Читать книгу: «Хождение нахов к пророку», страница 2

В любое время дня и ночи воин должен был быть готов к битве, к любому повороту событий, уметь маскироваться, вести бой с превосходящими силами противника и, самое главное, в случае ранения оказать моментальную врачебную помощь как себе, так и товарищам. Чтобы воин выжил при проходящих ранах, ему не следовало быть слишком сытым. Но так как голодный воин также имел мало шансов на длительность боя, то еда должна была быть очень питательной. Для этого у любого воина при себе имелся походный паёк: это сушёное мясо, предпочтительно конина; кусок солёного сала, в основном курдючного, из особых пород овец, и мешочек особой муки – цу³⁵. Изготавливали такую муку по особому рецепту – из кукурузы и диких груш. Предпочтение отдавали грушевой цу, а то и перемешивали с кукурузной. Сначала сырьё высушивали, затем жарили в специальных печах (кюрк), далее мололи. Небольшая горсточка такой пищи давала необходимую силу горцу как в бою, так и в длительных походах.

Военному искусству мальчиков учили с самого детства. Наряду с владением оружием и тактикой боя учили искусству врачевания (разбираться в целебных травах), охотиться (знать повадки всех зверей и птиц), лазать по отвесным скалам, плавать, ориентироваться ночью по звёздам. Особые знания получали по уходу за своим конём. Часто устраивались скачки, победителей всегда ждала хорошая награда. В скачках не только нужно было прийти первым, но и показать удальство, то есть джигитовку. На всём скаку джигит гнал скакуна на край пропасти и, не доезжая несколько шагов, резко мог развернуться и поскакать обратно. Небольшие пропасти лошади могли преодолеть спокойно. Но если пропасти были пошире, конь мог испугаться, поэтому ему завязывали глаза. Сверхособая и рискованная отвага. Высшей степенью удальства считалось на всём скаку из лука попасть точно в намеченную цель. Метать могли и кинжалы, то есть брали за остриё клинок и бросали, в том числе и по движущейся цели, промах был исключён.

В каждом ауле был свой учитель, а то и не один. Учитель после определённого времени учёбы забирал детей и уходил в предгорье с густыми лесными зарослями и в горы. С собой брали только оружие, а остальное мальчишки должны были добывать сами, то есть еду как для себя, так и для коней. Особо отличившиеся парни в последующем могли претендовать на место в отряде бессмертников.

Самым главным и важным праздником было посвящение мальчика в мужчину. После обучения и по достижении пятнадцати лет подросток уже считался мужчиной и защитником очага, аула, страны. Всех, достигших этого возраста, собирали и официально вручали кинжалы. При получении такого оружия каждый должен был дать торжественную клятву верности долгу мужчины и воина. Праздновали этот обряд пышно, приносили в жертву какую-нибудь живность по возможности, начиная от домашней птицы и заканчивая быком. Все праздники у нахов – победа в бою, начало и конец посева, окончание сбора урожая и многие другие – сопровождались ритуальными плясками во главе со жрецами. Церемония проходила таким образом, что и стар и млад собирались в круг и совершали быстрые, ритмичные движения языческого танца, выкрикивая священные слова богам, со всякими призывами и просьбами, тем самым прогоняя злых духов.

Кёри подошёл к Канташу. Он с молодой женой пока жил с родителями. Согласно обычаям, у нахов последним хранителем очага становился младший сын. Каждый, создавая семью, должен был обзавестись своим очагом. В основном это было делом родителей, особенно отца, в задачи которого входило создание таких условий. Но могли и братья договориться между собой, если у младшего появлялось желание жить отдельно. Родители в старости оставались у родного очага, и уход за ними становился обязанностью того, кто оставался с ними. При таком раскладе спорных вопросов по наследству у нахов не существовало³⁶.

Канташ внимательно выслушал брата, кивнул и подошёл к Шадиду.

– Шадид, отец дал добро ехать и нас обоих просит к себе.

– Ну пойдем, – ответил с чуть заметной улыбкой Шадид.

Они пошли к Сурхо. Тот стоял с жителями аула и о чём-то, жестикулируя, разговаривал. Видно, беседа была серьёзная.

Шадид остановился. Прерывать Сурхо было решительно нельзя, надо подождать, пока он сам их не увидит.

– Что делать-то, Канташ? Время-то идёт, – тихо произнёс Шадид.

– Давай ждать, думаю, он нас заметит, а может, уже заметил. Это не какие-то переговоры. Он просто беседует.

