Читать книгу: «Избранные. Мистический детектив», страница 3

– Какому, к чёрту, водителю? Да что за спецы в органах работают?!

– Не перебивай. Личность водителя установлена. Водитель «мазды» – Василий Олегович Сомов.

– Что…

– Василий Сомов вылетел через лобовое стекло и скончался в результате открытой черепно-мозговой травмы через пять минут после удара о кирпичную стену, – зачитала Аня Румянцева.

* * *

Какое-то время Сомов походил на выброшенного на берег окуня. Глаза выпучены, дышать нечем, но рот отчаянно и беззвучно загребает бесполезный воздух. Налицо – потеря ориентации, паника, шок. Он даже не заметил, как очутился на холодном полу, вжав спину в стену балкона: костыли отброшены, тело бьёт дрожь.

Сотовый словно прилип к уху, а виртуальная собеседница немилосердно добивала контуженный мозг Васи всё новыми и новыми фактами.

Жалкая попытка откреститься от происходящего не помогла. На заявление, что в жизни он ничем круче «Лады» не управлял и, скорее всего, водитель – обычный однофамилец, Румянцева озвучила подробную биографию разбившегося Сомова.

Сходилось всё: от родителей, до даты и места рождения, адресов детского сада, школ, которые посещал. Совпал и университет, и год выпуска.

А потом, продрогший на холодном балконе Сомов перестал узнавать Сомова, о котором говорила Аня. Услышав крупную ошибку номер один, он просто промолчал: когда прозвучало, что его первым местом работы после окончания финансового университета стала некая контора «Церберус и Ко». А вот откровенное: «Холост. На момент ДТП семейным положением не обременён» – придало сил, и Вася, наконец, поборол немоту:

– Постой-постой. Что значит «холост»? А откуда тогда в моей жизни рыжеволосый гоблин, с которым мы в ипотеку квартиру на двадцать лет взяли?

– Что за гоблин? – не поняла Аня.

– Это я… про жену.

– А ты мастер придумывать милые клички для любимых женщин. Не знала, кстати, что ты женат.

– Хм… в местах, откуда ты информацию черпала, об этом тоже, по ходу, не очень в курсе, – сказал смущённый Вася. – Помедленней, пожалуйста, читай. Это уже не первая ошибка.

Чем дальше раскрывала Аня тайны и жизненные вехи покойного Сомова, тем чаще женатый и при костылях Вася находил несовпадения или откровенное «враньё». Да, он выезжал за рубеж, но в другие страны. Да, он флиртовал с Машей Мальковой, но ни о каком внебрачном сыне не могло быть и речи. Да, он умеет водить, но у него никогда не было в собственности ни «форда», ни «фольксвагена», ни, тем более – новенькой «мазды», купленной два месяца назад. И уж точно его последним местом работы не может быть сеть компьютерных салонов «Галактика Кро», тем более – в должности начальника финансового блока!

– И всю эту информацию ты взяла из проверенных источников? Одно дело: одна-две ошибки, но – столько! Что, чёрт возьми, происходит?

Трясти Сомова перестало, рассуждал он более-менее здраво. Только лёгкое головокружение не отпускало.

– Теперь ты веришь, что я – живой человек, а роль призрака тебе подходит не меньше, чем мне? – спросила зеленоглазка.

– Нет, тут что-то другое. К чёрту призраков…

– Тогда что?

– Пока не знаю. Как насчёт тебя? Какие-нибудь идеи?

– Знаешь, мне кажется, если ты раскопаешь биографию покойной наркоманки Анны Румянцевой и зачитаешь по телефону, то я тоже признаю далеко не всё. В конце концов, я – жива, а она – нет. Совсем не удивительно, что жизненные пути у нас разные.

– То есть, ты никогда не принимала наркотики?

– Принимала, было дело. Реабилитация далась тяжело, но уже много лет всё нормально, и – никаких срывов. Вася…

– Да?

– Мне кажется, мы должны увидеть друг друга.

– Вот, прямо сейчас?

– У тебя есть дела поважнее?

– Нет. Но… что, если это невозможно? Я же заходил к тебе в гости – ничего не вышло.

