Читать книгу: «Черный торт», страница 3

Бухта

Пока бухта не прославилась, она принадлежала только им.

Шлеп, шлеп, шлеп.

Ни один уважающий себя островитянин не вышел бы на воду в будний день без лодки или доски для серфинга. А вот Кови и Банни могли.

Шлеп, шлеп, шлеп.

Время от времени сюда приходили поваляться на песке кинозвезды и писатели со своими гламурными друзьями, жившие в особняках дальше по берегу. Но в дневное время, когда здесь появлялись девочки, на пляже в основном было пусто.

Шлеп, шлеп, шлеп.

По воскресеньям Кови и Банни вели себя как другие пятнадцатилетние девочки, разгуливая по пляжу в бикини, тыкая палкой в выброшенных на берег медуз, закапывая друг друга по шею в песок, лакомясь жареными рифовыми окунями и лепешками из маниоки, приготовленными на открытом огне Фиши и его женой, а затем ополаскивая пальцы в прибое.

Невозможно было представить себе этот берег без Фиши. Он торговал обедами из свежевыловленной рыбы с тех пор, как отцы Кови и Банни бегали здесь мальчишками. Он видел, как отец Банни ушел воевать за Британию и возвратился из-за моря поднимать двух своих детей, в отличие от тех, кто развернулся и отправился обратно в Англию, или Уэльс, или куда-нибудь еще. Фиши не раз со смешком говорил Кови, что у него на глазах ее папаша вырос из тощего мальчугана в тощего мужика. А теперь эти ребятишки превратились в мужчин, которые, окружив Фиши с бутылками в руках, спорили о независимости острова от британского правления.

Иногда по выходным отец Кови, вместо того чтобы накачиваться спиртным, садился за руль и вез девочек с подружками на дальний водопад. Они бросались в поток, вопя от прикосновения холодных струй. «Посмотри на меня, папа! – кричала Кови. – Посмотри на меня!» Это были хорошие дни. Он, откинув голову, смеялся и хлопал себя рукой по бедру. В такие дни девочка чувствовала, что для папы она важнее, чем кучка вонючих петухов, дерущихся до смерти.

По будням Кови и Банни натягивали купальные шапочки, и Кови возвращалась к своему истинному «я».

Она впервые увидела Банни в плавательном клубе. Кови держалась на плаву, перебирая в воде опущенными вглубь ногами и повторяя про себя строчки стихотворного отрывка, который учила, чтобы рассказать в школе. Как раз в это время вошел друг папы, дядя Леонард, со своей дочерью Банни.

Дядя Леонард отпустил руку девочки и слегка подтолкнул ее к инструктору. «Просто сосредоточься, Банни», – сказал он и отошел в сторону, а Банни сделала несколько робких шагов вперед. Кови никогда не встречала ее раньше, они ходили в разные начальные школы. Но Кови видела, как дядя Леонард в своем белом фургоне подъезжает к их дому за папой. Мама еще была с ними, и каждый раз, когда папа с приятелем отправлялись на петушиные бои, Кови слышала, как она цедит что-то сквозь зубы.

В бассейне Банни с испуганным выражением на круглом лице выполняла все указания инструктора. У нее не было никакой подготовки, но она быстро все схватывала. Однажды на тренировку пришла мать Банни, и девочка улыбнулась ей. Кови, не удержавшись, переглянулась с другими детьми. Они никогда не видели такой ослепительной улыбки. Даже мама Кови не могла похвастать столь безупречными зубами. Со временем Кови заметила, что помимо улыбки Банни обладала еще одним достоинством: она, похоже, не знала усталости в воде.

После занятий по плаванию Банни стала заходить к Кови домой. Девочки, болтая ногами, сидели рядом за кухонным столом и с урчанием в животе ждали, когда Перл, занятая приготовлением ужина, подсунет им по кусочку жареного плода хлебного дерева или по горячей вязкой клецке. Если было еще светло, они убегали на задний двор, ловили ящериц или взбирались на огромное старое миндальное дерево и сидели там, пока мама не позовет их.

Потом Кови сказала Банни, что хочет начать тренироваться в бухте.

– Но зачем? – спросила Банни. – У нас есть бассейн.

– Увидишь, – ответила Кови, глядя в сторону побережья.

