Читать книгу: «Песнь крысолова», страница 4

Лавка чудес

Это дорожка из желтого кирпича, а впереди – Изумрудный город.

Мы продолжаем наше шествие по стране Оз, и я рад, что вы снова со мной. Или я с вами. Как посмотреть.

Спасибо, что ставите пальчики вверх, а счетчик YouTube либо сошел с ума, либо… у меня уже сто тысяч просмотров.

Так, вытаскиваем бананы из ушей, сегодня у нас важная тема.

КТО СТОИТ ЗА ВАЛЬДЕНБРУХОМ?

Давайте заглянем в скучный мир цифр и бумаг.

И начнем мы с этой змейки в хипстерском треугольнике.

Логотип, вероятно, многим знаком: «МИО-фарма», одна из крупных фармацевтических компаний страны.

Мио, мой Мио⁷, ты вырос, и твое сказочное королевство теперь работает на производство седативных препаратов!

Пардон, отвлекся. «МИО-фарму» сложно упрекнуть в пятнах на репутации. Она стерильна – под стать продукции компании. Долгов, судов и скандалов нет. Инновации. Рабочие места. Наука.

Вероятно, из того же исследовательского интереса «МИО- фарма» снабжала Вальденбрух медицинскими препаратами. Перейдем к грубым доказательствам: вот вам фото.

Группа школьников отправилась в поход по лесам Бранденбурга и решила сделать привал неподалеку от Вальденбруха. На снимке, помимо детишек, вы можете увидеть грузовик, выезжающий из главных ворот клиники, на которых… змейка «МИО-фармы».

«НУ И ЧТО?» – спросите вы меня.

Логично, что в клинику доставляют лекарства. Если у них есть договоренность с Вальденбрухом, в этом нет ничего ненормального.

Но откроем интервью с главой компании Сарой Клуге, вышедшее в том же году, когда гимназисты устроили поход:

«”МИО-фарма” не сотрудничает с клиниками напрямую и работает через контрагентов. Нам выгоден такой формат: он позволяет оптимально реализовать осуществление заказов для медицинских учреждений».

Кстати, «МИО-фарма» и по сей день работает только через подрядчиков – ничего не изменилось.

Так что же они тогда завозили в Вальденбрух на своем фургоне?

Перейдем к другому предприятию – банк «Этерна». С начала семидесятых существовал как небольшое финансовое учреждение, предоставляющее услуги частным и юридическим лицам. Зарекомендовал себя в качестве «медицинского» банка, ибо его кредиты брали сплошь частные клиники. Так у него невольно сложилась специализация, и в начале девяностых он презентовал себя как узкопрофильный кредитный институт. С частными лицами больше не работает.

А вот и фоточка из «Шпигеля»⁸ с благотворительного вечера «МИО-фармы», где в обнимку запечатлены Сара Клуге, директор «Этерны» Сонке Браунс и Рихард Крупке, уже известный вам главный врач нашей клиники.

Мы живем в свободные времена: дозволено фотаться с кем угодно. Но что вы скажете на слова Клуге в другом интервью, о том, что «МИО-фарма» и «Этерна» финансируют частные научные проекты? Вопросик вам: вы хоть одного спонсора клиники знаете? Нет? А откуда у них деньги? То-то же.

И последняя любопытная завязочка связана с адвокатским бюро «Хорн и Геббельс», расположенным в Берлине. Почему-то… если вы поищете почтовый адрес Вальденбруха – выпадает корреспондентский адрес этой юридической конторы. То есть почту клиника получает через них.

Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса.

У нас есть фармацевтическая компания, банк и адвокат – троица для отмоления самых разных грехов. Почему они собрались вокруг никому не известной и зачуханной клиники? Что покрывают? Зачем им поддерживать Вальденбрух, который всем на фиг сдался?

Ответ кроется в интересах самой крупной фигуры в этом раскладе – «МИО-фармы». Исследования Крупке были им очень важны. Вот так, взяв вместе эти ниточки, мы сплели фенечку. Прикольно.

Да, вы можете обвинять меня в том, что у меня почти нет доказательств. Что белых пятен в моей картине больше, чем фактов. И что все я тяну за уши.

Я вас не упрекаю. Суждения – выражения потревоженного мозга.

