Читать книгу: «Отказать мистеру Совершенство», страница 2

Глава 2

Сначала Ливви никак не отреагировала на жестокое замечание Саладина: она умела держать удар. Первое, чему она научилась после того, как жених не удосужился явиться на церемонию венчания, – это скрывать чувства. Внешне Ливви оставалась невозмутимой. Тем не менее слова шейха причинили боль. Обида все еще жила в сердце, хотя за прошедшие годы никто не осмелился напомнить ей о пережитом чудовищном унижении. Ливви хорошо помнила, как стояла у алтаря в белом платье с улыбкой радостного ожидания, которая блекла по мере того, как тянулось время. Присутствующие тревожно перешептывались, и наконец в церкви установилась зловещая тишина, когда стало ясно, что жених не появится.

Она смотрела на хищное лицо шейха, освещенное всполохами огня в камине, и в этот момент ненавидела его. Как он посмел оскорбить ее ради того, чтобы добиться своей цели? Неужели он совершенно равнодушен к людям, не привык щадить их чувства, или это один из способов манипуляции? Понимает ли он, что публичное унижение нанесло самолюбию удар, от которого она долго не могла оправиться? Может, не оправилась до сих пор. Во всяком случае, потрясение было настолько сильным, что она решила порвать с прежней жизнью, бросить обожаемых лошадей и с тех пор с подозрением относится ко всем знакам внимания со стороны мужчин.

Ливви удержалась от порыва броситься к нему, как следует встряхнуть, ударить кулаком по широкой, твердой груди и крикнуть, что он безжалостный монстр. Однако навряд ли гневный выпад произведет впечатление на сурового мужчину. Возможно, он отнесет такую несдержанность на счет своей маленькой победы.

– Мое несостоявшееся замужество не имеет ничего общего с отказом работать на вас, – заявила она тоном холодной сдержанности, выработанным как раз для подобных случаев. Он не раз выручал ее, когда женщины – хрупкие блондинки – не понимавшие, что Руперт де Врис нашел в такой невзрачной персоне, с плохо скрытым злорадством задавали вопросы: «Он ничего не сказал? Ты правда не знаешь причины?» Ливви действительно не понимала. Кому придет в голову подвергнуть себя публичному осмеянию, если заранее известно, что жених сбежит из-под венца?

Она глянула в сверкающие глаза Саладина.

– Тем не менее заданный вопрос – еще одна черная метка в ваш адрес.

Он свел черные брови.

– О чем ты?

– О том, что вы, очевидно, интересовались моей личной жизнью, что говорит не в вашу пользу. Кому понравится, если за ним шпионят? Как потенциальный работодатель, вы допустили большую ошибку.

– Обычно мне не приходится уговаривать, – поправил он тоном, не уступавшим ей в холодности. – Думаю, тебе понятно, почему я навожу справки о человеке, которого собираюсь нанять.

– Когда до вас дойдет, наконец, что я не собираюсь работать на вас?

Саладин открыл было рот и снова закрыл, внимательно оглядывая комнату. Его взгляд остановился на бархатных шторах, словно он только что обратил внимание, как они выцвели на солнце, а моль проела подкладку.

Неужели он заметил?

– Значит, твой бизнес процветает? – небрежно поинтересовался он.

Намек был совершенно прозрачен, и вдруг Ливви захотелось доказать ему, что он ошибается. «Пора поставить его на место», – подумала она из гордости, хотя на самом деле не обязана ничего доказывать. В этот момент для нее было важно сменить имидж брошенной невесты на имидж успешной предпринимательницы, что, увы, мало соответствовало действительности.

– Именно так. Моя гостиница пользуется популярностью, – сказала она. – Исторические особняки привлекают людей. Многие приезжают по нескольку раз. Кстати… – Она посмотрела на часы. – Ваши полчаса почти истекли.

– Вероятно, у вас много работы? – настаивал он.

Ливви заметила насмешку в темных глазах.

– Конечно. Приходится готовить на завтрак восемь разных блюд по заказу, менять постельное белье каждый день. Это не каждому под силу, но меня не испугаешь трудностями. Ничто в жизни не дается даром, – сдержанно усмехнулась она. – Хотя некоторые, подобные вам, не попадают под это правило.

Саладин продолжал невозмутимо смотреть на нее.

– Почему же?

