Читать книгу: «Как стать испанским рыбаком», страница 3
Всё прошло без эксцессов, правда, такому обилию золотых крестов и толстенных золотых цепей мог позавидовать, наверное, Вселенский собор, но «большие» бандиты вели себя вполне прилично, интеллигентно. Сам «Шеф» даже подошёл, поблагодарил обоих, на прощанье протянув левую руку. От похода в ресторан, на финальное празднование, мы с батюшкой уклонились.
С открытием прихода РПЦ на Мальте ничего не вышло. Видать, в высоких синодальных кругах Лёша поставил не на ту «лошадку» и, как положено, оказался крайним. По слухам его «заточили» в глухой карельский приход на «исправление».
Сдаётся мне, опять немного «пережал». Но, уверен, недалёк тот час, когда поп-звезда снова обязательно появится на небосклоне. Талант – он ведь от Бога.
***
Сейчас, по прошествии почти двадцати лет, многое стёрлось из памяти из мальтийского периода жизни, многое сгладилось. Изменились оценки событий, восприятие действительности. Опять же, стоит учесть, что времена тогда были более «вегетарианские», не было повальной цензуры в интернете, понятие «экстремизм» ещё не являлось расстрельной статьёй Уголовного кодекса, можно было писать и говорить то, что думаешь, не оглядываясь на идиотские правила толерантности и не боясь судебного преследования за выражение своего, пусть даже ошибочного, мнения.
И, рискуя навлечь на себя неминуемые обвинения в сексизме, мачизме, ксенофобии и прочих новомодных «измах», позволю себе разместить здесь несколько текстов, написанных на Мальте в 2002 – 2004 годах, почти без правки, ну разве что уберу три матерных слова, чтобы издатель не влепил на обложку этой книги громадный знак ограничения «18+», испортив дизайн, и её не пришлось запаивать в целлофан, охраняя эстетическую девственность российского читателя.
О друзьях
Давным-давно, в стародавние постперестроечные времена был у меня друг Эдик. И был он не последний человек в своём маленьком городишке. У городка был один, но большой недостаток. Назывался он – Ялта. А Эдик имел массу коллег и приятелей по всему Советскому Союзу. А те коллеги и приятели имели кучу родственников и своих приятелей, и посему, начиная с середины мая, славный парень Эдик был несчастнейшим человеком на территории шестой части света.
У Эдика было две (вообще намного больше) коронных фразы, кои мы, его друзья и коллеги, выучили наизусть.
Запись на личном автоответчике в офисе:
– Здравствуйте! Не стесняйтесь, сразу назовите сроки вашего пребывания в Крыму, какой пансионат вам заказать, время прибытия вашего самолета и другие просьбы. Не забудьте сообщить имя человека, давшего вам этот номер. Передайте, что я по нему соскучился.
И вторая.
Стандартный ответ на звонок мобильного, после фразы звонящего: «Здорово, старик. Как жизнь?»
– Сижу по яйца в море со стаканом вина в компании двух длинноногих блондинок. А чем я ещё могу заниматься, живя в Ялте?
Проезжая вашу станцию, с меня слетела шляпа.
Прошло 10 лет. И занёс меня Бог в курортное местечко.
И где же наши коллеги и приятели?
Основная фраза, при редких встречах и других электронных контактах: «Тебе-то хорошо там, тепло…»
Зовёшь в гости – вальяжно отвечают: «Ну, как-нибудь…»
Полгода ни ответа ни привета, потом упрек: «Что не зовёшь?»
– Дык, звал же…
– (с обидой) Не слишком настойчиво. Видеть, небось, не хочешь. Зажрался там…
Звонок от человека, пропавшего из видимости лет пять как:
– Старик, мы тут подумали, ты будешь рад побухать с нами пару недель.
– О, взяли тур, молодцы…
– Да, нет, зачем… у тебя же дом большой, наверное… самолёт в пятницу, встречай.
– Хм… а визы сделали?
– А надо? Ну подсуетись, ты там всё знаешь, сделай приглашение какое-нибудь.