– Но это не опасно?

Кови замялась, но по блеску в глазах подруги поняла, что отвечать необязательно.

Самые долгие заплывы происходили, когда отцы уезжали на петушиные бои. Кови и Банни упрашивали соседских парней отвезти их на какой-нибудь дальний пляж. Пока отцы оттирали с долларовых купюр пятна крови, девочки уже стояли на песке и в следующую минуту, скинув туфли и платья, бросались головой вперед в сапфировые волны.

С Банни Кови больше не чувствовала себя единственным ребенком в семье. Ей казалось, что она нашла себе сестру не только на земле, но и в воде. Кови плавала быстрее подруги, однако Банни могла без устали рассекать открытое море по прямой – больше никто из знакомых пловцов не был на такое способен. Если Кови хотелось сравнить с дельфином, то Банни напоминала одну из тех гигантских черепах, о которых рассказывают, что они могут, не сбиваясь с пути, пересечь мировой океан.

Людям нравилось поддразнивать Кови из-за плавания. Она как молния, говорил кто-то. Но в присутствии Банни все помалкивали. По городу ходили слухи. Банни – настоящий идол, которому надо поклоняться. Банни – даппи-победитель⁷. Но потом девочкам минуло шестнадцать, и многое изменилось. Люди начали называть их «юные леди». Кови знала, что именно некоторые думают о юных леди. Что тем следует с бо́льшим уважением относиться к могучей и непредсказуемой стихии. Что хватит рисковать, уплывая в открытое море.

«Это как-то неестественно», – говаривал ее папа.

Когда Кови была еще маленькой, ее отец, сделав пару удачных ставок, пообещал, что потратит эти деньги на плавательный клуб. Папа продолжал вносить плату даже в те времена, когда, по его словам, денег ни на что другое не оставалось, и на протяжении ряда лет Кови оправдывала инвестиции, заполняя полку в своей спальне медалями за плавание. Потом решила, что этого недостаточно.

Отец заблуждался – для Кови не существовало ничего более естественного, чем плавание в море. И пока рядом была Банни, Кови чувствовала: она вправе продолжать делать то, что ей нравится больше всего.

– Объявили заплыв через бухту, – как-то раз сообщила она Банни. – Давай поучаствуем. Посмотрим, сможем ли мы получить спонсорскую помощь для поездки в столицу.

– Заплыв через бухту? – переспросила Банни. – Ты же знаешь, я не люблю состязаний.

– Но мы можем выиграть.

– Нет, это ты можешь выиграть, Кови.

– Но ты попадешь в первую тройку, я уверена. Это же здорово, длинный заплыв – то, что ты любишь. К тому же некоторые из знаменитых пловцов с других островов не осмелятся приехать сюда.

На их острове располагалась одна из самых маленьких стран на Земле, при этом здесь были одни из самых обширных природных бухт. Не стихали разговоры о том, что может скрываться в их водах.

Каждый житель острова имел в запасе свою историю об акулах. Акулах, оставлявших от человека лишь обглоданный торс, который море выбрасывало на берег. Акулах, нападавших на людей в воде, когда кто-то скидывал со скалы дохлую собаку. Акулах, кружащих вдоль песчаных отмелей у южного побережья. Но за всю свою жизнь Кови приходилось видеть лишь акулий плавник в воде, и то считаные разы. Барракуды попадались, это да. А вот рассказы про акул казались не более правдоподобными, чем истории с привидениями, – ты не очень-то им веришь, хотя, бывает, оторопь берет.

Кови была уверена, что сможет уговорить Банни участвовать в этом заплыве через бухту.

– Нас будут сопровождать катера, да? – спросила Банни.

– Конечно, – ответила Кови. – Послушай, если честно, я тоже немного нервничаю, представляя, как все это будет. Но ведь мы плаваем в открытом море здесь, почему же не сумеем проплыть там? Думаешь, тебе не захочется?

Банни покачала головой.

– Тогда не думай об этом, просто поедем со мной.