– Почему это невозможно и не вышло? Во-первых, ты там, «в гостях», со стены диплом без спросу снял, а я увидела результат. Во-вторых, спустя столько лет мы разговариваем с друг с другом: покойник с покойницей в какой-то степени… Я тут подумала, Вася, а что если это второй шанс?

– Кто ж нам его предоставил?

– Может, и никто. Может, это случайность. Как и двадцать лет назад. Просто, и когда впервые увидела тебя, и прямо сейчас – у меня одинаковое чувство. Я именно: если шанс упустить, не проорать номер из отходящего автобуса, к примеру, или не сделать чего-то сумасшедшего – мы уже никогда не будем счастливы. Понимаешь, Вася, моя жизнь не столь прекрасна, чтобы за неё цепляться. Мне легче лёгкого бросить всё и пойти на встречу с тобой куда угодно. В любой момент. Хотя, что я только о себе говорю? У тебя, быть может, всё очень даже ничего. Всё-таки жена, квартира, есть что терять…

– Хватит, Аня. Не сыпь соль на рану. Я тоже готов. Выхожу прямо сейчас. Где живёшь – помню.

– Уверен, что поступаешь верно?

– На все сто.

– Вот и славно. Только не думаю, что квартира наркоманки Румянцевой – лучший для нас вариант. Как насчёт парка на Комсомольской? Он всегда был для меня местом особенным – этакий нетронутый заповедник природы в сердце города. Кругом всё меняется, приходит и уходит, а он всегда дарит тишину и покой.

– Парк – отличное место. Буду там через двадцать минут.

– Я подойду чуть позже. Просто, мне добираться дольше.

– Ничего страшного. Аня?

– Да?

– У меня заряд сотового на ладан дышит, и ни одно зарядное устройство к нему не подходит…

– Ну, когда будешь на месте, то позвони мне с другого мобильника. Какие проблемы? У тебя разве запасного нет?

* * *

Когда муж проковылял мимо Маргариты Павловны – она и бровью не повела, но стоило только начать натягивать куртку – как спину пронзил подозрительный взгляд.

– Ты куда это собрался?

Вася тяжело вздохнул.

– Нужно подышать свежим воздухом…

– На балконе, значит, уже недостаточно для тебя свежо? И так целых полчаса там проторчал.

Что на такое ответишь? Сомов пожал плечами.

– Не видела мой мобильник? – спросил он.

– А это у тебя в руке – утюг, что ли?

– Да-да, знаю. Я другой мобильник ищу. Мне кажется, я его где-то здесь оставлял – на подставке для обуви. – Так, видела или нет?

– Видела, – ответила Маргарита Павловна. – Лежал, кстати, не на своём месте.

– И где он теперь?

– На своём месте.

– Превосходно. Где ж это?

– Вот как поищешь и найдёшь – так и узнаешь. Может, перестанешь оставлять его где попало…

Марго ожидала, что муж как обычно повесит нос, сунет в шкаф куртку и начнёт, смешно вышагивая на костылях, неуклюже исследовать каждый уголок двухкомнатной квартиры.

Вместо этого Василий процедил «достала», смартфон жены споро перекочевал с тумбочки в карман куртки, и костыли понесли его на выход. После такой наглости жена пришла в себя, только когда нога в гипсе нырнула за порог.

– Да что ты себе позволяешь?! – завопила Маргарита Павловна и вскочила на ноги. – Совсем из ума выжил?

– Стой где стоишь, ведьма! – прогремел на всю лестничную площадку Вася и направил на жену конец костыля.

Не остановись она вовремя, то разбила бы лицо.

– Мерзавец! Да как ты посмел поднять на меня эту палку?

– Если не заткнёшься, то посмею не только поднять, но и опустить!

Маргарита Павловна рот закрыла, но взгляд её не сулил ничего хорошего: стирать носки и готовить завтраки отныне и вовеки веков муж будет сам.

– Теперь, Марго, слушай внимательно. Говоришь, я не настоящий мужчина, потому что у меня дерьмовое Чи или Пи? Ну и здорово! К чёрту всё! Прямо сейчас… В эту секунду. Я иду на встречу с женщиной, о которой грезил всю свою паршивую жизнь, и которой на все волнующие тебя вопросы плевать с высокой колокольни. Не знаю, выгорит у нас с ней что-нибудь или нет, но даже за крохотный шанс на счастливое будущее я готов рискнуть всем. И в любом случае, заруби на носу: для тебя я умер, назад не жди. И ничего уже не изменить!

