Читать книгу: «Тени Обратной Стороны. Часть 1. Заблудший путник», страница 6

Боги, герои, проклятья

Проснулся Айдан с рассветом – привычка, вдолбленная годами монастырской дисциплины – но вставать совсем не торопился. Сдавил поплотнее веки, накрылся с головой и скрючился под одеялом так, чтобы ни один лучик, ни одна ледяная змейка сквозняка не ворвались. Не то чтобы так валяться было очень удобно, но всё лучше, чем вылезать, тащиться куда-то… Увы, от звуков тонкое шерстяное одеяло защищало не очень хорошо, и вот уже лезло в уши чьё-то настырное бормотание, шелестел неодобрительный шёпот. Ну, конечно же, скрипнул зубами Айдан, это ворчат крестьяне, уверенные, что монаху, священнику должно встречать рассвет в храме, вымаливая у Владыки милостей к их душам. Вот если бы они сами попытались не опаздывать к службам, не трескать втихую сало в постные дни – может, и вышло бы из них что-то путное… Увы, от собственной совести наброшенное на голову одеяло не помогало – пришлось вставать.

Дрожа и спотыкаясь, Айдан дотопал до ротонды. Внутри, под стражей тонких щербатых колонн слегка приподнималось над окружающей твердью пространство на пару дюжин верующих и, обращённый к восходящему солнцу, каменный алтарь с полочкой для священных книг и специальными выемками под ритуальные кубки. Ни тех, ни других у Айдана с собою не было; тексты утренних молитв он и так наизусть помнил, а к сложным ритуалам, столь милым равно душе простого пахаря и охочего до зрелищ вельможи, он питал какую-то необъяснимую неприязнь. По правде сказать, Айдану даже и эти рассветные молитвы казались опасно близкими к идолопоклонству, но исконную традицию, конечно, разумом не переломишь. Да и простым, опять же, людям гораздо проще возносить хвалы явному и зримому солнечному диску, а не в монастыре собственной души вести беседы с бесконечно далёким, почти метафорическим Владыкой. Айдан тряхнул головой: в прошлой обители за такие разговоры наказывали розгами.

Встав пред алтарём, он воздел руки, прикрыл глаза, одновременно защищаясь от хлещущего из ложбины между холмами света и пытаясь сосредоточиться на умопостигаемом образе Владыки, набрал побольше воздуха в грудь – и потекли с языка привычные слова молитвы. О, мощный Вседержитель, даруй нам спасение в сиянии Твоём, направь на дорогу истинной жизни, дай этого, и дай того, и защити от происков Нергеддеона. Когда пришла пора выпрашивать у Владыки блаженство в райских садах, Айдан задумался, как бывало порой, а какое оно, блаженство – только вот на этот раз ответ был вполне определённым – и вот уста произносили положенные слова, не ошибались, не искажали интонацию, а в мыслях царили одни только её умопостигаемые щёки. Как хорошо было бы прикоснуться к ним, возможно, даже прижаться собственной, – ой, кстати, небритой – щекой, какие они, должно быть, гладкие, мягкие, тёплые… Тем временем, полдюжины крестьян приползло вслед, они тоже бормотали что-то, один клал земные поклоны, другой вообще распростёрся на влажных ледяных камнях. Айдан представил, что с этакой, почти неприличной молитвой на устах, он ведёт их всех прямиком в ад, он уцепился за строку о погибающих грешникам и кое-как вытянул себя, завершив службу в пристойном состоянии духа.

По окончании тот самый крестьянин, что валялся, хмурый и очень бородатый, с целым сочинением из морщин на щеках, подошёл и серьёзно отчитал за то, что обряд был проведён без должных ритуальных принадлежностей. Он из-за этого, сказал селянин, стал только наполовину действенным. За плечами у него сердито кивали головами двое картофельных бородачей. Айдан довольно невежливо заткнул их двумя полуслучайными цитатами из Писания и оставил переваривать эту нежданную мудрость.

Воротившись, монах застал своих вчерашних собеседников уже сидящими у столов и готовыми к завтраку. Они поприветствовали его, Фродвин при этом выразил готовность сегодня грешить вдвое больше обычного, раз молитвы такого человека стоят на страже его душевного благоденствия. Виллем, слушая его, неодобрительно зацокал.

