Читать книгу: «Под ласковым солнцем: Там, где ангелам нет места», страница 23
Часть третья. Адский марш или пламенный привет из «Содома»
Глава двадцать четвёртая. Бриллиантовое обретение
Где-то на острове «Бриттов». Ближе к вечеру.
«Рейтинг Свободы – наше приобретение, мерило нашего мира, которому нет замены. Свобода есть всё для нашего великолепного мира освобождения от оков дремучести и неравенства, но нам надобно выделить тех, кто прилагает особое рвение и стремится установить мир свобод везде и всюду, и тех, чья ничтожная воля стремится утянуть нас обратно в стан дремучего тоталитарного традиционализма. А по сему мы выделили пять уровней рейтинга:
Первый уровень – высшая степень становления свободы. Им открыты все двери в нашем обществе Развитого Либерализма и любая поддержка, которую они запросят должна быть оказана. Первый уровень достоин самой лучшей социальной и государственной поддержки. Их степень просвещения Свободой настолько высока, что само общество позволяет им не работать, а стремится их обеспечить всем необходимым, чтобы не отвлекать «Вестников Свободы» от работы созидания великого либерального социума. Им предоставлены самые передовые блага: льготы, освобождение от налогов, дарение транспорта, почёт, передача в пользование трёх антропоморфных андройда и имущественная поддержка. Первого уровня достойны категории граждан, отказавшихся от собственной человечности, отрёкшихся от определённого гендера, людей и нелюдей вступивших в антисемейные объедения и отдавших личность в сторону индивидуальности. Первый уровень это костяк общества Развитого Либерализма, который должен оберегаться всеми способами, поэтому они имеют право запросить любую поддержку от любого учреждения, кроме Корпораций, и им обязаны выполнить любое их требование.
Второй уровень есть те, кто только встал на путь либерального просвещения. Любители собственного гендера или отказывающиеся от любви к живым или одушевлённым предметам вообще, отказавшиеся от естественной гендерной принадлежности и сменившие его на другой, заядлые участники потребления, трансформаторы тела или другие граждане, просвещённые не так сильно, как первый уровень. Они достойны того, чтобы получать хоть какую-то поддержку от социума Развитого Либерализма, дабы не предаваться унынию и продолжать путь становления в первом уровне.
И самый поганый, свободе противный третий уровень. Люди, живущие в старо-традиционных семьях, христиане и мусульмане старого нелиберального исповедания и прочая нечисть, отвергающая ценности Развитого Либерализма. Они должны быть ограждены от всяких социальных благ и помощи со стороны. Те, кто попирают саму идею Свободы, не имеют права обеспечиваться от государства. Их мы должны оградить от помощи всякого негосударственного учреждения, ибо гражданское общество должно работать только на тех, кто ценит нашу «Концепцию». На третий уровень рейтинга должна ложиться вся тяжесть и обременение, которое требует общество. Налоги, в увеличенном размере, работа на самых опасных предприятиях, и всяческое унижение – вот, что должно стать нормой для третей категории. Их мы обязаны оградить от Вестников Свободы, забрасывая на самые края от просвещённого общества. Так же только на эту категорию, с позволения сказать, граждан, возлагается воинская обязанность.
– «Чёрный Сонет» от Механизма Свободы.
Солнце постепенно опускается до края горизонта, заставляя тени, отражения мраком от предметов с каждым моментов становиться всё длиннее и больше, постепенно сливаясь с самой тьмой.
Всё небесное полотно вспыхнуло десятками оттенков тёплых тонов. Там, где солнечный диск готовился соприкоснуться с тонкой линией горизонта, небесная твердь выкрасилась в яркий цвет небесного огня. Обширные пространство вокруг солнца обрели багряные насыщенные и яркие краски, варьировавшиеся по гамме от обжигающе тёплых, до более прохладных. И только в самом конце небосвода, на востоке медленно подступали лиловые тона, на которых уже замерцали серебряные звезды.