Кови и вообразить не могла, что не будет участвовать. Не почувствует пузырьков пены на коже, рывком выбрасывая из воды руку; не увидит, как под сияющими небесами постепенно темнеет бирюзовый мир внизу, оттого что море становится все глубже; не ощутит, как соль обжигает губы. Кови мечтала, что ее пригласят на соревнования за рубеж. Она понимала, насколько мал ее шанс уехать отсюда, и все же не хотела его упускать. Потому что Кови действительно собиралась рано или поздно покинуть свой город, даже если мать никогда не вернется к ней.

– Но твой папа… – пробормотала Банни. – Что, если он не согласится?

– Я подумаю об этом потом, – хмыкнула Кови.

Три дня в неделю Кови боролась с волнами, преодолевала свой страх перед акулами, выгоняла из мышц молочную кислоту, всей грудью вдыхая свое будущее чемпионки. Три дня в неделю Банни смазывала лицо жиром, сражалась с ожогами от медуз и изучала карту большой бухты острова. Ибо, куда бы ни направлялась Кови, Банни желала следовать за ней.

Кови и Гиббс

В те времена некоторые парни разрубали остовы выброшенных рыбачьих лодок и делали из них плоские доски, на которых катались по волнам. Иные занимались бодибордингом и серфингом на кусках пенопласта. Они обрабатывали полиуретан и прослаивали его смолой и стекловолокном. Со смехом парни соскакивали с бордов и бегом возвращались на песок. К тому времени, как в родном городе Кови появились фабричные доски для серфинга, она уже была готова попытать счастья в этом виде спорта.

Кови оказалась очень способной. Правда, у нее не было собственного борда, в отличие от Гиббса Гранта. Когда Гиббс стал ходить в плавательный клуб, Кови как раз исполнилось шестнадцать. Он числился среди старших ребят в клубе, хотя в городе появился недавно. Семья Гиббса переехала к родственникам, после того как горнодобывающая компания выкупила землю у его отца. Кови слышала раньше о парне по фамилии Грант, но, увидев его впервые выходящим из раздевалки к бассейну, сразу поняла, что их пути никогда не пересекались. Потому что в противном случае она запомнила бы его.

Кови достигла того возраста, когда мальчишки перестали дергать ее за волосы. Теперь парни шептались, когда она проходила мимо, свистели ей вслед из машин, на вечеринках подходили к ней вплотную, смущали ее, пугали, а иногда пробуждали в ней фантазии. Но ни один из них не подействовал на нее так, как новичок, переступивший в тот день порог клуба.

Пока Гиббс шел к кромке бассейна, Кови посмотрела на него и наткнулась на ответный взгляд. Этот парень скользнул по ней глазами, а ей почудился сильный толчок – и вот она падает, падает, падает в бездонный омут…

Позже он сказал ей:

– Понимаю, почему тебя называют Дельфином.

– Да?

– Ты такая быстрая.

Пожав плечами, она опустила глаза на свои ступни. Как обычно, кожа на ее пальцах была сморщенной от частого пребывания в воде. Кови притворилась, что ее это занимает.

– Парни говорят, ты плаваешь в бухте.

– Ага, мы с Банни.

– Только ты и она?

– В основном да, но не всякий раз.

– Как думаешь, можно мне иногда приходить туда и плавать вместе с вами?

– Если ты хороший пловец, – с улыбкой глядя на него, сказала Кови.

– Я хороший пловец, – усмехнувшись, отозвался Гиббс.

Он присоединился к ним уже на следующей неделе. А однажды принес доску для серфинга. Кови захотела немедленно ее опробовать, а Банни сморщила нос. Именно этот интерес к серфингу стал для Гиббса и Кови поводом видеться друг с другом без клубных друзей или школьных товарищей, избегать любопытных глаз родителей.

В первый раз пробравшись через густой кустарник к бухточке, где катались серферы, Кови и Гиббс натолкнулись на троицу мужчин-растаманов. Старший из них бросился в воду, и в следующий миг перед Кови предстало потрясающее зрелище: он с развевающимися полуседыми дредами взлетает на гребень волны и на полной скорости резко меняет направление.

Настал черед Кови встать на борд Гиббса. Мужчины откровенно пялились на нее, пока она, миновав узкую полоску песка, пробивалась через буруны и взбиралась на борд. Кови на всю жизнь запомнит, какие чувства переполняли ее, когда она впервые утвердилась на доске для серфинга. В памяти навсегда останется и ликующий возглас Гиббса, предшествовавший ее падению, и мысль, что она, Кови, испытывает восторг не только от самого серфинга, но и от сознания того, что Гиббс наблюдает за ней.

