Читать книгу: «Тёмная сторона луны. Выжить рядом с психопатом и обрести себя. Основано на реальных событиях», страница 3

Это было лето 2003 года – теплое, солнечное и беззаботное. Я устроилась работать в компанию к своему Учителю на перспективную должность и хорошую зарплату. Моя душа пела, я была свободна от дианетики, сайентологии и всяческого сектанства! Я была открыта новым знаниям. В мою жизнь пришла Большая Любовь.

БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ

I may not always love you

But long as there are stars above you

You never need to doubt it I’ll make you so sure about it

God only knows what I’d be without you

If you should ever leave me

Though life would still go on believe me

The world could show nothing to me

So what good would living do me

God only knows what I’d be without you

(God only knows what I’d be without you).

Natalie Maines. God Only Knows OST Big Love

Платонические отношения с Учителем продолжались полтора года. За это время я узнала, что в миру он живет с девушкой Жанной. Я рассказывала ему о своих парнях, а он давал мудрые советы, как управлять мужчинами. Иногда он по-человечески жаловался на свою подругу, а однажды на встречу приехал совершенно разбитый, сказав, что она его предала, переспав с его другом. А коварная теща покрывала этот адюльтер. Его сердце было разбито. Как я его жалела и сопереживала, до слез было обидно! Как она могла так с ним поступить! Он один-одинешенек, на чужой планете, выполняет опасную миссию по спасению человечества. Мне казалось, что только я понимаю, как ему тяжело, и неумело старалась его поддержать, приободрить.

Когда мне было грустно, я искала поддержки Учителя. Жаловалась на непутевых бойфрендов, просила дать совет. Однажды мой парень, наш общий знакомый, сделал мне предложение. Мы долгое время встречались, он был милый, обходительный и со всех сторон хорош собой. Но я не могла понять, как мое замужество скажется на работе. И еще, он был не тот самый. Слишком простой, слишком обычный. Посоветовавшись с Учителем, я отказала, и наши отношения закончились.

Однажды вечером накануне моего дня рождения на меня накатила беспросветная хандра и грусть. Я почувствовала себя необычайно одинокой и поделилась с Учителем своими переживаниями. А он предложил альтернативу: шашлычок да под водочку. Ну как здесь было отказать – настоящее приключение! Мы купили вкусного, поехали ко мне на дачу и отправились гулять по летнему лесу, беседуя о важном. Я снова воспряла духом, он был рядом – такой крепкий и надежный, «как весь советский флот». Он приготовил потрясающе вкусный шашлык, а когда мы отправились спать, то случился и десерт. И тогда я влюбилась – по уши и самозабвенно.

Мне он казался идеальным мужчиной, принцем на белом коне – да он им и был. Инопланетный разведчик, высокий и статный, необычайно щедрый. Он никогда не дарил цветов, не делал комплиментов, говоря «я старый солдат и не знаю слов любви…», но любая его похвала заставляла сердце петь (и вновь прилетали единороги, попукивая радугами). Однако после десерта в наших отношениях кардинально ничего не изменилось. На мой осторожный вопрос: «А что нам теперь с этим делать?» он прохладно спросил: «С чем именно? Что-то изменилось?» И этим вызвал мое недоумение. Мне вновь стало казаться, что со мной что-то не так: «Я ему не нравлюсь? Я совершила ошибку?»

