раз сел за свой стол, стал доставать личные вещи. Их оказалось слишком много. Он все пересмотрел и забрал только записную книжку и ручку.

Встал и пошел к выходу. Уже возле двери он обернулся к Курбану и сказал:

– До свидания, Курбан-ака!

– Что? – переспросил тот.

– Я говорю, до свидания! Я ухожу. Уволился я.

– Как это? Что случилось? Почему?

– Ничего не случилось, все хорошо, – сказал Уктам, хитро улыбаясь.

– Подожди —подожди. С раисом поругался что ли? – обеспокоился Курбан-ака, забыв о своем отчете.

– Я же говорю, —все нормально. Ни с кем я не ругался. Всего вам хорошего, Курбан-ака, – сказал Уктам, торопливо покидая озадаченного соседа по кабинету.