Читать книгу: «Сорванный тюльпан», страница 2

Сеня медленно обходил башню, мы шли за ним. Как и всем мальчишкам, ему хотелось произвести впечатление на нас, и он бесстрашно повис в воздухе над узеньким подвальным проходом к входной двери башни. Мы поспешили повторить его трюк. Упираясь ступнями о бордюр, а спиной прижавшись к башне, вцепившись руками в стену, я словно окаменела и зачарованно наблюдала за тем, как Сеня, улыбаясь, рассказывал о себе, и никак не могла отвести от него глаз. Таня же, напротив, была спокойна, в её поведении не было ни страха, ни стеснения. Сеня был окружен нашим пристальным вниманием, но вел себя совершенно раскованно, так словно мы уже давно были знакомы, говорил о своей жизни, при этом жестикулировал, строил гримасы, хохотал.

Сеня переехал в наш район совсем недавно, со своей семьей. Он с гордостью рассказывал о своем старшем брате Андрее. Оказалось, что его родственники живут в нашем доме, поэтому он часто будет приходить к нам в ограду. Всех друзей Андрея он уже знает, а вот со сверстниками ещё не знаком. Так мы стали его первыми друзьями.

Пока я, остолбенев от стеснения, стояла вкопанная в землю, впившись взглядом в Сеню, между ним и Таней завелся дивный диалог. Разговорившись, они, совсем не замечая меня, шли в сторону нашего дома. Я шла за ними с ощущением непонятного одиночества, наивного сожаления. Мне не хватало смелости влиться в разговор, так как я опасалась сболтнуть какую – ни будь глупость. Поникшая, шла рядом, слушала его, он редко поглядывал в мою сторону, но от его взгляда на моем лице растягивалась нелепая улыбка, я думала, что кажусь ему совсем глупой. «Ну, давай соберись, спроси его, о чем – ни будь, не будь дурочкой, говори» – внутренне я боролась с собой всю дорогу. Мне было обидно за себя, я чувствовала в себе отвратительную пустоту и робость, но как могла, скрывала свое состояние. Сеня рассказывал о своей учебе и интересовался нашей. Таня неплохо училась и не переставала хвалить себя, я опять молчала, так как похвастать было нечем. Сеня ожидал услышать от меня хоть слово, это было понятно по его бровям, которые он вопросительно поднимал, мельком глядя на меня. Мне вспоминается его спокойный, добрый взгляд, разрез его необыкновенных глаз, улыбка с ямочками на щеках, от которой по телу пробегала мелкая дрожь, и, как дурочка, я расплывалась, краснела и отводила взгляд. День прошел очень быстро, мы остановились на углу нашего дома, расставаться совсем не хотелось. Ещё немного стесняясь, он почесал затылок, поднял брови и мягко, многозначительно сказал: – Я завтра приду… Мы не попрощались, сложили ручки, опустили жалобные глазки, медленно покачиваясь из стороны в сторону наблюдали, как Сеня развернулся, сунул руки в карманы, поджал плечи и неспешно удалился.

До конца летних каникул оставалась неделя, нужно было собираться в школу, дочитывать заданные книги, но я никак не могла сосредоточиться, моя голова была полностью занята им, я предвкушала удовольствие от нашей следующей встречи, но от одной только мысли об этом, сердце становилось горячим, и жгучая кровь разливалась по телу. Мама не отпускала меня на улицу, пока я не перечитаю все книги, заданные на лето. «Домашний арест» продолжался три дня, позже она отпустила меня посмотреть школьные списки. Я забежала за Таней.

– Сеня, наверное, в нашу школу перевелся! – резко сорвалась с языка мысль, внезапно посетившая меня при встрече с Таней.

– Бежим, посмотрим в какой класс! – не удержала пламя эмоций Таня. По дороге в моей голове одна мысль перебивала другую: «хорошо, если он в мой класс попадет, тогда я каждый день буду видеть его, и может быть пойму, почему я словно выключаюсь рядом с ним»; «но тогда придется подтянуться в учебе, исправить все двойки, с такими оценками я перед ним опозорюсь, и тогда он точно будет думать, что я тупая, начнет обходить меня стороной, и мне будет очень стыдно» – да, только бы не в мой класс… – наконец-то я пришла к единственно правильному выводу и, скрестив пальцы за спиной начала искать его в списках.