Но город это едва ли волновало. Расположившись посреди возвышений у самих маленьких гор, знаменитых в юго-западной части бывшей Великобритании, населённый пункт, возведённый на деньги Корпорации, средства региональных властей и Культа Конституции вёл активный образ жизни двадцать четыре часа в сутки и семь часов в неделю.
Высокие постройки для сей города, уходящие порой на десять этажей в вышину, некоторые похожие на облицованные стекло панелями небоскрёбы, заняли своё почётное место в административном центре. И чем дальше к краям города, тем более он становился трущобным. Десятиэтажные здания уступали место постройкам в восемь этажей, пять и так пока всё не заканчивалось одноэтажными лачугами, сколоченными из досок.
Однако город, получивший название «Скатриума», не беспокоится по этому поводу. Как заведено во всём просвещённом мире, основанном на концепции «Развитого Либерализма», «Вестники Свободы» селятся в самых комфортабельных и улучшенных домах. А всех остальных, с низким «рейтингом Свободы», предпочитали закидывать как можно дальше, на самые края, где в основном Корпорации и расставляли свои массивные исполинские заводы.
Ветряные потоки, нагоняемые с запада, окутывали город с крыш самых высоких зданий, заканчивая улицами и канализационными стоками. Ветер, наполненный холодом зимы, он гонял мелкий мусор, поднимая ввысь и снежные песчинки, которые закручивало в вихре блестящим десятками оттенков серебра на солнце.
По этим самым улицам, медленно и не спеша, хрустя снегом, и пиная всякую мелочь, шагал высоковатый человек. Он пробирался среди трущоб в которых «Вестники Свободы» старились не появляться. На человека смотрели «истинные», как они себя называли бритты: темнокожие рабочие и смуглые арабы, выходцы из тех мест, где сейчас хуже чем в аду. Родители «истинных» бриттов пришли в те самые времена, когда Землю сотрясал Континентальный Кризис, и с годами, население, жившее испокон веков в землях Старого Света, испив лени и праздности, оставило одну из заповедей Божиих, став резко уменьшаться в числе, даже вымирая.
Однако человека не интересовала история, разве что одного потерянного родственника, к которому его тянуло больше года, но суровый либеральный закон жёстко ограничил право видеться.
– Хэй, Эрни! – В тени деревянного двухэтажного дома раздалось добродушное воззвание. – Ты куда! – С лавочки, вкопанной временем возле ветхой постройки, встал высокий чернокожий мужчина. – Ты куда пошёл?!
Парень выше среднего, в серой, как вся «радужная» действительность, куртке, набитой пухом, остановился. Под капюшоном томился слабый взгляд светло-голубых глаз, кидавших по сторонам обеспокоенные взгляды, полные страха. Руки стали судорожно бегать по карманам утеплённых джинсов.
– Не ищи. Я их выбросил. – Подойдя, сурово произнёс чернокожий мужчина, обратив взгляд карих глаз прямо в душу другому парню, поправив свой оранжевый утеплённый жилет. – Ты себя так загубишь. – Рука негра невольно пихнула мрачного человека в плечо. – Посмотри! Как же ты себя запустил. Твоя знает, что ты стал травить лёгкие?
– Она не моя. – Голос так и дёргался, как струна на поломанной арфе. – Как раз иду встречать её, Арсинис.
– Вот ты дурень, – упрёк прозвучал на всю улицу, наполненную отдыхающими работягами. – Она ради тебя стала жить в этой помойке. – Рука Арсиниса описала дугу, демонстрируя покошенные и развороченные улочки, заваленные мусором; как в кучах сора плодятся и играются крысы; разбитые дома, которым наспех сумели сами жители сделать сносный ремонт; показывая сам образ жизни обычных работяг, подписавших договоры с Корпорацией. Руки негра сошлись на плечах Эрнеста. – А теперь скажи мне, какая нормальная девушка, в наши неспокойные времена будет жить в таких кошмарных условиях?
– Нет таких. – Слова отчеканили безжизненностью и обречённостью бытия.