Моя тревога росла, но обсудить было не с кем – он держал подчеркнутую дистанцию, а мои неумелые попытки прояснить перспективу отношений высмеивал. После этого случая он на несколько недель пропал, уехав в Абхазию со своей девушкой и их друзьями. А я осталась наедине со своим смятением. Мое состояние и нарастающий внутренний конфликт начали сказываться на внешнем виде. Я сменила прическу, обрезав длинные волосы, начала красить их в дикие цвета. На коже появились прыщи, которые ничем не сводились. Снова начав курить и выпивать пиво с друзьями, я то набирала, то теряла вес. Но самым ужасным опытом стали начавшиеся панические атаки. Я могла упасть в обморок в автобусе, поэтому начала ходить исключительно пешком. Скопления людей вызывали приступ, я избегала концертов и сборищ. Иногда мне казалось, что я вижу ауры и слышу чужие мысли – даже в тишине я слышала, видела шум. При виде лифта задыхалась, поэтому поднималась по лестнице – так продолжалось несколько лет. Мне постоянно казалось, что почва уходит из-под ног, терялась опора, кружилась голова. Иногда я не могла есть несколько дней, горло сжималось, и я не могла глотать. Обращалась ли к кому-нибудь за помощью? Нет, не обращалась, потому что не знала, кто и чем мне может помочь. Когда я спрашивала об этом Учителя, он отмахивался: «Это нормально, с тобой работают».

Он вернулся, мы продолжили работу «в канале», и я чаще стала заменять Н.И. в беседах с его «начальством». У меня были друзья в туристическом клубе, и постепенно он начал присоединяться к нашим поездкам и праздникам. Мои друзья поняли, что мы пара, и приняли его в свою компанию. Он был весельчаком и балагуром, занимая центральное место в любой тусовке. Казалось, что он может выпить бесконечное количество алкоголя (что вызывало уважение у опытных матерых туристов). Джедай – так его звали в компании – был громким и ярким. У него всегда была с собой барсетка, полная денег, автомобиль, в который помещалось все необходимое для вылазки на природу. Из Учителя он постепенно превращался в Моего Джедая, хотя оставался при этом моим руководителем, взяв меня на работу в свой офис.

Всецело доверяя Учителю, я не ставила под сомнение ни одно его распоряжение. Если он говорил: «Прыгай!» – я прыгала. Он постоянно лихачил за рулем, выжимая больше 200 километров в час по трассе, входил в заносы на «ручнике», но каждый раз я оставалась абсолютно спокойной, веря, что мы не разобьемся. Неоднократно он демонстрировал чудеса бесстрашия и владения собственным телом, как кошка, балансируя на перилах моста, над железной дорогой. В его багажнике лежала тяжелая черная сумка, наполненная слитками вольфрама – для тренировки силы и выносливости. Алкоголь он принимал исключительно в целях «тренировки толерантности к этилену», предвидел будущее и читал мысли потенциальных врагов.

Я перестала встречаться с другими парнями, мое сердце всецело принадлежало только ему. При этом он продолжал жить со своей девушкой Жанной, чем вызывал сильнейшую ревность, однако эту тему поднимать категорически запрещалось, а все разговоры немедленно пресекались. Он приезжал ко мне тогда, когда считал необходимым, и оставался столько, сколько хотел. В такие дни я была бесконечно счастлива, готовя ему вкуснейшие блюда, наслаждаясь каждым лучиком его внимания. Я писала стихи о любви, покупала подарки, которые он принимал как нечто само собой разумеющееся.

Я начинала догадываться, что, кроме меня и Жанны, есть кто-то еще. Он мог внезапно сорваться с вечеринки или турпохода, сказав, что «начальство вызывает», умчаться в ночь. Однажды мы отдыхали большой компанией на Ревуне, порогах на Исети, месте тренировки туристов-водников в 120 километрах от города. Мужчины были очень пьяны, и он выпил не меньше бутылки водки. Однако, увидев эсэмэс на телефоне, он собрался, сел в машину и уехал в город. На мои попытки его остановить, он сообщил, что абсолютно трезв, и утром вернется, оставив меня одну в палатке гадать, кто его вызывал так срочно, да еще и среди ночи. Позже я узнала, что ему написала Алена, наш бухгалтер. Она была той самой, третьей невидимой силой, которая отнимала у меня и Жанны его внимание. В ту ночь он уехал к ней, чудом не разбившись на трассе.