Таня прыгала до потолка от счастья, когда увидела его имя в списке своего класса: пятый «в». Вдохновленная, она не умолкала всю дорогу, я же не могла скрыть разочарование от этой новости, Танины эмоции только раздражали, и мне пришлось соврать ей, что я все еще нахожусь под «домашним арестом», чтобы поскорей убежать от нее и остаться наедине с собой. Я всегда любила размышлять в тишине, в одиночестве, мечтать, где – ни будь, например, на балконе. Иногда бывают со мной минуты, когда я рада быть одной, одной грустить, одной тосковать, и такие минуты начинали находить на меня всё чаще и чаще…

Новость о том, что Сеня попадает в Танин класс с одной стороны хорошая, а с другой не очень, так как она учится со второй смены, а я с первой, мы теперь с ним будем видеться не так часто, как хотелось бы. Но ничего уже не исправить, придется довольствоваться его обществом после школы, ведь и после уроков достаточно времени на общение, к тому же на занятиях Таня поближе с ним познакомится, и мы будем гулять все вместе

2

Порою, тебя вспоминая,

Тоскую, плачу, молюсь…

Пусть светом тебе обернется

Моя безутешная грусть…

Начался пятый учебный год, переход из начальной школы в среднюю. Смена учителей и образа школьной жизни. Начальные классы обычно отделены от основной школы, дети живут в «обособленном государстве», по установленным правилам и в подчинении у своего учителя. А в старших классах ограничений нет, то есть они как- бы есть, но это мало кого волновало. В пятом классе у нас был свой кабинет, в распоряжении вся школа и полная свобода.

Сеня с первого учебного дня стал звездой всей школы. Помню, как он, окруженный друзьями, высоко подпрыгивал, чтобы помахать мне рукой! И такой счастливый, радостный был. О, как он был красив, высокий, стройный, белокурый… Его улыбка с симпатичными ямочками на щеках до того была наивная и добрейшая, что я сами, вслед за ним, в каком бы вы ни была настроении, как завороженная улыбалась ему в ответ. Глаза его всегда светились радостью, он всем её дарил, но не только внешне он был красив, но и внутренне прекрасен, он был слишком ясен и прост душою. Пожалуй, благодаря этому, он привлекал внимание всех девчонок с нашего потока, старшеклассниц и учителей. Бескорыстный, честный, щедрый, с богатым внутренним миром, он будто не знал о существовании подлости, его окружающей или не хотел знать. Он, подобно «Степному тюльпану», рос во благо, и только начал распускаться чтобы, как в легенде, принести счастье…

В школе, с его приходом, забурлила художественная жизнь, все в ней точно проснулись от зимней спячки, ожили, либо это я раньше "спала", а с ним "проснулась". Незаметно, плавно моя жизнь окрасилась в яркие краски. Как раз в это же время художественным руководителем в школу вызвался папа моей одноклассницы Нади. Это чудный, затейный, интересный мужчина высокого роста, добряк с тускловато – рыжими волосами. Я помню в нем две особенности: первая это большая родинка на левой щеке и длинный нос, вторая – это раннее облысение на макушке головы, которое он тщательно пытался спрятать выросшими волосами с правого её боку таким образом: перебрасывая часть волос с одной стороны головы на другую. Удивительный, активный, эмоциональный он в разговоре не мог не вызвать улыбку, так как и его речь и поведение вынуждали каждого, без насмешки, хохотать до слез. Размахивая руками, он на ходу выдумывал какие-то потрясающие вещи, при этом ему постоянно приходилось закидывать отросший клочок волос на макушку, чтобы не выдать свое несовершенство, ведь по возрасту, он был мужчина ещё «в самом соку». Когда он впервые зашел в наш класс, в вязаном свитере цвета «детской неожиданности», с таким располагающим лицом, что мне он сразу показался, хорошим человеком и было видно, что его призвание это дети. Сделав два шага от двери своими длинными ногами, он сразу оказался прямо напротив нас, медленно провел глазами по всем ученикам, и сам не подозревая того, раздал каждому порцию отличного настроения.