– Ну, ведь вы шейх, не так ли? Один из самых богатых людей в мире. Владеете конюшней призовых лошадей, живете во дворце. Скорее всего, имеете собственный самолет.

– И что?

– И вы пальцем не пошевелили для того, чтобы получить все это богатство, – просто унаследовали его. Получаете на блюдечке все, что пожелаете.

Наступила пауза. Саладин был близок к отчаянию. Подобные обвинения часто адресуют лицам королевской крови, но люди редко осмеливаются высказывать их вслух в присутствии этих персон. Он действительно баснословно богат, но неужели она думает, что он живет в золотой клетке? Сколько раз ему приходилось сражаться за свою страну и свой народ. Разве он защищен от сердечной боли? Перед глазами снова возникло прекрасное лицо Алии, но он отогнал печальный образ и поглядел в глаза англичанки.

– Не отрицаю, что в материальном плане я вполне обеспечен, – согласился он. – Но поговорим о тебе. Тебя вряд ли можно назвать обездоленной, правда, Ливви? Этот дом не из разряда обычных. Ты, скорее, входишь в число привилегированных.

Ливви не терпелось избавиться от шейха. В его присутствии она чувствовала себя неловко. Клетчатая рубашка, казалось, стала ей мала: ткань натянулась на торчащей груди. У нее было ощущение, словно сквозь одежду он видит простое, функциональное нижнее белье.

– Это редкий образец георгианской архитектуры, – сообщила она, теребя пуговицу на рубашке. – Повезло, что дом принадлежит мне. Несколько поколений моей семьи жили здесь.

– Содержание должно обходиться в огромную сумму, – предположил он.

– В астрономическую, – призналась Ливви. – Поэтому я открыла его для постояльцев, готовых платить.

Саладин посмотрел на потолок. Разглядел ли он уродливое сырое пятно на потолке, или в полутемной комнате оно незаметно? Его взгляд снова упал на нее, будто обжигая лицо.

– Как идут дела, Ливви, – в целом?

Она изобразила улыбку:

– Отлично.

– Гости не возражают, что краска облезла, а штукатурка осыпается?

– Не думаю. Люди приезжают ради истории, а не за свежей краской – многие гостиницы требуют ремонта.

– Ты ведь понимаешь, что я готов заплатить тебе большие деньги, – помолчав, продолжал Саладин. – Достаточные, чтобы оплатить полный ремонт дома. Я прибавлю бонус, чтобы ты могла выбраться отдохнуть – тебе это не повредит.

Ливви насторожилась. Неужели он намекает, что у нее усталый вид? Непроизвольно она убрала за ухо выбившуюся прядь. Надо заметить, справедливости ради, что она не отдыхала целую вечность. Ее банковский долг тоже продолжал расти, несмотря на число гостей, которых она обслуживала. Чем закончится борьба за выживание? Неужели она сдастся?

Ливви нервничала под гипнотическим взглядом сверкающих черных глаз Саладина. Она была лишена тщеславия, но, безусловно, оделась бы тщательнее, если бы ожидала визита шейха пустынного государства. У нее вдруг вспыхнули щеки и странно покалывала грудь в рубашке, словно севшей после стирки.

– Это ваш ответ на любой вопрос? – спросила она. – Выписать чек и забыть о проблеме?

Он пожал плечами:

– Почему нет, если у меня есть такая возможность? Деньги говорят убедительнее слов.

– Вы – циник.

– Не отрицаю, – усмехнулся Саладин. – Или ты слишком наивна? Деньги – единственное, чему можно доверять, Ливви. Они могут купить практически все. Поэтому не упускай возможности и отправляйся со мной в Джазратан. Мои конюшни – лучшие в мире. Тебе будет интересно посмотреть.

Он улыбнулся, но улыбка показалась Ливви расчетливой, будто он хотел придать больше легкости разговору, который явно не получался.

– Займись лечением моей лошади, и я дам тебе все, что захочешь, в разумных пределах, – продолжал он. – А если вылечишь Бархана и мне не придется приставить пистолет к его голове, глядя в преданные и удивленные глаза, и наблюдать, как жизнь покидает его, тебе больше никогда не придется беспокоиться о деньгах.