Войдя вслед за монахом, крестьяне-богомольцы оживлённо спорили, и не о тонкостях веры: их занимал вопрос о том, достаточно ли было трёх плевков через плечо, если один из них раздавил по пути саламандру, или надо было ещё устроить ей похороны. Увы, последнее, как недвусмысленно гласила примета, должен сделать самолично убийца, а этот заартачился и твердил, что у него-де с собой ларчик, а в нём – земля с могилы мученика, так что от всяческого сглаза он защищён так надёжно, как если бы с ним ехал сам епископ. Вчерашняя языкастая бабуся, заслышав, о чём говорят, заохала и погнала своего племянничка: найди, мол, какого ни на есть убогого или там побирушку какую – и дай монетку, не то Владыка проклянёт нас и пошлёт на дороге татей.

Фродвин, облизнувшись на их невзгоды, подкрался и проклекотал, что плевки – это мёртвому припарки, а ежели господа желают проведать истинно действенную методу, так пусть землицу-то могильную развеют над торною дорогой: амулетик сгинет, енто да, но и злую судьбину заберёт с собой. Возвращаясь к столу, Фродвин гадко подхихикивал и с довольным видом наблюдал, как перепуганные бедолаги готовы были чуть ли не разорвать обладателя реликвии, лишь бы добраться до неё. Шаан слабо улыбался, глядя на них, а Виллем бросил, что суеверия гевинтерских селян противны Владыке.

Проглотив скудный, бессодержательный завтрак, путники снова встали на дорогу. Ополченцы, которые не меньше мужичья боялись раздавленных саламандр, устроили перед отъездом взбучку придорожной земле: искололи кинжалами, поколотили дубинами – потом ещё друг с другом скрестили оружие – вроде как, за день Владыка не расщедрится больше, чем на одну драку, а потому возможно, изобразив её, избегнуть настоящей.

Одному из крестьян – совсем ещё молодому, щуплому парнишке – нездоровилось. Родители даже сходили к Фродвину – тот много причитал, смотреть на больного отказался и продал им пучок сушёных трав. Айдана тоже попросили произнести над парнем пару молитв – он согласился, но, пока бормотал положенное, больше думал о том, не заразна ли эта хворь. К счастью, не было ни кашля, ни метаний – только замутнённый, блуждающий без цели взгляд. Недужный не мог идти сам, поэтому его сложили на телегу в надежде, что в Толимаре поставят на ноги.

Стало прохладнее, временами налетал пронзительный, залезающий в малейшие щёлочки, ветер, но зато и небо очистилось, лишь небольшое стадо облаков топталось по нему, как будто следуя на юг этим же самым трактом. Солнце, впрочем, не жаждало расточать свои милости скудному краю и по большей части пряталось то за одной тучкою, то за другою. Фродвин, который, кажется, вместе с пивом проглотил что-то ехидное, не преминул заметить, что именно к таким последствиям и приводят рассветные молитвы без надлежащего инвентаря.

Тракт по широкой дуге огибал нескончаемое болото – жёлто-зелёное, пушистое, словно шубка какого-нибудь зверька, временами оно вспухало тёмными пузырями камней, его разъедали сизые лакуны грязи, прорывали чёрные пятна стоячей воды. Порой мелькали настоящие озёра, обложенные по краям пучками сухого камыша, порой – приправленные валунами островки тверди, на которых гнездилось по нескольку заморенных сосенок или чернопалых берёз. По-своему это был красивый и даже уютный край, и Айдан подумал даже, что будь он каким-нибудь подвижником, непременно обосновался бы посреди здешней лохматой топи.

На время ленивое созерцание заставило его даже забыть про записки Бернхарда. Потом из болтовни пугливого мужичья к нему в голову вползли орки – в его воображении с холмов посыпались клыкастые великаны верхом на волках-переростках – всё как рассказывали повидавшие несколько набегов ланцигские насельники-старожилы – ужасное, но эпическое зрелище, которое можно потом изложить в леденящих кровь строках. Айдан даже подобрал пару звучных оборотов, но, не записав, почти сразу же потерял их.