С грохотом Василий захлопнул дверь, но не успел отпустить ручку, как почувствовал с другой стороны сопротивление. Марго сдаваться даже не думала.

– Я тебе покажу! Мерзавец! Подлец! Открой дверь немедленно, слышишь? – верещала она. – Как ты со мной поступаешь, свинья?! Я тебе лучшие годы жизни отдала!

– Ну, стоит признать, тот ещё подарочек…, – пропыхтел Василий и, наконец, с трудом удерживая на костылях равновесие, вогнал в замочную скважину ключ.

Два поворота – и жена впустую тратит силы.

– Идиот, у меня тоже есть чем отрыть!

– Можешь вместо топора бросить это «чем» в кастрюлю и сварить суп. В любом случае, будет не хуже того, что ты обычно готовишь, – проворчал Сомов и одним движением сломал торчавший из двери ключ. – Счастливо оставаться, дорогая!

* * *

Испытывавший к таксистам нечто вроде классовой ненависти Сомов доехал до парка в компактном маршрутном такси – не лучший вариант для провоза калек. Однако проблем с посадкой и высадкой – спасибо добрым пассажирам – Вася не испытал.

Погружённый в мечты он встал под бюст Ленина у самого входа в парк, откуда отстранённо обозревал панораму торговых рядов и ловил лицом снежинки.

Спустя полчаса снег повалил сильнее, и Вася заглянул в безжизненный экран «Сименса». Не зря его мучали сомнения – заряд иссяк. Возможно, сотовый добила морозная погода, а может – очередная злая шутка судьбы.

Без особой паники Сомов сел на скамью, и набрал номер зеленоглазки, используя смартфон жены. Ответ пришёл молниеносно: автоответчик сотового оператора с поддельным сочувствием резюмировал, что искомый абонент не обслуживается. Что за чертовщина?

Битый час он сражался с мобильной техникой. На лбу взбухли крупные капли пота. Ещё бы – бой шёл за личное счастье! Только, к сожалению, без особого результата. Раз за разом набирая Анин номер, Сомов сверял его с теми цифрами, что предварительно записал на листке бумаги – тщетно. Не помогала и попытка вставить симку из «Сименса» в «Самсунг».

Мир сжался до размеров черепа: Василий предпочёл закрыть глаза. Сколько он так просидел – сказать трудно. Только поборов приступ паники, он осмотрел скамью, на которой сидел. Её замело снегом. Белые хлопья полностью скрыли выпавший из чёрной «мазды» сотовый. Да и был ли он вообще? Может, Василий его просто-напросто выдумал – как и зеленоглазку? Может, Марго, врачи и полицейские правы: он слишком сильно стукнулся головой о лёд?

Смартфон жены в руках Сомова ожил без предупреждения. Окрыляющий всплеск надежды сменили тоска и разочарование – экран определил звонившего не иначе, как «Муж Вася». И зачем он только вернул симку Марго на место? Вне всякого сомнения, звонила именно она, используя лежавший «не на своём месте» мобильник Василия.

Попросить прощения и сказать, что не прав? Большой палец машинально сбросил вызов, и переведённый в режим «Тишина» смартфон нырнул в приставленную к скамье мусорную урну.

День нехотя переходил в вечер, пасмурное небо наливалось чёрным. Парк обезлюдел, в конце концов разбрелись по домам даже шумные дети, которые играли неподалёку в снежки.

Когда вспыхнули фонари уличного освещения, Сомов понял, что проведёт в парке ночь.

Чтобы не дать телу окоченеть, костыли поставили хозяина на ноги и повлекли вглубь тёмных аллей. Снег больше не падал, ровный и с голубым отливом он лежал между деревьями и на ветвях – девственно чистый в свете выглянувшей из-за туч Луны.

Одну за другой обходил Сомов парковые тропы. Глаза напряжённо шарили в тенях. Вдруг, ещё не всё потеряно, вдруг угадает её силуэт?