Не получилось приехать – не так звал.
Приехали, всё время смотрят, широко ли ты улыбаешься, заставляют чувствовать тебя обязанным, что К ТЕБЕ приехали, и не дай Бог, что-то не то сказать…
Не смогли приехать – наезды на тему: «Не бравируй – ты должен биться в истерике, что нас с тобой нет». Требуют уверений в том, что тебе стыдно, намекают, что в следующем году будешь должен… Правда, сильно не нажимают, шЮтка, говорят, мы ж тебя любим…
Сезон закончился. Ни одного письма, звонка, месседжа. До следующего лета.
Пойду покупать автоответчик.
О мате
Для живущих за бугром мат – просто обязательное выражение былой причастности. Он сильно употребляем всеми, уже через 6−7 месяцев жизни в другой стране. Правда, мат становится очень мягким, конкретным и, ни в коем случае, не режет слух. По тому, кто как пользуется ненормативом, можно со стопроцентной уверенностью отделить «местного» русского от туриста. Турист использует мат неестественно громко, внятно, чаще всего бессмысленно и только в общественных местах. Он упивается своей свободой и совершенно идиотским убеждением, что его никто не понимает. А посему мат звучит вычурно, грязно и не несёт никакой эмоциональной окраски, что недопустимо для столь великих и необходимых терминов. Массу примеров тому может привести каждый выезжавший на отдых в другую страну.
Отчего так?
По моему скромному мнению, каждый турист, использующий громкий мат в общественном месте, кроме выражения своей пресловутой «свободы и независимости», втайне, всей душой, надеется, что в ту же минуту к нему подбежит, роняя булочки и пакеты с молоком, вопя «Ой, вы русские?», сопливый иммигрант и, заливаясь слезами, начнёт расспрашивать его: «НУ, КАК ТАМ…»
И тогда турист расскажет, упиваясь причастностью, о проблемах с ценами на нефть, дороговизне ЖКХ, о продажных депутатах и о своих миллионных заработках на ниве торговли никелем в Ивановской области. Чтоб понял, пархатый, что продал за кусок колбасы… Но этого никогда не происходит, и оттого он считает, что русских в радиусе действия его голоса нет. И тогда отдыхающий начинает материться. Громко.
А всего-навсего надо быть внимательней. Вот маленький тест для желающих.
Попробуйте произнести что-нибудь на великом и могучем, к примеру, в супермаркете, нет, не в Супер Бутике, там только соотечественники, а в продовольственном магазине, лежащем вдали от протоптанных туристических троп. И сразу посмотрите на реакцию окружающих. Абориген только шире и добродушнее улыбнётся непонимающей, дежурной улыбкой и погремит дальше своей телегой с кошачьим кормом. Но обязательно, повторюсь, обязательно вы заметите несколько лиц, с которых эта улыбка сползла и в глазах блеснула брезгливость. Это они – живущие здесь.
Далее в процессе прогулки по магазину они постараются держаться подальше от вас, чтобы, не дай Бог, не зацепить вас тележкой и не услышать родного мата, звучащего из широко улыбающегося (дань забугорью) рта.
Живущий же не считает, что он матерится. Использование ненормативной лексики отточено почти до совершенства. И полностью соответствует фразеологическим законам. Здесь не используют ханжеских терминов типа «трахаться, свистнул, чебурахнулся», будет звучать подлинный вариант, который вы все прекрасно знаете. И никто, даже приезжающие в гости родители, этого почти не замечают. Потому как сие естественно.
В любом языке мира есть не употребляемые в обществе слова. Пользуются же ими все. И далеко не всегда для ругани, чаще даже совсем наоборот, для более быстрого сближения людей, уничтожения ложной скромности и настройки на дружеский, откровенный лад.