Не успел Шадид и слова произнести, как Сурхо резко закончил разговор, повернулся и подошёл к ним.

– Ну что, я думаю, вы готовы?

– Доброе утро, Сурхо, – поздоровался Шадид.

– Доброе утро, доброе… – ответил Сурхо.

– Да, конечно, мы всегда готовы. Ждём твоего распоряжения. С Канташем поедет несколько человек. Дорога хоть и близкая, но нелёгкая, – сказал Шадид и посмотрел на Канташа, который молчал, хотя и должен был докладывать.

– Это хорошо, я в вас не сомневаюсь. Шадид, хочу попросить тебя поехать с ними, – Сурхо замолчал, собираясь с мыслями.

– Но я…

– Никаких «но», это уже решено, – перебил он Шадида, – с нами останется Муслу. Меня известили, что туда держит путь и аккинский³⁷ предводитель Алимбек из ГIазар-ГIала³⁸. Канташ, ты передашь ему моё приветственное послание и скакуна в подарок от меня.

– Хорошо, отец.

– Ты иди, собирайся в дорогу, а я с Шадидом переговорю.

Канташ быстро развернулся и пошёл выполнять поручение. Тем временем Сурхо немного отвёл в сторону Шадида, взял его за локоть и стал говорить.

– Шадид, Канташ ещё молодой, но, как понимаешь, уже пора его женить. Алет – говорят, хорошая партия для нас. Молодые друг друга хорошо знают, и мать³⁹ его довольна таким союзом. Но тут есть одно обстоятельство: её отец – аккинец Тута, ближайший родственник Алимбека. Хотя мать моих детей тоже аккинка, но договориться с ними о родстве очень трудно. Конечно, мы – один народ, одна семья, но без некоторых противостояний не обходится. Мне с огромным трудом удаётся сохранять единство нашего народа. Ты сам свидетель, я иногда становлюсь судьёй между противоборствующими сторонами, даже между родными братьями. Очень сложно находить общее согласие, но надо, иначе наши враги нас уничтожат или всех превратят в рабов. Так слушай. Там ты должен от моего имени встретиться с Алимбеком и передать ему пожелания. Так и скажи, что я хочу с ними породниться. У наших детей появилось сильное желание укрепить дополнительно наше родство, и мы должны им в этом помочь. Пусть затем переговорит с Тутой сам. Думаю, что слово Алимбека для него будет важным звеном в принятии решения в нашу пользу. Привезёшь мне ответ, чтобы я мог немедленно послать сватов. Всё понял?

– Да, конечно, Сурхо. Это очень ответственное поручение, а справлюсь ли я? Я никогда не участвовал в таких важных переговорах, – в растерянности заявил Шадид, действительно не зная, как ему быть.

– У тебя получится, я знаю, – окончательно поставил точку Сурхо, как будто прочитал его мысли. – Можете ехать, счастливого пути. Обратно поедете завтра, сегодня не успеете. Ночи тёмные, и не надо рисковать.

Сурхо развернулся и опять пошёл к людям, собравшимся увидеться с ним.

Шадид стоял растерянный. Тем не менее приказ получен, и его надо выполнять. «Всему надо в этой жизни учиться», – подумал он и пошёл готовиться в путь.

Желающих ехать было много, но Канташ выбрал лишь десять человек. Подошёл Шадид и попросил Канташа взять ещё пятерых. Вскоре они тронулись в путь.

Глава 3
Хазарский каганат

Есть вещи и хуже войны: трусость хуже,

предательство хуже, эгоизм хуже.

Эрнест Хемингуэй

Столица Хазарии Семендер⁴⁰ – город изумительной красоты – находилась на пересечении торгового пути и являлась крупным торговым центром того времени, богатым своим убранством, садами, виноградниками.

Все караваны направлялись на Ближний Восток только через Семендер. Хотя и считалось, что город расположен на берегу реки Терек, он находился чуть поодаль от реки. При строительстве были предусмотрены все рычаги для защиты от вторжения врага. От столицы вплоть до реки Терек был проложен подземный тоннель, и не один. Сам город был защищён специальными шлюзами. Шлюзы были установлены и на берегу Терека. Подземный ход как раз имел к ним доступ. В случае приближения противника шлюзы открывались, и огромный поток воды затоплял всю территорию на подступах к городу. Ни пехота, ни тем более конница не могли даже приблизиться к городу, так как застревали в земляной жиже.