Трудности начинались, когда приходило время воображать сшибку и его собственную роль в ней. Так-то у каждого странника обычно имелось какое-никакое оружие, хотя бы утяжелённый посох, приспособленный под дубину, монахам же не полагалось и такого: Владыка оборонит – и это вставало непреодолимым препятствием на пути у фантазии. Как, спрашивается, разить зеленокожих, если ты не бугай, который сшибёт плечом и задушит голыми руками – может быть, кто-то из других путников ссудит лишнее оружие? Какой-нибудь кинжал? Да нет, – фыркнул про себя Айдан, – хорош я буду с ножичком против палицы – швырк-швырк, и меня уж покромсают, пока подойду. Нет, надо что-то другое – у дороги тронутый лишайником щербатый булыжник разрывает травяной пласт – конечно, камень! Подобрав, засадить в лоб волку, а после ударить всадника, отобрать у него дубину, совершить ещё парочку подвигов и получать одобрительные кивки попутчиков, когда придёт черёд вспоминать о побоище за тарелкой каши.

Картины были – сказка. Размечтавшись, Айдан задремал в седле, а когда проснулся, обнаружил, что на гребне холма, между караваном и солнцем, застыло трое всадников, чёрных, как мысли душегуба. Но на разбойников они не походили: ни один порядочный бандит не стал бы вот так маячить на виду у добрых путников. Обождав немного, подозрительная троица скатилась к дороге, сразу обретя цвет, заблестев под скупым солнцем и превратившись в рыцарей. Их встретили настороженно: лишних мечей на Пустом Тракте никогда не бывает, но как узнать наверняка, что это не дезертиры?

Один вырвался далеко вперёд – остробородый, с похожими на ещё одну довольную улыбку усами. На груди у него красовался чёрный рассерженный волк: грива топорщилась, когти торчали в разные стороны, из пасти высовывался алый загнутый кверху язык, а белые буркала смотрели яростно и зловеще. Красная ткань сюрко казалась кровавым озером, в котором купается лютый хищник – приметное зрелище, вот и Айдан вспомнил, что в таких нашивках щеголяли рыцари из личной дружины герцога Северной Марки.

Приблизившись к странникам, он звонко поинтересовался, кто тут главный. Навстречу выехал один из ополченцев – начал представляться, да имя его не больно-то интересовало рыцаря, который сделал знак придвинуться ближе и что-то шепнул – ополченцу вести явно не понравились. Случившийся рядом Фродвин всё расслышал и тут же передал инквизитору, что неподалёку видели разбойников, печально известную в здешних местах банду.

– Да какого?.. – рявкнул остробородый, но уже весь караван обсуждал его упущенный секрет. Тогда он великодушно добавил: – Не тряситесь, проедемся с вами.

– Спасибо тебе, благодетель! – подала голос щедрая бабуся. – Век не хворать!

Рыцарь хмыкнул, и троица возглавила караван.

Между тем, хворому парнишке становилось всё хуже: он громко стонал и ворочался на телеге. Даже остробородый осведомился, что там происходит, и, похоже, пожалел о решении примкнуть к странникам. Один из картофельных бородачей тихонько помянул чуму – на него зашикали. Инквизитор о чём-то пошептался с Фродвином, потом достал из сумы кольцо с кровавым крупным камнем, покрутил его на пальце, побледнел, покрутил ещё немного и негромко произнёс:

– Пожалуйста, давайте остановимся.

– Слышь, – бросил один из ополченцев, – потерпи малёк, скоро привал.

– Айдан, пожалуйста, может быть, вас они послушают? – Шаан бросил красноречивый взгляд на больного парнишку.

Пока монах соображал, как ему переубедить охранение, с ними поравнялся остробородый, который внимательно рассмотрел птаху на инквизиторской куртке, потом воззрился на хворого и скомандовал:

– Останавливаемся!

Ополченцы зароптали, но спорить с рыцарем не стали, караван встал.

– Спасибо, – промолвил Шаан. – Теперь, пожалуйста, отойдите от него, – он стал водить руками, словно разводя перед лицом ветки. Странники, хоть ничего не поняли, уже начали расступаться, да было поздно.

Мальчишка завопил, шарахнулся, как от волка, возникшего вдруг на телеге. Он выставил руки, силясь укрыться от незримой напасти. Он всё кричал, и зелёные холмы сделались чёрными, ложбины стали провалами, небо испещрили звёзды – мелкие злые крапинки. Страх теперь стиснул каждого, сжал – что и не выдохнуть. Слова в неподвижном воздухе умирали, не родившись, лишь крик не прекращался, кромсал души.