Трактат о мальтийской любви
Самолёты у нас по пятницам. Иногда по средам. В них прилетают туристы. Парами и тройками, но чаще в одиночку. И в основном женского пола. Зачем женщина едет на курорт? Отдохнуть. Но понятие «отдых» у нас разнится. Отдых у них – вечный поиск. Мужика (ов). Обязательно с романтикой. С тонной романтики. С кучей красивых слов и ежеминутным признанием в вечной любви. И тут наши девушки следуют по правильному адресу. Мальтийцы – романтики все, как один. И о любви готовы говорить часами. Розовые сопли соотечественниц размазаны по всему мальтийскому аэропорту LUQA.
Как знакомятся.
Главное место – Интернет. Любая наша дурочка, мало-мальски тренькая по-английски, выпрыгивает из трусов от желания познакомиться с горячим мальтийским мачо. И затирает до дыр «Белые страницы ICQ», ставя в поиск только страну и пол. Даже семейное положение и невозможность разводов не останавливает местечковых красоток, грезящих о сладкой капиталистической вилле в окружении цветов и смуглых брюнетов.
В среднем за день в мой мессенджер колотятся шесть – восемь новых русскоязычных соискательниц, даже не удосужившихся почитать информацию. А зачем? Пол и страна соответствуют требованиям. Первый шок от ответа на русском проходит секунд за тридцать. Далее стандартные вопросы про женатость и вид на жительство… Ладно, пример затянулся.
Через пару часов общения мальтийский мачо (далее ММ) робко говорит, что он:
а. Несчастлив в браке.
б. Не может найти на столь малом острове ту единственную и уже любит её. И готов. На всё.
Готов приехать в её Усть-Перепиздюйск прямо завтра. Потому что она и есть та единственная… Ну и у какой русской не распрямится химзавивка от этих слов? Да она их только в сериалах и слышала, и то обращённые к «той уродине, ни рожи ни жопы». Правда, делать визу в Россию далеко не просто, а посему соискательница решает: чем позориться двухкомнатной хрущобой и стаей вечно бухих поклонников, сохраняемых «для здоровья», займу денег, но слетаю сама, заодно и позагораю, сэкономив на отеле, еде и развлечениях. Уж вызов лезет из факса.
Есть второй вариант знакомства.
Это для не знающих язык (вот, я дура, говорила же мама…). Приехать «отдыхать». То есть решать проблему на месте. Благо центр ночной жизни Пачевилль работает без выходных. А там всё похоже на интернет. Час – два поиска (точнее выбора) и… слова любви (про неё они на всех языках понимают) заглушают мерзкие вопли англоязычной группы «Тату».
Правда, в первую ночь наша амазонка не даёт, как правило, да и зачем? Отель с завтраком оплачен, тем более «Я не такая, ты у меня вообще второй будешь». Это произойдёт завтра, затягивать тоже нельзя, можно уехать, не отдохнув, да и денег мало на все эти ночные танцы -шманцы…
К отлёту слова любви звучат всё чаще, начинают проскакивать намёки о семейных ценностях и попытки знакомства с мамой. Всё! Наша героиня испеклась. Такой красоты она не видела, не слышала и гарантированно никогда не услышит в своих сибирских лесах. Она улетает увольняться с работы, менять гардероб на тропический и учить язык. Она всё решила: он её любит, она – как кошка. Есть, правда, некоторые сомнения, и на мачо он не очень тянет, но членство в Евросоюзе перевешивает. Тем более, у него собственный дом и яхта… И тут мы плавно подошли к важной теме:
Мальтийские мужички
С фактурой – сложно. Мелковаты. Порода такая. Метр семьдесят – максимум. Конечно, встречаются… но это не мальтийцы. Вида в молодости пидерастичного (волосики мажут гелем, прокалывают губки и вроде даже подкрашиваются), среднего у них нет, в зрелости – толсты (в меру), шумны и неопрятны. Но для мужика красота – не главное. Проблема в характере. Это жуткое слово – ментальность.
Известно, что Мальта – страна матриархата. Семья – в основе религии и государства. Мужчины работают, а женщины рожают и воспитывают. Много. И не работают. И они главные. Потому что они толстые и сисястые, а мужички чахлые и безвольные. Именно безвольные. Воспитание женское.