Я даю пищу для размышлений. Жрите ее, дети мои, и задавайте вопросы – да не мне, а миру. Я-то на все отвечу.

Это был Джокер-не-играй-со-мной-в-покер. До скорого. Я покажу вам в следующий раз кое-что о самих детях-потеряшках.

YouTube, из видеоблога пользователя JokerIsNeverSerious

Санда

Обещания мадам Шимицу похожи на разлетающиеся лепестки. Она преподносит их красиво, в них веришь. Я надеюсь, что за этим потоком увижу выход, а не останусь с ощипанной ромашкой в руках. Отпустит – не отпустит – плюнет – приголубит – убьет.

Собственная наглость отзывается чуть ли не сердечным приступом.

«Ты сдурела, Санда. У тебя крыша поехала. О таком не просят. Ни на Новый год, ни на день рождения, ни на день трудящихся. Никто не уходил из этого бизнеса. Ты не особенная. Ты никто. Любого можно заменить, люди – запчасти. Что за муха тебя укусила? Почему ты просто не поблагодарила и не пошла домой? Ты сделала заявление, которое перечеркнет тебя. Мадам Шимицу никогда не скажет тебе “нет” прямым текстом. С чего это решение уйти? Тебя где-то ждут? Хочешь начать жить с нуля? Осечка: ты и так ноль. Мечтаешь о тихом домике на краю света, где ты будешь молчать в унисон с природой и ждать, когда сдохнешь своей смертью? А может, хочешь новую работу, не криминальную, приличную, за которую не стыдно? Что ты умеешь, кроме того, как воровать чужих детей? Станешь пекарем, лекарем, сапожником? Начнешь появляться при свете дня, здороваться с соседями? Или… пойдешь искать Родику, поверив тетрадному листку без обратного адреса? Куда ты собралась, Санда? Ты просто сдурела, Санда. У тебя крыша поехала».

Следующую неделю я провела в состоянии кокона. Выходила из дома ночью, а днем сидела в комнате с опущенными жалюзи и слушала свои мысли. Они походили на заклинание, которое я не могла снять с себя.

Телефон молчал.

Все замкнулось на Родике и Вальденбрухе. В этом круговороте, похоже, сошлись все круги ада – даже те, о которых Данте не писал.

Родика была плохим и злым ребенком. Не из-за болезни.

(А может, и не было у нее никакой шизофрении.)

Есть дети, которые с возрастом укрощают свою агрессию и ненависть. Жестокие выходки малолеток – проявление невинного любопытства. Они просто добрались до яблока познания и хотят сгрызть его с черенком. Однако Родика из злого ребенка выросла бы в злого взрослого, с испорченным, гнилым характером.

Я прочитала это в ее глазах, когда впервые взяла на руки.

С каждым днем поедающее меня чувство постепенно становилось понятнее. Я все еще ощущала ответственность за нее.

Что, если записка не ложь… и я найду ее? Что, если она стала лучше? Хоть чуть-чуть? Вдруг они и людей научились чинить за эти годы.

Будет ли мне с тобой легче? Смогу ли я тебя принять?

Просьба об уходе из «Туннеля» не была решением момента. Некоторые мысли просто накапливаются и ждут некоего знака. Не думала, что тот придет в виде записки от пропавшей сестры. Но клуб дал мне все, что мог, и я тоже взяла по максимуму. Выжила, собрала денег. То, что я делала все эти годы, должно закончиться. Если останусь в деле чуть дольше, окончательно завязну.

Хотелось оставить и этот город, который никогда меня не принимал и получалось жить только в его тени. Я просто стала паразитом-гематофагом, сосущим кровь его детей.

Однако за самовольный побег меня могут убить раньше, чем я выеду за пределы Берлина. Даже я не знаю, где пролегают нити паутины «Туннеля». Поэтому я осмелилась попросить Шимицу о такой неслыханной вещи и теперь просто тряслась в ожидании ее звонка. Ее милости.

Господи, как наивно хотеть все поменять, когда точка отсчета всегда одна… Чтобы развернуть свою жизнь на сто восемьдесят градусов и начать собирать по осколкам старый мир, проще сдохнуть.