Без передышки штурмовать на костылях извилистые дорожки, которым нет конца – уже непросто, а если делать это на голодный желудок, да ещё на нервах – это изнуряет куда сильнее.

К трём часам ночи силы иссякли полностью. Тяжело дыша, Сомов позволил себе короткую передышку: спина прильнула к ветвистому дереву. Накатила слабость.

В состоянии полусна он скользнул взглядом по затопившему парк снежному морю и всего в нескольких метрах от загипсованной ноги прочёл: «Ты где?» – надпись процарапали в снегу тонкой веткой.

Снег свежий. Кругом – никого. Сам Сомов оставить это послание никак не мог.

С приливом надежды костыли бросили Сомова вглубь парка. Новый обход результаты дал быстро, да ещё какие! Надписей в снегу он нашёл много: «Вася, я здесь», «Не уходи», «Куда ты пропал?», «Здесь так холодно, но я потерплю», «Пожалуйста, не сдавайся!».

– Это должно работать в обе стороны! – осенило Сомова.

Когда его подмороженные мозги нашли это простое решение – пришли новые силы. Размахивая костылями, он тоже начал выбивать в снегу слова. Чтобы успокоить подругу, поначалу писал: «Здесь был Вася!», «Я всё ещё в парке», «Аня, не отчаивайся!» – а потом в голове его созрел план, и все последующие послания Сомов подчинил одной идее.

Не жалея сил, он обошёл все аллеи. Несколько раз терял из-за гололёда равновесие, иногда – падал, но удача и снежный покров смягчали падение и выводили покалеченную ногу из-под удара.

Часам к пяти-шести утра Вася исполосовал стрелками все снежные берега, которые обрамляли прогулочные дорожки. Оставленные им метки и указатели вели за пределы парка – к скованному зимним сном фонтану, вблизи которого открывалась панорама спящего города.

Закончив этот важный и крайне изнурительный труд, Сомов медленно сел в сугроб, а затем – с довольной улыбкой и лёгким сердцем растянулся на снежной простыне во весь рост: ноги и руки разведены звёздочкой. Теперь-то зеленоглазка уж точно не упорхнёт от него. Силки расставлены мастерски: все стрелочки указывают именно сюда – на вписанный в окружность отпечаток человеческого тела в снегу. Вместе с костылями, лёгшими рядом словно второй комплект рук, финальная картина могла напомнить знающему зрителю рисунок Витрувианского человека Леонардо да Винчи, особенно, если взглянуть на нее с высоты птичьего полета.

Сомов не ошибся.

Не прошло и нескольких минут, как что-то тяжёлое вдавило левое предплечье в снег.

А потом он увидел её – всю и сразу. Не было никаких переливов света, снопов искр или удара молнии. Просто рядом с ним в снегу возникла женщина, накрывшая телом один из костылей и руку. Серое пальто, джинсы, вязанный шарфик. Она лежала на боку. Сбегавшие из-под простоватой шапочки волосы тянули к лицу Сомова каштановые локоны – точь-в-точь такие, какими он их запомнил. В живых, изумрудных глазах пылала радость.

Она чиркнула его нос варежкой, катышки льда оцарапали кожу.

– Мое любимое послание, из тех, что ты оставил в снегу: «Это Вася. Я все еще здесь!» Оно меня так развеселило! А вообще, ты здорово придумал со всеми этими стрелочками.

– Хочешь жить – умей вертеться.

Аня рассмеялась.

– А раньше ты, значит, и не жил?

– Давай, забудем про «раньше» хотя бы на время, – предложил Сомов.

– Обеими руками за! Можно даже и навсегда забыть.

– Ты, случайно, не голодна?

Конечно она испытывала голод – да ещё какой! Они потратили минуты две, чтобы высвободиться из снежных топей и привести одежду в порядок.

Вася сказал, что перекусить можно в супермаркете на Свердлова. Работает он круглосуточно, отдел готовой еды богат на салаты и жареную курочку. Там же для не особо требовательных посетителей предусмотрены столики из пластмассы. Не итальянский ресторан, конечно, но выбора особого нет. Жаль только – идти далеко.

– Зачем идти? Пойдем лучше к моей машине, – предложила Аня. – Мигом на месте будем.

Кроме измятого двумя телами снега, они оставили позади кем-то забытые костыли.