И вот это и есть проблема с большой буквы Пэ. Они не принимают решений, они могут только говорить красивые слова, всё остальное решает мама и её родственницы-подружки.
Они умеют плакать, вещать о вечных проблемах с деньгами и о том, что их никто не любит. Правда, к чести сказать, наших дурочек они научились легко охмурять, но об этом позже.
Работать они, конечно, могут и будут, об этом позаботится семья. Почти не пьют. Скупы до жадности. Расчётливы до мелочности. Ну и девиз «Не обманешь – не проживёшь», как на всех курортах, превалирует. Традиции прочны. И их много, и далеко не все нам подходят.
Перспективы
Недавно познакомился с очередной «невестой» (имя им – легион). За тридцать пятый год, живёт на тур. визе, ММ как-то продлевает. Сидит годами в деревне, ни с кем, кроме его матушки и толпы родственников, не встречается, выходить одной он не разрешает (понимает, блядь есть блядь, сразу к своим побежит), замуж… что они дураки, что ли, брак – дело серьёзное. Чтобы выпить пива и потрещать по-русски, ждёт по полгода отъезда любимого в командировку.
Другой удалось женить, но в браке более 2 лет не выдержала. «Замучил своим нытьём, – говорит. – Не могу, на мужика не похож. Про любовь талдычит сутками, а чтоб вылюбить по-нормальному, или кулаком по столу – не может».
Третья, тоже замужем, решила проблему по-нашему. По-тихому трахается с русскими. И говорит мужу, что любит…
Это позитивные примеры. Их немного. А вот стандартный.
Побоялась наша героиня ехать сразу и навсегда в чужую страну с другой культурой. Решила поездить туда-сюда, пожить, присмотреться. Он встречает с громадным букетом, рассыпается в любовной лирике. Водит в фаст-фуд, катает на мальтийском автобусе. Правда, бриллианты не дарит, и яхта оказывается надувной лодкой, дом записан на маму, и знакомиться она не очень хочет, ну, только если года через четыре…
И ещё это проклятое правительство не хочет продлевать визу (читай – он). Надо улететь на месяц, а он пока всё уладит. Может, когда-то эта дура и догонит, что у него таких невест три или четыре. Надо всем уделить внимание. Тем более на халяву. Летают сами, дают легко и уезжают без скандала – визу, мол, суки, не продлили. Мечта любого мужика. Кстати, и работает он на стройке, и про Россию знает только, что там есть Сибирь и Горбачёв, потому что тот был здесь. Верх интеллекта – американское кино. И что с того, что у тебя два высших? Да здесь доктора наук посуду ночами моют, если повезёт… Ну и даже если женится (один из ста), гражданства – хрен дадут, причин найдут много. Сама пять лет не выдержит.
Только вот надежды на возвращение быстро придётся оставить. Уже через год вы никому на хрен не нужны, ну, может, кроме родителей, да и что подруги скажут (а нашим это важно): «Не смогла удержаться, ворона, выгнали… и т. п.». Нет, отсюда не возвращаются, только по рукам. Я в хорошем смысле. Опять Пачевилль, опять поиск… Невелика проблема. Жильё у них есть, а прокормить вечно худеющую бабёнку несложно. Продукты копеечные, да и отработает.
Бытует мнение, что наши проститутки заполонили весь мир. И это правда. Много их. Но, на мой взгляд, они честнее. Они зарабатывают деньги и уезжают. Это работа.
Одна сорокалетняя красотка (кстати, вообще речь идёт о дамах всех возрастов), отдыхая недельку на майские, стандартно «влюбилась» в очередного «прынца» и начала завоевание острова. «Прынц», правда, занят. Такой же, только украинской национальности. Сейчас ищет адвоката, который поможет депортировать соперницу (естественно, нелегалку) и занять её место, заодно прихватив с собой престарелую маму и двадцатилетнего сыночка. Думаю, ММ уже остатки волос выдрал, поняв, куда вляпался. Наши методы построения семейного счастья вводят их в длительный шок. И как они должны относиться? Считать, что таких «русских» единицы? Фигушки! Каждая! За таким редким исключением, что только знаешь, что оно должно быть, но никто пока не видел.