Чёрные на чёрном, высеченные в пепле орочьи хари. Теперь не чёрные – зелёные, почти коричневые. Не замерли – рыкают, разевают пасти. Повсюду шатры, костры да кибитки. Повсюду холмы, дорога и тучи. Перепуганные странники. Орки – тут они. Все при мечах, за спинами луки, воют, как изуверы, выпущенные из преисподней. Дюжины две, не меньше клыкастых.

Рыцари рванули навстречу, да всюду телеги, не развернуться. Клинки скрестились, опустевшая шея брызнула кровью. Телохранитель достал свой огромный двуручник, заслонил госпожу со свирепым видом. Клыкастый смял ополченца дубиной, запрыгнул на телегу, толкнул Шаана – его арбалет пальнул в небо. Но орк инквизитора даже не тронул, помчался прочь, стал забираться на холм – да его застрелили в спину. Айдан хотел отойти подальше, но упал, и чья-то нога лягнула его в брюхо. Тьма под телегой – уж лучше быть трусом, чем в свалке свои же случайно зарубят. Там вопли и треск, молитвы и слёзы. Там топот и рык, божба и проклятья. Там смутные тени, там «С нами Владыка!».

Когда всё утихло, Айдан ещё какое-то время не мог решиться вылезти из-под телеги, боясь уже не столько за свою жизнь, сколько за репутацию. К счастью, никто не смотрел в его сторону: все радовались, что живы, а кто потвёрже – пытались помочь раненым. Досталось в основном ополченцам, и ещё тот самый селянин, который всё время раздавал монеты, безвольно покачивался в объятьях мамаши. Не сильно-то ему помогло подаяние, подумал Айдан. Виллем пробовал пальцем свежий синяк, похожий на размеченный багровыми точками эскиз к миниатюре, и болезненно морщился. Картофельные бородачи пытались убрать с телеги чьи-то кишки, а когда увидели монаха, одного из них аж перекосило от злости, он сделал шаг в его сторону, да приятель удержал и стал шептать что-то в ухо – вид у него, правда, тоже был не особо миролюбивый. Айдан понял так, что эти двое считали его виновником случившегося и готовили месть. Услышали, наверное, что в Ланциге завёлся монах-чародей, и готовы теперь валить на него все несчастья.

Остробородый хмуро поглядывал на путников, словно прикидывая, через кого ещё полезут орки – но когда селяне подошли с вопросами, очень уверенно ответил им, что нападение отбито и бояться нечего. Народ рассыпался в благодарностях, пообещав денно и нощно молиться за спасителя, тот отделывался скупыми улыбками.

– Есть тут колдуны? – громко спросил рыцарь.

– М-м, прошу прощения, – не без труда проложив к нему дорогу, проговорил Шаан. – Я инквизитор, – он показал нашивку.

Остробородый сощурился, внимательно посмотрел на птаху с факелом, потом на её обладателя, потом прицокнул и кивнул.

– Хорошо, – негромко промолвил он. Айдану тоже пришлось подойти, чтобы его расслышать. Приблизилась и госпожа в капюшоне, закинув на плечо арбалет. Следом плёлся верный телохранитель, никого не замечая и усердно полируя тряпочкой свой двуручник.

– Ваше мнение? Это какая-то магия? – вопрос о том, ждать ли ещё клыкастых подразумевался, но не был произнесён.

– Магия, да, – ответил Шаан. – Тот человек был Пробуждённым, и когда он пробудился, орки, м-м, попали сюда, используя его душу, как портал.

– Жуткое дело! – охнул Фродвин.

– Но мы тоже побывали на Обратной Стороне, – встрял Айдан. – Я… я видел чёрные холмы… Вы же тоже их видели, да? И шатры тоже…

– Видели, – неохотно подтвердил остробородый. – Что скажете? – он посмотрел на Шаана.

– Я не уверен. У меня есть предположение. Это пока очень сырая теория, простите, – глаза инквизитора остановились, словно вокруг никого не было, завороженные переливами причудливых гипотез. – У портала всегда две стороны. Там, у орков, тоже должен быть Пробуждённый, душа которого синхронизована с душой нашего. И когда одни одновременно пробудились, окрестности их душ здесь и на Обратной Стороне оказались совмещены. Понимаете? Поэтому все мы тоже оказались в трёх и даже в четырёх местах одновременно: здесь, там и в соответствующих точках Обратной Стороны. И, если бы мы захотели, то смогли бы, наверное, переместиться к оркам, – его взгляд наконец нашёл попутчиков, но тут же отдёрнулся.

