Читать книгу: «Восхождение к власти: падение «ангелов»», страница 13

Глава 8. Партийное собрание

Этим же днём. Утро. Великий Коринф.

– Вот представь себе, эта дря…, – рыжеволосая девушка едва притихла, чутко понимая, что этих слов не заслужила мать одноклассницы сына. – Она уехала куда-то в путешествие!

Наверное, все находящиеся на улице прохожие – мужчины и женщины обратили внимание на ругань. В узком проходе, которые образовался между двумя линиями высотных построек, по холодному асфальту стучат каблуки не менее двадцати человек и каждый стал свидетелем выплеска эмоций.

– Вот удача, что тут нет надзирающих за уличной этичностью, – с облегчением сказал рядом идущий мужчина.

– Да плевать! Пока мы пашем, пока мы тут вязнем в работе, она позволяет себе гульванить, и куда смотрит Рейх, когда он так нужен? Мне завтра до девяти на работе сидеть, а сегодня единственный выходной за две недели.

– То ты ей звонишь, чтобы домашнее спросить, то люто ненавидишь, – чуть усмехнулся парень.

– Да я тогда не смогла ни до кого другого дозвониться, – отмахнулась девушка. – Что с неё взять?

– Ладно-ладно, идём уже. Тут совсем немного осталось, Элизабет.

– Так ты куда меня ведёшь, Филон?

– Секрет.

Девушка в длинном пальто, джинсах и кроссовках идёт вместе с парнем, на котором лёгкий пиджак, брюки и туфли. Фривольной походкой они минуют переулок и выходят на одну из маленьких площадей, которая образовалась между входами в различные здания. Тут небольшое собрание – человек десять с одним большим плакатом митингуют напротив одного из управлений коммунальным хозяйством, требуя снизить цены или передать народу управление сферой ЖКХ. И снова повторяется одна и та же картина – подоспели сотрудники полиции и без предупреждения открыли огонь из дробовиков по ногам протестующих. Проходящий мимо народ, под визг и крики стал разбегаться или щуриться к стенам зданий.

– Ой скоты, – сдавленно произнесла Элизабет, чтобы не вызвать подозрений; её взгляд, полный отвращения и ненависти уставлен на то, как пятеро полицейских вяжут манифестантов, которые не в силах подняться от боли в ногах, доставленной резиновыми пулями.

– Да, печальная картина, – соглашается Филон.

– Да они давят нашу свободу, – голос Элизабет становится всё сильнее. – Что они такого криминального просили? Империя совсем уже озверела. Слышал новость?

– Какую?

– Вчера приговорили к десяти годам лишения двух жрецов Эроса за то, что те устроили подпольный клуб знакомств.

– Только ли знакомств? – переспросил парень.

– А вот это вообще не важно. Главное, что их осудили по статье триста какой-то – «Организация языческого культа». Они всего лишь помогали людям найти свою пару…

– Тебя больше волнует, что люди теперь не смогут пары создавать или арест за религиозную принадлежность?

– Филон! – вспылила девушка.

– Ладно-ладно, прости, я просто так взболтнул, – мужчина ускорил шаг. – Лучше промолчать мне, а то вдруг нарвусь на твою ярость.

– Вот и правильно, – Элизабет поспешила за парнем и в лёгкой радости была забыта ситуация с митингующими. – Я ещё помню несколько приёмов из арсенала гвардейцев Ареса, когда наша славная гвардия существовала.

– Скажи, а как ты там оказалась? – выйдя из площади и оказавшись на просторной улице, спросил Филон.

– Да отец, он меня после школы зачислил в гвардейскую полицию, одно из подразделений аресовсцев, которые занимались патрулированием.

– Вот так? Без всяких вопросов? – удивился Филон.

– Знаешь, я и сама была не против. Отец всё детство меня натаскивал с тренировками, спортом, оружием и драками. Говорил – неважно, девочка или парень, но постоять за себя должен каждый. А ещё ругался каждый раз, когда я говорила, что могу пойти учиться в храм Афродиты.