Не забыть ей и чувства удовлетворения, охватившего ее, когда при следующей встрече на берегу взрослые серферы-растаманы лишь приветливо кивнули им, продолжая заниматься своими делами.

Кови не говорила Банни о том, что она занимается серфингом с Гиббсом. В конце концов придется что-то сказать, и Банни в ответ улыбнется: «О-о, правда?» Однако Кови знала, что та будет ревновать. Она поняла это, заметив, какими глазами Банни украдкой смотрит на Гиббса. Ее догадку подтверждали и другие наблюдения: вот Банни будто случайно прикасается к ее лицу, помогая ей натянуть резиновую шапочку; вот кладет голову ей на колени, когда они после плавания отдыхают на пляже, дожидаясь, пока солнце высушит их купальники. Кови не хотела причинять Банни боль. Та была ее лучшей подругой. Для Кови это означало все. Но Банни этого было мало.

– Класс! – прокричал Гиббс, когда Кови выбежала из воды после того первого заезда на борде. А чуть позже, когда они сидели на полотенце, собираясь съесть ананас, купленный у разносчика, заявил: – У тебя настоящий талант, девочка-дельфин.

– О-о, что ты делаешь? – спросила Кови.

– А что? – удивился Гиббс.

Одной рукой он придерживал ананас, положив его на бедро и вспарывая ножом сбоку.

– Ты пытаешься убить этот ананас? Зачем ты его так разрезаешь? Дай-ка сюда. – Кови взяла ананас и поставила его на полотенце верхушкой кверху. – Говоришь, ты из этой страны? Не верю.

– Ну, это всего лишь перочинный ножик, он маленький.

– И в таком случае это первая твоя проблема.

– Что? По-твоему, я должен бродить по берегу с огромным кинжалом на тот случай, если наткнусь на ананас?

Кови поджала губы, но потом они оба рассмеялись, и Гиббс повалился на песок. Кови старалась не пялиться на его торс, сверкающий на солнце. Придерживая ананас, она принялась срезать с него кожуру, обнажая желтую мякоть с темными вкраплениями. Потом она разрезала плод по диагонали, понемногу выковыривая из него ножом эти вкрапления. С маленьким ножом Гиббса времени на это ушло порядком. И Кови была этому рада.

– Скажи, – начал Гиббс, – что ты собираешься делать после окончания школы? Будешь давать уроки плавания, как Банни?

– Ну, прежде всего я хочу выиграть эту гонку через бухту и, да, хочу продолжать плавать. Еще планирую поступить в университет. Может быть, сумею уехать в Англию. Возможно, займусь математикой. Я хорошо считаю, как мой папа.

Кови заметила промелькнувшее на лице Гиббса выражение. Она догадывалась, о чем он подумал. Так думает о ее отце большинство людей.

– А ты? – поинтересовалась Кови.

– Я точно поеду в следующем году в Лондон. Собираюсь изучать юриспруденцию, – ответил Гиббс.

Кови почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Они оба могут оказаться в Британии…

– Юриспруденцию? – переспросила Кови. – Ты имеешь в виду преступников и все такое?

– Я больше подумываю о правах человека. Понимаешь, иногда права людей нарушаются. Как в моей семье.

– Правда? А что случилось?

– У моего отца была ферма, ты это знаешь. Но ее отобрали. Вот почему нам пришлось переехать.

– Я думала, какая-то крупная компания купила землю у твоего отца.

– Во всяком случае, так это называлось. У папы не было выбора. Они заплатили столько, сколько сочли нужным. Потом заставили всех съехать. Целую деревню.

Кови молча смотрела на Гиббса. Она не знала, что так бывает.

Он взял у Кови кусочек ананаса.

– Если поедешь в Лондон, то вернешься сюда, как думаешь? – спросила она.

– Не «если», а «когда».

Всякий раз, встречаясь с Кови, Гиббс настойчиво повторял, что для его будущего главное – это уехать с острова. Об остальном он подумает потом. В какой-то момент он перестал говорить только о своем будущем и начал говорить о жизни вместе с Кови.

Мы, стал он говорить. Мы.