Трогательные слова о лошади произвели на Ливви гораздо большее впечатление, чем обещанное шейхом финансовое вознаграждение. По правде говоря, ей была неприятна попытка подкупить ее. Шейх уверен, что все имеет свою цену – даже люди, ведь любого можно купить, увеличивая стопку денег на столе. Вероятно, в его мире это правило действовало безотказно.

Несмотря на твердую решимость Ливви не уступать, соблазн был слишком велик. На одну минуту она позволила себе помечтать о том, как использовать деньги. С чего начать? Надо сменить старую электропроводку в спальнях, вместо древнего бойлера установить новый. Она подумала о ледяных коридорах на втором этаже и теплоизоляции крыши. Тепло в первую очередь направлялось в гостевые комнаты, в то время как в ее спальне окно к утру покрывалось изморозью. Ее пробрала дрожь. Зима выдалась на редкость холодной, а впереди еще несколько морозных месяцев. Ливви надоело ложиться спать в шерстяных носках.

– Не могу, – сказала она. – Я жду гостей, которые приезжают через два дня, чтобы провести здесь праздники. Не могу же я аннулировать бронь на Рождество и Новый год, если люди мечтали об этой поездке весь год. Вам придется найти кого-нибудь другого.

Саладин твердо сжал губы: он не собирался сдаваться. Вероятно, она не понимает, что он добьется своей цели любой ценой. Если речь идет о борьбе характеров, победа будет за ним. Вдохновленный ноткой сомнения в ее голосе, он поднялся с кресла и подошел к окну. Почти стемнело, но плотные облака закрыли небо, стерев все краски. Виден был только снег. Деревья в саду походили на призрачные белые фигуры. Землю укутал белый ковер. Его машина превратилась в снежную гору.

Саладин прищурил глаза, наблюдая за игрой снежинок в красноватом отблеске падающего из окна света и обдумывая следующий ход, хотя вариантов оставалось совсем мало. Можно, пока метель не усилилась, завести машину, уехать и вернуться на следующий день, дав ей время понять, как глупо отказываться от щедрого предложения. Или поручить дело своим людям с использованием более жесткой закулисной тактики.

Обернувшись, он посмотрел в ее неулыбчивое лицо и разозлился, что не может найти подход. Логика подсказывала, что лучше уйти, но что-то удерживало его, хотя Ливви уже направилась к двери, предлагая ему следовать за ней. Женщина хотела, чтобы он ушел? Невозможно поверить! Она отвергла его? Такого еще не случалось.

Саладин шел по освещенному лампами коридору достаточно близко, чтобы дотронуться до Ливви. Неожиданно возникла безумная идея поцеловать ее: накрыть губами упрямый рот и посмотреть, сколько у нее хватит сил сопротивляться прежде, чем, задыхаясь от страсти, она согласится выполнить любое его желание. Однако мысли были прерваны драматическим поворотом событий: неожиданно погас свет, и дом погрузился в кромешную темноту. Шагавшая впереди Ливви ахнула и резко шагнула назад, прильнув к нему мягким телом.

Глава 3

Непроизвольно в темном коридоре Саладин обхватил руками Ливви, помогая сохранить равновесие: так он объяснил себе свой поступок. Позже он признавал, что если бы перед ним был мужчина, он быстрее убрал бы руки, а его ладони не сжимали бы так крепко тонкую талию. Но Ливви Миллер была женщиной, а он давно не имел контакта со слабым полом. Годовщина смерти Алии прошла совсем недавно, а Саладин избегал интимных отношений до и после трагической даты, когда его переполняла тоска и горечь утраты. Он не хотел таким образом предавать память жены, хотя механический половой акт не имел ничего общего с искренними чувствами. Секс превратился для него в процедуру, необходимую мужчине для нормального функционирования, как простое утоление голода. С Алией все было иначе: их отношения трогали и тело и душу.

Впрочем, сейчас он согласился бы только на тело.

Саладин замер от первого сладкого контакта, при котором гормоны взрываются независимо от рассудка. Он чувствовал под пальцами отчаянное биение сердца Ливви. Ее кожа пахла душистым мылом. Невинный аромат еще больше возбудил его. Саладин представил, как по волшебству исчезает преграда в виде их одежды, позволяя ему удовлетворить острый приступ вожделения. Быстрое анонимное совокупление в темном коридоре прекрасно отвечало его желанию. Возможно, это могло иметь дополнительные преимущества, если бы заставило упрямую англичанку согласиться на его предложение. Хороший секс делает женщину покладистой.