–Здравствуйте, дети! – говорил он громко и задорно – Меня зовут Леонид Борисович, я ваш новый художественный руководитель, познакомимся мы с вами после уроков в актовом зале.

– Здра – вствуй – те, Леонид Борисович – хором в классе раздалось беспредельное ликованье. Но смех и гул он заглушил одним движением руки и продолжил:

– Жду вас всех! – сказал, и быстро передвигая ногами, удалился, в этот момент он очень был похож на таракана, мы, кстати, потом его так и называли. После его ухода, на уроке всем не сиделось; ёрзанье, вошканье, стук ручкой по парте, перешептывание, не прекращались до окончания занятий. В безудержном ажиотаже, после звонка на перемену, весь класс выскользнул из двери аудитории и бешеным галопом помчался в актовый зал со стандартным ревом – Ураааа!

Школа в те годы для меня не была чем – то важным, я ее вообще не любила, была очень застенчива, поэтому боялась отвечать и поднимать руку на уроках и, конечно, получала двойки, хотя знала ответ. Теперь, только спустя десяток лет после её окончания, я осознаю то, что школа это одно из тех мест, в которое, будь такая возможность, не задумываясь, я заново пошла бы учиться. Вновь совершила бы все те ошибки, за которые тогда терзалась и каялась. Сейчас, вспоминая былое, тоскую о безвозвратном времени, о той непринужденности, сравнимой только со свободой и волей молодого жеребца в открытом чистом поле. Но согласитесь, не все школьники так думают, им присуще скорее, так же, как и мне в ученические годы, мнение о том, что школа – это полный отстой. Тогда, в те прекрасные, свободные дни мне, почему-то не хватало солнца, ощущение ненужности меня преследовало и жила я как «не раскрывшийся бутон» во мраке, ждала лучик света, и вот он появился, Сеня стал неотъемлемой частью моей жизни, он был нужен мне, необходим для полноценной жизни. Благодаря ему, я переборола в себе стеснение и страх, и жизнь постепенно начала меняться. Так, однажды, на уроке математики я подняла руку, учитель шокировано кивнул головой, я собрала все свои силы, спрятала стеснение куда-то в подсознание, смотрела учителю в глаза и выдала правильный ответ, и никто меня за это не убил, только весь класс вместе с учителем стоя мне аплодировали. После этого случая я поняла, что могу и дальше хорошо учиться, что стесняться мне надо прошлого своего поведения, а чтобы идти вперед, нужно говорить. Стеснение, страх, это лишь эмоции и управляем ими мы, а не они нами. Застенчивость вообще лишь скорлупка, в которую мы периодически залазим, и, только поверив в себя, можно навсегда забыть о том, что она существует. Сила в нас самих, если ничего не предпринимать и не высказывать свою точку зрения, боясь показаться глупым, то так и останешься никем. А даже если вдруг окажешься неправ, всегда есть возможность исправиться. Сеня стал для меня кем-то вроде кумира, ради которого меняются люди, стараются выглядеть лучше и внутренне и внешне преображаются. С ним в мою жизнь влились все цвета радуги, он наполнил её светом и теплом, казалось, что у меня вырастают крылья за спиной, и солнце в небе становиться ярче с каждым днём. Наша с ним встреча изменила мой мир, он стал иным.

Свой самый первый спектакль Леонид Борисович организовал осенью, где объединил все пятые классы. В постановке участвовал Сеня, конечно, поэтому и я вызвалась участвовать в этом мероприятии, главной роли у меня не было, но это не имело никакого значения, находиться рядом с Сеней было намного важнее для меня, войти в его жизнь, узнать его получше, быть хоть на минуточку ближе. Спектакль Леонид Борисович поставил на основе русской сказки, но диалоги, костюмы, декорации он придумал сам. Мы собирались на репетицию после уроков, нас иногда отпускали с занятий, а те, кто учился со второй смены, приходили пораньше в школу, чтобы репетировать всем вместе. Ведь участие в художественной жизни школы приветствовалось и даже поощрялось. Для меня эти два три часа, проведенные рядом с Сеней, были лучшим временем провождения в школе.