Всеобъемлющего понятия «блядь» нет ни в одном языке. И, наверное, не надо даже пытаться объяснить это европейцу. Невозможно. Это наше всё!
Не хочется останавливаться на замусоленных утверждениях, что тут не найти работы, проблемы с легализацией, что придётся сидеть и слушать годами незнакомую речь (не надейтесь, что в своей семье они будут говорить на чужом им английском). Смысла нет. Не верят. Считают, что они избраны и особо одаренные. Приедут и всех охмурят своей красотой и русским борщом.
И почему-то их не жалко. Хотя, конечно, грустно смотреть на этих Изаур. Но сами выбирали…
Есть у меня ещё одна знакомка, красивая, сильная, удачливая мать и жена, состоявшаяся на работе. Она приезжает сюда 2−3 раза в год к своему сопливому ММ и неделю слушает его вопли про любовь. И улетает счастливая и отдохнувшая. На предложение ММ – замуж и переехать, отвечает по-русски: «Что я – долбанутая?».
Русский он уже почти выучил – может, правда, любит?
Так и вижу, как бритая голова издателя покрылась испариной, задрожал бокал с травяным смузи, капли которого запачкали ухоженную бороду и попали на дизайнерскую футболку с продвинутым авторским принтом. Вычеркнуть, сократить, переписать… «Ах, Боже мой! Что станет говорить княгиня Марья Алексевна?!». Но не стоит предвосхищать события. Пусть эти старые заметки побудут лакмусовой бумажкой времени и современных нравов.
Русский пират Сан Саныч
Так или иначе, Сицилия была основным направлением моих яхтенных путешествий. Конечно, приходилось ходить и вдоль всей Италии, на беспрерывно извергающийся более пяти тысяч лет остров-вулкан Стромболи, Капри, Неаполь, Рим, куда прикажет владелец или туристы, купившие чартер. В любом случае, город Сиракузы всегда являлся первой остановкой после большого перехода через Мальтийский пролив. Стояли в Сиракузах два-три дня, нужен был отдых от первой качки, а также очень удобно, всего час езды на прокатной машине до дымящегося громадного вулкана Этна, где можно было забраться к самому кратеру, потрогать остывающую лаву и посмотреть свежие разрушения, которые вулкан наносит при регулярных извержениях. А ещё совсем недалеко находится красивый и пафосный городок миллионеров и мафиози Катания, известный нам по имени сериального комиссара, который по какой-то причине так и притягивает русского туриста.
Летом, в высокий туристический сезон, я появлялся в Сиракузах чуть ли не каждую неделю. Напомню, что в то время Мальта ещё не вошла в Евросоюз, и поэтому мне приходилось официально оформлять пересечение границы Еврозоны аж два раза, на вход и выход. Российские туристы приезжали чаще всего без шенгенских виз, имея национальную мальтийскую, а для путешествия на яхте даже этой не требовалось. Члены экипажа, согласно Морскому праву, освобождены от этой формальности, что несомненно было очень удобно. Капитан же, по приходу в первый порт Еврозоны, должен предоставить документы на яхту, список экипажа и все паспорта, а также пройти таможню. Как я уже говорил, в Сиракузах этим занимался специальный офис иммиграционной службы – карабинеры. В нём служили всего пять человек – толстый начальник и четверо патрульных, весь тяжёлый, изнурительный труд которых состоял в том, чтобы утром и вечером проехать на патрульной машине вдоль главной набережной Старого Города, куда, по правилам этого порта, могли швартоваться яхты, пришедшие на короткое время. Имея профессиональную полицейскую память, патрульные, заметив новую, ещё не охваченную их бдительным взором, яхту, с суровым видом стучали по трапу и требовали капитана, которому приказным тоном указывали собрать все нужные документы и явиться в офис для оформления, а сейчас немедленно предъявить лодку к таможенному досмотру, особо акцентируя внимание на сигаретах и алкоголе. Этого добра всегда много, но изъять его по закону нельзя, судно – территория того государства, чей флаг оно несёт. А вот переписать, а в особых случаях и проштамповать бутылки с водкой, чтобы по выходу проверить количество, даже пустых – в порядке вещей. Пить экипажу на судне можно, а вот спекулировать дешёвым алкоголем – уже уголовная статья.