– А помнишь, какую ей предлагали работу? А? – Вызов настойчиво рвался в душу Эрнеста. – В чистом офисе, среди канцелярских крыс и с такой зарплатой, что я б мог… купить весь этот квартал. А на что пошла она?
– Осталась рядовым сотрудником на…
– Договаривай! – Рыком пронеслось возле всех здешних помоек.
– Низовой уровень. – С сочащимся из каждой буквы отчаянием твердил парень. – Документационный обслуживающий.
–О-о-о-о. Что-то ты совсем расклеился. Надо будет тебе достать настойки дядюшки Доминго. Лучшее средство от любой депрессии.
– Мне…
– Знаю-знаю. Нужно встретить Эбигейл. – Негр умолк, выждав пару секунд. – А пойдём-ка я с тобой пройдусь. А то ты натворишь глупостей. Доставай тебя потом из питомника.
Двое мужчин продолжили путь по улице. Пространство вокруг них сжимали самые настоящие трущобные кварталы. Пределом роскоши тут являются двухэтажные деревянные подгнившие дома, которые давно нужно сносить. А самым обыденным жильём для горожан стали самодельные домики, из каких только возможных материалов. Старые листы металла, навесы, брезенты и тому подобное: всё шло в ход. Мусор не вывозили из этого квартала, ибо у жителей нет денег, чтобы постоянно оплачивать услуги уборочной бригады. Отчего среди построек и жилья витали стойкие ароматы смрада. Когда мусора становилось слишком много, его попросту сжигали.
Самое страшное, что рядом не было кладбища и людей сначала обжигали, а потом хоронили. Но сгорало далеко не всё и захоронения часто размывало. Трупная вонь надоедала не меньше насекомых. А вспышки болезней стали довольно частым явлением, ибо никто не способен оплатить даже банальный осмотр. Все деньги уходили на налоги «Вестникам Свободы» и продукты.
Эрнест шагает рядом со своим другом и из-под капюшона рассматривал квартал, в который умудрился попасть. Его взгляд судорожно бегал в пространстве, отмечая как можно больше деталей.
На стенах домов повисли выцветшие и оборванные рекламные баннеры. Фундамент просел вместе с домами. Дороги прибывают в таком состоянии, что если над ямами поставить крышу, получится землянка. Впрочем, некоторые так и жили: выбирали яму, благоустраивали её и накрывали самодельной крышей, считая это «дешёвым доступным жильём».
Горы мусора в переулках резали взгляд и носоглотку только первые дни. Потом выработалась привычка. Отсутствие канализации и коммуникационных систем делали квартал невыносимым местом.
Но адские условия жизни не превратили «квартал ишаков», как его в презрение называли «Вестники Свободы», в рассадник бандитизма и жестокости. Люди, истинные существа, сплотились между собой. Тех, кого согнали и Корпорация и Культ Конституции, не устрашили реалии нового мира. Они просто жили, как и подобало обычному рабочему, надеющемуся на лучшую жизнь.
Неожиданно Арсинис обратился с вопросом, выбив из размышлений Эрнеста.
– Скажи, а почему ты как расклеился?
– Я больше не могу работать на этом проклятом Инкубатории! – Взревел парень и стал распаляться, отгоняя гневом душевный мрак. – Каждый день одно и то же. У меня нет больше сил, ставить подписи под графами: «Сколько детей перечислить в распоряжение Вестников Свободы», или «Сколько рекомендовано изъять детей у родителей с первым порогом рейтинга свободы». Я больше не могу смотреть на то, как девушек, не принадлежащих к «либерально-народной бюрократии», везут насильно оплодотворять «для нужд либерально-прогрессивного класса». Порой у них просто вырезают матку, чтобы удовлетворить те же нужды.
– «Рейтинг Свободы». Признаюсь, мало что о нём слышал.
– Бредовая штука. У нас, у третьего уровня есть два порога. «Первый порог» в рейтинге – ты свершал «преступления против общества развитого либерализма». С этим «порогом» ты превращаешься в самую репрессируемую касту. Второй порог – ты не принадлежишь к «Вестникам Свободы» и ничего им не делал. Проще говоря, ты никто и звать тебя никак тогда.