На мгновение она обмякла в его руках. Еще секунда, и она будет готова принять его. Но Ливви отшатнулась, скорее даже вырвалась из его рук. В темноте он слышал, как она пытается восстановить дыхание. Он не видел ее лицо, но хорошо представлял выражение паники, отразившейся в голосе.

– Что случилось? – выдохнула она.

Он удивился, что она полностью игнорировала короткий, но эмоциональный миг объятия. Интересно, как бы она отреагировала, если бы Саладин сказал правду: «У меня такая мощная эрекция, что я могу взорваться. Позволь мне войти в тебя и излить семя». В своем воображении он уже знал ее ответ. Ливви кивнет и дрожащими руками бросится сдирать с него одежду, пока он будет раздевать ее. Достаточно только добраться до тела, чтобы его пальцы оказались между ее ног. Он будет целовать ее, пока она не начнет молить о большем. Тогда он прижмет ее к стене – влажную, готовую принять его – и войдет глубоко и быстро. Все произойдет в считаные минуты, но она не будет возражать.

Ливви напрасно щелкала выключателем – ничего не происходило.

– Что случилось? – повторила она с возмущением.

С огромным усилием Саладин отогнал эротические фантазии и сосредоточился на проблеме: они по-прежнему стояли в кромешной темноте. Его губы так пересохли, что он не сразу мог ответить Ливви.

– Очевидно, произошло замыкание.

– Сама вижу, – без всякой логики отрезала она. – Как это случилось?

– Не имею представления, – спокойно заметил он. – Какая разница? Надо действовать. У тебя есть запасной электрогенератор?

– Ты спятил? – в панической растерянности ответила Ливви. – Конечно нет!

– Ладно. Где ты держишь свечи?

Ливви все еще плохо соображала. Саладин мог с таким же успехом предложить ей найти Юпитер на звездном небе. Отключение электричества и отопления грозили полной потерей контроля. Она и без того чуть не растаяла в его объятиях, потому что его прикосновение таило угрозу и возбуждало. Стоило ему дотронуться до нее, и она потеряла голову. Ливви обомлела, когда его твердый член уперся ей в спину, но, как ни странно, не испытала шока. Наоборот, не хотела, чтобы Саладин отпустил ее. Более того, ей хотелось повернуться к нему, чтобы он поцеловал ее – ведь она знала, как он желал этого. А дальше…

– Свечи? – нетерпеливо напомнил он.

Ливви перевела дыхание.

– Они… в кухне. Сейчас принесу.

– Пойду с тобой.

– Думаешь, я заблужусь в собственном доме?

– Здесь темно. Мы должны действовать вместе.

Саладин перехватил ее запястье и подумал, что при других обстоятельствах рядом были бы телохранители и сопровождающие, которые немедленно занялись бы решением проблемы. Однако он предпринял это путешествие в одиночку, полагая, что без свиты у него больше шансов уговорить англичанку. Как правило, люди терялись в атмосфере услужливого почитания шейха, да и сам он при любой возможности старался избежать особых почестей.

Путешествуя в Европе или в США, Саладин иногда менялся ролями со своим советником Зейном. Внешне они были удивительно похожи и давно заметили, что, одетые в пышные одеяния, могли легко сойти один за другого, особенно в полумраке идущего на скорости королевского лимузина.

В Джазратане Саладин время от времени предпринимал одиночные вылазки далеко в глубь пустыни. Иногда он переодевался купцом, смешивался с шумной толпой на рыночной площади в столице королевства – Джанубварди. Ему было интересно слушать, что говорят о нем в народе. Советникам не нравились его похождения, но никто не имел над ним власти. В Англии, которую Саладин хорошо знал, он вообще отказывался соблюдать ритуал. Ему было известно, что опасность поджидает не там, где ждешь, а застает врасплох.

Он чувствовал, как бешено колотится пульс Ливви.

– Отпусти меня, – прошептала она.

– Нет, ты никуда не пойдешь, – рявкнул он. – Следуй за мной. Я пойду первым. Будь осторожна.

– Не учи меня осторожности. Разве у тебя нет телефона? Можно использовать его как фонарик, а не спотыкаться в темноте.

– Он в машине, – сказал Саладин. Они добрались до конца коридора, где было чуть светлее, да и глаза уже привыкли к темноте. – А где твой?