Уже скоро я понял, как сэкономить себе время и свести к минимуму общение с властями. Все мы знаем, как коррумпированы любые чиновники, что уж говорить о сицилийских полицейских, у которых связи с мафией в крови и имеют ту же столетнюю историю. Нет, с тебя никто ничего не требует, никаких взяток, никакой «козаностры». Если ты, по умолчанию, не криминален, все документы всегда в идеальном порядке, то без всяких трудностей пройдёшь все проверки, совершенно законным путём.
А если – русский яхтсмен (или коммерсант, да вообще просто родом из СССР), то обязательно на лодке у тебя припрятано пару ящиков водки или виски, исключительно для собственного употребления, в запас, купленного по дешёвке, без налогов в специальном морском (и такие есть) дьюти-фри. При третьем посещении Сиракуз, когда карабинер сказал: «Эй, русский, ну ты зачастил!» и стал осматривать лодку, я, искусственно краснея и стесняясь, попросил его передать начальнику (комиссару) маленький знак уважения, завёрнутый в мальтийскую газету, через которую однозначно прощупывалась оригинальная бутылка хорошего французского коньяка. Полицейский оказался профессионалом, он широко улыбнулся и спросил, нет ли у меня в предках выходцев из Сицилии, потому как моя полуармянская физиономия очень смахивает на настоящего итальянца, а уж сообразительность и уважение к начальству просто исконно-местные. Чудесным образом, с этого момента я никогда больше не был требован в иммиграционный офис, все документы оформлялись патрульными прямо на лодке за пять минут, о таможенном досмотре речь уже вообще не шла, все расходились довольные друг другом, полицейские с очередным «презентом Шефу», а я – радуясь всё увеличивающемуся «складу» алкоголя, который на Мальте стоил ровно в три раза дороже. Скоро карабинеры стали звать меня по имени – Симон, оно тоже было исконно итальянское.
И вдруг однажды, наверное, в двадцатый приход в Сиракузы, давно знакомый полицейский Марио, подъехав к лодке, сухим официальным тоном сказал, чтобы я с документами немедленно явился в офис, прямиком к самому Комиссару.
– Он требует именно тебя. И «мальтийскую газету» не бери.
Сердце ёкнуло, всё-таки это власть, они могут всё: запретить спуск на берег, выдворить из страны, да и вообще устроить массу проблем простому яхтсмену без какой-либо визы в паспорте и с полным трюмом контрабандного (хоть и не на продажу, но это не доказать) алкоголя. А у меня на борту всякие «бандиты-нефтяники», которые «бабки заплатили». Но чего гадать, надо идти.
Комиссар полиции принял меня сразу, без положенного маринования в приёмной, словно давно ждал.
– Слушай, Симон, дело к тебе есть, ты парень свой, проверенный, нам уже всем, как брат, ну, такой… русский брат, – начал вкрадчиво толстый, неопрятный, с бегающими глазками коррумпированный Шеф.
Тут я, честно говоря, испугался ещё больше, одно дело получить протокол и штраф за невинную алкогольную контрабанду, совсем другое – ввязаться в настоящую «схему», которая будет серьёзно криминальной. Честно говоря, дня не проходило, чтобы в порту Мальты не подходили арабы с просьбой перевезти их в Италию нелегально, предлагали очень серьёзные деньги, ну или передать там «небольшую посылочку» от пяти до пятидесяти килограммов, на мой выбор. Суммы звучали космические. В эти игры я играть совершенно не собирался.
– Сеньор комиссар, вы мне тоже, как брат, старший брат, – горячо начал я, – для вас я что угодно сделаю, но простите, в криминал не пойду, дети маленькие – жена проститутка, работаю на русскую мафию, и в тюрьму мне никак нельзя, – решил давить на жалость, в надежде прокатить за глупого, мелкого и трусливого наёмного работника.