Пока шли к парковке, то по сторонам особо не смотрели: их внимание было поглощено друг другом. Они говорили и говорили – столько хотелось рассказать друг другу, и только на светофоре Аня обратила Васино внимание на просыпавшийся город.

– А разве в этом здании весь первый этаж не под мебельный салон отведён?

– Да, нет. Не помню здесь никакой мебели. Каждый день по пути на работу мимо этого почтового отделения хожу… Вот ведь! – на несколько секунд Вася потерял дар речи. – А эта часовня откуда?

– Шутишь? – с прищуром посмотрела на него Аня. – На пожертвования ко дню города открыли. Лет десять уже стоит – сложно не заметить!

До самой парковки они шли с видом деревенских зевак, которые только вчера попали в большой город. Улицы, дома, вывески, силуэты деревьев, казалось бы – такие знакомые и привычные с детства, то и дело подсовывали что-то новенькое.

Наконец, блаженное тепло автомобильного салона окутало продрогшую за ночь парочку.

Вася поёжился от удовольствия и изучил висевшее над головой водительское удостоверение: хозяйка автомобиля Анна Сергеевна Сомова прикрепила его к козырьку от солнца.

– Дорогая, ты помнишь, что до конца месяца тебе нужно продлить права?

– Помню, конечно, – сказала Аня и вдруг выпалила. – Ох, Вася, а что это у тебя с ногой? Какой-то валенок из-под штанины выглядывает!

– Вот чёрт! – вылупил глаза муж. – На гипс похоже…

– Ты же ничего не ломал?

– Ну, да. Интересно, откуда это?

– Эмм. Может, Серёжа наложил? Шутка вполне в его вкусе. Уверена, что в меде над сокурсниками он и не так прикалывается.

– Блин, Аня, как-то не особо верится. И когда он, по-твоему, это сделал? Сегодня ночью? Или за завтраком? – с сомнением произнёс Вася. – Это же, не лицо зубной пастой во сне измазать.

– Ну, на то он у нас и большой талант, тем более – в области медицины! Другой вопрос – почему мы только сейчас заметили эту бандуру? Она ж тебе ходить мешает!

– Постой-постой, ты куда собралась?

Аня вывела машину за пределы парковки.

– Как куда? Заедем к Серёже в институт. Не случайно же мы в такую рань покататься вздумали? Если это он загипсовал ногу – пусть разгипсовывает. Времени до начала первой пары хватит. Не станешь же ты весь день ходить в этом?

Вася хотел ответить, почему бы и нет, но вместо этого спросил:

– А если это не он сделал?

– А кто, инопланетяне? Да, какая разница кто? Главное – он знает, как это снять.

Вид отца, который незадолго до начала занятий предстал перед Серёжиными одногрупниками в гипсе, встревожил юношу не на шутку. Аня сразу поняла – сын к шутке с гипсом не причастен.

Их с Васей первенец сработал быстро: раздобыл нужные инструменты, а затем аккуратно и со знанием дела высвободил ногу из плена.

История «О загипсованном предке» надолго возглавит фольклорный топ медицинского института. С годами она обрастёт смачными и зловещими подробностями, а долгая жизнь Василия Сомова никогда не погрязнет в унынии и серости. Впрочем, идеальной её тоже не назовёшь. Скорее, его ждет бесконечное, ежедневное приключение с неугомонной Аней у штурвала.

При таком насыщенном графике просто не останется времени на разгадку тайны одного мартовского утра: кто и с какой целью заковал в белый панцирь здоровую ногу. Зато Вася никогда не устанет благодарить судьбу за горячо любимую жену, за то, что много лет назад высшие силы не позволили полусонному студенту забыть десять цифр, которые, высунувшись из окна отъезжавшего автобуса, прокричала во всю силу легких зеленоглазая девушка с каштановыми волосами.

Мусорщик
Владимир Ромахин

Старику наконец удалось сбежать, и теперь он торопился на встречу. Каждый шаг по железной дороге давался всё тяжелее: трость утопала в щебёнке, ботинки натирали пятки, а приступ кашля едва не свалил его с ног.