Мой пятый класс, самый обычный класс, в самой обычной традиционной школе, вот только я была настолько стеснительной, что мало общалась с одноклассниками и не имела хорошей подруги в классе. Нехотя просыпаясь утром, я думала не об учебе, а о том, что пройдет несколько ужасных часов, и мы вновь встретимся с Сеней, именно эти оптимистичные мысли помогали мне бодро преодолевать утреннюю вялость. На репетициях я сблизилась с Каролиной, мы учились с ней в одном классе, но раньше, как – будто не замечали друг друга. Ни с кем мне не было так весело как с ней, вместе мы хохотали до слез каждый день, останавливались только на минуту, чтобы снять боль напряжения на щеках от смеха. Каролина была похожа на свежеиспечённую булочку, такая же пышная, сахарная, румяная внешне и пылкая внутри. Толстая, длинная, золотая коса была ее главным достоянием, лицо русской красавицы украшал длинный остренький носик, но острее, по сути, был ее язычок, словно ядовитые стрелы были её слова самозащиты, она говорила, будто наизусть читала сценарий стендап-комика, всегда была права, самоуверенна, величественна и целеустремлённая. Каролина многому меня научила: женственности и гордости, она развязала все мои потаенные узелки, в коих когда-то я прятала свою уверенность, свое эго. Она научила меня мыслить по – взрослому, но оставаться ребенком. Думаю, что именно она заложила в моем «фундаменте» – свободу – во всем, в мыслях, в поведении, в одежде, она любила вольное слово и меня научила откровенной, не зажатой какими – либо рамками приличия, манере выражать свою точку зрения, общаться. Мы проводили с ней целый день вместе, а вечерами созванивались по телефону, настолько сильное между нами было единодушие. Единственное, что я скрывала от нее, это свое отношение к Сене. Я и на репетициях в актовом зале не подавала виду своей симпатии к нему, а только тихонько любовалась им. Но все остальные девчонки крутились возле него как дети, увидавшие целый холодильник бесплатного мороженого, при этом их лица были похожи на гримасы японских мультяшек. Особенно любезен был к нему Леонид Борисович, он как бы выделял его из толпы, относился к нему как к любимому плюшевому мишке.

Сеня вертелся на сцене, изображал смешные миниатюры, дурачился, с ним всегда было весело всем. На что и, озабоченный раздачей текстов, Леонид Борисович не мог, не обратить свое внимание. Выражение его лица исказила гримаса ужаса, в момент, когда он увидел, как Сеня чуть было не свалился с театральных подмостков. «Таракан» вспорхнул, и вмиг оказался рядом с ним, и таким деликатно – поучительным, родительским тоном обратился к нему.

– Сеня, прекращай каламбур, ты ведь чуть не свалился. Живо слезай со сцены.