– Что-то я ничего не понял, – признался рыцарь. – Но звучит складно, я запомню.

– Наш доблестный инквизитор наслышан о делах Обратной Стороны, как я погляжу, – ехидно проговорил Фродвин.

– Иногда, – ответил тот, – инквизиции приходится иметь дело и с Пробуждёнными. Я сам как-то был свидетелем приступа, вот и почувствовал его приближение.

– А чтой-то за колечко у вас? – костлявый палец почти что клюнул кровавый камешек. Шаан отдёрнул руку.

– Простите. М-м, оно реагирует на грубые эманации Обратной Стороны. Когда близок приступ, камень начинает мигать. Я решил проверить, а он вдруг…

– Полезная штуковина, – кивнул Вальтер. – А больше тут Пробуждённых нет?

– Уверен, что нет.

Айдан выдохнул с облегчением.

– Можете посмотреть, если хотите, – инквизитор снял кольцо и протянул Фродвину, который и в самом деле только что не лез отнимать.

– Ишь ты, – воскликнул тот, жадно оглядев его со всех сторон. – А я вот слыхивал, что Обратная Сторона, ежели даже за ней просто наблюдать, становится фиктивной.

– Какой?

– Фи… фиктивной?

– Вы хотите сказать, активной? Но… вы же не думаете, что я?.. – Шаан испуганно посмотрел на Вальтера. Тот полез чесать затылок.

– Ну, что вы такое говорите? – вступилась госпожа. – Конечно, не думаем.

– Уж и сказануть нельзя!

– Это ведь могло случиться и само по себе? – успокаивающим тоном промолвила она. – Мы ведь не знаем, отчего люди пробуждаются. И орки тоже.

– Мы-то не знаем, – возразил рыцарь, – но больно уж клыкачи хорошо подготовились к этой беде: мечи подхватили, доспехи напялили. Я вот думаю, они не просто так бросились врассыпную, не попытались даже поубивать всех, кто с оружием, как у них принято. Видно, в этом и был их план, хотя мне трудно представить, ради чего зеленокожие поступились бы честью.

– У клыкастеньких есть честь? – ухмыльнулся Фродвин.

– Ещё бы! Сбежать, пока другие дерутся, для них похуже смерти. Хотя, – он нахмурился, – если кто-то собрал орду таких…

– Я не слышала, чтобы у орков были сильные чародеи.

– А в том-то самое и плохое, – желчно проговорил рыцарь. – Наверняка кто-то наш, и хорошо ещё, если не из Северной Марки!

– Видите, я тут ни при чём! – воскликнул инквизитор.

– Вас ни в чём и не подозревали, – уверила она.

– Да точно кто-то из наших!

– Так, могёт быть, ааренданнцы подсуропили? – предположил чернокнижник.

– На кой им?

– Да вот хто их, мерзавцев, ведает?

– Я не пойму, вас ааренданнец обсчитал, что ли? – хмыкнул рыцарь. – Поэтому так на них взъелись?

– На вашем месте, – проговорил Шаан, – попробовал бы выяснить, где они, м-м, взяли столько энергии. Я не могу сейчас провести соответствующие вычисления, но, полагаю, открытие портала, соединяющего души, требует впечатляющего энергетического бюджета.

– А как это выяснить?

– Самый простой способ заполучить большое количество энергии – это собрать побольше магических кристаллов. Их нужно купить и доставить в место проведения, м-м, ритуала.

– И мы, – подхватил рыцарь, – могли бы отследить, кто закупает большие партии кристаллов, и прижать мерзавца.

– Это ежели клыкастые не награбили их за Холодными Вратами, в Империи, – ехидно заметил Фродвин.

– Да, это бы всё усложнило, – с досадой промолвил инквизитор.

– Окромя кристаллов есть и другие способы усилить чары, – продолжил чернокнижник. – Вот, скажем, предметная магия…

– Вы забываете о главном, – проронил Виллем. – Если портал хотя бы ненадолго соединил этот мир и Обратную Сторону, ток силы через него мог окупить этот ваш энергетический бюджет.