Из «Туннеля» не уходят за новой жизнью, но и старая не дает мне покоя в последнее время. Давние занозы растут только вглубь. Мне казалось, что мы все-таки разделили друг друга под шепот мадам Шимицу, проводящей мне сеансы своей бесцеремонной психотерапии. Что-то все же осталось, раз она говорила про сжатые руки. Я не могу отделаться от ощущения, что эта мелкая жива, где-то затаилась и ждет. Ждет меня.

* * *

Звонок раздался спустя две с лишним недели. Очередной неопределившийся номер. Когда я поднимала трубку, уже знала, что услышу мелодичное вибрирование голоса мадам Шимицу. Только она изъясняется на частотах чужих душ.

– Санда… Здравствуй. Как поживаешь?

– Хорошо. Вы?

– И я хорошо. Мы обсудили с Мельхиором твою просьбу. Он разрешил. Мы посмотрели твои дела… поведение… и пришли к выводу, что ты можешь идти. Бизнес в будущем будет реструктурироваться. В твоих услугах будет меньше нужды. Хотя, если передумала и решила остаться… просто скажи. Мы не хотим терять хорошие кадры.

На языке вертелось: «С чего вы такие добрые? Где подвох?»

– Здесь нет подвоха, – привычно прочла она мои мысли. – Ты правда можешь идти. Тебя никто не тронет. Но информация о «Туннеле» и о том, чем ты тут занималась, никуда не должна просочиться. О последствиях тебе известно. Придумай себе любую биографию. Также… мы не будем помогать тебе с документами. Например, что ты работала у нас барменом или вообще хоть где-то работала. Это теперь твоя ответственность – строить жизнь с нуля.

– Я… я благодарна, – едва слышно отозвалась я.

Внезапно понимаю, что сижу на полу, глядя в одну точку. Все, что я делала во время разговора, осталось в памяти белым пятном. Тонкий смешок: она словно меня видит.

– Я должна что-то еще?

– Больше ничего. Наши деловые отношения завершены. Спасибо, Санда. Я тебя ценила. Желаю удачи.

– Спасибо.

Гудки. Лаконичное прощание. Никто не будет скучать.

Негнущимися пальцами набираю номер единственного человека, с которым должна попрощаться сама. На улице день, Вертекс спит. Но я разбужу. Потому что, вероятно, мы больше никогда не увидимся.

– Где твое чувство приличия? – сонно спрашивает меня трубка.

– Вертекс, слушай… я ухожу.

Молчание становится другим. В нем появляется странная глубина.

– Вообще? – наконец уточняет он.

– Я попросила меня отпустить. И Мельхиор согласился. Меня на самом деле отправляют на все четыре стороны. Это дикость. Хочу сказать вслух, чтобы самой поверить.

– И мадам Рамен даже не стала препятствовать?

Невольно хихикаю и мотаю головой, как если бы он мог меня видеть.

– Не стала. Мне сложно объяснить, почему я ухожу. Это, как говорится, долгая история. Но так надо. Да и не умею я рассказывать. Надеюсь, мы однажды увидимся снова. Будь все такой же звездочкой, Вертекс.

– Э не, дорогуша, от меня так быстро не отделаешься. С подрядчиками своими по телефону прощайся. Я устрою в честь тебя пир на весь мир. В «Туннеле». Завтра. Там и так очередная пляска смерти, но мы добавим.

– Это лишнее.

– Звучишь как бабка.

– Я и есть бабка.

– Прекрасно, справим тебя на пенсию. Завтра в десять. Поняла меня?

С ним бесполезно спорить. Невольно усмехаюсь и думаю: почему бы и нет? В моей жизни было не так много поводов что-то праздновать.

– Хорошо, обещаю. Земля от нас содрогнется.

– Другое дело, – проворковал Вертекс и отключился.

Мариус

Купюру Юсуфа изъяли для экспертизы. Мариус помнил несчастное выражение лица мальчика, у которого в очередной раз что-то отбирали. Но он так к этому привык, что отдавал кротко и безоговорочно.

– Извини, – только и сказал Мариус, хотя в этом не было необходимости. Они ведь делали свою работу.

– Нельзя потерять то, что никогда не было твоим, – криво усмехнулся Юсуф.