Гиббс, плечи которого были столь же широкими и смуглыми, как ветви дерева гуанго.

Гиббс, от прикосновения рук которого по телу Кови разливался жар.

Отец Кови запрещал ей оставаться с парнями наедине, но Кови и Гиббс всегда находили для этого предлог. Плавательный клуб, дискуссионные группы, а летом репетиции перед празднованием Дня независимости. Они жили в городке, окруженном спокойными бухтами и густой пышной растительностью. Парочке тинейджеров несложно было найти место для уединения, и, подобно всем предшествующим поколениям, они были захвачены юношеской любовью.

Кови и Гиббс, рука об руку шагающие через буруны.

Кови и Гиббс, целующиеся в морской пещере.

Кови и Гиббс, льнущие друг к другу, исследующие тела друг друга и нашептывающие обещания.

Лин

Нелегко ему приходилось с Кови. Мало того, что она была девочкой. Когда Кови повзрослела, стало ясно, что она унаследовала глаза, грудь и зубы своей матери. Местные мужчины уже присматривались к ней, не говоря о жене одного из поставщиков Лина, которая, как все знали, была такой. Но хуже всего – то неуважение, какое дочь начала выказывать к отцу.

Когда подросшая Кови поняла, что мать не вернется домой, она стала проявлять непослушание, приходила из школы позже обычного. В последнее время она втолковывала Лину, что после школы занималась с подругой или ходила на дополнительную тренировку в бассейне, но он-то догадывался: дочка что-то скрывает. Войдет, бывало, в дом с тем особым выражением на лице, и Лину сразу ясно: тут замешан парень. Но Кови все отрицала.

Однажды вечером у Лина лопнуло терпение, и он схватил Кови за волосы. Вот тогда он и сообразил, что именно происходит.

– Что это? – вскричал он.

Конский хвост на голове Кови задубел от соли. Она снова плавала в море после школы. Лин запретил ей это, и все же глупая девчонка бегала на пляж после занятий. И лгала ему.

– Ты с ума сошла? – вспылил Лин. – Разве мы не говорили об этом раньше? Ты хоть понимаешь, что с тобой может случиться, если ты будешь ходить туда одна?

– Ничего со мной не случится, – ответила Кови, взяв манго и проводя острием ножа по его кожуре.

– И ты права, Ковентина. С тобой ничего не случится, потому что ты туда больше не пойдешь.

Бросив на отца косой взгляд, Кови отвернулась. В дни молодости Лина девочка не посмела бы с таким пренебрежением посмотреть на отца. В наши дни повсюду царят эти свободные нравы. На прошлой неделе Кови сшила себе новую юбку или, лучше сказать, новую полоску ткани, прикрывающую едва ли половину зада. Кови сказала, что все девушки носят такие юбки. Лин сразу же пресек это дело, заставив дочь выпустить подгиб на подоле. Однако мир двигался именно в этом направлении.

– Во всяком случае, ты меня не остановишь, – заявила Кови, отделяя кусочек манго от косточки, и проглотила его целиком.

Вот такие дела. Лин вытащил из брюк кожаный ремень и, размахивая им в воздухе, преподал Кови урок. Или надеялся, что преподал. Кови не ведала страха. А бесстрашная девушка без матери или мужа, способных держать ее в узде, – опасная штучка.

Шторм

В сентябре 1963 года экипаж реактивного лайнера, летевшего из Португалии в Суринам, заметил зону значительного возмущения у западного побережья Африки. Затем последовали сообщения с судов, плывущих вблизи восточного побережья Малых Антильских островов. К тому времени как широкой общественности была представлена первая метеосводка об урагане «Флора»⁸, шторм подошел к Тринидаду и Тобаго и начал свой смертоносный путь через Карибский бассейн.

В те времена жители родного городка Кови не ведали о приближении урагана до того момента, как он накроет их, хотя островитяне знали, что наступил сезон больших штормов. Тропический шторм, всего лишь задевая какой-нибудь остров, уничтожал посевы, разрушал линии коммуникации, уносил человеческие жизни.

В субботу 5 октября 1963 года трое тинейджеров плыли через Лонг-Бей, а двое других следовали за ними в небольшой лодке. Ни один из них не хотел признаваться, как он напуган. Ураган налетел быстрее, чем они ожидали, и лодка уже один раз перевернулась.