– Я, м-м, не подумал об этом, – инквизитор нахмурился.

– А вы, погляжу, знаете толк в таких делах! – воскликнул Фродвин.

Виллем пожал плечами.

– Но я бы всё равно предложил, м-м, поискать необычные поставки кристаллов.

– Поищем. Но я даже не знаю, кого благодарить за предложения, мы как-то не поздоровались нормально. Я Вальтер.

Айдан, Виллем, Шаан, Фродвин тоже назвали себя, она же просто сказала:

– Спасибо, что пришли на помощь.

– О, что вы, моя прекрасная госпожа, для меня удовольствие составить вам компанию на этой пустынной дороге!

Айдан заскрипел зубами.

Рыцарь бережно подхватил её пальцы и – правда, губами не прикоснулся, но наклонился опасно близко. Повисла пауза; к этому моменту уже прозвучало достаточно имён, и ей тоже пришлось представиться:

– Этельфледа, – неохотно выпустили её бледные губы. Как будто чтобы отвлечь всех, она быстро добавила: – А это – Годфруа, мой телохранитель, – великан пододвинулся поближе, вежливо поклонился, но его внимание по-прежнему целиком поглощал меч. Он даже не потрудился ответить на приветствия что-нибудь более содержательное, чем «Угу».

Вальтер явно собрался ещё у неё что-то спросить, уже рот распахнул, но она оказалась быстрее: повернулась к Айдану, глянула – словно в ночной глубине пара ярких, сверкающих звёзд – тот застыл, оглушённый. Она что-то ему сказала своим плавным, немного низким голосом. Внимание присутствующих обратилось к монаху, он прокашлялся, судорожно сглотнул и сумел в итоге даже назвать себя, не запнувшись, хотя её запах, отзвуки её голоса, бережно хранимые в заколдованных лабиринтах ушей, увлекли всё разумное, что ещё теплилось в голове, в страну запретных фантазий.

Из-за холма примчались двое рыцарей, которые с самого начала были с Вальтером. Он махнул им рукой, мол, присоединяйтесь к светской беседе, но те явно не были настроены болтать с путниками.

– Упустили! – не слезая с лошади, досадливо крикнул один.

– Драпают наутёк во все стороны, – поддакнул другой. – Как будто сам Падший за ними гонится. Подстрелили двоих, остальных теперь и не сыщешь!

– Да чтоб их! Мало того, что коня подо мной подрезали, так ещё это! – Вальтер стал расхаживать туда-сюда, дёргая себя за бороду и вполголоса бранясь. – Да и где это видано, чтобы орки от боя бежали? Это же у них вечный позор, скажите? Их же теперь ни одно племя не примет… Если узнает, конечно.

– Сбежали всего шестеро, – Этельфледа попыталась успокоить его.

– Ну, да, – рыцарь скривился. – Полторы дюжины мы уложили, – он посмотрел в ту сторону, где ополченцы громоздили холм из орочьих трупов. – А вдруг так по всему Гевинтеру? Слушайте, – обратившись к инквизитору, обеспокоенно промолвил он. – Вот вы образованный человек, видели когда-нибудь что-то подобное?

– М-м, нет, не видел. Но это могущественная магия, не думаю, что орки могут открыть за раз больше одного портала.

– Если это орки, – буркнул Вальтер. – Ну, хорошо, нечего болтаться на открытом месте, вечером в таверне договорим. Эй, ты монах?

– Ага, – сообразив, что его спрашивают, Айдан закивал.

– Мы вот там сложили, – он показал покойников, которых и в самом деле уже успели устроить рядком в отдалении, словно чтобы они вот так же, красивым строем, отправились на тот свет. К ним как раз присоединялся сейчас, несмотря на изрядное противодействие мамаши, убитый крестьянин-милостивец. Она всё хныкала, что, может быть, он просто в обмороке, пыталась встряхнуть, не пустить к другим мертвецам, да носильщики отгоняли бранью. – Дашь им Последнее Благословение?

Айдан кивнул, подумав с досадой, что мог бы и сам догадаться. Провожать усопших было долгом каждого клирика, и он чувствовал, что это меньшее, что может сделать для тех, кто защищал его, прятавшегося во время боя под телегой монаха.