Логика здесь определенно присутствовала. Бианка и Лука были страшно оживлены: еще бы, столько нарыли. И портрет зла им нарисовали, да еще и улику выудили. Их стажировка определенно началась хорошо.

– Думаете, фальшивая? – поинтересовался Юсуф.

Мариус перевел на него взгляд и дружелюбно ответил:

– Все может быть. Вероятность маленькая, но на ней могли остаться отпечатки пальцев. Но это очень редкий случай. Отпечатки так долго не сохраняются. Кстати… ты сказал… запах. От нее чем-то конкретным пахло?

Юсуф сумрачно кивнул, но не спешил делиться подробностями.

– Ты говорил, что не можешь описать запах.

– Нет.

– Ну, а ассоциативно… Духи?

– Нет. От нее не пахло ничем… искусственным.

Губы Мариуса тронула любопытствующая усмешка. Все интереснее.

– А что тебе напомнил этот запах?

Юсуф задумался и поскреб спутанную гриву, похоже, испытывая затруднения. Лоб наморщился, а губы беззвучно произносили что-то, точно перебирая названия. Мариус слегка наклонил голову, внимательно следя за ним.

– Ну… это как… не знаю… Что-то родное, – поделился он странноватой формулировкой. – Как дом. Ваш дом. Или мама. Когда я вернулся из лагеря летом, то взял мамино полотенце… потому что все остальные были грязные. Оно пахло… мамой. Как-то… так.

Юсуф поднял на него глаза и почему-то густо покраснел.

– То есть… она пахла… мамой?

– Да. Не моей. Но чем-то… близким.

Бианка с Лукой уже откровенно скучали и шугали детвору. Пора было забирать этих оболтусов.

– Вы точно меня не посадите? – пугливо спросил Юсуф, заглядывая следователю в лицо.

– Ты ни в чем не виноват. Выбрось все из головы и иди домой.

Юсуф кивнул и побрел прочь, сгорбив спину. Из дверей школы выносились ученики. Бритовисочные парни даже не взглянули на него, уходя куда-то под биты рэпа из портативных колонок. Мелькнуло нахальное лицо Джей Пи, который стрельнул в его сторону очередным глумливым взглядом и тоже исчез вместе со всеми.

«Дурная какая-то школа», – досадливо подумал Мариус и отправился к своим ассистентам.

* * *

Экспертиза купюры ничего не дала. Отпечатков на ней, ясное дело, не сохранилось. Только из серийного номера извлекли код страны выпуска – Германия. Эта информация была бесполезной.

Мариус снова прошелся по имеющимся данным. Пропажи детей незадолго до полнолуния. Дважды отметилась некая дама без ярко выраженных признаков – кроме пристрастия к черному цвету. Юсуф считает, что она пахнет мамочкой. Имеются сто евро, которые она ему всучила, когда тот безотчетно устроил ей наводку на Михи.

Нужно совершить прогулку по Варшавской. Там торчало несколько дилеров, можно было бы попробовать аккуратно их опросить. Однако его опередили. Бианка с ехидным лицом сообщила, что Лука уже умчался туда вместе с двумя патрульными. Это, по мнению Мариуса, был провальный способ опрашивать наркоторговцев: безопаснее было бы прикинуться покупателем.

– Сказал, что надо идти по горячим следам. Я его предупредила, что это закончится, скорее всего, его увольнением.

Принять решение Мариус не успел. Лука сам позвонил и деловито сообщил:

– Мы взяли Осама Демиреля, который, по словам того шкета, регулярно продавал наркоту Михаэлю. Я его слегка прижал… он рассказал кое-что любопытное. Сейчас привезу.

– И как понимать эту самоволку?

– Просто скажите мне спасибо.

О наглости как втором счастье они еще поговорят. Зная характер Луки, Мариус боялся, что тот напорет горячки. Через полчаса он объявился и засунул этого Осама в комнату для допросов. Мариус присмотрелся к нему сквозь дверное окошко – лысая башка, на виске вытатуирована маленькая молния. Глаза нервно бегали туда-сюда, и чувствовалось, что он не на шутку обозлен.