Столица обнесена высокими глинобитными стенами. Внутри располагался огромный рынок, куда стекались люди со всего Кавказа, Азии, Ближнего Востока, Европы – в общем, со всех концов света. Рынок – это особое место в городе, которое представляет собой большой майдан. Огромные плотные торговые ряды – продовольственные, вещевые – и скотный двор.

В конце рынка находилась площадка, где проходили невольничьи торги. Прежде чем выставлять на продажу, рабов тщательно готовили: откармливали, мыли и облачали в лёгкую одежду, чтобы все части тела выделялись отчётливо, особенно при торговле женщинами, чаще молодыми девушками. Происходила и продажа детей. Когда хазары узнали, что в арабских странах за евнухов дают высокую цену, начали готовить таких мальчиков. Если по какой-либо причине рабы не продавались, в том числе и дети, по некоторым религиозным праздникам их приносили в жертву.

Место для стоянки и отдыха купцов со своими караванами представляло собой огромный гостиный двор и по приказу кагана строго охранялось. Обидеть или обворовать купца считалось преступлением. Здесь же купцы нанимали охрану для сопровождения караванов в любую сторону, особенно на Восток и в Азию. Предпочтение всегда отдавалось нахам. По мнению почти всех купцов, нахи считались самой надёжной охраной, ибо все знали, что если нахи сопровождают груз, то он будет доставлен до места назначения без приключений. Если и происходили нападения со стороны разбойников, то они были обречены на провал. Нахские отряды сопровождения караванов по договорённости между собой менялись в определённых местах торгового пути – это районы Оьринбёрга⁴¹, Семендера и Дербента.

Жилая часть города была густонаселённой, тут можно было услышать говор разных народов. При въезде в глубь города дорога становилась широкой и переходила в тракт, в конце находилась хорошо укреплённая и охраняемая резиденция кагана с высокими стенами и огромными воротами, которые могло открыть только несколько человек. С правой стороны резиденции возвышалось строение не меньше, чем у кагана, принадлежавшее беку. Постройки вокруг резиденции представляли собой казармы, конюшни и дома огромной свиты придворных и военачальников.

Каган вставал всегда рано, с криком первых петухов. Тут же в движение приходила вся прислуга, а также многочисленные жёны и наложницы. Предпочтение по ухаживанию за каганом кроме слуг с утра отдавалось именно молодым жёнам и наложницам. После всех церемоний подавался завтрак, и несколько слуг в присутствии охраны и доверенных лиц пробовали каждое поданное блюдо и напитки. Каган и даже бек боялись покушения на их жизнь. После трапезы в сопровождении всей свиты каган проходил в огромный зал, где в конце на высоте пяти ступенек находился трон.

Когда Джебу-каган усаживался, кроме личной охраны и доверенных лиц, все покидали зал. Каждый чиновник – министры, военачальники – начинал свой доклад по вопросам государственных дел каганата. Всем необходимо было стоять. Сесть поодаль во время официального приёма разрешалось только старшей жене – матери сына Шада.

Со временем власть бека в каганате стала укрепляться. Это стало поводом, что рядом с каганом стал садиться и бек.

Шад был уже полководцем, участвовал в нескольких сражениях и военных походах. Показал себя отличным воином и стратегом. Джебу-каган гордился сыном и всегда прислушивался к его мнению в решении разных вопросов.

Бек Булан относился к такому положению дел с толикой ревности, так как считался вторым лицом в каганате. В его обязанности входила оборона, хотя командование войсками каган доверил сыну. В каганате с ним считались как с царём. Более того, каган часто уединялся с сыном, и их секреты беку были неизвестны, что служило дополнительным поводом для его волнения и ревности.

Шад был не согласен с тем, что по титулу бек чуть ли не выше самого кагана. Тем более что на его глазах авторитет и роль Булана на политической арене государства росли.

Выслушав все доклады, Джебу-каган отдал распоряжения некоторым министрам и махнул рукой. Это означало, что все должны покинуть зал, кроме Булана и Шада.

– Булан, что там в горах? Какие новости? Говорят, какая – то суета среди алан… – Каган задержал свой пристальный взгляд на беке.

– Великий Джебу-каган, какая бы суета ни была, всё под твоей властью, – с лестью, чтобы немного смягчить нрав кагана, ответил бек. – Сурхо, говорят, собирается женить сына. Ещё скоро намечается заседание Мехк-кхела, на котором собираются обсудить какой-то важный вопрос.

– Какой важный вопрос? Почему мы не знаем об этом? Надеюсь, тебе, как соплеменнику, они доверяют?