От того, что он там увидел, Айдана едва не стошнило, но, к счастью, язык помнил слова поминальных молитв, а руки – порядок жестов и знамений, и ритуал шёл своим чередом, как бы ни чувствовал себя невольный священник и сколько бы ему ни приходилось бороться с мыслью, что покойники, которых он так старательно провожал в неувядающие райские сады, наверняка были теми ещё головорезами, и ждали их скорее чёрные, обглоданные огнём Утёсы Утрат.

Нескончаемо, как осенний дождь, накрапывала молитва; Айдан не вдумывался, что говорит, тем более что в уши лез надрывный гомон спасённых. Повсюду порхали обрывки молитв, а особенно старательные крестьяне чуть ли не до скалы распахали лбами уже и так растоптанную грязь. Некоторые каялись.

Когда с ритуалами было покончено, настало время для погребального костра. Священное писание учило, что человек ничего не может забрать с собою в иной мир, поэтому с почивших ополченцев поснимали всё, что представляло хоть какую-то ценность: оружие, доспехи, кольца – сапоги отдали крестьянам, потому что Владыка заповедал делиться с убогими. Завернув практически голые тела с головой в плащи, стали выяснять, кто и как разожжёт костёр, Вальтер снарядил одного из ополченцев, тот пыхтел и тужился, но влажная шерсть отказывались разгораться. Фродвин, конечно же, сообщил, что имеет прекрасное средство, с которым не проблема разжечь костёр хоть на голых камнях, хоть даже в трещине посреди огромного ледника, и готов продать его с большой скидкой. И это он зря сказал, потому что Вальтер подошёл к нему и, самым задушевным голосом попросив оказать милость усопшим, заставил-таки пролить на бренные останки целый пузырёк чудесного снадобья; Фродвин каждую каплю провожал таким взглядом, словно она была из чистого золота, а уж вздыхал он, как целое сборище плакальщиков. Теперь уже пламя не заставило себя долго ждать и вспыхнуло с такой силой, что всем пришлось отойти и глаза прикрыть ладонями от жара.

Орков обирать побрезговали, жечь тоже не стали и попросту утопили в луже. Пусть, мол, там гниют вечно, не видя ни Света истинного, ни быстрого конца во Всесжирающей Тьме. Одно из тел развернулось перед тем, как уйти в пучину, и на груди у орка Айдан с ужасом обнаружил белый медальон в виде благословляющей ладони – обычный знак принявшего благодать Света. Он поднял руку, чтобы остановить, но сверху бросали уже следующего клыкача, и только пузыри хлюпали там, где только что виднелась безвольно распахнутая пасть. Вконец растерявшись, Айдан произнёс про себя литанию о сгинувших в море. Очень может быть, конечно, что зеленокожий просто снял понравившийся медальон с шеи какого-то незадачливого путешественника, но вдруг, вдруг… Ходили же к ним миссионеры, столько лет уже ходили – неужто не было у них ни одного успеха?

Убедившись, что клыкачи утонули, Вальтер свистнул своим:

– Останетесь тут, дождётесь чародеев, им всё расскажете, как было, – те кивнули. – Думаю, они уже вылетели, часа через три будут здесь. А я возьму твоего коня и проедусь с караваном. Ну, так, на всякий случай. Доберёшься же как-нибудь? – покорный кивок. – А ещё… этот где? Видел же его.

– Кого?

– Да Пробуждённого, – рыцарь покрутил головой. Ему показали: парнишка лежал на телеге, и багровые пятна у него на шее наглядно свидетельствовали, что он не просто спит. Айдан пробормотал короткую молитву. Пробуждённых боялись, и если уж кто-нибудь из них проявлял себя, соседи порой расправлялись с несчастным ещё раньше, чем приезжали волшебники. Вальтер выругался, но весьма спокойно сообщил: – Этого тоже вам оставим, сдадите его чародеям. Пусть сами разбираются.

– Он ведь не просто погиб, – выговорила ему Этельфледа. – Вы даже не станете расследовать?