Я приносила из дома в офис вкусные обеды, заботливо упаковывая их в пластиковые контейнеры. Все чаще я подмечала, что, кроме моих контейнеров, есть еще контейнеры «соперниц» – мысленно я именовала их именно так. Коварные соперницы, с которыми я делила моего любимого мужчину (это место в моей душе было занято им уже окончательно и бесповоротно). Он стал для меня всем: учителем, любовником, начальником, богом, другом, братом, – тотально распоряжаясь всеми аспектами моей жизни. Я не могла принять ни одно важное решение без его благословения.

«Куда это ты пошла?!» – спрашивал он, увидев, как я ухожу после рабочего дня из офиса. «На курсы итальянского!» – отвечала я. «Еще чего, тебе что, нечем заняться?» – говорил он!

И я бросила итальянский.

«Я хочу поехать в отпуск на море», – отпрашивалась я летом. «С кем?!» – хмурил брови мой Джедай. «С Настей и Аней, с девочками», – я уже заискивала. «Хорошо, можешь ехать, но чтоб ни с кем не гуляла там!» – разрешал он.

Все чаще, он отчитывал меня за ошибки, рабочие и дисциплинарные. Опоздания на работу, затянувшиеся перекуры, ошибки в документах – ничто не могло ускользнуть от его строгого взора. Мой отдел рос, как росли обязанности и ответственность. После каждой выволочки я чувствовала себя ужасно, хотелось стучаться головой об стену. Он мог прийти в мой кабинет и несколько часов распекать меня, пока я всхлипывала и соглашалась со всеми претензиями. Выходя из кабинета, я ловила на себе сочувствующие взгляды сотрудниц. Однако, приехав вечером на ужин как ни в чем не бывало, он был мил и любезен.

Время от времени я замечала его в компании с Аленой, а однажды стала свидетелем поздравления ее с днем рождения. Он стоял на коленях и вручал ей огромный букет роз. Букет роз! Ей! А не мне. Я потеряла дар речи и убежала плакать в свой кабинет. Когда он зашел ко мне, я сидела в слезах, тупо глядя в экран. «Опять бычишь, – хмыкнул он. – Ну и дура». И ушел.

Вскоре, я стала свидетелем другой сцены. В офис пришла Жанна. Она была прекрасна и свирепа – длинные белые волосы развевались, а острые наманикюренные ногти тянулись расцарапать его физиономию. Жанна кричала и обзывалась, он вжался в стену, размахивал руками и оправдывался. Затем, фыркнув что-то оскорбительное, она убежала, а он ушел зализывать раны к Наглецкой.

Так я узнала, что Алёна беременна. Мой мир рухнул вмиг. Ведь совсем недавно я сделала аборт. Он вынудил меня, пригрозил неведомыми последствиями, ведь я была еще и его связным с Конторой, и эту работу никто не отменял. Я должна была немедленно пойти сделать аборт, и точка. Я сидела на кухонном полу, плакала и умоляла отменить жестокое, несправедливое решение. Но он был непреклонен. Удар в спину, шок, крах. Эти слова впечатались в мое сознание, беременность Алены в нем не помещалась.

Тем же вечером он пришел ко мне мириться. Бессонная ночь разговоров, секс, снова разговоры, и к утру я сдалась, приняла новую реальность. Да, я была уникальна и важна для него. Он любит только меня одну, я значу больше, чем все другие «просто бабы». Тем более, моя работа важнее всего – только я заменю Наглецкую, которая при смерти после перенесенных стрессов. Он говорил и говорил, не умолкая, а я кивала, соглашалась со всем. Я должна быть твердой, жесткой, выше «бытовухи».

«Соня, ты не понимаешь, – втолковывал он настойчиво, – ты одна не справишься! Я слишком большой, сложный, я не человек. У меня колоссальный обслуживающий персонал, я как самолет! Эти плотские отношения – ничего не значат. Все сложнее, чем ты можешь представить своим маленьким мозгом!»

«Но почему ты заставил меня сделать аборт? Почему Алена!» – не унималась я.