– И что дальше?

– В восемнадцать лет меня зачислили в прихрамовую военную академию, где я и встретилась со своими бывшими. И за три года до прихода Рейха забеременела.

– Понятно, – проскрипел парень. – А что вы там делали? Просто нам гвардию представляли, как героев.

– Это сильно преувеличили. Охрана жрецов и стычки с бандитами, пару раз была на вялотекущей войне со спартанцами и македонянами, – Элизабет горестно выдохнула, – печально вспоминать эту страницу жизни. Столько воспоминаний…

– О, – Филон резко повернул и дёрнул за ручку деревянной двери, – вот мы и пришли.

Внутри раскинулся небольшой магазинчик сладостей частного характера. На территории Рейха только Балканы могут ещё похвастаться обилием свободного негосударственного предпринимательства, но и это кажется ненадолго. У Филона раньше была своя отдельная частная маленькая конторка, где он зарабатывал отдельно от основной работы. Но её прикрыла Империя, причём ссылаясь на новое законодательство, указывая, что гражданин может либо работать на кого-то, либо на себя. Совмещение, согласно новому Трудовому кодексу, запрещено, ибо это может родить в человеке хищнически-материалистические потуги в душе, а это против учения Империал Экклесиас.

– И что мы тут делаем? – спросила девушка, разглядывая множественные деревянные витрины, небитые шоколадками, мармеладом и леденцами, шурша подошвой кроссовок о паркет. – Ты же пришёл не пирожных купить? А хотя… помнишь те, белые с шоколадом? Которыми ты меня накормил на первом свидании? Ох, как бы я хотела их сейчас снова попробовать.

– Понимаю, милая, но они не сравнятся с твоими заварными пирожными, которые ты приготовила как-то на одну из наших посиделок. А теперь прости, – мужчина сделал шаг ближе к кассе. – Какое прекрасное сегодня восходит солнце над свободными Балканами, – сказал Филон обращаясь к продавцу.

– Вы думайте, его сокроют тучи с запада? – спросил среднего роста молодой светловолосый парень, в чёрной рубахе и тёмных широких штанах, из-под которых слабо виднеются туфли.

– Нет, – вольно улыбнулся Филон. – Думаю, мы с этим справимся.

Назвав заветные слова, продавец нажал пару кнопок и один из стеллажей с конфетами слабо отступил назад, являя проход вглубь здания и благо в магазине никого нет. Филон и Элизабет моментально туда юркнули, чтобы парень смог сокрыть их сошествие вниз.

Спустя полминуты следования по тёмному сырому коридору они вышли в небольшую залу, где из мебели только небольшая самодельная трибуна, возле которой стоит один человек в старом сером тканевом пальто. В помещении человек двадцать, не меньше, и все стоят, галдят и переговариваются.

– Вот мы и на месте, – с восхищением сказал Филон. – Там, где можно свободно поговорить.

– Ты куда меня привёл? – с некоторым отторжением спросила Элизабет.

– Ты же против Рейха и Канцлера, не так ли? Так вот, это место, где мы единым фронтом и единым порывом выступаем против его диктатуры, – восхищение обшарпанными стенами, ароматам сырости и плесени, тусклым освещением и непонятно кем росло в каждом слове Филона.

– Так тут сопротивление… Великого Коринфа? – с недоумением того, что повстанцы прячутся по норам как крысы, вопросила Элизабет; сама девушка никогда не встречалась с бунтарской деятельностью и в её сознании мятеж это нечто романтичное и вдохновляющее, а его сторонники предпочитают конспиративные квартиры, уличные встречи и широкие апартаменты покровителей.

– Да, оно самое. А ты чего от нас ждала? Мы не можем себе позволить широкой деятельности, иначе нас накроет Рейх.

Элизабет даже предположить не могла, что её знакомый, и влюблённый в неё парень может оказаться участником ячейки сопротивления. Она смотрит на него, на его растрёпанную вольную причёску, на зажжённый взгляд.