– Это по каким правилам вы меня сюда притащили? – рявкнул он, как только следователь вошел. – Даже не обыскивая? На, смотри: вот карманы, кошелек, в трусы мне залезьте, гомики… Нету у меня ничего. Вы не имеете права меня задерживать. И Михи я вообще не видел уже черт знает сколько, – продолжал бушевать он. – С чего вы приперлись в мой магазин, а?

Выяснилось, что у дилера неплохое прикрытие. Просто небольшой «шпэти»⁹: можно купить пива, чипсов и лотерейный билет. Официальный владелец – его брат Мехмет. Мариусу эти сказки можно было не рассказывать. На Варшавской дилеры не только стенки подпирали, но и маскировались под продавцов, донерщиков, а один раз там даже задержали торговца кокаином в униформе почтальона. Лука просто пришел к Осаму и спросил в лоб, знает ли он Михи. Тот сначала отнекивался, однако после оказания давления проболтался, что они якобы кореша. В такую дружбу верилось с трудом, но условно эта версия могла пройти.

– Я не знаю, где Михи. Пропал он. Заходил, а теперь нет. Да, о нем спрашивали одни серьезные ребята, – отчаянно потея, тарахтел Осам на бешеной скорости. – Мы просто держим магазинчик, ничего криминального. Захочешь – обыщи меня. Но Варшавская, сами знаете, что за место. Всякие бывают. Спрашивали его какие-то отмороженные. Говорят, они торгуют стаффом ближе к переулкам. Их мало, всего трое. По слухам, связаны с «Туннелем». Больше ничего не знаю. Зачем, кто, почему – без понятия.

– Откуда информация про «Туннель»? – уточнил Мариус.

Он прекрасно видел, что Осам врет, причем плетет на ходу. Его глаза уже перестали бегать и глядели на следователя в упор, а выражение лица стало напуганным и притворно честным. Мариус ему не верил, но задерживать пока не собирался. Устраивать самовольную облаву на Варшавскую улицу тем более не шло ни в какие ворота. Осам это тоже понимал, чуя, что наркота их интересует во вторую очередь.

– Ну, я же живу там, что уж, в слухах разбираюсь. Сразу просеку, если ливанцы или африканцы… Они и не шифруются перед нами… заходят в магаз, берут что надо, причем не всегда платят. Мы тут сами хотели уже полицию звать. Знаете, сколько убытков от этих наркош? А «туннельные» – другие. Они всегда в тени, выходят только по ночам. Как змеюки пялятся издалека. А сами в черном, чисто вороны. Вот эти вампиры к нам и зашли, спросили, мол, есть у тебя такой кореш – Михаэль Краусхофер? Я такой, типа, ну заходит, пивка берет. Общаемся. Они узнали это и ушли. Все. Больше ничего не знаю. Сгребли его, стопудово. Я Михи часто говорил, не бери ты эту наркоту. Еще небось в долги влез, у него с деньгами-то напряг… Эх, что с ним теперь? Есть инфа?..

Это был уже перебор. Похоже, Осам и сам понял, что переигрывает, и заткнулся. Мариус внимательно слушал его, мысленно добавляя в картину новые элементы.

«Туннель». Всуе не поминают.

– Узнаешь этих людей, если пройдемся с тобой по району? – задумчиво спросил он.

– Не-не-не, – замотал круглой башкой врун, – у меня память на лица плохая. Да и «туннельные» каркуши для меня все – Эдварды Каллены.

Лука смотрел на Осама с вызывающим прищуром, всем своим видом демонстрируя, что не верит.

– Выпроводите его, – велел Мариус. – Допрос закончен.

– Серьезно?! – отвалилась челюсть у ассистента.

Осам засиял как медный тазик.

– Мамой клянусь, я не дилер! Магазин мой проверьте, дом! Это все брехня, меня кто-то подставить пытался. Это сраные юго. Проверьте лучше их магазин, вот прямо напротив дома моего.

Лука быстро догнал Мариуса, который почти вышел.

– И все? Так и отпустите?

– А за что его задерживать? – устало поинтересовался следователь.

– Для начала нужно официально обыскать его нарколавку. Руку даю на отсечение…

– Когда ты его уводил под фанфары полицейской сирены, все, особенно другие дилеры, были в курсе, что надо прятать товар, – отчеканил следователь. – Спасибо, что просигналил. Наркотиками занимается другой отдел, не вали все в кучу. Я услышал от него все. Если что, он будет торчать в своем «шпэти». Отпускай.