– А сколько всего этих «порогов»? Ну, внутри других уровней? И что нужно стать, чтобы забраться на самый верх этого дерева?
– Всего шестнадцать, разбросанных по всем уровням. Самым высоким обладают только «Либерально-Анти-Святые» личности, прошедшие «Содомизацию Свободой». Среди таких Ароиз «Пошляк» и глава Культа Конституции.
– Содомизация? – оборвал негр Эрнеста.
– Когда-то, очень давно, если верить запрещённой книги – Старой Библии, далеко на востоке существовал город Содом. Он стал оплотом такого греха, что Господь, не признаваемый современной «церковью», решил стереть его с лика земли, залив небесным пламенем.
– И-и-и?
– Так слушай! – Оживлённо выдал Эрнест и его спутник понял, что смог выполнить задуманное – вырвать своего друга из лап меланхолии и печали. – Культ Конституции объявил Содом оплотом не греха, а центром просвещения на всём древнем ближнем востоке. И теперь, чтобы пройти в «шестнадцатый порог», нужно совершить такую… «просвещённую мерзость» и таких масштабов, которая хулит и попирает все основы и стержни старой морали. Вот, например Ароиз устроил оргию на несколько десятков человек.
– Кстати, а почему ты до сих пор не уволился? – Понимая противность темы, быстренько сменил её Арсинис. – Если ты уйдёшь оттуда, я тебе быстро подберу работу. Да и как ты там вообще оказался?
– Всё началось с того момента, когда одна Корпорация нас перекинула другой, в счёт погашения долгов. – Эрнест перепрыгнул через яму, наполненную зловонными фекалиями. – Затем нас перекинули к региональному правительству. А затем скинули к Культу Конституции. – Вытянув руку вперёд, устремив ладонь на горящие вдалеке небоскрёбы, мужчина с печалью вымолвил. – Эбигейл предложили работать там, управляющим в одной конторе.
– Но она отказалась и сама нашла работу за сущие гроши.
– Ты прав. Я до сих пор не знаю, почему. – Ответом на пророненную фразу стал неодобрительный взгляд Арсиниса. – И я был определён на Инкубаторий, который закинули за край города. – Показавши за плечо большим пальцем, тяжко сказал Эрнест. – Но я не могу там работать. Всё слишком тяжко. Мы там как на конвейере. Каких-то детей, ещё младенцев, принимаем, чтобы отписать их «Вестникам Свободы» на воспитание. А потом, что они с ними делают…
– А Что именно? Расскажешь? – Остановившись на заснеженном перекрёсте, в условленном месте, с энтузиазмом задаёт вопрос новый друг.
– Один пятилетний ребёнок, не хотел выплёвывать таракана, которого жевал. Его мать даже не кричала. Просто попросила так не делать. – Эрнест прокашлялся, почуяв жжение в горле. – Но малыш, начитавшись про «активную защиту прав», позвонил ювеналам и с обиды нажаловался, что его мама нарушает право на получение удовольствия. Ювенальная Полиция быстро «упаковала» девушку и отправила её на носильное зачатие. А для мальчика нам было предложено подобрать более «либерально-компетентную» семью.
– И что же? Вы отправили?
– Мы могли только предложить. Мальчика отправили в одну семью, где семь пап. Они его стали одевать в розовые платьица и на короткую стрижку натягивать банты. Мальчик снова позвонил к ювеналам, сказав, что ему там «очень-очень» плохо. Но в трубке ответили: «Либерально-просвещённая семья не может вредить воспитанию ребёнка, так как по определению не может причинять вред. И против такой прекрасной семьи нельзя применить закон». Гудок.
– Вот это маразм. – Оглянувшись по сторонам, выискивая патрули «Свободомыслящих» с толикой страха обронил Арсинис. – Фух, надо быть тише. – Слова нового друга обратились прямо к Эрнесту. – Ну, так увольняйся, брат! У моего знакомого есть небольшая мастерская. У него как раз нет того, кто бы покопался в бумажках.