В двух милях от берега Лин загонял кур в гараж. Курятник уже шатался от ветра. Школы были закрыты, дороги заливала вода вперемешку с грязью. Кови же торчала у Банни и еще не появлялась, хотя Лин велел ей вернуться к обеду. Зазвонил телефон. Это был отец Банни, Леонард.

– Лин, у нас дорога залита водой. Ты не мог бы подвезти Банни к углу на полпути? Я подойду и сам провожу ее домой.

– Банни? – переспросил Лин. – Банни здесь нет. Она разве не дома?

– Нет. Я думал, они с Кови у тебя, – сказал Леонард.

– О-о, черт!

– О-о, боже правый!

Лин подхватил Леонарда на углу, и они поехали к берегу. К счастью, дороги были по большей части пусты, лавки и прочие заведения позакрывали в ожидании шторма, но из-за подтопления машина двигалась медленно.

– Что, если их там нет? – говорил Лин, пока они ехали вдоль пляжа.

– Где им еще быть? – откликнулся Леонард. – Уж эта твоя дочь…

– Моя дочь? А как насчет Банни?

– Банни ходит за Кови хвостом. Ты ведь знаешь, какое влияние имеет на нее Кови.

Лин придержал язык. Были вещи, которые один отец старался не говорить другому, чтобы не разрушить дружбу.

Тут он заметил на песке бутылку лимонада и обувь; ветер разметал вокруг разноцветные платья и рубашки. Лин с Леонардом подбежали к воде, успев промокнуть до нитки. Лин, вглядываясь в завесу дождя, увидел каноэ, в борта которого с силой бились волны. Перед лодкой маячили трое пловцов, резко выбрасывающих руки сквозь водяные брызги. Он узнал желтую купальную шапочку Кови.

Лин включил фонарик и посигналил группе. В этой ситуации ничего больше не оставалось, как только затаить дыхание. Право, природа сыграла с человеком злую шутку, хуже не придумаешь: чтобы сделать его настоящим отцом, она вселила в него мучительный страх за ребенка. Они с Леонардом закричали, когда лодку накрыла высокая волна, расшвыряв пловцов и гребцов в разные стороны.

Когда волна схлынула, Лин насчитал пять голов. Кови в желтой шапочке пыталась ухватиться за борт каноэ. Они почти добрались до берега, но, если не поторопятся, следующая большая волна превратит их лодку в метательный снаряд.

Слава богу, она очень сильная девочка, эта Кови. Наконец она встала на дно, и, когда над водой показались ее колени, сердце Лина наполнилось такой гордостью и счастьем, что у него защипало в глазах и в носу. Потом им овладела ярость. В свои шестнадцать Кови была одного роста с ним, но Лин схватил ее за руку, как непослушного ребенка, и потащил к машине.

– Давай залезай внутрь! – велел ей Лин. Он бросил взгляд через плечо на Гранта, старшего в группе. Слишком красив, да на пользу ли ему это? – Головой надо было думать, Гиббс Грант!

– Да, сэр, – откликнулся тот, потупившись.

У Лина все внутри перевернулось от взгляда Кови, устремленного на этого мальчика.

– «Да, сэр», – передразнил его Лин. – «Да, сэр»? Это все, что ты можешь сказать? Ты здесь старший, должен был взять на себя ответственность.

– Нет, папа! – прокричала Кови. – Это я всех позвала сюда!

– А ты, юная леди, помолчи.

Гиббс посмотрел на Кови, потом, высоко подняв голову, перевел взгляд на Лина:

– Вы правы, мистер Лин, всю ответственность я беру на себя.

И в этот момент Лин разглядел в осанке и развороте плеч Гиббса, в сверкании его больших глаз все то, что такой парень может дать его дочери. «Черт побери!» – подумал Лин.

В те выходные ураган «Флора» нанес ущерб острову на двенадцать миллионов долларов. Погибло более десятка человек. Кови запретили встречаться с Гиббсом, ее с Банни на месяц посадили под домашний арест, не разрешив в том числе посещать бассейн. Но Кови была влюблена в Гиббса, Банни влюблена в Кови, и они были слишком юны, поэтому им не приходило в голову, будто что-то может надолго разлучить их.