– В спальне.

– Очень предусмотрительно, – саркастически заметил он.

– Не ожидала, что застряну в потемках с незнакомцем.

– Избавь меня от мелодрамы, Ливви. Давай постараемся добраться до цели не свернув шею.

Скрипя половицами, они на ощупь передвигались по узкому коридору, потом спустились вниз по короткой лестнице и попали в просторную, без окон кухню, темную, как пещера. Ливви выдернула руку, шагнула в сторону и начала шарить по ящикам. Скоро он услышал короткий, радостный вскрик – она нашла свечи. Саладин оценил расторопность, однако заметил, как дрожали ее пальцы, когда Ливви поднесла спичку к фитильку. Пламя осветило побледневшее лицо.

Ни слова не говоря, он взял у нее коробок и зажег несколько свечей, а Ливви установила их в потертые серебряные подсвечники. Колеблющееся пламя отбрасывало на стены кривые тени. В кухне стало светлее, и Саладин обнаружил признаки активной кулинарной деятельности: на блюде горкой сложено бисквитное печенье, на тарелке сладости, которые англичане всегда готовят на Рождество. Он напряг память, вспоминая название: пирожки с повидлом.

– Что могло случиться? – спросила Ливви.

Саладин пожал плечами:

– Обрыв электролинии? Такое бывает при сильных снегопадах.

– Этого не должно быть! – с ноткой отчаяния воскликнула Ливви. – Мне надо столько успеть до приезда моих гостей.

– Боюсь, придется подождать.

У Ливви сильнее задрожали руки.

– Думаю, тебе лучше уехать до того, как погода ухудшится. – Она старалась говорить непринужденно. – Тебя наверняка ждут. Кто-то же должен беспокоиться, куда ты пропал.

Саладин посмотрел недоверчиво:

– Оставить тебя здесь одну? Без электричества?

Он подошел к старинному радиатору у стены и тронул рукой.

– И без тепла?

– Я прекрасно справлюсь сама, – упрямо заявила Ливви.

– Как хочешь, но я никуда не уеду, – твердо сказал Саладин. – Какой мужчина бросит женщину в такой ситуации?

– Хочешь облегчить совесть?

Он немного помолчал, потом заметил с горечью:

– Да, пожалуй.

Ливви попыталась унять бешеный стук сердца и принять решение. Во-первых, перестать паниковать. Во-вторых, не позволить Саладину взять контроль над ситуацией. Может, в его государстве мужчины берут на себя всю ответственность, а женщины служат лишь для украшения? Тогда ему пора понять, что она прекрасно справляется без посторонней помощи и привыкла обходиться без мужчины: умеет менять пробки и чинить текущий кран. За время своего одиночества она всему научилась, и ей нравится такая жизнь.

Ливви сняла трубку висящего на стене телефона. Тишина.

– Связи нет? – уточнил Саладин.

– Глухо. – Ливви повесила трубку. Вопреки намерениям, она была близка к панике, вспоминая, не забыла ли она зарядить аккумулятор в суете утренних дел, когда покупала елку, вешала гирлянду, пекла пирожки? – Схожу наверх за мобильником.

– Я с тобой.

– Ты что, привык командовать с рождения?

– Думаю, да. Тебе не нравится?

– Нет.

– Твои проблемы, – сказал он, беря свечу.

Они вышли из кухни, и вдруг Саладин почувствовал, что впервые живет по-настоящему. Никто не знает, где его искать, а он застрял в глухой заснеженной английской провинции с рыжей красоткой, которая, он не сомневался, еще до вечера будет принадлежать ему. Забыв печаль и тревожные мысли, Саладин поднимался из высокой просторной гостиной с арочными потолками на второй этаж по широкой лестнице. Он глубоко вздохнул, когда Ливви толкнула дверь спальни.

– Можешь подождать здесь, – с нажимом сказала она.

– Как ученик перед кабинетом директора? – усмехнулся Саладин. – Нет уж. Не бойся, Ливви, мне все равно, если в комнате беспорядок. Кроме того, я достаточно хорошо воспитан, чтобы удержаться от искушения бросить тебя на кровать, если тебя это беспокоит.

– Ладно, заходи, если хочешь.