Школьная театральная сцена достаточно высоко была поднята от пола, по бокам у нее вились лестницы, обтянутые красными коврами, ведущие к ее основанию, шикарные бордовые кулисы свисали яркой бахромой. И когда наблюдаешь, как ребенок ходит по краю сцены, действительно становится страшно. Но Сеня решил ослушаться так любящего его преподавателя, и продолжил свое выступление. Он разыграл финальную миниатюру «падение со сцены» и при этом был так великолепен, что все на миг задержали дыхание и замерли. Девчонки тут же подбежали к Сене, вихрем закружились вокруг него и заботливо отряхивали от пыли, поправляли рубашку, жалели его. Сеня всегда был окутан вниманием, он как букет цветов, радовал душу, его хотелось потрогать, смотреть на него, ухаживать, оберегать, это была всеобщая любовь. Столько в нем чистоты и тепла было, он, словно океан, притягивал взгляд. И можно было даже не заметить, как далеко уже тебя уносит на волнах его спокойствия. В такие моменты моя душа плыла по лунной дорожке всё дальше в глубину его небесных глаз. Я всё чаще начала замечать за собой, как безотчетно увлекалась им, так сильно, что по нескольку минут бывала, бесчувственна ко всему меня окружающему и забывала всё настоящее. Эти секунды самозабвения, моя мечтательность о нем вдохновляли меня, но переламывали самолюбие моё, самоуважение, так как наяву я понимала, что нет у меня тех сил и смелости, что руководят мною в мечтаниях. Я, будучи ещё ребенком, на тот момент никак не могла определить то удивительное незнакомое чувство, что испытывала к нему, боялась признаться себе в очевидном и отмахивалась от своих мыслей, слишком стыдилась их проявления, что ли. Он был так близко и в то же время очень далеко.

Когда я репетировала свою реплику на сцене, Сеня обычно не был заинтересован её прослушиванием, и мне было обидно, я нуждалась в его внимании, меня обижало его безразличие и в такие моменты мне хотелось сжаться со всех сил и исчезнуть куда – ни будь в безлюдное место, например на берег реки.

Если репетиции затягивались до вечера, то домой мы возвращались все вместе. Все мы жили недалеко друг от друга и со школы ходили по одной дороге. Сеня с мальчишками шел впереди нас, он часто оглядывался и когда замечал, что все наше внимание нацелено на него, начинал «дурачиться», мне нравилось, что он такой – открытый, свободный был.

К сожалению, совместных репетиций и спектаклей у нас больше не было, и мы почти не виделись. Редко, только в раздевалке, перекинемся «приветом», или на физкультуре, бывало, соединят наши классы. Эти встречи, как мгновения, что тяжело сохранить в памяти, от того мое чувство к нему возрастало, притяжение становилось сильнее, интерес не давал покоя. Так прошел год.

3

Любовь в тебе играла сильная

Закрыв глаза, ты начала войну

Но я соперничать не стану, милая

Тебе я руку дружбы протяну

Пятый год в школе разрушил наши отношения с Таней, она отдалилась от меня, стала другой, наша, когда-то близкая, нежная дружба, стала холодной и далекой. Мы взрослели и у каждой появились новые друзья и увлечения. Таня всё больше времени проводила со своими одноклассниками. Бывало, вечерами зимой посмотришь в окно, она идет со школы поздно (вторая смена) с одноклассниками и Сеня с ними, на горку кататься, а за мной, как раньше, не заходит. Я расстраивалась … но с Каролиной быстро забывала обиду.

Время пролетело незаметно и вот уже снова каникулы! Каролину на лето отправили к родственникам. А моей маме в этом году не досталась путевка в детский оздоровительный лагерь, так я осталась на лето дома, и всё вернулось на круги своя, словно и не было никогда, между нами, с Таней раздора, наши отношения стали прежними.

Жаркое было лето, яркое солнце. Наш город приезжие называют «солнечный», от того, что так много солнца, как у нас, нет нигде. Беспощадная жара гнала всех на речку. Таня была очень любознательной девочкой, ну а я училась у нее. Как – то раз мы, втайне от родителей, пошли на запретный, левый берег, поваляться на пляже под тальником, эта небольшая кустарниковая ива, имела специфический запах, но создавала атмосферу тропиков и тенек. Там мы наблюдали за головастиками в луже, проваливались по калено в тягучей грязи, так сказать, принимали грязевые ванны, правда, запах от неё был ужасный. Но не только всё это на левом берегу, было нам любопытно. Красавец мост, железный великан, ещё одна тайна нашего детства, манящая своей неизведанностью.