Совсем близко раздался знакомый писк. Старик чертыхнулся и пошёл быстрее. Когда трость снова застряла в щебёнке, он с досадой бросил её с холма, по которому бежала железная дорога. Привычные звуки мира – пение птиц, шум деревьев, кваканье лягушек – всё исчезло. Остался лишь писк.

Наконец старик остановился и с улыбкой посмотрел вдаль. Он не опоздал на встречу с теми, кто всё ещё дарил счастье.

Киты плыли так низко над землёй, что их раздувшиеся животы почти касались колосков ржи в поле. Один кит, второй, третий. Их глаза лихорадочно изучали ночь, а раскрытые рты будто готовились схватить жмущиеся к железной дороге дома.

Вдруг животные остановились и запели в унисон. Опасения старика подтвердились: киты умирали. Из-под плавника одного капала кровь, голову второго покрывали алые полипы, а третий пел так тихо, словно каждый звук давался с трудом. Как их спасти? Как остановить время?

– Я не могу помочь, – выдавил старик, борясь со слезами. – Простите.

Старик соврал. Он знал путь к спасению.

Гудок приближающегося поезда застал мужчину врасплох. Не придумав ничего лучше, он сполз с холма по щебёнке. Старик представлял собой жалкое зрелище: потрёпанная майка, заштопанные штаны, которые чудом не порвались, грязные ботинки. Щебёночная пыль покрывала одежду, отчего он походил на исчезающего в рассветных лучах призрака.

Кое-как встав на ноги, старик поглядел по сторонам в поисках китов. Он всё ещё слышал их песню, что утихала с каждой секундой. Теперь, после встречи, голову заняла единственная мысль – есть ли другой способ спасти их? Решив подумать по дороге домой, старик посмотрел на растянувшийся вдоль железной дороги посёлок.

Киты проплыли так близко, что старик едва увернулся от хвоста одного из животных. Они замерли над деревянным домом метрах в ста от дороги, на крыльце которого следователь по особо важным делам Ребров фанатично проверял закрыл ли он дверь. Глядя на полицейского, старик вздохнул: он знал, что уже шесть лет у Реброва были причины для беспокойства. Словно подтверждая его мысли, тот закурил, сделал пару затяжек и ринулся к машине.

От трели мобильника старик чуть не подпрыгнул на месте. Он расстегнул карман и прищурившись, глянул на треснувший экран. Звонила соседка: надоедливая тётка с косыми глазами, дурными манерами и вечной грязью под ногтями.

– Твой внук пропал! Он кричал, я полицию вызвала…

– У меня нет внука, – глухо ответил старик, но трубку уже положили.

Следователь Ребров завёл машину, проехал метров пять и остановился, будто сомневаясь, стоит ли уезжать.

– Останься дома, – прошептал старик, глядя в сторону Реброва. – Пожалуйста.

Машина тронулась и спустя минуту исчезла в клубах пыли просёлочной дороги. Глядя ей вслед, старик сделал то, чего не делал много лет – перекрестился.

* * *

Ребров родился и вырос в Кащеевке. Каждое утро он мотался на работу в город, но даже не думал о переезде – в Кащеевке он завёл семью и планировал состариться. Долгие годы в посёлке с населением около двух тысяч человек самыми «жуткими» преступлениями были драки в Доме культуры, браконьерство на речке, кража бензина и шин.

Всё изменилось шесть лет назад, когда пропала старая учительница математики. Ребров, который вёл дело, был уверен, что найдёт её не больше, чем за три дня. Он и не догадывался, что учительница – первая из тех, кто пропадёт пятнадцатого июля. С тех пор, каждый год в злополучный летний день, в Кащеевке исчезало по одному человеку.

Надо ли говорить, что для Реброва поиск преступника стал делом всей жизни?

Сегодня, в ночь с четырнадцатое на пятнадцатое июля, Ребров не сомкнул глаз. В том, что похититель явится, он не сомневался. Но тот вновь одурачил следствие, выйдя на охоту уже через четыре часа после полуночи.

По дороге к месту предполагаемого преступления, Ребров снова вспоминал пропавших. В последний год они снились ему чуть ли не каждую ночь: учительница математики, автомеханик, семилетняя девочка, медсестра и паренёк из цыганского табора. Десятки рассветов Ребров встретил, изучая скупые биографии жертв в поисках хоть какой-то связи.