– Думаю, да. Узнаем, день-другой – и узнаем, Великий, – спокойно ответил Булан. Ему хотелось показать себя более осведомлённым перед каганом, тем более в присутствии Шада.

– Сын Сурхо ещё служит у тебя?

– Конечно. Он отличный воин, но молчалив. Из него ничего невозможно вытянуть. У меня другие осведомители, – как бы хвастаясь, ответил бек.

– Может, у Сурхо обида на нас, что сын погиб в походе?

– Не думаю, – ответил бек, – ни один воин от этого не застрахован. Сурхо сам воин и, уверен, понимает это.

– Я тогда просил щедро одарить родителей…

– Да-да, Великий, мы всё сделали тогда. Сурхо сам не принял дары, мы отдали их Дадашу, – ответил бек, – но потом я слышал, что Сурхо приказал раздать всё бедным и сиротам.

– Благородно. Ну а ты что скажешь, Шад?

– Да, Великий, скажу, – Шад вмиг собрался с мыслями. – Мы же живём в мире с нахами, особенно с равнинными. Почти вся наша армия состоит из нахов. Булан пользуется среди них огромным авторитетом, они ему доверяют как сородичу. Всех тукхумов и тайпов устраивает этот мир. По сути, мы – одно государство, только вот нашхи, дишни, аккинцы, мялхи, гIалгIай⁴², адыги, осетины и многие другие – всех перечислять не буду – считают себя отдельным Аланским государством. Я имею в виду горную часть. Они с нами торгуют, как соседи живут в мире, очень много их воинов, особенно нахов, в рядах нашей армии охотно участвует в походах. Один Дадаш чего стоит: отличный воин, стратег, пользуется огромным уважением в армии.

Но тем не менее многие нахи считают себя хозяевами Кавказа, и их земли простираются вплоть до реки Москови⁴³. Вот они и наводят смуту.

– Они что, думают, потеряли этим славу? – раздражённо спросил каган.

– Вроде так. Сейчас камнем преткновения служит вера. Кто-то с нами, кому-то по душе христиане, особенно аккинцам, гIалгIай и осетинам. Некоторые, в том числе и Сурхо, склоняются к мусульманам… – Шад замолчал.

– Хотел бы добавить, – вмешался бек в разговор, – если можно.

– Говори, – приподнял палец в знак одобрения каган.

– Я пытался поговорить с Дадашем о вопросах веры, но он отмалчивается. Слышал, что они с Сурхо много спорят. Сурхо решительно против нашей веры. Они-то язычники, но некоторые нахи начали определяться с единобожием. В каганате этих проповедников со всех концов света много, пока мы их не трогаем. Сам Сурхо почему-то молчит, не знает, видимо, что делать. Аккинцы, осетины и часть гIалгIай начали исповедовать христианство, как сказал Шад. Я подозреваю, что Сурхо пришлось по нраву мусульманство. Он уже имел тайную беседу с арабом, который находится здесь со своим караваном. Он торговец, и неплохой. Сейчас арабский купец проповедует ислам, это вероучение на востоке ещё не укрепилось окончательно. Там идут нескончаемые военные столкновения между племенами. Тем не менее Мухаммед (да благословит его Аллах и приветствует) как новый Пророк с трудом, но укрепляет свои позиции.

Каган опять поднял палец, в знак того, чтобы все замолчали. В зале воцарилась тишина. Помолчав, обдумывая какое-то решение, он начал тихо говорить:

– Мы не можем этому помешать. Было бы хорошо, если бы они были с нами одной веры. Тем более что основная масса на равнине, особенно те, кто в армии, придерживается нашей веры. Так?

– Да, так, – ответил бек.

– Надо узнать, что там с женитьбой, и посетить Магас или Нашха, где они будут играть свадьбу. Это я поручаю тебе, бек. Одарите хорошо Сурхо и его сына, в том числе и рабами. Девушек выберите самых красивых.

Каган замолчал и снова о чём-то задумался. Поглаживая бородку, он смотрел в одну точку на полу. Опять поднял палец, обозначая внимание присутствующих. Булан и Шад были полностью сосредоточены на том, что скажет сейчас каган.

– Тебе, Шад, так как ты в дружеских отношениях с Дадашем, поручение. – Каган опять замолчал и, недолго подумав, продолжил: – Тебе надо попасть на эту свадьбу. Пить и веселиться они любят, там и узнаешь, что затеял Сурхо. Надеюсь, что совет состоится до свадьбы. Если они что-то против нас замышляют, мы немедленно примем меры.