– Эй, какой криминал, ты меня за кого держишь, – вытаращился комиссар, – с ума сошёл, даже наоборот, ты мне нужен, как представитель власти, чтобы законность соблюсти, и вообще кончай придуриваться, нет у тебя никакой жены и кучи детей, не обижай, я всё-таки профессиональный полицейский, по глазам вижу, что ты был немаленьким боссом, да и капитан ты явно опытный, всегда всё четко, вовремя, без единой претензии, а это о многом говорит.
– Ну если помощь какая нужна, то я с удовольствием, если надо, мужиков с лодки позову, если понадобится, – немного расслабился я.
– Не надо никого. Слушай. При входе в порт, видел у центральной пристани странную деревянную лодку?
– Да, заметил, когда швартовался, думал, какая-то реплика старинного фрегата, только уж больно странная, собирался на досуге прогуляться посмотреть, что за корыто.
– Вот я и хочу отправить тебя на это корыто, переговорщиком, так сказать. На этой лодке какие-то русские клоуны, изображающие пиратов. Документов никаких не дают, пришли месяц назад, сразу встали к центральному городскому причалу, уходить отказываются и не говорят ни на одном европейском языке. Но, самое плохое, они сразу начали бегать по городу и зазывать на экскурсию за деньги на русский пиратский корабль. А это уже нелегальная работа, это тюрьма и депортация. Меня мэр города склоняет худшими словами, что недопустимы даже среди сицилийских свинопасов. Надо избавиться от них, уговори их уйти из моего порта подобру-поздорову, без шума и официальных процедур.
– Ого, как интересно! А почему вы не хотите арестовать и, по правде, депортировать их, ведь вроде это как раз ваша работа?
– Видел в дальнем углу порта украинский сухогруз, облезлый, с выбитыми стёклами, намертво приваренный к причалу, чтобы не затонул?
– Да, обращал внимание на эту груду ржавого металлолома.
– Десять лет стоит, что делать – не знаем. Экипаж – половину уговорили уехать, половину депортировали, процедура заняла целых два года, суды у нас не торопятся. А теперь ничего не можем сделать с судном, это чья-то собственность и территория другого государства. Мы сообщили в посольство Украины десять лет назад, ответа нет, а причал занят, никто за это не платит, и никто не знает, что делать. У города нет денег в бюджете снова ввязываться в подобную ситуацию с российской лодкой, нужны опять суды, консулы, масса бумаг. Нет, было бы идеально, чтобы они свалили куда-нибудь сами, мы даже готовы их немного материально «подтолкнуть»: дадим воды, топлива, еды немного, чтобы дошли, только порт прибытия должен быть не в Еврозоне. Будь другом, сходи, поговори со своими земляками, уговори как-нибудь, и я сам тебе на лодку буду подарки передавать, и домой приглашу, с семьёй познакомлю, стол накрою, настоящий, сицилийский…
– Ну, поговорить я, конечно, могу, тем более, собирался посмотреть, а уж если и вправду русские, то возьму водки, так у нас лучше разговоры получаются. Не знаю, что там произошло, но хотя бы информация будет в полном объёме.
– Очень на тебя рассчитываю!
Вообще, эта ситуация меня самого сильно заинтересовала – за подобными путешествиями всегда должна быть интереснейшая история, и, выходя из комиссариата, я прямиком направился знакомиться с соотечественниками.
У причала и вправду стояла большая деревянная лодка. Тип её я определить не смог, в длину метров пятнадцать, в ширину почти четыре, это была какая-то жуткая смесь поморского карбаса, средневекового, мангазейского купеческого судна. Прослеживалось дальнее родство с дракарами викингов, правда, с транцевой кормой, как у бригантины Колумба. Сшита лодка была из сосновых досок, явно сшита вручную, как шили архангельские поморы на протяжении многих веков, хотя качество и топорность корпуса говорили о новоделе. Увенчивала это эклектичное творение неумелых рук одна невысокая мачта с дико устаревшим и совершенно непрактичным прямым парусом, сшитым из обычного брезента. Это судно могло ходить исключительно по ветру, только прямыми курсами, что говорило о полной профанации судостроителя, или же оно не было предназначено для морского, офшорного плавания.