В моем случае моста было два: один новый автомобильный, а второй отслуживший своё время ветхий, заброшенный. Два моста со своими историями, до сих пор стоят на том месте бок о бок, скрипя, скорбят, достойно выдерживая все происходящее на них, хранят память долгих лет. Старый, мертвый мост, вселяет страх своим безжизненным видом. В него вдыхают жизнь лишь влюбленные пары, что редко, но всё же прогуливаются по его истрескавшемуся асфальту, проросшему травой; отчаянные парни пишущие свои признания в любви на его высоких арочных дугах, и те несчастные люди, что так легко и бессмысленно прощались на нем со своей жизнью. На самом деле они не хотели умирать, никто не хочет умирать. Они просто хотели избавиться от страданий. Иными словами, эти люди знают, почему хотят умереть, а вот зачем жить, не знают. Стоять на краю, сосредоточенно вглядываясь в воду, думать о том, что всё кончено, и ничего уже не исправить, прыгнуть и в полете понять, что безрассудство привело его к этому месту, страх заставил опустить руки, и лишь отчаяние вызвало слезы, он проклял и возненавидел сам себя, а что потом? Удар, болевой шок, потеря сознания, смерть. Вот это уже не исправить, не вернуться уже назад. Каким бы неудачливым, приниженным ни был человек при жизни, всё же не оправдывает его этот жалкий поступок. Какой бы сложной не была проблема, всё же она решаема. Трусливый побег ничего не решит, а вот надежда, и вера в свои силы, опора на близких, родных и любовь, помогут пройти этот сложный путь и научиться заново жить. Мы все всячески стесняемы, но не загнаны в угол; мы в растерянности, но наше положение не безвыходно. Проблемы стоит решать по мере их появления. Я слышала о судьбах людей, которые в какой – то момент своей жизни испытывали отчаяние и не хотели жить, но их обстоятельства изменились к лучшему – причем совершенно неожиданным образом, и это может случиться с каждым. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Незачем страдать, молча, разговор с близкими всегда помогает более уравновешенно относиться к ситуации. Если же всё – таки ничего изменить уже нельзя, то можно изменить свой взгляд на ситуацию. Мирясь с неизбежным, мы учимся более положительно смотреть на вещи. Тогда и охотнее ищем решение проблемы, вместо того чтобы покончить со всем раз и навсегда. Если бы в жизни не было трудностей и проблем, человек никогда не стал бы разумным и отведенный ему век казался бы никчёмным, безрадостным и скучным. Но если всё же жизнь кажется особенно беспросветной, и угасла вера в счастливое будущее, то это всего-навсего глубокое заблуждение, ведь всё зависит от нас самих. Мы все без исключения посланы в этот мир с умопостигаемой объективностью разума, стоит лишь перестать вечно жалеть себя и лениться, и сразу почувствуете то, как быстро всё в жизни станет меняться к лучшему. Всегда есть выход из состояния головастика, бултыхающегося в грязи, в состояние журавля, парящего в лазурном чистом небе.

Наши старшие сестры подняли всю округу на уши, когда обнаружили нашу пропажу и сообщили моей маме, что нас нигде нет, та в свою очередь в ужасе начала поиски по всему району. А мы уже тихонько возвращались домой по мосту, и вдруг увидели мою маму с дикими, ищущими, заплаканными глазами, ну и сестры, конечно, тоже ревели из-за чувства вины. Мы так перепугались в тот момент, что от страха оказаться наказанными, со всех ног кинулись к ним облитые слезами и стали вымаливать прощение. Мама простила нам эту шалость, после чего мы не стали больше ходить одни на левый берег. Но обман этот оставил жирный отпечаток в моем тогда ещё созревающем сознании. Чувство вины пульсировало в моей груди, подбегая к маме, я уже не боялась наказания, больше меня тяготило мамино разбитое состояние. Это совесть проснулась во мне. Я чувствовала вину за то, что обманула её, причинив ей боль душевных переживаний. С тех пор я поняла, что слезы сильная штука. Слеза – соленая вода и лишь наивная, искренняя слеза способна, растопить даже самое ледяное сердце.