– И что теперь? – разочарованно донеслось в спину.

Мариус быстро шел к своему кабинету. Придется нанести на днях один визит. Хорошие методы у него кончились. Там, где начинался «Туннель», мог помочь только человек оттуда.

* * *

Из отдела по борьбе с наркотиками c запозданием пришла дополнительная справка. Осама Демиреля знали давно и уже задерживали дважды. Имелась одна отсидка за торговлю экстази, амфетаминами и другими веществами. Второй раз он вышел сухим из воды – ничего не нашли. Согласно их данным, он работал на ливанцев, которых так отчаянно клял в своей речи.

Но клубок проблемы уже укатился в другую сторону – к «Туннелю».

Средоточие всевозможных пороков. Если грешить по всем пунктам сразу, то в одном месте. Мариус уже не раз сталкивался с клубом в упоминаниях нераскрытых дел, но знал его структуру лишь по слухам, домыслам и крупицам просочившейся информации.

Бутафорный «Туннель» походил на оптическую иллюзию. Фрики и техно-биты призваны были отвлекать внимание от копошащихся в его недрах змей.

Считалось, что централизованной мафии здесь не было, хотя все приписывали «туннельным» какую-то мутную идентичность. Клуб работал через дилеров, а клиентура шла к ним сама. В неоновых лучах проходила передача нужных контактов. Дилеров отследить было почти невозможно, а в закрытых кабинетах мог сидеть кто угодно – от банальных парочек до наркош. Как рассказывали Мариусу, доказательств, достаточных для ареста или закрытия, не имелось, потому что дилеры есть везде. И на Котти¹⁰, и в люксовых лаунжах, и в подворотнях Нойкёльна¹¹. В библиотеках университетов, туалетах клубов и вагоне метро. Они выбирают места, и те становятся их маркой. Так вышло и с «Туннелем».

Дилеры этого клуба походили на фокусников, обещавших гладко провернуть трюк. Шито-крыто, никто и не догадается. Все они были чем-то похожи. Не раз им приписывали любовь к черному цвету, хороший вкус и образованность. «Туннельные» любили эстетику, они в ней разбирались. Это отличало их от безвкусной шушеры того же Котти.

В этом Мариус убедился сам, когда вышел на одного из дельцов.

Вернее, это была она.

Вивьен не имела возраста, но ей было много лет. Имя Вивьен ей не шло, но это было и не ее имя. Вивьен следовало бы стать главным редактором глянцевого журнала, сидеть в первом ряду на Неделе моды в Париже и ловить заискивающие улыбки дизайнеров.

Но она выбрала теневой бизнес.

Обычно дилеров нельзя увидеть, настолько хорошо они умеют прятаться. Про «туннельных» шутили, что те проявлялись только в зеркальных отражениях, а не в реальном мире.

Мариусу удалось напасть на дилера, когда он отслеживал подозреваемого в одном давнем деле – уважаемого предпринимателя, чья жена погибла при загадочных обстоятельствах. У него имелось безупречное алиби, но Мариус ему не верил. Он следил за ним какое-то время и однажды стал свидетелем встречи с некой женщиной. Место было необычное – серпентарий. В окружении аквариумов со скользящими чешуйчатыми телами те вели еле слышную беседу. Из обрывков становилось ясно, что речь идет об отравлении супруги.

Когда они разошлись, Мариус пошел за ней, а не за подозреваемым. Тогда он сильно напоминал себе вспыльчивого Луку, который действовал на свое усмотрение, потому что чувство собственной правоты было сильнее установленных правил. Женщина почти сразу заметила, что за ней следят, и, к его удивлению, даже не пряталась, а предложила поговорить.

Она нашептала, как найти улики в доме подозреваемого. Взамен ничего не попросила и вежливо попрощалась. На ее запястье он заметил странное выжженное клеймо, напоминающее трилистник. Где-то этот символ уже упоминался коллегами.

Сконфуженный ее дружелюбием и откровенностью, он так и не остановил ее. Зато нашел обещанные улики и упрятал того человека за решетку. А позже узнал, что трилистники вокруг круга – символ клуба «Туннель» и метки его дилеров. Так он осознал, что ему фактически подсобила та, кого, по-хорошему говоря, тоже надо было засадить.