– Элизабет, это наш единственный шанс быть вместе, – сказал Филон, взяв девушку за руку, и дама ощутила некое тепло в руках, почувствовала приятное несравненное чувство у сердца. – Давай послушаем, что скажут эти мудрые люди.

– Элизабет! Элизабет! – раздалось громкое воззвание, и через толпу к молодым людям протиснулся мужчина, с седыми кудрями, в длинном зелёном камзоле; он заключил девушку в крепкие тёплые объятия. – Дочь моя!

– Папа, – тепло ответила Элизабет. – Что ты тут делаешь?

– Я тоже тут выступаю за свободу, – гордо заявил мужчина лицо, которого покрыли морщины. – Глава этой ячейки, Сирияк, мой старый знакомый, пригласил меня поучаствовать в движении за независимость. – Тут же старик ударил себя в грудь и бахвально заявил. – Нас, последователей Ареса так просто не запугать. Пускай Рейх отбирает у нас нашу религию, культуру, свободу, но мы всё заберём обратно, причём с лихвой.

– Филон, – протянув руку, сказал парень.

– Аристарх.

– Пап…

Но отец и дочь не успели договорить, их диалог оборвался глухим стечением. В зале повисла тишина, когда кто-то, взяв какую-то старую трухлявую киянку, стал бить по трибуне, да так что та едва ли не развалилась, дабы призвать народ смолкнуть.

– Всех рад приветствовать на открытии десятого заседания нашей ячейки движения «Свободный Коринф». У меня для вас печальные новости, – с оттянутой горечью начал оратор, нахмурив овальное лицо, а в голубых очах появилась наигранная печаль. – Противник раскрыл пятнадцатую группу сопротивления. Все приговорены к десяти годам строго режима за антигосударственную деятельность.

– Да как так! – раздались вопли толпы. – Они не имели права! А как же наша свобода!?

– Тише, сначала я вам хочу зачитать короткое послание Тайного круга жрецов всех богов, – далее голос мужчины стал ещё сильнее и крепче. – «Наши подчинённые в вере, пусть ваша вера в свободе только укрепляется, ибо грядёт освободитель, молитесь, приносите жертвы богам и повинуйтесь своим местным тайным служителям культов. Да! Готовьтесь жертвовать собой ради будущего! Готовьтесь подняться ради нашего великого дела и будьте крепки в своём мятеже!».

– Да-да! – раздались крики одобрения.

– Тише-тише! – стал бить по трибуне мужчина и она едва не рассыпалась. – Но есть и хорошая новость. Наши кураторы из тех, у кого есть близкие тёрки с рейховскими шакалами, сообщают, что скоро в нашем полку прибудет подкрепление. Да и вообще, как мне вчера взболтнул начальник десяти ячеек, наше движение заключило союзный договор с ещё пятью такими же движухами в городе. Там не понять, кто за что выступает, но суть одна – у нас теперь больше народу для хорошего дела.

В зале раздались возгласы ликования и безудержной радости, которые моментально были прерваны ударами молотка о разваливающуюся трибуну.

– Так, тут у меня есть доклады по нашей деятельности. Да, конечно, за полгода нам удалось немного, мы испортили канализацию, оборвали пару поставок продовольствия в полицейские столовые, да и совершили несколько актов свобод выражения – ну вы помните пару взрывов возле участков полиции, нападения на служивый люд и всё в этом роде.

В зале снова готовы разразиться вопли о том, что необходимо было действовать активнее, что нужно изничтожать всех приспешников Империи, но снова как гром звучат удары о трибуну.

– Тихо! Я понимаю ваш пыл, но наша задача иная – ждать.

– Да сколько можно ждать!? – раздался вопль от одного из бунтовщиков. – С приходом Рейха у меня половина знакомых стала ходить в административных ограничениях и штрафах. А нашего семейного жреца посади на три года за то, что он принёс в жертву петуха за благополучие нашей семьи. Да как же так можно!?

– Я разделяю вашу печаль и злобу, – говорит мужчина за трибуной. – Но мы должны понимать, что сейчас мало что можно сделать, так как у нас нет сил для полномасштабного выступления.