На губах Эрнеста проскочила улыбка, ставшая символом бессилия и внутренней подавленности:
– Ох, если бы всё станет так легко.
– Нет ничего проще. Взял, забрал документы и через несколько дней отдаёшь деньги на «Право увольнения».
– Не получиться. Культ Конституции устанавливает на два месяца слежку всеми, кто уволился. Он хочет убедиться, что сотрудник имел «достаточные основания с точки зрения важности Свободы», чтобы покинуть их предприятия.
– Вот, холера! – Выругался Арсинис, задрав голову к небу, как цыплёнок. – И где наша региональная власть? Вот что они делают, чтобы улучшить жизнь обычным людям? Так и хочется согнать их сюда и провести разжиревшими рылами по асфальту, который давно сошёл.
– Ты про Комитет Десяти? Он же держит всю власть в вашем регионе.
– Да, он самый. – Тихо, едва ли не шёпотом негр добавил. – Поскуды разжиревшие. Свиньи обрюзгшие.
– Так он выполняет только волю Культа Конституции и Корпорации! – Как школьник, точно угадавший ответ вскрикнул Эрнест. – Ни Исполнительное Управление, ни суды, ни сам Комитет Десяти: никто не способен спорить с двумя титанами внутренней политики!
– Так зачем они нам?
– Они не для вас. Региональные власти существуют только для мастеров денег, и «просвещённого» вероучением в Свободу народа. На остальных они чихать хотели. – Слова Эрнеста всё больше наполнялись гневом.
– Зачем это всё? Зачем так нас мучить? – Арсинис и сам не понимал, что для своего друга он задаёт темп вопросов, подводит к ним, на которые давно искал ответа сам Эрнест.
– Во имя идеи, – мрачно заключил на сущности своей родины Калгар. – Идея свободы личности, частного предпринимательства и рыночной экономики, самоопределения и свободного рынка. Вот что стоит у фундамента Либеральной Капиталистической Республики. – Речь Эрнеста обрела глубинные понятия, идущие словно от гласа души. – Но всё извращено. Практическая реализация этих идей в чистом виде для кого-то породила рай, а для кого-то сущий кошмар. Сами идеи встали в бесконечный абсолют, превратившись в одно из «ласковых солнц».
– Во что? – скрючив лицо в недоумении, изрёк Арсинис.
– Ты читал Сарагона Мальтийского?
– Нет.
– Он утверждал, что после Великого Кризиса, эры распада и хаоса Старый Свет накроют «три солнца». Каждое из них будет сверкать идеологией, которую изберут. И новые идеи станут скрепляющими вокруг разрозненных народов. Однако солнца станут настолько тираничными, что согласным они подарят ласку, а бунтующих сожгут в своём пламени.
– Ох, – приложив ладони к голове, выдохнул Арсинис, – всё слишком сложно. Можно как-нибудь проще, брат? Я окончил всего пять классов.
– А легче же не получится. Это же Сарагон. – Развёл руками Эрнест. – Просто нужно запомнить – чем благороднее и совершеннее идея, тем больше крови ради неё прольётся и она скорее всего превратиться в ментального тирана.
– Хах-ах, – рассмеялся друг, оперившись на колени, словно впал в истерику, – видимо, кто дал нашей стране идеологию, настолько высок и благороден, что должен быть ангелом. Но посмотрев на нас, он просто улетел.
– Возможно, – края губ Эрнеста потянулись к непроизвольной улыбке.
– Так почему нам просто не объединиться и не выступить против всей пакости? Нас же многие поддержат. – В словах и тембре зажегся истинный революционный напалм, а произносимый голос с лица, стал абсолютно серьёзным.
– Потому что ещё больше нас задавят. Тех, кто хочет перемен в обратную сторону пара миллионов. А упившихся пьянящей свободой «пьяниц» нового мира в несколько десятков раз больше. Масса превратилась в мешанину и сожрёт тех, кто выступит против их мира «Прав и Свобод».