Он стал ходить в серпентарий каждые выходные. Бродил меж аквариумов, наблюдал за ленивым шевелением экзотических змей, пока однажды не увидел ее снова. Она сидела напротив аквариума с черной мамбой и умиротворенно следила за ней сквозь непроницаемые стекла темных очков.

«Вы похожи», – заметил Мариус, садясь рядом.

«Приму это как комплимент. Долго меня ждал?»

В этой проницательности было что-то пугающее.

«Не боишься, что я тебя арестую?» – поинтересовался он.

Они уставились друг на друга, как два цивилизованных хищника.

«За что же?»

«Я в курсе, на кого ты работаешь».

«Боюсь, это недоразумение. Я занимаюсь необычными вещами, но они не против закона. Знаешь, что я делаю? Слушаю чужие секреты. Я их храню. Вот это мой труд».

Мариус недоверчиво смотрел на нее, вновь будучи обескураженным ее открытостью. Вивьен продолжила наблюдение за черной мамбой, которая решила сделать показательный круг у самой кромки стекла.

«Я знаю, что у тебя в голове. Ты хочешь меня наказать. Ибо ты молод и веришь, что можешь творить справедливость. Я в твоей системе деструктивный элемент».

«Ты выдала своего клиента. Если ты психолог, то неэтично как-то вышло».

«Я не психолог, – покачала она головой. – Я шкатулка, куда ты кладешь бумажки со своими тайнами. Тебе нужно для них место. Секреты бередят души, а с годами наливаются тяжестью. Однажды ты понимаешь, что таскать в себе эти камни больше нет сил, и начинаешь искать для них место. В чужих душах, выкопанных ямах, еще не исписанных страницах. Но вот… ты находишь меня. Я предлагаю тебе извлечь камни, запираю их на замок и оставляю в сохранности. В твоих руках – ключи, и ты можешь в любой момент открыть дверь, за которой твои секреты. Посидеть с ними в молчании. Послушать их тишину. Между тайной и ее носителем со временем образуется интимная связь, которую не получается разорвать. Ты тяготишься ею, но при этом хочешь ощутить тайну вновь, где-то под своим сердцем. Побыть с ней наедине. Прочувствовать этот болезненный рубцеватый контур, по которому она врезалась в твое существование. Я всегда помогаю тебе в этом. Если ты умен, то поймешь, о чем я».

Мариус умел читать меж строк. Вивьен только что рассказала ему о том, что является дилером. К ней приходят с постыдными, тяжелыми поручениями, и она помогает их выполнить. Он продолжил бы ее аллегории, добавив, что она – не просто хранительница чужих камней. Она та, кто их умножает.

«Почему же ты сболтнула мне про своего нерадивого клиента?» – тихо спросил он, вглядываясь в непроницаемые черные стекла.

Тонкие губы изогнулись в непонятной усмешке.

«Потому что поняла, что таким образом получу нового. Более выгодного».

«И кто же этот клиент?»

«Ты».

С тех пор он сам превратил Вивьен в камень, который хранил под замком. Он приходил к ней, когда больше идти было не к кому. Дорога к Вивьен начиналась с телефонного номера, и следовало оставить голосовое сообщение. Трубку никогда не брали. Однажды он решил проверить, что скрывается за этим, но это был виртуальный номер с переадресацией на скрытого абонента.

Вивьен перезванивала ему сама. Единственный неопределившийся контакт на дисплее его телефона. Она выбирала место и время – обычно поздно вечером, в темных залах просторных лаунжей, где свет всегда красный, а люди – лишь тени.

Мариуса порядком раздражала эта мистификация, но он понимал, что дилеры иначе не работают. Он мог придумать тысячу поводов ее арестовать, отследить, откопать ее подноготную, но никогда этого не делал. В тот день в логове черной мамбы Вивьен ясно намекнула, что может быть полезна. Оплаты за свои услуги она у него не просила.