– Так ведь это…

– Да, Пробуждённые бывают опасными, и для себя, и для окружающих. Но разве от этого они перестают быть людьми? – горько молвила она. Вальтер смешался и, выйдя перед путниками, промолвил:

– Слушайте, может, кто-нибудь признается, а? – повисло настороженное молчание. – Сами понимаете, пока допросы, дознание – тут и заночуем, – он украдкой посмотрел на Этельфледу. – А колдуны прилетят – всё же выяснят, не отмолчитесь. Ну, а если сейчас признаетесь – повинную голову, как говорится, и меч не сечёт, – он выждал ещё немножко и стал уже поворачиваться к госпоже, чтобы объявить о провале эксперимента, но тут, протолкавшись через толпу, выскочила щедрая старуха.

– Я! Я убила! – колотя себя в грудь, проверещала она. – Сгубил он моего сы́ночку, последний свет мне потушил – так я с ним и разделалась, душегубом! Секите меня хоть на этом самом месте! – она гордо вскинула трясущийся подбородок. Пробежавший позади одобрительный шепоток явно был на её стороне.

– Ну, вот, разобрались, – Вальтер победно улыбнулся. – Останешься тоже с ними.

Старуха неспешно, с достоинством поклонилась ему и поковыляла к двум другим рыцарям. Этельфледа хмуро воззрилась на горе-дознавателя и негромко проговорила:

– Вы ведь понимаете, что она оговорила себя? Она совсем старая. Видите, как у неё руки трясутся? Она бы не смогла… – но Вальтер только глупо моргал и помалкивал. – Шаан?

– Простите, – виновато улыбнулся тот. – Здесь нет моей юрисдикции. Я могу вести расследование лишь с одобрения властей.

– Всё понятно.

Стали собираться в дорогу. Крестьяне, перетрусив после случившегося, готовы были в каждом видеть скрытого Пробуждённого и очень хотели, чтобы кто-нибудь всех проверил. Сунулись к инквизитору – тот весьма научно пояснил, что его инструменты способны распознать Пробуждённого лишь незадолго до приступа. Крестьяне поняли так, что кто-то из них точно Пробуждённый, но Шаан не знает, кто, и перепугались ещё больше. Тогда пошли к Вальтеру. Он сперва попробовал прикрикнуть на них, чтобы не суетились попусту, а когда это не помогло, небрежно бросил:

– Слушайте, если до Толимара вы ещё раз попадёте в такую передрягу, то это значит, что Светлый Владыка очень, ну просто очень вас не любит. И тогда вам лучше не злить его и по-хорошему отправиться на тот свет.

Полюбовавшись на их изумлённые лица, Вальтер хохотнул, объявил всё сказанное шуткой и призвал на помощь Фродвина. Тот сразу понял, что от него требуется: повытаскивал каких-то шариков, коробок, склянок, устроил с ними целое представление и объявил в итоге, что среди почтенной публики нет никого подозрительного. Крестьяне чуть фестиваль не устроили по этому поводу, а мастеру собрали небольшое подношение. Под нажимом Этельфледы тот прилюдно пообещал, что раздаст всё бедным.

Вальтер тоже тихонько поблагодарил чернокнижника, запрыгнул в седло и повёл всех прочь от места побоища. Заглянувшее сквозь щёлочку в облаках солнце играло на его шлеме – чем не ангел.

***

Дорога до следующего пристанища выдалась неспокойной. Караван и раньше нельзя было назвать весёлой и беззаботной процессией; теперь же он казался вереницей душ, ведомых ангелом смерти: повсюду всхлипы и сдавленные рыдания, все поминутно оглядывались, косились в сторону холмов, одновременно страшась и с какой-то мрачной сладостью ожидая узреть на зелёных склонах тёмную погибельную стаю. Кто-то молился, и без конца повторяющиеся строфы у Айдана уже отдавались уколами в затылке. Столь навязчивы были опасения, что за орков принимали стадо коров, редколесье, и даже в блажном страннике, проковылявшем навстречу со своею убогой котомкой, кто-то увидел разведчика зеленокожих и поднял страшную панику. Не добавлял спокойствия и вид поредевшей цепочки охранников, причём из оставшихся один бережно баюкал раздробленную руку, а другого ранили в живот, и теперь он был настолько плох, что даже на лошади не мог ехать и пристроился у крестьян на телеге. Фродвин ему наложил повязку с какими-то травами и порошками – даже вопреки обыкновению бесплатно – однако сам же предупредил, что, если только благосклонная судьба не пошлёт им чародея-целителя, жить парню до следующего утра, не больше. Шаан и тот забросил свою обычную улыбку, хмурился и что-то бормотал про себя.