Тем не менее Ливви испытала чувство гордости, когда распахнула дверь в спальню. Занавески не были задернуты и комната сияла в мистическом, серебристом свете снежных сумерек. На прикроватном столике стояла ваза с гиацинтами, наполнявшими ароматом морозный воздух. Старинная мебель поблескивала в мерцании свечей. Здесь царили тишина и покой – ее рай и одна из причин, почему она не покидала дом и хранила царившие в нем воспоминания.

Ливви подошла к окну и взяла мобильник, с тоской глядя на темный экран.

– Сдох, – констатировала она. – Отправляла фотографии школьной подруге, а тут привезли елку… Придется тебе принести свой из машины.

– Сам решу, когда и куда идти, – рявкнул Саладин. – Никто не смеет приказывать шейху.

– Я не приглашала тебя, – тихо напомнила Ливви. – Мы здесь вдвоем в очень стрессовой ситуации. Не стоит усугублять ее, напоминая о своем ранге.

Он смерил ее грозным взглядом, готовый дать резкий отпор, но вдруг передумал и кивнул:

– Хорошо. Сейчас вернусь с телефоном.

Саладин быстро вышел из комнаты. Его шаги удалялись вниз по лестнице, потом хлопнула входная дверь. Ливви стало не по себе в наступившей неестественной тишине, которую нарушал только мерный стук старинных дедушкиных часов внизу. Она глядела в окно на нечеткую в сумерках фигуру шейха, пробиравшегося к засыпанной снегом машине. Метель не кончалась. Ливви почувствовала облегчение, увидев, что у Саладина хватило ума накинуть кашемировое пальто, прежде чем выйти из дома.

Смахнув снег, Саладин с трудом открыл дверь автомобиля. Ливви пыталась представить, что произойдет дальше. Может, как в кино, штурмовая группа спецназа Джазратана спустится с небес на вертолете? Она с сомнением посмотрела на низкие тучи и плотную пелену снега: погода явно была нелетной.

Ливви натянула толстый свитер и отправилась вниз. Только успела поставить на плиту чайник, как хлопнула входная дверь и послышались шаги. В дверях кухни возникла высокая фигура Саладина. Увидев его, Ливви с неохотой признала, что испытала радость и еще какое-то настораживающее чувство. Облегчение, что самоуверенный альфа-самец остался в доме, несмотря на ее решительный протест? Или причина кроется глубже, в инстинктивной реакции тела? Эта мысль испугала Ливви.

Она почувствовала, как при взгляде на него под толстым свитером напряглась грудь.

– Ну что?

– Удалось связаться с моими людьми. Дороги непроходимы. Сегодня помощи не будет.

Дрожащей рукой Ливви налила кипяток в заварной чайник. Этой ночью они останутся в доме вдвоем. Почему же вместо панического страха сердце бьется от возбуждения? У нее перехватило горло.

– Хочешь чаю?

– Да, спасибо. Как тебе удалось вскипятить воду? – удивился Саладин.

– Плита работает от газового баллона.

«Разговаривая о бытовых вещах, оба думаем о другом», – решила Ливви, глядя в его блестящие глаза.

– Есть хочешь? Я положила пирожки на тарелку, – заторопилась она, заполняя неловкую паузу. – Можем пойти сесть у огня в гостиной.

– Давай помогу. – Внутренне усмехаясь, Саладин взял из ее рук поднос. Обычно его обслуживали слуги: наполняли ванну, приносили утром прохладные шелковые одежды. На дипломатических приемах папки с подготовленными документами аккуратной стопкой возвышались на столе, золотая ручка всегда лежала слева. Его не касалась повседневная рутина, потому что его жизнь не была обычной. Даже на личную трагедию он не имел права: шейху не пристало проявлять человеческие эмоции независимо от того, что он испытывает в душе. Ему хотелось рыдать над гробом Алии, но он не мог показать людям своего горя.

Твердо сжав губы, Саладин прошел с подносом в гостиную, где на фоне окна темным силуэтом возвышалась голая рождественская елка. Глядя, как Ливви усаживается на шелковистый ковер, он чувствовал, что мрачные мысли покидают его. Под толстым свитером он угадывал тонкую фигурку. Всполохи огня в камине бросали ярко-красные блики на ее тициановые локоны. Он мечтал об одном: увидеть ее обнаженной.

Настойчивая пульсация в паху толкала его к решительным действиям. Саладин не сомневался в успехе.