– Ох, лучше скажи мне, – топчась на одном месте, утирая слезу, выдавленную истерическим смехом, заговорил Арсинис, – а что у вас с Эбигейл? Просто моя Марта считает, что вы любовники.
– Ох, нет. – Бурно запротестовал мужчина, как будто его обвинили в преступлении. – Мы просто хорошие коллеги.
– Но…
– И никаких тут «но».
– Однако ты хотел бы с ней встречаться?
Пауза стала ответом. Для парня, прожившего в трущобах, знающего людей, как родной квартал, сомкнутые губы Эрнеста и отсутствие, голоса уже ответили на вопросы.
– Я не знаю.
– Чего же тут не знать? Чувства это такая штука, что их либо чувствуешь, либо нет. Иного не дано. – Блеснул житейской мудростью Арсинис.
– Бывшая жена. – Промямлил Калгар, пытаясь сформулировать мысль, которую оборвал резкий голос другого парня:
– Что?! Ты ещё тяготеешь к той бабе, которая променяла тебя на кнут и тот разжиревший мяч, которым слоны должны в футбол играть? Как там эту гору дерьма звать?
– Верховная Мать.
– Ты ещё тяготеешь чувствами к той бабе, что теперь лобызает почерневшие пятки Верховной Мамке? Не разочаровывай меня, парень. С тобой сейчас не она, а Эбигейл. Я думаю тебе всё понятно.
– Так точно. – Шуточно ответил Эрнест. – Как нельзя лучше.
– Правильно. – И потянув корпус в сторону, показывая ладонью в продолжение улицы Арсинис мягко произнёс. – Смотри, кто идёт.
Впереди, на фоне небоскрёбов и прогрессивной цивилизации, по разбитой улочке, напоминающей зону артиллерийского обстрела, в одиночества шла девушка. Звон её каблуков, наверное, раздавался эхом по всему кварталу. Ноги в чёрных брюках привлекали своей стройностью и отсутствием спичечной худобы. Курточка, цвета тёмной ночи, доходила прямо до пояса. На матовый материал ложились выпрямленные оттенка капучино волосы, осветлённые до русого цвета к кончикам. Прекрасные глаза, похожие на драгоценные камни созерцали с надеждой и счастьем. Их взгляд стрелой уставился на Эрнеста. Крашеные и объёмные ресницы порхали, словно крылья бабочки.
Эрнест уже не посмел изречь фраз в стиле «она не моя». Мозг и душа не отвергали, интенсивно впитывая сказанную житейскую мудрость. Средь либерального безумия, сумасшествия красивых идеологий и полной оболваненной народной массы только простая житейская мысль, прошедшая десятки поколений, и оставшись нерушимой, может стать светом во тьме сгущающихся над обществом и душою туч.
– Так иди же к ней! – Буквально толкнув рукой в спину, сорвался Арсинис, желая помочь другу.
Как на зло или радость судьбе, Эрнест подчинился и пошёл вперёд, смотря, как девушка улыбается ему. Но Эбигейл определила каблук прямо в застывшую лужу и покатилась вперёд. Мужчине пришлось её подловить, но скорость такова, что девушка носом уткнулась в грудь парню, подавшись по инерции вперёд.
– Эрнест. – Порхая ресницами, отпрянула девушка от груди мужчины. – У меня тля тебя хороша новость.
– Какая же? – Встрепенулся сердцем Эрнест, заключив девушку в объятия.
– Я смогла. Эрнест, – волнительно, на пике радостной тревоги твердила девушка, – твой сын. Лютер. Он здесь. Учится в этом городе. Я нашла его.
Сердце Эрнеста не то, что затрепетало. Оно взорвалось бурей из тысячи эмоций, бешено стучась об рёбра, вот-вот их выбьет. Мужчина смотрел на девушку, в её прекрасные топазные глаза и шторм чувств брал штурмом его душу. Мышление отошло на второй план, отдав тело во власть глубинных и древних чувств.
– Вот молодец. Раньше бы так. – С широченной улыбкой изрёк Арсинис, смотря, как Эрнест пламенно и страстно целовал Эбигейл.