«Так нужно, информация закрыта. – Он не счел важным объяснять подробнее. – И вообще, это не я решил – это они так решили. Можешь спросить у них. Я лишь сделал то, что мне сказали».

К этому аргументу было не придраться, я отступила и покорилась.

СЕРПЕНТАРИЙ

Паyки в банке глядят сквозь стены

Глазами меpтвой стpекозы.

Бегyт по кpyгy.

По кpаю кpиво занесло.

Паyки в банке хотели выжить,

Чеpез отpезок пyстоты увидеть солнце.

Во pтy толченое стекло.

Паyки в банке искали дыpы,

Чтобы вскаpабкаться навеpх – дpyг дpyга жpали.

Янка Дягилева. Песенка про паучков

«Я всех вас люблю, каждая из вас – для меня важна, – проникновенно произнес он – а сейчас вы договоритесь, как будем жить дальше». Сказав это, он ушел, оставив нас наедине друг с другом. Исподлобья мы смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Три блондинки, похожие друг на друга молодые, красивые женщины. Нас объединяло нечто большее, чем общий необычный мужчина, поместивший нас в эту ситуацию. У каждой из нас на месте отца в душе была большая дыра. Сидя за столом, мы молчали и ситуация становилась крайне неловкой.

Алена встала и пошла заваривать чай, положив в кроватку заснувшего младенца. Жанна теребила кольца и часы. Я сосредоточенно сопела и смотрела в стол, слушая стук сердца. Молчание затягивалось, и Алена начала расставлять кружки на столе. Мы были как пауки в банке, запертые могучей рукой в безвыходной ситуации. Любая из нас могла встать и выйти за дверь, но мы остались пить чай с печеньками.

Некоторое время мы все работали в одной компании, Жанна вернулась в съемную квартиру к Джедаю. Алена родила ребенка и переехала в новую, купленную недавно двушку, на кухне которой мы собрались. А я жила неподалеку в своей квартире – с рыжей кошкой и рыбками.

Джедай, по всей видимости, устав от наших нападок на него, решил объединить женщин в один коллектив и замкнуть контур злости друг на друге. Ему это удалось: в глубине души мы ненавидели друг друга и ту ситуацию, в которой оказались. Однако условием дальнейшей благополучной жизни было явно обозначено перемирие и сотрудничество. Каждая из нас имела ценность и могла чему-то научить всех остальных. Например, Жанна имела врожденное чувство стиля. Алена – разбиралась в финансах. А я просто была умной.

Мы с Жанной должны были помогать Алене с ребенком. Алене предстояло возвращаться к работе. Согласно замыслу нашего мужчины, таким образом мы должны были перенять опыт материнства. Очередность рождения детей была обозначена: следующей рожает Соня, а затем Жанна. По очереди мы помогаем друг другу растить детей.

Так началась эпоха «женсоветов», когда мы собирались чаевничать у Алены, обсуждая насущные проблемы, а также претензии Джедая к каждой из нас. Претензий было много, начиная от творческого хаоса на моей кухне, заканчивая систематической неуспеваемостью Алены на рабочем месте. Джедай настоял на том, чтобы она вернулась к работе через три месяца после родов, и требовал выполнения планов. Алена выполнить их не могла – сказывались гормоны, бессонные ночи и кормление грудью. Все, происходящее на женсоветах, Жанна с присвистом докладывала Джедаю, и его гнев все чаще обрушивался на бедную Алену, а иногда и на меня.

Жанна была настоящей красавицей, в недавнем прошлом модель, стройная, длинноногая. Но и в этом совершенстве Джедай мог найти изъян: при любом удобном случае подчеркивалась ее недалекость, глупость и недальновидность. Алена, склонная к полноте, после рождения ребенка никак не могла прийти в прежнюю форму, со скрипом включалась в работу (а требования к ней предъявлялись высокие, поскольку легким росчерком пера она вошла в топ-менеджмент компании), чем вызывала постоянные нападки Джедая и прозвище «тупой коровы». Ну а я как более управляемый и подконтрольный член бабского коллектива была обязана доносить до него содержание распоряжений владельца гарема, по сути – политруком. Накануне каждого женсовета Джедай внушал мне те идеи, которые требовалось разъяснить Жанне и Алене. Я тщательно конспектировала и бодро рапортовала об общих успехах и достижениях. В отместку за это девочки наведывались ко мне домой, устраивая показательную генеральную уборку, с занесением в личное дело «за свинство».