– И на кой тогда мы тут собираемся?!

– Ради великой цели, конечно. – Дал ответ мужчина. – Но ещё немного, ещё чуть-чуть осталось подождать. Вы должны знать, что наши кураторы трутся возле той силы, которая действительно сокрушит Рейх.

– И что это за сила!?

Листнув пару раз в телефоне линеек с видео, глава ячейки ткнул в экран и раздался шипящий звук, слышимый вместе со словами мужского гласа:

– Это передача по скрытой линии. Пока нас не накрыли. Говорит президент движения «Свободный Коринф»…, – имя пропало в обрывах перескоках из-за плохой связи. – Мы выступаем на новом уровне, всем слышно? Ещё недавно мы занимались тем, что устраивали маленькие саботажи и долгие лета изучали писания свободы, исследовали тактики воин и мятежей, а также в обрядах и мистериях призывали помощь богов, чтобы они дали свободу нашему народу. И вот случилось. Наш наставник от управления хозяйствам Балкан сообщил, что у его повелителей, которые подчиняются незримым владыкам, есть шанс всё вернуть на круги своя. Ещё немного и всё начнётся. А пока, от всех ревнителей свободной Греции, которые это услышат – мы требуем создать ополчение по количеству в половину человек в одной ячейке. Пока вооружайтесь, тем, чем есть – ножи, палки, самодельные пистоли и готовьтесь. Через наши скрытые каналы уже поступила информация о том, кому нужно вооружение и ждите, оно будет. Мы приготовились, уже составлены все планы молниеносного захвата власти, приготовлены воины, которые нанесут первый удар. Ожидайте, свобода грядёт.

Видео окончилось, и Элизабет призадумалась. Её будоражит новость, волнует – всё может быть как иначе, никакой бюрократии и засилья Империи, никакой новой национальной политики, никакого культурного уничтожения. Всё как прежде – и это из разряда невозможного переходит в область допустимого.

– Вот видите! – слово взял глава ячейки, и его тускло освещённое лицо выдало гримасу ненависти. – Рейх скоро падёт, и мы опять будем править на своей земле. Мы здесь власть! Не Канцлер, не его правительство, а мы!

– Да! – раздались крики в поддержку слов.

– Я жду ещё одного пакета информации и указаний.

Внезапно телефон Элизабет задрожал, поставленный на вибрацию он не доставил никому неудобства и девушка нажала «принять вызов».

– Это коринфское управление заключение браков Министерства семьи, – раздалось в трубке. – Это Элизабет Кросс? Неделю назад вы и гражданин Филон подал заявление на возможность подачи заявления в органы регистрационно-семейного учёта по поводу вступления в брак и отмене административного ограничения. Мы одобрили вашу заявку и сняли административные ограничения за их нецелесообразностью.

– Филон, – убрав телефон, обратилась к возлюбленному Элизабет. – Мы можем быстро расписаться.

– Э-это, – губы мужчина задрожали. – Прекрасно.

– Нам нужен будет глава элитного отряда ополчения, – заявил глава мятежников.

– Он у вас есть! – возопил Аристарх и взял дочь за плечи. – Она – гвардеец Ареса, солдат бывшей коринфской армии и поверьте, тут не найдётся кандидатуры лучше среди всех собравшихся! – Аристарх посмотрел дочери, и она встретилась с его взглядами, в котором на неё давил чувство долга. – Давай дочь моя, соблюди заветы свободной Греции, давай вместе, как в детстве, снова будем служить великой идее свободы.

Дихотомия выбора ещё сильнее рвёт душу Элизабет. Вокруг неё пляшет безумие толпы, сердце сдавливает долг и желание, множество глаз уставились на неё в ожидании «верного» решения, и только одна пара янтарных очей смотрит на неё с любовью и пониманием. На груди странно отдаёт холодом амулет в виде меча – подарок отца, заставивший напомнить её о долге перед родителем, который всю жизнь ей вбивал в сознание мысль, что она должна бороться за свободу и силу своей родины. Она не может оскорбить честь и чувства отца отказом. С другой стороны, она в предвкушении ощутила, как её безымянный палец будет увенчан кольцом из золота, как уже представила, как она с новым мужем снимет квартиру побольше, как они вместе будут воспитывать Анастаса и родят ещё одного.