Со временем я осознала, как тяжело скрывать обман и жить с ним, в вечном страхе. Человек разоблаченный, осознающий последствия своего обмана, обязательно начнет защищаться и по его защите можно понять на сколько человек искренен и раскаивается ли он в содеянном. Чем агрессивнее защита, тем страшнее правда, а чувство вины отсутствует напрочь. Такой способ самозащиты и не вполне надежен, и не хорош. Лишь человек, боящийся разоблачения кидается на всех с агрессией, а тот, у кого правда – не боится слов и пустых обвинений. В тот раз нас спасли слезы и раскаяние, но самый легкий и хороший способ самозащиты: не затыкать рта другим, а самим стараться быть как можно лучше. Ещё я усвоила и навсегда закрепила в своем «внутреннем фундаменте» то, что честность есть сила, и нет ничего сильнее честности! Искреннее раскаяние зачтется на самом главном суде, хоть на земле избежать наказания за совершенные проступки не удастся. Но наказание это во благо и в назидание другим.

–

Заплаканная, я сидела в маленькой оградке, заставленной венками, и воспоминания грели меня, они скользили мимолетно ухватить их, задержать было трудно, боясь упустить следующее. В своем старом дневнике я читала, как сломленная маленькая девочка описывала прожитые дни в стихах, так тогда я переживала одиночество, и пустоту в сердце, так сильно я не хотела отпускать прошлое. На страницах памятного дневника остались следы от слез печали, в нем были записаны скорбные песни, стон и рыдание…

–

Дети очень наивны, доверчивы, им легко причинить боль, но со временем они могут забыть о ней, а могут помнить и даже жалеть о том, что помнят. В те годы я была совершенно простодушной, считала, что меня окружает только хорошее. Но мое сознание изменила травма, нанесенная мне моей лучшей подругой, в момент безобидной детской игры. След, от которой, как невидимый, но глубокий шрам, остался на всю жизнь. В тот день я пробудилась, словно приходящий в чувство после вина человек, увидела, что в людях порою таится, нечто ужасное, что за улыбкой порою прячется фальшь и даже в хорошем есть чуточка плохого.

День, как и все предыдущие, начался прекрасно, на улице только что прошел дождь, и детвора из своих квартир гурьбой вывалилась в ограду. Мы с Таней искали накидку на наш штабик, чтобы в следующий раз его не затопило. Когда мы искали с ней что-то нужное, обязательно находили ещё и что-то интересное, например: красивый осколок стекла, камень или пробку, иногда находки были ценные: цепочки, брошки. Все это мы складывали в красивый мешочек или коробочку и закапывали за домом.

«Золотое, прекрасное время! Жизнь наша была таинственная и заманчивая, и так страстно было знакомиться с ней. Тогда за каждым кустом, за каждым деревом как будто ещё кто-то жил, для нас таинственный и неведомый; сказочный мир сливался с действительным».

Наверняка, у каждого в детстве было такое тайное место, в котором хранились «сокровища юности». Это секретное место, окутанное неизведанностью, таинственностью, о существовании которого знают все, но никто не догадывается о том, где оно находится, что в нём скрыто, и всем интересно узнать, что же там. Этот факт возбуждал в нас чувство, какой-то, глупой важности и загадочности. Мы хранили в секрете что-то самое обычное, но делали вид, будто это редкая и очень интересная вещь, что делало нас немного выше своих сверстников. Почему-то, когда у тебя есть то, чего нет у других, не совсем разумный становится от этого высокомерным, это забытое чувство ребячества остается в детстве, но есть и такие, которых всю жизнь преследует это чувство. Сейчас наблюдая за избалованными, заносчивыми людьми понимаешь, что высокомерие – это болезнь души: хроническая или наследственная, но чаще всего передаваемая воздушно-капельным путем и её надо лечить, а лучше всего предупреждать, искоренять. Мы всякими разными безделушками пополняли наш «секретик». В этот раз я нашла красивый стеклянный шарик, показала его Тане, и заметила, что он ей очень понравился, в её глазах сверкнула зависть, но она не выдала её и предложила закопать его в наш кладик. Зависть – один из страшных пороков человека, это паразит, медленно поедающий своего хозяина. В глазах сокрыта душа, если хотите узнать человека, понаблюдайте за его взглядом. Как окна в доме выдают нам образ и жизнедеятельность создания, которое живет в нем, так и глаза выдают человеческую душу.