Наш женсовет обязан был бдить за расходами друг друга, контролировать покупки и траты на косметику и развлечения. Поход в салон красоты, маникюр или новое платье требовали обязательного утверждения у него. Это было невыносимо, особенно для Жанны, и постепенно мы начали хитрить, скрывая покупки и умалчивая о внеплановых тратах, что, несомненно, закладывало основы грядущей женской дружбы.

Постепенно день за днем мы притирались друг к другу и даже учились дружить. Мы никогда не обсуждали подробности интимной жизни друг друга, но мысленно считали ночи, проведенные с каждой из нас. Младенцем отец интересовался редко, называя иногда «куском мяса», однако возлагал большие надежды на его будущее. В будущем ребенку предназначалась профессия юриста в его растущей империи.

У удивленного читателя, возможно, зреет нескромный вопрос: не было ли у нас тройничков и свального греха? Поспешу разочаровать: – этого не было. Наши расширенные отношения оставались чрезвычайно целомудренными, свою постель Джедай делил с каждой из нас тет-а-тет, причем старался делать это незаметно для окружающих. Он мог месяцами не появляться у меня дома, а затем провести целую неделю. Затем возвращался к Жанне или Алене. Выявить закономерности и предпочтения было непросто, однако со временем стало очевидно, что в выигрыше та, кто меньше выносит мозг.

Однажды Джедай сказал нам: «Собирайтесь, мы едем в гости к родителям». Так мы были представлены его папе и маме. В полном составе включая младенца. Нужно ли говорить, что мама была в шоке, а папа в обмороке. Они были знакомы с Жанной, с нетерпением ожидая красивой свадьбы и внуков. Вместо этого им было представлено сразу три незаконные жены и маленький пухлый ребенок. Родители советской закалки не знали, как им следует относиться к внезапно нагрянувшему счастью, и в попытке справиться с нахлынувшими эмоциями накормили нас борщом, котлетами и тортом. Мама Джедая готовила отменно, а папа, скрывая неловкость мыл посуду, и постоянно спрашивал, работаем ли мы вместе.

Бедной Жанне тоже было неловко – она не могла объяснить, как так вышло. Только Джедай, казалось, наслаждался произведенным эффектом и впитывал кожей все эмоции, которые витали в воздухе. Сложно сказать, что им двигало, намерение отомстить родителям за детские травмы, или Жанне за ее адюльтер, либо банальное желание поразвлечься, а может быть, искренняя забота обо всех нас. Или просто ничего. Он и в этот момент оставался большой загадкой.

Выйдя за дверь, я знала точно: маме Джедая я совершенно не понравилась. Через Жанну мне было передано послание: «Красные глянцевые сапожки смотрятся как на шлюхе». Я расплакалась, и выбросила новые сапоги в мусорный бак. Так «свекровь» стала почетным членом нашего серпентария.

Джедай часто повторял: «Жениться надо на сироте». И это в точности характеризовало его отношение к родителям каждой из нас. От моих родителей он предпочитал держаться как можно дальше, утверждая, что «все адвокаты – зло, а психиатры – еще хуже». Они удостоились личного знакомства спустя много лет. С мамой Жанны отношения также не сложились: она уехала в далекую Москву и считалась «подлым предателем». Жанне запрещалось с ней общаться, они поддерживали отношения тайно. Мама Алены не одобрила выбора дочери, как и ее братья. Поэтому Джедай избегал встреч с ней и всячески настраивал Алену против ее родных.

Интуитивно он понимал, что сила женщины в поддержке рода, поэтому тщательно препятствовал общению с родными, внедряя в наши головы мысль, что теперь наша семья – это мы.