И всё же, под давлением удушливого ощущения долга, который сдавливает дыхание и отзывается страхом позора, губы девушки, словно невольно выговаривают тихо, но в комнате, где стоит полное безмолвие эти слова слышал каждый:

– Я согласна.

Зал наполнился нездоровой отрадой, где люди готовились к войне, к убийству и даже террору. Элизабет на секунду стало не по себе от дикости происходящего, но взяв себя в руки, она обратилась к парню:

– Филон, давай заключим брак. Сегодня же.

– О-ох! – встрял отец и его басистый голос удивления наполнил всю залу. – А почему я не знаю, что моя любимая доченька с кем-то уже встречается? Да и может подождёшь, когда восторжествует свобода? Ты могла бы себе не только одного хахаля взять в мужья.

– Пап! – воспротивилась дочь, чувствуя, что ей нужен только этот человек, который смог вывести из уныния и жизненного разочарования.

– Что ж, значит так угодно тёткам, которые плетут наши судьбы. Могу найти хорошего жреца, который бы посвятил ваш брак богам. Только осталось найти жертвенное животное.

– Да, отлично, – вмешался глава ячейки и призвал всех к тишине одним мощным ударом о трибуну, которая не выдержала бедная и треском разлетелась, превратившись в кучу обломков под ногами. – Мы начинаем формирование отрядов ополчения и воинов, новой армии свободного Коринфа и Греции. Знайте, уже сейчас разворачиваются судьбоносные события, уже сейчас наши кураторы сообщают, что там, наверху санкционировали великий план, который положит начало нашей свободе. Всё начнётся в Афинах.

Глава 9. Неспокойный регион

Следующий день. Двенадцать часов дня. Афины.

Яркий солнечный день воцарился над славным городом, столицей всего греческого региона, даруя его жителям прекрасную картину – лучезарные небеса, настолько яркие и голубые, что кажется, будто они выстланы драгоценным камнем или бирюзой, и ослепительное светило венчает небесную твердь бриллиантом. На небе ни облачка, нет ничего такого, чтобы предвещало беду или нечто плохое, разве только у стен Дворца имперской власти, где заседает Имперор Магистратос вновь собрались митингующие, человек двести, требующих больше свободы, а полиция Рейха только стоит и смотрит, не имея приказа от городских глав свернуть это жалкое выступление в бараний рог.

– Свободу региону! Давай автономию! Давай нам партии! – кричат мятежники, но их будто никто не слышит и не собирается услышать.

Большинство обычных граждан просто проходят и смотрят на народ, как на чудиков, решивших поутру прокричаться и для большинства граждан эти лозунги, их требования – бред чистой воды на который даже не стоит обращать внимания. «Дайте автономию и свободу» – лозунг, особо забавляющий народ Афин, ибо многие знают, что если бы эти вопли звучали где-нибудь в Риме, то всех давным-давно бы скрутили и отправили под трибунал, который незамедлительно вынесет обвинительный приговор.

Две сотни в разношёрстных одеждах образовали толпу, из которой торчат плакаты, и они не собираются отходить, ибо выгнанные сюда по воле своих подпольных партийных лидеров, не уйдут пока не поступит указания.

И всё же, у большинства проходящих мимо людей возникает вопрос – «а зачем сегодня они вышли?». Большая площадь, с бетонными плитами, выкрашенными в чёрный и белый и выложенными в шахматном порядке, превращающаяся в ложу между множеством высотных домов. Машины шныряют где-то рядом, люди спешат на работу или уже трудятся на благо родины, кто-то просто гуляет, и наслаждаются видами, предаваясь праздной прогулке.