Безуспешно. И сегодня на одну биографию станет больше.

Вскоре он остановил машину около дома, где жил пропавший ребёнок. Местный участковый доложил Реброву по телефону, что мальчик около года назад переехал в Кащеевку вместе с дедушкой, который работал мусорщиком на железной дороге. Ни ребёнок, ни старик, ни с кем не общались – лишь иногда мусорщик перекидывался парой слов с соседкой, перед тем как с утра пойти на работу. Соседка и сообщила полиции, что слышала звон разбитого стекла и крик мальчишки.

Ребров не сомневался, что сарафанное радио сработало и зеваки вот-вот потянутся к дому. Кое-кто из жителей даже успевал зарабатывать на пропавших людях: некоторые газетчики платили за домыслы и легенды. Правда, чаще всего бутылкой водки – всё-таки информация у местных «инсайдеров» вряд ли была стоящая.

4:45 утра. Ребров вышел из машины и направился к дому старика. По дороге, сам не зная зачем, он посмотрел на сарай, сквозь крышу которого проглядывали розовые, только проснувшиеся облака. Как-то раз дочь Реброва заявила, будто по телевизору сказали, что у детей – розовая кровь, у взрослых – бордовая, а у стариков – чёрная. С грустью следователь подумал, что на рассвете похититель наверняка выпустил наружу розовую кровь.

Старик пришёл вскоре после появления Реброва и плюхнулся на лавочку, сунув руки в карманы штанов. Пока дед переводил дух, Ребров осмотрел его с ног до головы: остатки седых волос, худощавое телосложение, грязная одежда. Единственное, чем он выделялся – следами ожогов на руках и шее, где кожа походила на грубые белёсые заплатки. Наконец Ребров представился и перешёл к делу.

– Где вы были ночью?

Собеседник ответил безучастно, будто происходящее его не касалось:

– На работе.

– Вы убираете мусор на железной дороге?

Старик не ответил. Ребров подавил гнев – времени на молчание не было.

– Участковый сообщил, что по словам соседки, вы уходите на работу утром. Почему изменили график?

– Любовь к труду.

Ребров мысленно досчитал до пяти и посмотрел вокруг. Улица заполнялась людьми: несколько «оперов» оцепляли дом, пришедшие зеваки требовали комментариев. В течение получаса из города прибудет криминалист для осмотра комнаты мальчишки. А пока ветхий, завалившийся набок дом, зыркал на людей сквозь уцелевшие стёкла, храня свои тайны. Через пару часов всё закончится: криминалист уедет, мусорщик скажет, где был ночью, а мальчик…

Судя по предыдущим случаям, шансов на спасение не было.

– Можно фотографию вашего внука? – спросил Ребров. – Понадобится для поиска.

– Я никогда его не фотографировал.

– Где родители мальчика?

– Не отказался бы узнать.

– Принесите ваши документы, – потребовал Ребров. – И свидетельство о рождении ребёнка.

– Я потерял их после переезда, – сухо ответил старик.

Ребров почуял знакомый каждому полицейскому запах лжи. Комар укусил в шею, следователь прихлопнул его ладонью. Нет, больше никакой крови!

– Откуда вы приехали? – продолжил Ребров.

– Главное не откуда, а куда.

– В каком классе учится мальчик?

– Он не ходит в школу.

Ребров зыркнул на участкового – тот что-то спрашивал у соседки старика. В посёлке, где живёт пара тысяч людей, Ребров знал далеко не всех, а вот участковый мог бы и обратить внимание на странную парочку.

– Я свободен? – спросил старик.

Ребров отвлёкся от участкового – того уже обступили цыгане, которые требовали найти пропавшего из табора парня.

– Пока нет криминалиста, покажите дом, – приказал Ребров.

– Он не мой, – пожал плечами старик.

– Кто настоящий владелец?

– Не беспокойтесь, – улыбнулся мусорщик. – Соседка сказала, что дом отошёл государству, но простаивает уже лет десять. Если я нарушил закон тем, что жил здесь, то сожалею. Но внук сейчас важнее.

– Почему вы улыбаетесь? – спросил Ребров, но старик уже брёл к дому.