«Родство определяется не по крови, а по духу», – говорил он мне. «Как же так! – удивлялась я. – У тебя есть папа и мама, они родные тебе люди»! «Нет, у меня вообще семь отцов и нет матери, – отвечал он с гордостью. Они там замешали меня в пробирке и подселили в это тело». Поскольку представить себе такое я не могла, я просто верила ему на слово.

С девочками мы друг друга скорее терпели, нежели любили и уважали. Старательно избегая сближения и откровенности, мы держали дистанцию, для вида следуя предписанному формату общения между собой. Любая откровенность могла быть искажена и донесена до нашего мужчины таким образом, чтобы выставить соперницу в невыгодном для нее свете. Джедай тонко манипулировал нами, выбирая себе фаворитку, принижал достоинства других, критикуя и доводя до слез. Он предусмотрительно исключал возможность объединиться против него так, чтобы мы следили друг за другом, и поощрял доносы.

Любое отступничество, нарушение правил влекло длительные и многочасовые беседы, в которых поведение виновной тщательно препарировалось, обсуждалось и наказывалось исправительными работами (например, мытьем пола в офисе). Впрочем, по – своему каждая любила его, терпела, страдала. Такова была наша «бабская доля».

БАБАРОБОТ

«Всегда быть в маске – судьба моя печальна,

Об этом и не думал я в начале,

Когда как шутка это начиналось,

Забавной и смешной моя игра казалась.

Я самый несчастный, я робот и баба.

Мне честь сохранить бы мужскую хотя бы.

Я самый несчастный, я робот и баба.

Мне честь сохранить бы мужскую хотя бы.

Теперь же старый черт за мною волочится.

Я мог бы улететь, как жаль, что я не птица.

И не до шуток мне уже теперь,

И в клетке золотой закрыта дверь.

«Ленинград». Ария Робота

Постепенно, вокруг Джедая образовался круг, приближенных к телу. В него включались женщины, наделенные «особыми полномочиями». У Алены и Жанны каких-либо сверхспособностей не было. Однако Альбина, подруга Алены, была наделена неким даром прозорливости и была постепенно завербована Джедаем в женский спецотряд, названный по мотивам фильма Квентина Тарантино – отряд «Черные мамбы».

Теперь в серой иномарке с чипсами и газировкой заседали уже четыре земных женщины и один инопланетный разведчик. Нам была поручена задача – увеличить материальное благосостояние растущей компании, а заодно здоровье нашего предводителя. Мы «катали шарики» – именно так назывался наш ежевечерний досуг. И лечили энергетически потрепанного Джедая. Мысленно мы представляли, как будет выглядеть ежемесячный оборот компании в виде гигантского снежка, и увеличивали его. А затем погружали Джедая в разного рода воображаемые источники света, наполняя его энергией.

Альбина была очень впечатлительной девушкой и постоянно видела нечто потустороннее, чем приводила нас в сильнейший трепет. Однажды она увидела собрание покойников, которые толпились вокруг нашей машины, и не преминула об этом сообщить. Спать после этого спокойно я не могла. Чуть позже к нашему отряду за какую-то провинность присоединилась Рита, родственница Джедая. Когда мы перестали помещаться в машину, решено было ежевечерние встречи проводить в офисе – в выходные и после работы. И в моей пустой квартире.

Чтобы работа шла эффективно, нужны были еще «батарейки». Поэтому из числа сотрудников компании были выбраны надежные кадры, среди которых оказался Затрас. Затрасом звали старого знакомого Джедая, который был пионервожатым в его детском лагере «Земляничка». Он был совсем не стар, ровесник Наглецкой, но весьма злоупотреблял алкоголем и всегда выглядел лет на 20 старше своего возраста.