Дворец же превратился в спокойного смотрителя действий митингующих, которому едва ли есть дело до того, насколько силён вопль немногих протестующих. Строение, больше смахивающее на готический собор, и отдающее холодной монументальностью, окружённое метровым пиковым забором чёрного цвета, безмолвно «наблюдает» за тем, как развивается протест и словно знает, что скоро люди надорвут голоса и их запал выдохнется, они превратятся в полумолчаливые статуи, которые есть жалкое напоминание прошлой свободы этого региона, грезящие о несбыточном.

По афинским дорогам рассекает автомобиль, похожий на небольшой микроавтобус, с длинной задней частью, выкрашенной в цвет бетона и большой кабиной с тонированными стёклами. Он едет тихо, словно бы стараясь слиться с трассой и машинами на ней, пытается не выбиваться из общей картины движения. Внутри авто темно и прохладно из-за работающего во всю силу кондиционера, чей холод проникает и внутрь мест для пассажиров, занятых далеко не туристами.

Мужчина внутри автобуса уставился в тёмный пол. Он видит, что его ноги экипированы в тяжёлые берцы поверх которых щитки, а сам он облачен в чёрную броню Службы имперской безопасности и даже двуглавые орлы на нашивках имеются. Парень в окружении ещё шестерых таких же, как он людей, в такой же одежде. Лица всех скрывают маски, а головы прикрыты шлемами. Рядом с ними покоятся тонкие чёрные автоматы с небольшими магазинами.

– Сегодня мы заявим народу о том, что их Империя – враг, – раздаётся полный ликования и радости голос одного из парней.

«Кровью невинных», – разгневался внутри себя мужчина, но в то же время вспомнил о гибели родного человека, и жажда мести перекрыла потуги стремления к справедливости.

– Скажите, господин герцог, как оно было в Константинополе? – вдруг спрашивают мужчину. – Господин Доуху.

– Ничего стоящего, – немногословничает герцог, не желая что-либо говорить, хотя он отлично помнит, что случилось тогда в «Царьграде».

– Не трогайте его, – раздалось из кабины водителя. – Лучше проверьте оружие и воздайте молитвы нашим богам и верьте, что Арес ведёт вас.

– Во славу вольной Греции и по воле богов! – радостно воскликнули парни, но не Доуху, который сохраняет мрачную тишину.

Герцог вчера со своим отрядом смог свершить налёт на военный порт, который принимает оружие с заводов Апеннинского полуострова, поскольку на Балканах всем производством вооружения заведует ТехМаршалл – кампания, формально подчиняющаяся свободному парламенту, но на деле контролируется Рейхом через «Имперский совет владельцев», который больше чем на половину состоит из людей, предложенных Мастером-защитником. В итоге, поставки оружия прекратились на какое-то время или же были направленны в иллирийский военный порт, а там, на дорогах в Грецию машины будут ждать «Налётчики Ареса». Отморозки Фемистокла готовы любой ценой не пустить оружие для войск Империи на Балканы, а ТехМаршалл тем временем стал направлять вооружение на свои склады, и вот-вот оно будет использовано для великой цели.

«Где мои ребята? Где мои верные воины? Я не знаю этих людей», – пронеслись скорбные мысли в голове Доуху, который знает, что сейчас его венецианцы рассеяны по всему полуострову и руководят работой диверсионных команд, которые по приказу, в один момент, должны парализовать жизнь имперской инфраструктуры.

Мятежи и бунты становятся всё интенсивнее, и герцог чувствует, видит это. Он понимает, что все подпольные политические лидеры сопротивления ведомы из единого центра и «некоторая часть предложена прямо на заклание, в жертву свободе региона, которую должен пожрать народ и впасть в гнев освобождения», – как красиво выражался Фемистокл пере сегодняшней операцией.

«Это всё ради Жака», – шепчет про себя Доуху, пытаясь успокоить себя перед дерзкой вылазкой.

Внезапно автобус остановился, и герцога чуть покачнуло в сторону, тут же все воины взялись за оружие, ощутив, что приехали в пункт назначения. Доуху трясёт, как одинокий лист на холодном осеннем ветру и ему не по себе от того, что сейчас им придётся творить, но всё же он встаёт и выходить на улицу, выбираясь из автобуса в яркий свет грядущего безумия.