С кормы судна свисал поистине громадный, восьмиметровый российский флаг, а так как высота борта была не более двух метров, большая часть флага плавала в грязной портовой стоячей воде, с разводами мазута, среди окурков и использованных презервативов. Надстройки на палубе никакой не было. Палуба шла от носа до кормы. Одиноко, ничем не защищая рулевого, стоял деревянный метровый штурвал, а перед ним был укреплён старый магнитный компас со списанной спасательной шлюпки. Но зато антураж, сценическое оформление, как говорят, в театре, было очень впечатляющее.
На верхушке мачты развевался потрепанный «Весёлый Роджер» – пиратский флаг. На баке стояла, неизвестно откуда взятая, медная небольшая пушка, стояла на самодельном лафете и была явно бутафорской. На палубе перед мачтой была расстелена пожухлая, побитая молью, сильно потёртая, но всё ещё впечатляющая шкура большого бурого медведя с головой. Казалось, оскал медвежьих клыков встречал и сразу пугал посетителя лодки, настраивая его на грядущие впечатления от страшных русских пиратов. Обязательными атрибутами, указывая на национальную принадлежность, на шкуре стоял ведёрный медный самовар и валялась блестящая балалайка. На снастях везде были развешаны деревянные ложки и русские матрёшки. Раскачиваемые ветром, они тихонько постукивали друг о друга, и всё это создавало впечатление какой-то жуткой, в стиле Сальвадора Дали, сюрреалистичной новогодней ёлки. На борту висела метровая картонка от упаковочного ящика, на которой от руки, фломастером было написано по-итальянски: «Экскурсия по Русскому Пиратскому судну и представление – 10 евро с человека. Детям – 5 евро».
У трапа, перекинутого на причал, стоял одинокий незнакомый карабинер.
– Проход запрещён, судно не имеет разрешения. «Граница закрыта, – сурово сообщил он, – уходите».
– Я могу зайти, как гражданин России, это территория моей страны, – доставая паспорт, гордо сообщил я.
– Хм, ну тогда ладно, – сильно удивился полицейский.
Войдя на трап, я стал стучать по палубе, вызывая кого-нибудь из экипажа, чтобы, как положено, получить разрешение зайти на борт. Было слышно, как где-то в трюме кто-то засуетился, донеслись какие-то стуки и непонятное бурчание. И вот через несколько минут из неприметного люка на палубу, как чёртик из табакерки, выскочил… пират. Небольшого роста, кругленький, но вполне крепенький мужичок, под пятьдесят, с окладистой русой бородкой, в бандане (конечно, с черепом и костями), настоящей шерстяной тельняшке, в украинских черных шароварах, подпоясанных пиратским поясом, за которым торчал деревянный кинжал и такой же бутафорский пистолет. В руке он нёс мягкую игрушку – китайского попугая, которого он ловко приколол булавкой себе на плечо, достал из кармана чёрную повязку на глаз и, оценив диспозицию, сразу закричал:
– Карамба, сеньоре, рогацци, велкам ту рашн пайрат бот. Год демет…
– О! Русо пирато, вабене, буениссимо, грацци. А можете на русском? – ну как было не подыграть земляку.
– Ёлки-палки! А я-то думаю, как мент вас пропустил, уже неделю всех гонит прочь, совсем работать не даёт, козлина, – не удивившись, весело, в стиле разыгрываемой сцены, сообщил пират. – Вы откуда здесь?
– Утром на яхте пришёл, вот с визитом.
– Ой, так отлично, под этим надзором никуда выйти не разрешают, к нам никого не пускают, вообще оголодали мы тут, на одних макаронах сидим, вот и угостить даже нечем гостя… – не очень тонко намекнул весёлый пират.