Ее расчет со временем оказался понятным, Мариус стал ее прикрытием и сам извлекал выгоду из их сотрудничества. Вивьен превратилась в его уникального информатора, когда все шло из рук вон плохо. А он не любил проигрывать. У него почти не было нераскрытых дел. С годами это сотрудничество угрожало скомпрометировать и его самого. Так он научился у нее главному: общие тайны нужно хранить вместе. Когда проболтается один, на дно пойдет и второй. Вивьен легко пренебрегла конфиденциальностью того клиента, но с Мариусом это стало взаимной зависимостью. Оба могли друг друга уничтожить.

В глубине души ему было противно пользоваться ее услугами, но что-то влекло. Точно он заглядывал за запретную черту без риска для себя…

«…и все, чтобы увидеть узор, который ткется на обратной стороне полотна…»

Это была его излюбленная метафора любой тайной деятельности.

Вивьен назначила встречу в очередном неприлично дорогом месте тем же вечером. С их последнего разговора прошел год. Мариус и раньше задумывался о том, чтобы попросить ее помощи с исчезновениями детей, но зацепок не было. Разброс данных мог быть огромным. Теперь у него имелось многое. Луна-свидетельница, странная женщина и слухи, ведущие к «Туннелю».

Она была пунктуальна, это Мариус опоздал из-за пробок. Еще издалека он приметил в дальнем углу хрупкую фигуру с высоким узлом волос.

– Добрый вечер, – поприветствовал он свой секрет.

Вивьен подняла на него глаза в мерцающем макияже и улыбнулась с нескрываемым снисхождением.

– Здравствуй.

Она уже пила что-то из выпуклого бокала. Ободок прокручивался под ее пальцами, и казалось, что перед ним просто расслабленная женщина, вознаграждающая себя дорогим алкоголем после долгого дня.

Но в глазах не было и намека на хмель.

– Помнишь старинную сказку? – спросила она. – Рыбак поймал золотую рыбку, и она пообещала исполнять его желания. И каждый раз, когда он ее звал, она приплывала.

– Уж не себя ли ты считаешь золотой рыбкой? – иронично поинтересовался он и заказал самое дешевое вино.

Официант, походящий на безликую тень, с учтивым кивком принял заказ и испарился.

– Я производитель золотых рыбок. Сейчас все индустрия. Даже сказки.

Мариус смотрел на нее в свете красноватого абажура над столом, придававшего их лицам полыхающий оттенок. Вивьен не менялась. Прошло почти десять лет, а она все та же. Впрочем, азиатки всегда молодо выглядят.

– Нужна помощь, – перешел он к делу.

Она только опустила веки, демонстрируя всем видом, что готова выслушать его желание.

– Мне нужно найти одну женщину. Она… из ваших. Скорее всего.

Вивьен ничего не сказала, но он почувствовал, как атмосфера вокруг стягивается, как кольца змеи.

– У меня почти нет данных о ней.

– Начнем по порядку. Откуда взялась эта она? – спокойно спросила она.

– Подозреваемая в киднеппинге. Ряд преступлений… – понизил голос Мариус, – совершался в течение… нескольких лет… всегда незадолго до полнолуния. Недавно пропал еще один мальчик, и мы опросили свидетелей. Один из них видел ее у школы жертвы, она интересовалась им мимоходом. Есть портрет, нарисованный по памяти другого свидетеля, и одна плохая видеозапись. Первый свидетель сообщил, что ее характеризовал… запах. По его словам, какой-то особенный, материнский запах. Еще она передала мальчику деньги, но отпечатков на них нет.

– То есть мне надо найти кого-то по запаху и скетчу? – со смешком перебила его Вивьен.

Мариус изможденно потер переносицу, но твердо сказал:

– Я знаю, что ты многое умеешь.

Откуда-то подсунули вино. Вивьен нахмурила тонкие брови и, не переставая усмехаться, выдала:

– Запах… Мой дорогой, это самая деликатная, сложная и при этом уникальная характеристика. Запах существует, пока есть человек, пока его поры выделяют кожное сало и оно окисляется под действием воздуха и разлагается микроорганизмами. В вашем случае мне нужна хотя бы вещь… но – вот незадача – вещь тоже не абсолютный носитель запаха. Боюсь, что купюры этой дамы не хранят уже ничего.

– Тогда могу предложить только скетч, – отрезал Мариус. – Но я уверен, что тебе будет достаточно этого. Если она из «Туннеля», вы, может, и знакомы.