– И запомните – не слова по-новогречески, – резко говорит один из бойцов группы и герцог узнаёт в нём Энтимона, главу особого отряда одного из имперских орденов и Доуху припоминает, что все они тут офицеры и все сражаются за новую Грецию.

Доуху до сих пор не может поверить, что тот, кто был поставлен самим Канцлером – вершить волю Империи, идёт на такое мерзкое действие. Ведь он всегда думал, что местные бунты – дело рук мелких шаек мятежников, но всё это оказалось хорошо спланированной сетью, в центре которой сидит Мастер-защитник и умело дёргает за нити неповиновения. Он как тёмный дирижёр, задающий музыку мятежа, её громкость и тон, который умело всё приготовил… всё ради одного момента. Пока в Империи не знают о его цели, которой герцог может только удивляется, ибо поставленный практически выше всех на Балканах, первый предал Канцлера, утянув за собой бесчисленное количество людей.

Они на той самой площади, где развернулось буйное мятежное представление – транспаранты и плакаты, обращённые к дворцу и люди их держащие, изливающие буйство недовольства. Такая картина везде и всюду – от Афин и до самого Эпира от Аргоса и по самый Константинополь, и они здесь, чтобы искру сделать пламенем, который сожжёт Рейх.

Герцог ступает по площади, чувствуя под ногами твердь и ждёт приказа, однако всё началось очень быстро, да так, что он даже не заметил. Он услышал, как на всю улицу раздаётся громогласное воззвание из граммофонов техническим голосом далёкого проповедника:

– Говорит Кардинал Южнобалканской епархии Бенедикт Джаско. Граждане великой Империи, мои дорогие братья и сестры, я несу вам слово всей нашей великой церкви здесь и прошу вас оставить любые попытки мятежей и митингов. Этим вы ничего не исправите, да только нанесёте больше ран на свои души. Не будет никого «освободителя», как говорят какие-то преступники, ибо в мятеже нет свободы, только рабство тем, кто несёт идеалы безумия революции. Не делайте жертв нечестивым богам, смиритесь перед происходящем, ибо только им, вы принесёте мир и покой на земле Империи.

Кардинал закончил в тот момент, когда начал говорить мятежник под прикрытием:

– Мы отряд Имперской службы безопасности! – закричал Энтимон. – Требуем всех разойтись, иначе будет применено летальное оружие!

Люди не успели ничего сказать или ответить, даже реакции никакой не было, ибо первые ряды протестующих тут же пали на землю, раскрасив чёрное и белое кровью. Автоматы зазвенели как сумасшедшие, неся неминуемою гибель множеству людей и раздались истошные крики под звонкий гул очередей. Все в округе ринулись бежать кто куда, кричат и уносят ноги как можно дальше, плакаты с громкоговорителями упали на плитку прямо в кровь, а преддверье у забора дворца ныне усеяно телами и омыто алым. Но те, кто пришли распалять не могут успокоиться и продолжают беспорядочную стрельбу, уничтожая местное население методичными выстрелами в спину.

Доуху принял на себя удар местной полиции, которая пыталась спасти митингующих, явно не веря, что те, кто пришёл сюда и стреляют по людям – это представители Империи. Люди в тёмно-синей и чёрной униформе открыли огонь из пистолетов, но ответом им стала очередь автомата, которую не выдержали бронежилеты и люди попадали на землю, стеная и плача.

Воздух мгновенно наполнился дымом и запахом смерти, всюду слышатся истошные вопли и крики о помощи, и чувствуется, как зреет и разрастается хаос, который энтропией разбегается по городу.

– Продвигаемся! – кричит боец, меняя магазин и продолжая стрелять, только уже по проезжим автомобилям и окнам зданий. – Нам нужно зачистить дворец от всякой швали в блоке «Б».