– Я понял, отец. Будет исполнено, – решительно заявил Шад. – Думаю, мы узнаем об их планах до того, как они исполнят задуманное. Осведомители работают хорошо, мы их одариваем, повышаем чином. Только вот с горными аккинцами немного сложнее, они явно к нам недружелюбны. Да они и внутри своего государства стараются жить более самостоятельно. Сурхо в родстве с ними, его жена аккинских кровей. Теперь и сын хочет с ними породниться. Такая причина немного сдерживает их, чтобы не поругаться между собой.

– Да-да, это хорошо, что осведомителей много, – перебил его каган. – Надо им помочь в раздорах. Ясно?

– Да, конечно. Это хорошая мысль, отец.

– Можно я скажу? – бек опять попросил слова.

– Говори, Булан! – Каган посмотрел на бека.

– Великий Джебу-каган, ты владыка могущественного государства, которое простирается между двумя морями, – как обычно с лести начал бек. – По твоему поручению укрепление нашего государства идёт так, как ты и задумал. С северными областями, которые ранее принадлежали аланам, вопросов не возникает. Они добровольно передали нам правление. Все народности по всей территории обложены данью. Кое – какие трудности у нас южнее. Особенно хочу сказать о Сарире⁴⁴. Я и ранее докладывал, но сейчас хочу остановиться на некоторых подробностях, если вам угодно, Великий.

– Говори! – повелел каган, который внимательно слушал.

– Так вот, – продолжил бек, – сейчас возглавляет Сарир авараншах Бахрам Гур…

– Я это знаю, дальше, – перебил его каган.

Булан немного растерялся от неожиданности. Обычно каган никогда не прерывал его, и беку было непонятно такое его поведение. «Не Шада ли это работа?» – подумал он.

Каган заметил, что бек в растерянности, и добавил, как бы успокаивая его:

– Не волнуйся, ты был в отъезде, когда я посылал к нему посла. Мы не успели тебя поставить в известность. Я тебя слушаю.

– Да, понимаю, – продолжил Булан, – я не знал, и Шад мне ничего не сказал, – уже с какой-то скрытой злостью вымолвил бек. Так впросак он ещё не попадал.

– Продолжай, слушаю тебя внимательно, – повторил каган.

– Я узнал из своих источников, что авараншаха Ба-храм Гура послал в Сарир с назначением шах Персии Хосров Ануширван, хотя сейчас его уже нет. Сейчас на престол Персии возведён его малолетний потомок Йездигерд III. Тем не менее Бахрам Гур – правитель Сарира. Он готов жить с нами в мире, но не в составе каганата, как многие нахи.

На миг воцарилась тишина. Каган беглым взглядом смотрел то на Шада, то на Булана, видимо, собираясь с мыслями.

Наконец после некоторой паузы каган продолжил:

– Я не сомневаюсь в том, что со временем мы объединим все племена в одно наше государство. Хазария для всех станет родиной. Для этого нам сейчас надо проводить политику мира с нахами, они сильны, и их большинство на Кавказе. Пока это родство будем строить с теми, кто на равнине, а с горцами – по их желанию. Ни Сарир, ни тем более Аланию трогать не будем. Власть и деньги – не последний, а даже самый главный рычаг управления. Надо нахов выдвигать по службе, увеличивать жалованье и после каждого похода одаривать хорошо, особенно отличившихся. Приглашать в армию горцев. Дадаш ведь служит, и неплохо. Пусть ему и ему подобным завидуют. Такое объединение нахов сделает нашу страну сильной державой. В этом у меня, да и у вас, я думаю, нет сомнений. Булан, это задание я возлагаю на тебя, так как ты лучше знаешь свой народ. Более того, тебя уважают, тебе доверяют, вот и действуй. Лучше тебя с этой задачей никто не справится.

– Будет сделано, великий каган. Спасибо за доверие, – ответил Булан.

После сказанного каган сделал еле заметный жест рукой, вернее, кистью руки – и Шад и Булан покинули зал.

За массивной дверью в ожидании приёма стояло бесчисленное множество послов, купцов и прочего люда со всех концов света. Многие – с дорогими подарками от своих властелинов. Каган лично принимал жителей страны по разным вопросам, особенно спорным. Решение, каким бы оно ни было, считалось окончательным. В покоях появились многочисленная прислуга и рабы. Каган к принятию просителей готовился тщательно, чтобы всё сверкало и блестело. Великолепие убранства и красота должны были произвести огромное впечатление на гостей.