Ребров шёл по коридору, не сводя глаз с затылка идущего впереди мусорщика. Обычная история – допрос родственников жертвы. Но что-то здесь не сходится.

Почему дед изменил график именно сегодня? Куда он ходил ночью? Кто он вообще такой? Конечно, у мусорщика снимут отпечатки пальцев, но Ребров не думал, что отыщет что-то полезное. А мальчишка… Он заинтересует органы опеки – лишь бы нашёлся.

«Обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана», – мысленно процитировал Ребров статью из Уголовного кодекса. Старик приехал в Кащеевку чуть меньше года назад – к тому времени пропало уже пятеро людей. От неприятной мысли Реброва замутило: что если старик всё-таки убил ребёнка, а днём исчезнет кто-то другой? Ведь как ни крути, совпадения возможны.

– Я на кухне, – пробубнил мусорщик. – Тут не кунсткамера, любоваться нечем.

Ребров прошёл дальше. Схема дома была проста: от коридора вбок уходили кухня, гостиная и комната мальчишки. За год мусорщик обустроил жилище как смог: нашёл мебель а-ля-СССР, замызганные ковры, соорудил подобие кухонных шкафчиков из сбитых гвоздями досок. Ребров оглядел гостиную – в углу валялся старый матрас, а пол усеяли осколки разбитого зеркала.

«Почему их не убрали?» – подумал Ребров.

На миг стекляшки показали множество разных отражений: Ребров увидел и сгустки тьмы в небе над Кащеевкой, и лица пропавших людей.

Следователь закрыл глаза. Выдохнул. Открыл. Стекляшки одиноко валялись на полу, и Ребров пообещал себе в скором времени выспаться. Ну и привидится же глупость!

В комнате мальчишки было поуютнее – старенькая кровать, радиоприёмник, смятое постельное бельё. Кровать стояла впритык к окну, так что похитителю не пришлось трудиться. Следы крови и борьбы отсутствовали. Ребров выглянул из окна – трава у дома была примята, но чётких следов не было. Пусть с этим возится криминалист – когда каждая минута на счету, нет времени зацикливаться на мелочах.

Ребров пошёл на кухню, когда споткнулся о какую-то железку на полу. Подпол. Он споткнулся о ручку подпола. Следователь потянул её на себя и чихнул от пыли: хоть где-то в этом доме не убирались.

Включив фонарик на телефоне, Ребров спустился по шатающейся деревянной лесенке. Когда ноги коснулись земли, он с усмешкой подумал, что старик может закрыть его и сбежать. На всякий случай Ребров глянул на телефон – связь ловит. Следователь осветил подпол фонариком. Наверняка здесь хранится обычное содержимое сельских погребков: банки с вареньем, соленья, картошка…

От увиденного Ребров присвистнул.

Всю правую сторону помещения украшали криво прибитые книжные полки. Следователь осветил фонариком корешки фолиантов. Казалось, здесь собрали всю литературу о китах: виды, миграция, мифы, сборники сказок, записки учёных и китобоев. Ни одной книги о чём-то другом – лишь библиотека по изучению китов.

Но что по-настоящему пугало – это фигурки китов, расставленные на полках с левой стороны подпола. Фарфоровые, деревянные, стеклянные, сделанные из папье-маше. От крошечных, не больше ногтя, до размеров небольшой собаки. Ребров насчитал около пятидесяти фигур и сбился. Светя фонариком, он прошёл к дальней стене хранилища, где вера в то, что старик что-то сделал с мальчишкой, зажглась в следователе с новой силой.

Рисунки. Десятки изрисованных карандашом альбомных листов. Прибитые к стене кнопками, они наслаивались друг на друга. Здесь были и абсурдные зарисовки трёхголовых людей с десятками рук за спиной и разбитое зеркало, которое срисовали со стоящего в гостиной. Ребров наугад сорвал два листа со стены – на одном толпа людей стояла на коленях в окружении китов. На другом – четверо мёртвых китов вспыли пузом кверху.

Реброва замутило – то ли из-за спёртого воздуха и пыли, то ли от картинок. Он неловко пошатнулся и выставил руку вперёд. Пальцы коснулись листа, который оторвался от стены и упал на пол.