Доуху, смотря на высокое здание, видит, что помимо основного ансамбля готических построек рядом, справа ютиться пятиэтажное здание, выполнение в виде и стиле греческих построек древней Эллады и стало местом работы для сотни представителей власти «Балканской автономии».

Отряд направился туда, предварительно вынеся забор залпом подствольных гранатомётов, тот разлетелся на куски с металлическим перезвоном. Сквозь тучу пыли и мелких осколков плитки семь воинов явились в ореоле зла и открыли беспорядочный огонь по зданию в не-имперском стиле, затопив место у двери в шторме пуль. Там, на высоте пятидесяти ступеней у самых двухстворчатых дверей теперь лежат мёртвые охранники в светло-синей одежде.

Доуху знает, что прежде всего подумают на Имперскую службу безопасности, ибо даже приказ в базах имеется подделанный и внедрённый, а бюрократическая машина Империи получила «повеление» главы Службы о ликвидации митингующих и «проправительственных сил Автономии, поддерживающих повстанческое сепаратное движение».

Отряд забрался наверх и выбил двери, моментально проникая вовнутрь и заливая там всё штормом пуль и градом из подствольных гранатомётов, не зная жалости, на месте убивая работников и разоряя помещения убийственными залпами.

Герцог оставался у порога, позади всей группы и тут же ему и ещё одному человеку поступил приказ:

– Доуху и Верлимон, оставайтесь на месте и удерживайте позиции на месте! Не пускайте сюда правоохранителей!

Два человека отступили от входа на улицу и заняли место у колонн, выставленных прямо у ступеней, и направили автоматы в сторону места их прорыва.

– За что воюешь? – спросил Верлимон. – Чувствую, что явно не за свободу нашего славного региона.

– У меня свои мотивы, – буркнул Доуху и направил взгляд в сторону площади, где останавливаются множественные автомобили и оттуда выбегают полицейские, выстраиваясь у машин, как у баррикад.

– А я вот за свободу. У меня Рейх отобрал любимое дело – выращивание конопли и её продажу, да и впаял мне штраф и отобрал завод, которым я владел. И не только это. Но ладно, в бой!

«Теперь этот регион окончательно погрязнет в сепаратизме и войнах», – мрачно подумал герцог.

То, чего они добивались, теперь будет твориться у всех на глазах. Регионалисты, подстрекаемые политическими иерархами полузаконных формирований разведут страшный вой о «тираничной машине Империи», которая уничтожила мирных жителей, а власть станет среди митингующих искать тех, кто решил дискредитировать Империю в глазах её же граждан. И все упустят из виду важную деталь, кукловодов, которые хитро и коварно направляют потоки недовольства в то русло, которое необходимо им, не гнушаясь сотнями жизней невиновных людей.

«Клянусь, это в первый и последний раз», – говорит себе Доуху, смотря на то, как строятся ровные ряды полицейских машин.

На место прибыл отряд настоящей Службы имперской безопасности – герцог видит этих людей в чёрной броне, такой же, как и он и нашивки у них одинаковые – всё тот же двуглавый орёл на плечах. Они, сквозь шум машин и городского хаоса, выкрикивают команды и рассредоточиваются сквозь ряды полицейских, приготовившись к штурму. Позади Доуху слышит какой ценой платит он за месть, отчего ему становится не по себе.

«Того ли хотел бы Жак?», – вопрос, вызванный угрызением совести, моментально пропал, был подавлен яростью, клокочущим гневом, который обвил сердце и ослепил взгляд и теперь герцогу важно лишь одно – ответ Рейха, а остальное отступает на второй план.

– Огонь! – Доуху слушается рядом стоящего парня и сжимает крючок и его автомат слегка забрыкался в руках, а по полицейским ударила очередь, скосив пару человек. Тут же им в ответ был дан скоп пуль, который выбил пыль из колонн, ставшими хорошими укрытиями. Герцог перезарядил автомат, вставляя последнюю обойму, и снова его оружие завыло очередями и вспышками в сторону противника, и каждая рой пуль угодил в полицейских, повалив их.