Встречи ближнего круга обычно происходили в пятницу вечером после работы и начинались с лекций об устройстве Вселенной, ее многомерной структуре, а также СС и СД. Открыв рты, мы внимали новым знаниям, конспектируя каждое слово. Было решено перевести весь ченнелинг Лоры Найт с английского, частично этим занялась я, остальное Джедай оплатил переводчику из корпоративного бюджета.

Однажды к нам приехал настоящий Бог – именно так его представил Джедай. Это был ученик того самого Бориса Золотова, гуру биоэнергетики и давний знакомый Джедая. У него на Бога были особые коварные планы – в них были посвящены только Наглецкая и я. Много лет назад Джедай затаил на Бога обиду и жаждал возмездия. Однако по своим соображениям он решил использовать божественные таланты для своей формирующейся группы.

Итак, для нас был организован корпоративный семинар, который проводился на матрасах, разложенных на полу в одном из офисов. День и ночь мы слушали рассказы Бога, мысленно путешествовали по тем пространствам, о которых он повествовал. Мы все время куда-то шли, временами глубоко засыпая, так как за окном была глубокая ночь. Нашей целью были какие-то сандалии, у подножия трона, к которым следовало непременно добраться. Прочие детали путешествия за давностью лет моя память не сохранила. Однако под это мероприятие были закуплены ватные матрасы и шерстяные одеяла, которые затем путешествовали из квартиры в квартиру, пока не были торжественно сожжены десять лет спустя. Целью и смыслом жизни Бога был труд, в котором он пытался расшифровать послания, заложенные в Библии. Любопытно, что другие Боги, которых впоследствии находил и приводил к нам Джедай, занимались тем же самым.

После этого семинара Бог объявил об успешном и впечатляющем результате эксперимента, любезно пригласил нашу группу на более глобальный семинар в Нижний Тагил. Джедай тщательно инструктировал нашу маленькую, но смелую группу обо всех деталях поездки. А близких к телу женщин – особенно тщательно наблюдать за Богом и его окружением, отчитываясь обо всем, что покажется нам существенным.

Итак, мы отправились в первую командировку сквозь бури и метели – была зима – в ночь с пятницы до воскресенье. Все, что я помню из этой поездки, это сон на матрасах под шерстяными одеялами в большом зале какого-то нижнетагильского ДК под заунывное чтение Богом своих интерпретаций Ветхого Завета, еще сок «Фрутоняня» с конфетами в холодной ночной столовой. Большинство участников так и не поняли смысла поездки, проспав достижение сакральных сандалий. Так мы и назвали между собой ту поездку – «веселое фрутешествие».

Важно упомянуть нового персонажа, который появляется на этих страницах. Его будут звать Котег. Итак, Котег был ростом почти два метра, он работал в нашей компании. Он быстро попал под чары Джедая и стремился во всем походить на него. В юности, злоупотребляя легкими наркотиками, Котег был склонен к депрессиям и задумчивости, однако с усердием следовал всем предписаниям Джедая, стремясь стать сверхчеловеком. Копируя Джедая, он часто походил на робота, за что подвергался троллингу и нападкам с его стороны.

В этой поездке, у меня была особая задача – наблюдать за поведением Котега. Дело в том, что, по словам Джедая, с ним произошло нечто ужасное. В него подселили врага – рептилоида, который оказывал серьезное влияние на психику самого Котега. В мои обязанности входило тщательно запоминать, как себя будет вести он и на «тонком плане» изучать этого подселенца. Было жутковато, тем более что Котег сам по себе выглядел страшно, особенно когда начинал пучить глаза, уходя в себя. Я была уверена, что всему виной подлая рептилия и по возвращении домой составила подробный отчет, приложив к нему масляную картину с ее портретом анфас. К сожалению, это полотно было утрачено, оставшись в частной коллекции, но выглядело весьма злобно и коварно.