Когда мы возвращались в ограду, увидели, как Сеня с друзьями Толей и Ваней околачивались около нашего штабика. Своё летнее убежище мы строили только для девочек, а мальчишкам вход в него был категорически запрещен, поэтому мы, как дикие кошки, кинулись отпугивать их от нашего убежища, мальчишки разбежались в разные стороны, но мы гонялись только за Сеней. Обычно он нам поддавался, приседал на корточки, хватался руками за голову и звал на помощь друзей, у нас же появлялась возможность подергать его за уши, пощипать, но особенно нам нравилось вырывать у него по волоску с макушки. Коротенький золотистый волосок с его макушки, у меня в руках имел такую ценность, будто это и не волосок вовсе, а выпавший из гнезда новорожденный птенец, которого и обратно вернуть нужно, дабы не причинять боли хозяину и себе оставить хочется. Ценность его заключалась в том, что это была частичка человека, к которому я испытывала на тот момент удивительное, нежное, незнакомое чувство, держать в руках его волосок всё равно, что держать его за руку. Если вам знакомо это непередаваемое, трогательное ощущение первого прикосновения с человеком, так давно желанным, то вы наверняка понимаете меня. Сеня не злился на нас, только скорчив жалобно личико, гладил себя по макушке.

– Собирайся народ кто в «краски» идет! – кричала Таня, стоя в самом центре ограды с высунутым большим пальцем из кулака. Мы все наперегонки бежали к ней, цеплялись за её палец, чуть не сшибая её с ног.

Таня собрала пол ограды: это больше чем достаточно. Определили роль каждого в игре считалочкой, которых очень много знали. Тане досталась роль «покупателя», а Ване роль «продавца». Я, Сеня и остальные были «красками». Это забавная детская игра, правила её просты: сначала выбирался «продавец» и «покупатель», а все остальные были «красками». Каждая «краска» загадывала свой цвет и тихонько сообщала его «продавцу». «Краски» садились на лавку (мне досталось место рядом с Сеней), а «покупатель» подходил к игрокам и говорил, какую краску хочет купить, например: – я пришел за красной краской. Если такой краски нет, «продавец» отвечает: – такой краски нет, скачи по дорожке на одной ножке! Тогда «покупатель» прыгает кружок на одной ножке, и возвращается за новой краской. Если же такая краска есть, «продавец» говорит: есть такая, платите столько-то, но не показывает кто это. «Покупатель» быстро расплачивается, отхлопывая по ладошке «продавца» свой возраст. «Краска» в это время вскакивала со скамейки и убегала, а «покупатель» должен догнать её и, если он поймает «краску», то садится на её место, а пойманная «краска» становится покупателем. Если «краске» удавалось вернуться на скамейку непойманной, игра начиналась сначала с прежним «покупателем».

Любая игра сближает людей, в игре можно стать соперниками, врагами и лучшими друзьями. В момент совместных эмоциональных переживаний между людьми возникает некое невидимое, неощутимое взаимодействие на подсознательном уровне, где – то далеко в мыслях и, если очень захотеть, то можно развить его в настоящее, живое, ощутимое чувство привязанности, любви или ненависти, влечения. Сеня решил сказать мне цвет своей краски, а я ему свой. Я чувствовала, как во мне начинает играть, возрастать, то непонятное чувство к Сене, когда он шептал мне на ушко цвет своей краски. Буквально секунда его прикосновения показалась мне часом и, словно туман, меня накрыла волна блаженства и смущения. Я смотрела в его добрые голубые глаза и боялась коснуться его ушка, держась на расстоянии, шептала робко, почти не слышно и видела, как он улыбался. В этот момент мое чувство перерождалось, во что-то более сильное, и я, каким-то животным инстинктом понимала, что оно взаимно. Я словно чувствовала тот комочек нежности, который зарождался, между нами, и, казалось, нет той силы, которая разделила б, разорвала нас. Но резко мои мечты развеяли Танины слова.