Джедай плотно взялся за воспитание подрастающего Котега (что выглядело странно, учитывая его рост, возраст и высшее образование). Котег не был бабой в гендерном смысле, но находился достаточно близко к Джедаю и постепенно включался в «ближний круг». Казалось, что Джедай возлагает на него большие надежды. В экспедициях он был его правой рукой и штурманом, Джедай обучал его всем премудростям походной жизни и подчеркнуто выделял перед «бабами». Котег, хотя и стоял выше «баб» на иерархической лестнице, часто сравнивался с ними, демонстрируя нелогичность и скудоумие, за что заслужил прозвище «бабаробот». Впрочем, этого звания удостаивались все, кто отказывался «включать голову», то есть решал задачу не творчески.

В первой беззаботной экспедиции на Телецкое озеро летом 2006 года мы небольшим отрядом сплавлялись на катамаранах. На обратном пути мы остановились в алтайской деревне, на берегу реки Белая. Джедай с Котегом отправились за пропитанием и дровами, а мы с Ритой и ребятами остались их ждать. Солнце садилось и становилось тревожно – мы начали подумывать о ночевке здесь, в поле, без дров. Наконец в лучах заката появились силуэты Джедая и Котега. Котег тащил на плечах грязного лохматого барана, Джедай улыбаясь шагал рядом. Барашек были живой и понуро мотал головой, грустно заглядывал черным глазом каждому в душу и жалобно блеял. У него были обломанные кривые рожки, свалявшаяся грязная шерсть в какашках, вид у него был жалкий. Джедай предложил назвать его именем своего бывшего директора, с которым он долго и конфликтно делил компанию. Но барана с этим именем мы есть отказались. Тогда баран был назван Толяном в честь Чубайса (которого Джедай ненавидел). Барашку сделали ошейник и поводок, Джедай его приручал, угощая хлебом.

В нашем лагере наступило утро казни. Мужчины у костра раззадоривали друг друга разговорами о тиранах человеческой истории – Пиночете, Папе Дю, Пол Поте. Барашек мирно гулял, играя с Затрасом. Джедай сделал Затрасу замечание: «Не играй с едой», и поставил Котегу задачу наточить ножи. Мужчины попытались сделать надрез на шее животного, ног первый нож оказался тупой, как и все остальные. Зарезать барана безболезненно – чтобы адреналин не испортил вкус мяса – не удалось, баран явно страдал. Всем было неловко наблюдать его мучения, всем, кроме Котега – он смотрел пустыми глазами на муки барашка и давал советы, как сделать надрез. Через некоторое время барашек закатил глаза и отошел в мир иной. Котег никак не отреагировал на критику в свой адрес, по выражению лица было непросто определить, что именно он думает или чувствует. Копируя Джедая во всем, он демонстрировал высокомерие и презрение к существам, стоящим ниже него на эволюционной лестнице, – к бабам. С барана сняли шкуру, а мы с Ритой отправились к реке купаться и стирать одежду. Через несколько минут к нам пришел Котег. Он принес с собой грязную, вонючую шкуру барана, начал макать ее в воду выше по течению, замутив чистый речной поток. Мы вежливо попросили его переместиться ниже по течению, но Котег отказался и предложил нам выйти из воды. Мы настаивали, приводя разные доводы и аргументы, наконец Котега пробрало, и он демонстративно протащил шкуру ниже по течению, бросив ее в полуметре от нас и ушел.

Закончив стирку, мы с Ритой попытались отдохнуть – Джедаем, был обещан день отдыха, но, по всей видимости Котег, успел совершить подлый донос на «вредных баб», поэтому Джедай заставил нас расчленять внутренности барана. Тупыми ножами, которые Котег так и не наточил, мы с Ритой разобрали бедного Толика на органы, а затем и мясо для шашлыка с супом. Еще теплые кишочки специфически пахли, и мы отказалась ужинать – мертвый Толик и готовый Толик пахли одинаково гадко. Мужчины демонстративно пили чай, а мы с Ритой, демонстративно поглядывая на «сильную половину человечества», разделали и бараньи яйца. В тот вечер мы с Ритой украли банку сгущенки и выпили ее в кустах, обсуждая жестокосердных мужчин и печальную «бабскую долю».